Маска из чистого льда

      Приоткрыв дверь богато обставленного, хотя и немного запущенного семейного особняка, Варрик тут же услышал приглушённый хохот брата, а следом — притворно-стыдливое хихиканье и совсем недвусмысленные стоны. Младший Тетрас лишь вздохнул: вряд ли стоило удивляться тому, что в его отсутствие братец превратил дом их почивших родителей в настоящий бордель. Бартранд был груб, хитёр и привередлив, и все эти черты он на днях умело продемонстрировал их будущим соратникам. Но ещё братец Варрика любил веселье, хорошую выпивку и плотские утехи. На женщин его капризность не распространялась: ему было неважно, кто рядом с ним, лишь бы соответствующие части тела были доступны. Варрик никогда не одобрял эту особенность своего брата, как, впрочем, и многие другие его черты. Будучи писателем — личностью творческой и, как ему хотелось верить, широко мыслящей, — Тетрас ценил в людях их отличительность, индивидуальность и глубину души, а не только выгоды, которые мог с них поиметь. Так было и с деловыми партнёрами, и с юными «птичками»-информаторами, и, конечно же, с женщинами. Вероятно, именно поэтому, несмотря на всё своё обаяние и мастерски отточенные навыки флирта, Варрик редко проводил ночи не в одиночестве.       Находиться в особняке было почти физически тяжело. Стены дома неизменно напоминали ему о родителях: отце, которого он практически не знал в силу раннего возраста; матери, которая умерла буквально у него на руках пять лет назад. Варрик не испытывал большой любви и привязанности к своей семье. Ещё в детстве, лазая по закоулкам Нижнего города в полном одиночестве, он понял для себя, что с семьёй его мало что связывает. Он разительно отличался от них: не боящийся неба и солнца, не тянущийся всей своей сутью к величественным подземельям Орзаммара. Да ещё и писака — так его с насмешкой называл старший брат. Гномы иногда становились писателями, и ничего зазорного в такой профессии не было, но именно в его семье ценилось умение управлять деньгами, а не пером. Варрик демонстрировал успехи и в том, и в другом, но отчего-то оставался чужаком в своей собственной семье. Тем более после смерти родителей, когда у него остался лишь Бартранд: вечно насмехающийся, не способный и на крохи сочувствия гном из другого мира — не того, что был любим самому Варрику. Поэтому, едва обеспечив свою финансовую независимость, он снял комнату в «Висельнике» и практически переселился туда, навещая родной дом лишь изредка. Но даже заглядывая сюда раз в несколько месяцев, он неизменно чувствовал тоску и безнадёжность. Со смертью ли родителей это было связано, пусть не самых любимых, но единственных родных ему гномов? С воспоминаниями о странном, одиноком детстве, когда родители говорили лишь об Орзаммаре и их старой жизни, а он чувствовал себя совершенно лишним в их мире? С постоянным отчаянием и отказом от борьбы в их глазах, особенно маминых, когда она даже не вставала по утрам с постели? Варрик не знал наверняка. Лишь предполагал, опасаясь погружаться в недра собственной памяти. Ведь там он мог натолкнуться на нечто такое, что уничтожило бы всё, чего он достиг в этом городе, снова сделало бы его грустным одиноким мальчишкой, с тоской заходящим в родительский дом.       Бартранд не услышал его шагов и хлопнувшей двери: он был слишком увлечён стайкой девиц, приведённых сюда для одной лишь цели — ублажить его. Варрик тихо поднялся по лестнице и прошмыгнул в свою комнату на втором этаже. Все вещи в ней остались нетронуты, только покрылись внушительным слоем пыли. Но его это не беспокоило: всё ценное давно было перевезено в «Висельник». Остались только широкая кровать красного дерева, пустые стеллажи и массивный письменный стол, за которым он когда-то выводил пером свои первые рассказы. Сейчас на столе стоял лишь портрет в золочёной раме. Варрик лёгким движением стёр с него накопившуюся пыль и хмыкнул, вглядевшись в знакомые черты. Этот портрет заказала для него мать на какой-то из дней его рождения. Широкое, как и у большинства гномов, лицо, мясистый нос, к тому моменту уже сломанный и приобретший характерную горбинку. Светло-карие глаза слегка прищурены. Широкая улыбка на губах — явное преувеличение художника, слишком уж неискренней она кажется. Русые волосы стянуты в хвост на затылке, выбившиеся светлые прядки прикрывают уши, а в самих ушах — броские золотые серьги. Золотой цепи на груди, излюбленного атрибута в его стиле, тогда ещё не существовало. «Сколько же лет назад это было? Кажется, двенадцать, а я не так уж сильно изменился», — мимолётом отметил Варрик. Он бережно сжал свою цепь в кулаке. Мелкие золотые звенья, а среди них совсем простое, крупное кольцо из дешёвого сплава. Прикосновение к нему всегда успокаивало Варрика.       