"Хоббит" на новый лад или Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

      Утром я пролежала внутри спальника так долго, как было возможно. За миской каши пробиралась бочком и ела не поднимая глаз. Потом так же бочком, стараясь не попадаться на глаза Фили, пробралась к машине. Кили заметил мои маневры и, подмигнув, пропустил меня на заднее сиденье, пока старший собирал вещи. Я забилась в угол и загородилась рюкзаком. Когда Фили сел в машину, осторожно вытянула шею и проверила, на месте ли шнурок. Он по-прежнему был вплетен в косичку. Почему-то это меня немного успокоило.       День выдался пасмурным, после обеда начался дождь. Дворники на лобовом стекле постоянно были включены и раздражающе мелькали перед глазами. В боковые окна смотреть было практически невозможно из-за стекающих капель, картинка плыла и двоилась, как на полотнах новомодных художников. Изображение складывается, если смотреть издалека, а вблизи картина кажется просто нагромождением цветных пятен.       Стало сыро и неуютно даже в машине. Фили включил печку. Убаюканная теплом, мерным шелестом шин по мокрой дороге, послеобеденной сытостью и бездельем я, в конце концов, задремала и проспала до ужина.       Ужинали мы не выходя из машин. Дождь продолжал лить, развести костер было невозможно. Наскоро перекусив мясными консервами с галетами, поехали дальше, несмотря на сгущающиеся сумерки. Торин решил, что разбивать лагерь под дождем смысла нет, а пока дороги хорошие, можно передвигаться и в темноте. Кили начал ворчать, что хочет спать лежа, а не сидя. Тогда я робко заикнулась про то, что выспалась и могу освободить место для него. Он тут же согласился. Фили остановил машину. Мы поменялись местами. Взяв с брата обещание разбудить его ближе к утру, а самому поспать, Кили завалился на заднее сиденье, и через пару минут уже похрапывал оттуда. Фили тихонько хмыкнул. Мне показалось, что это знак, что он больше не сердится и приглашение начать разговор. Такую возможность упускать было нельзя, пришлось спешно придумать, о чем спросить. — Сколько лет между вами разница? — Пять, — коротко ответил Фили. — Да? — удивилась я, — А кажется, что больше. Он такой, ну… легкомысленный.       Фили усмехнулся, но ничего не ответил. — Вы вообще очень разные, — попыталась я продолжить разговор. — Он на Торина похож, а ты совсем нет. Торин ваш дядя со стороны отца? — Нет, — качнул головой гном, — наша мать его младшая сестра. Кили похож на нее, а значит и на дядю, все так говорят. — А ты на отца?       Фили промолчал. — Какой он? Твой отец. — Обычный, — дернул плечом Фили, — гном как гном. Ничего выдающегося. — А что, — немного напряженно спросила я, потому что тон его мне не понравился, — все должны быть выдающимися?       Он снова пожал плечами и промолчал. — Я слышала, что ваши женщины сами выбирают себе мужчин в мужья и даже делают им предложение, это правда? — Да, так и есть. — А почему твоя мать выбрала именно твоего отца?       Фили задумался. Видно было, что он никогда не задавался этим вопросом. И я его озадачила. Чтоб не спугнуть работу мысли, я тихонько достала из кармана табак и бумагу и стала сворачивать самокрутку. Но стоило мне чиркнуть спичкой, как гном молниеносно среагировал и моя любовно свернутая самокруточка полетела в окно. — Эй! — я рассердилась. — Сколько можно?! — Рядом со мной ты курить не будешь! — в голосе Фили послышались командные нотки. — Вот как?! И почему это?! — Потому что я так сказал. — Сам-то куришь! И Кили. И все остальные гномы. И Гэндальф. А мне почему нельзя? — Мы мужчины. А ты… мальчишка. Гэндальф сказал, что по вашим законам ты еще несовершеннолетний. Почему, кстати, ты живешь совсем один? Где твои родственники? Как тебя вообще с нами отпустили? Почему не присматривают за тобой? — У самих-то борода еще не выросла! — обиделась я, — Я может и несовершеннолетний, но вполне самостоятельный! И не нуждаюсь в няньках. — Вот как? А что ты будешь делать, если прямо сейчас дорогу нам преградит парочка троллей? — А что я могу сделать? Ты же за рулем. Сможешь объехать, поедем дальше. Не сможешь, остановимся. Дальше надо будет быстро улепетывать. А мне, видимо, еще нужно будет успеть откинуть сиденье, чтобы Кили смог выбраться из машины. Ну, — продолжала неспешно рассуждать я, — это если первый удар дубины придется по крыше, а не в лобовое стекло. Во втором случае, да на скорости, мы, скорее всего, бегать уже не сможем. Что еще? А, да. В процессе я, скорее всего, буду орать от ужаса. — Надо же, — судя по тону, Фили к такому развернутому ответу готов не был. — Молодец. Но, знаешь, в чем твоя ошибка? — В чем? — Никогда не пытайся спасти того, кто сильнее и опытнее тебя. Давай договоримся на будущее, ты спасаешь сам себя в меру сил и возможностей, а мы прикроем. Хорошо? — он кинул на меня внимательный взгляд. — Хорошо, — с готовностью кивнула я. — С этим я справлюсь. Справлялся же последние годы. — С чем? — Ну, со спасением самого себя, — неохотно объяснила я. — Когда родители умерли, родственники явились лишь на похороны и на оглашение завещания. Никто не спросил, как я себя чувствую, не нужна ли мне помощь. Пару раз после заходили тетушки, но только для того, чтобы сосватать меня за … ну, в смысле за меня сосватать своих дочек. — Ты что, завидный жених? — усмехнулся Фили. — Да, — так же с усмешкой ответила я, — еще бы. Отец завещал мне и дом, и землю, и все деньги. И мама тоже. По нашим деревенским меркам, я богат. — Они любили тебя? — Да, — я даже повернулась к нему, так удивил меня этот вопрос, — конечно! И друг друга тоже. Особенно папа маму. Он был готов для нее на все. А твои родители? Ты так и не ответил, почему твоя мама вышла за твоего отца. — Я не знаю, — очень серьезно ответил Фили. — Я подумал над твоим вопросом, но я не знаю. Наверное, по той же причине. Он очень любит ее. — А вас? Тебя и Кили? — Наверное, и нас тоже, — он помолчал. — Но нас воспитывал дядя. С самого детства мы больше всего времени проводили с ним. И с Двалином. Нас учили, тренировали. И все время твердили, что мы наследники рода. Потомки легендарного Дьюрина. Что у Торина нет и, скорее всего, не будет своих детей, а потому вся ответственность ложится на наши плечи. Особенно на меня, потому что я старший. — За что отвечать будете? — попыталась я перевести разговор в шутку, потому что тон его стал не просто серьезным, а прямо-таки суровым. — За род и его продолжение, — не принял шутку Фили, — за мастерские, за гонки, за счета и вклады, за ЭреборМаш, если мы сумеем его вернуть. — Вам на двоих не лишку? — снова сделала я попытку пошутить. — Дядя делает это один, — все тем же суровым тоном отрезал гном, — а у меня есть брат. Вдвоем мы справимся с любыми трудностями.       Я поняла, что разговор о долге в шутку перевести невозможно и выбрала другую тактику. — Ты счастливчик. У тебя есть и родители, и дядя, и брат. Здорово жить семьей! Я немного завидую тебе. Мне бы тоже хотелось иметь брата. Вам, наверное, в детстве было очень весело вдвоем? — Да, — совсем другим тоном ответил Фили, оживившись — еще бы, с таким-то братцем! Представь только, на какие шалости мы были способны!       Он начал рассказывать про их похождения, я поддерживала беседу наводящими вопросами, мы весело, но тихо хохотали, чтобы не разбудить младшего. Но после третьей истории я насторожилась, а после пятой загрустила и притихла, с жалостью рассматривая его профиль и представляя мальчишку-гнома, который резвился и шалил, а потом сидел запертый в кладовке или стоял в углу столовой без обеда, пока все сидели за столом, а то и отведывал дядиного ремня. Все истории об их с Кили детских проказах заканчивались практически одинаково — его наказывали. Причем его одного. — Скажи, умора! — закончил он очередной рассказ. — Дай угадаю, что было потом. Тебя наказали? — Ага. В тот раз дядя не особенно сердился. Занавески нам удалось быстро потушить, а ковер все равно собирались весной поменять. Я только в углу часа два постоял. — А Кили? — Что Кили? — Почему его не наказали? — Он же младше. Я за него в ответе. — То есть тебя наказывали за двоих?! — Ну, да, — пожал Фили плечами, не видя в этом ничего особенного, — я же старший. — Как так?! Хулиганили вместе, а отвечать одному?! — я просто задохнулась от такой несправедливости. — Ты чего? — он на секунду отвлекся от дороги и кинул на меня недоуменный взгляд. — Знаешь, — резко сказала я, — мне уже не хочется иметь брата. Спасибо твоим рассказам. И жестокости твоего дяди. А Кили? Как он мог так с тобой поступать? — Вот оно что, — Фили рассмеялся, а я с удивление воззрилась на него, — ты думаешь, что пока я стоял в углу Кили веселился? Не переживай так, борец за справедливость. Ни разу не было так, чтобы Кили не вступился за меня, не принес мне самые вкусные кусочки со своей тарелки или не стоял в углу рядом со мной. Его не наказывали, это верно. Он наказывал себя сам. И всегда был рядом со мной. — Вот как? — Именно так. Я вообще сейчас думаю, что все это был один большой и сложный дядин план. Так он воспитывал нас обоих. Ты верно сказал, Кили легкомысленный. Но следить за ним постоянно невозможно. Он должен следить за собой сам. Мне кажется, как раз благодаря этим наказаниям он усвоил, что из-за его легкомыслия может пострадать кто-то другой. Кого он любит. И он приучился … — Я приучился не попадаться, — раздался с заднего сиденья хриплый со сна голос. — Чего это вы взялись меня обсуждать? — Ну, ты же милашка, — отозвался Фили. — О чем поговорить, как не о тебе, наше сокровище? — поддержала я. Мы хором расхохотались. — Вот как? — обиженно пробурчал Кили, — Спелись тут, пока я спал. Обижаете. Остановите, уйду от вас. — Погоди немного, — отозвался Фили.       Он поморгал фарами едущим впереди. Они стали притормаживать и встали на обочине. Остальные гномы тоже решили немного прогуляться, но им, в отличие от меня, достаточно было просто выйти из машины. А мне нужны были кустики. Я отошла подальше, туда, где в темноте виднелось дерево, стоящее близко к дороге, рассчитывая спрятаться за ним. Лезть далеко в траву совершенно не хотелось. Дождь перестал, но сырость вокруг была неимоверная, аж под ногами чавкало. — Ник, ты куда? — Кили бдит. — Сейчас вернусь!       Блин горелый! Это Гэндальф как-то не продумал. Еще решат, что у меня прямоток, как у голубя. Как вошло, так и вышло.       Благополучно справив свои дела, я вернулась к машине и увидела, что Фили разложил заднее сиденье в небольшую кровать. — Залезай, — махнул он мне рукой, — ложись. Кили отоспался, теперь наша очередь, а он за руль сядет.       Времени на вопросы и сопротивление не было, остальные уже рассаживались, хлопая дверями, и я быстро забралась через заднюю дверь в машину, и, скинув сапожки, улеглась, укрывшись спальником Кили. (Да, хоббиты тоже носят в сырую погоду сапоги. А вы думали, я сейчас всю грязь на шерстку с дороги соберу, а потом в машину принесу?)       Уснуть сразу мне, конечно, не удалось. Во-первых, непривычно спать в движущейся машине лежа. Такое ощущение, будто кровать из-под тебя уезжает. А во-вторых, Фили, лежащий рядом, не способствовал спокойному сну. От его близости меня бросало в жар, я скидывала спальник, мне становилось неуютно, я снова закутывалась и так раз пять по кругу, пока он не положил на меня руку. Я замерла как мышка под лапой кота. И лежала, боясь пошевелиться, пока, в конце концов, не задремала. — Эй, с добрым утром! — донесся до меня сквозь сон насмешливый голос Кили. — Чего это вы в обнимку спите? Замерзли что ли? — Да он вертелся, прям как ты в детстве. Пришлось обездвижить. — Фили проворчал это прямо мне в затылок и я, еще не открыв глаза, поняла, что лежу плотно притиснутая к его широкой груди.       Мне снова стало невыносимо жарко. Я спешно натянула спальник на голову, чтобы скрыть полыхающие щеки и из-под него пробормотала что-то про «поспать еще пять минуточек». Кили хмыкнул. А Фили легонько ткнул меня кулаком. — Проспишь завтрак, до обеда будешь голодать. Подъем!