Он устроился на пахнущей болезненными воспоминаниями кровати и ещё долго вертелся, не в силах погрузиться в дарующий облегчение сон. Память, будто насмехаясь, подкидывала ему самые тяжёлые моменты его прошлого: глупые решения, бессильный гнев, отчаяние, одиночество. Он гнал эти мысли прочь от себя, но их место тут же занимали новые, не менее мрачные. Лишь огромным усилием воли Варрик сумел перенестись из прошлого в настоящее. Он подумал о той, что дрожала в его объятиях сегодня вечером. О той, что разнесла целый отряд пиратов одним точным заклинанием. Такая разная, такая непроницаемая за насмешками и цинизмом, за колючим взглядом льдисто-голубых глаз…       Варрик ошибся насчёт Хоук, и не в первый раз: его новая знакомая была слишком умна и сильна духом, чтобы попросту притвориться, будто никакого разговора между ними не было. Он ожидал увидеть пустую комнату и, максимум, записку о том, что она сожалеет о своей откровенности. После чего, возможно, Хоук исчезла бы из его жизни так же быстро, как появилась, наплевав даже на шанс поучаствовать в прибыльной экспедиции. Но когда он вошёл в свои апартаменты, Мариан сидела за массивным дубовым столом, бездумно водя пальцем по краешку опустевшей чашки. Кровать была аккуратно застелена, а Хоук — полностью одета. Плащ из плотной чёрной ткани висел на спинке стула, а под ним, как оказалось, Мариан носила штаны из мягкой кожи и свободную серую рубашку. Она выглядела лишь немного растрёпанной, в остальном же ничто не указывало на полную негативных эмоций ночь. На звук открывающейся двери Хоук обернулась мгновенно. Слегка улыбнулась, кивнула гному:       — Доброе утро, Варрик. Ничего, что я попросила сюда чай принести?       — Я делаю так же, — хмыкнул Варрик, присаживаясь за стол напротив неё. — Слушай, Хоук…       — Да-да, насчёт вчерашнего, — тут же перебила его Мариан. — Спасибо, что позволил переночевать здесь, это было мне нужно. Но всё остальное… вышло как-то глупо и плаксиво, я знаю. За это можно поблагодарить тяжёлый денёк и недурственный бренди. Но я не хочу, чтобы такое повторялось. Не хочу кому-либо ныть о своих проблемах, быть слабой… понимаешь?       Она говорила так быстро и отчётливо, словно не раз отрепетировала в голове свою короткую речь. Варрик всё же попытался ей возразить:       — Мне понятны твои чувства, но…       — Вот и отлично, — тут же оборвала его Хоук. Её лицо вновь напоминало ледяную маску: ни за что не угадать, какие чувства скрываются за сжатыми в полосочку губами и чуть прищуренными голубыми глазами. Хоук не хотела, чтобы Варрик её разгадывал, и он это понял, хотя и не мог с ней согласиться. Но Мариан быстро переменила тему, не давая ему завести разговор о чувствах, доверии, необходимости хотя бы иногда делиться переживаниями и прочих разумных вещах. — Я тут подумала насчёт экспедиции. Ведь не только нехватка денег препятствует началу этого похода, верно? Как я понимаю, вы с братом не слишком бедны. Если что — вложились бы в экспедицию сами. Есть ещё какая-то проблема?       Ему оставалось только удивляться сообразительности Хоук. Ум этой женщины был гибок и быстр, подмечал все детали и приводил её к тем выводам, на которые у других могли бы уйти дни и месяцы. А уж как стремительно она меняла темы разговора!       — Ты права, — не стал юлить Варрик. — Есть ещё одна трудность: нужен правильный вход на Глубинные тропы. Вообще, входов много, но нам нужен такой, на котором меньше всего порождений тьмы и который приведёт нас к древнему гномьему тейгу самой короткой дорогой.       — Есть же, наверное, какие-нибудь карты? — Хоук пожала плечами, пока ещё не понимая всю серьёзность проблемы.       — Ага, есть, — хмыкнул Варрик. — Да только не у простых исследователей и торговцев макулатурой. Видишь ли, Глубинные тропы под Киркволлом мало изучены, потому что здесь давно не живут гномы. После Первого Мора все остатки цивилизации моего народа сосредоточены в Орзаммаре, а большинство других тейгов и подземных путей к ним заброшены. На них нечего делать простому люду. Другое дело — Серые Стражи. У них должны быть карты Глубинных троп по всему Тедасу. Недаром же они называют своим предназначением борьбу с порождениями тьмы.       Хоук чуть нахмурилась, отвела взгляд. Её узкий подбородок опирался на переплетённые пальцы рук. Она немного помолчала, прежде чем печально промолвить:       — Серые Стражи… Не слишком хорошее у меня о них мнение, после того как порождения тьмы разгромили и сожгли Лотеринг, а Стражи никак не помогли мирным жителям. Да, да, я знаю: они сами пострадали и едва ли не все были перебиты вместе с армией короля Кайлана под Остагаром, но… Когда бежишь от целой орды кровожадных тварей, а под ногами видишь трупы тех, с кем здоровалась каждый день, очень хочется, чтобы кто-нибудь пришёл и спас тебя от этого кошмара.       — Но ты же слышала о том, что именно два Стража с небольшим отрядом остановили Пятый Мор и помогли укрепить власть в Ферелдене? Элисса, Героиня Ферелдена, и Алистер, который теперь король.       Варрик слегка нахмурился. Большинство обывателей относились к Серым Стражам с глубоким уважением, если не трепетом. Древний орден не вмешивался в политику и практически исчезал из виду в мирное время, однако оставался единственной силой, способной совладать с Мором. Даже объединённая армия всех государств не смогла бы остановить Архидемона: секрет его смерти хранился в древних знаниях и в скверне, что струилась по жилам Серых Стражей.       — Скажи это Бетани, мужу Авелин и сотням, тысячам погибших фермеров, ремесленников, учёных… — Хоук тяжело вздохнула, но после всё-таки отстранилась от страшных воспоминаний и вернулась в реальность. — Так что, в этом городе есть хоть один Серый Страж?       — Как раз один и есть, — хмыкнул Варрик, решив не вступать в дебаты об ордене, который оставался загадкой для него самого. — Он прибыл в Киркволл совсем недавно: приплыл на одном из ферелденских кораблей. О других Стражах я ничего не слышал: в этих землях нет их форпостов.       — Подожди-ка, а что он делает здесь, вдали от остальных Стражей? Уж не беглец ли? — озадачилась Мариан. — Хотя я не слышала, что можно стать бывшим Серым Стражем.       — Если найдём его — обязательно спросим, — пожал плечами Варрик. — И кстати: ходят слухи, что этот парень — маг, он скрывается от представителей власти…       — А значит, отступник, — закончила за него Хоук. Её голос заметно потеплел: похоже, к большинству магов Мариан испытывала дружеские, если не родственные чувства. Возможно, маги были для неё тем же самым, чем для Варрика гномы: вроде как огромная семья, всех членов которой даже не знаешь, но в то же время ощущаешь в них незыблемую основу своего собственного существования. По крайней мере, Варрик так предположил. — В таком случае, есть шанс, что я найду с ним общий язык. И лучше нам поспешить с поисками этого мага, пока он не оказался в Казематах…       В тяжёлые времена всегда появляются такие люди, которые готовы помогать другим без всякой оплаты, бескорыстно и самоотверженно, порой даже себе во вред. Таких называют глупцами — или святыми. Варрик сформировал своё собственное видение: в жизни у таких людей произошло нечто ужасное, непоправимое и невыносимое, раз они помогают другим, совершенно не заботясь о себе самих. Им нечего терять, а их изначальные благородство и альтруизм позволяют протянуть руку помощи, вместо того чтобы, например, напиться в хлам. Варрика они пугали и восхищали одновременно. Скрывающийся от властей Серый Страж был, похоже, как раз из таких. Несмотря на постоянную угрозу быть пойманным храмовниками, он открыл лечебницу в Клоаке — одном из самых отвратительных районов Киркволла, название которого отлично передавало всю его сущность. Там Андерс исцелял бедняков, что приходили к нему со всех концов города. В основном его пациентами были ферелденцы, приплывшие к недружелюбным берегам Киркволла во время Мора и не сумевшие построить новую жизнь в этом жестоком городе. Андерс ни с кого из них не брал денег, но в благодарность за помощь эти несчастные люди давали ему то, что могли: уважение, любовь и незыблемую защиту. Они бы и на храмовников с голыми руками бросились, лишь бы прикрыть своего целителя. Сделать первые шаги на пути реализации плана с картами Глубинных троп удалось, пожалуй, только благодаря Хоук: магесса без устали демонстрировала свою преданность братьям и сёстрам по оружию. Когда она говорила помощнице Андерса о том, что никогда не причинит вреда другому магу, её голос был тонок, тих и искренен. Варрик не сомневался в правдивости её слов. Без «магического обаяния» Хоук им вряд ли удалось бы добраться до Андерса, и никакие деньги, никакие связи не сыграли бы роли.       — Ты могла бы стать предводительницей восстания магов, — в шутку сказал он Мариан, пока они пробирались по зловонным улочкам Клоаки к месту обитания Андерса.       — Я подумаю над твоим предложением, — улыбнулась Хоук. По её лицу невозможно было угадать, серьёзно она говорит или продолжает его шутку. Магесса не переставала оглядываться по сторонам. И правильно делала: Клоака была полна не только нищих и беженцев, но ещё и контрабандистов, работорговцев и просто бандитов.       Когда они всей компанией — Хоук, Варрик и Младший — протиснулись в скрипучую деревянную дверь лечебницы, маг как раз работал с очередным пациентом. Он был так сосредоточен на деле, что даже не заметил вторжения незваных гостей. У Андерса было выразительное лицо с острыми, но очень добрыми, как показалось Варрику, чертами. На высокий лоб падали светло-русые пряди волос, которые были завязаны в короткий хвост на затылке — почти как у самого Тетраса. Бледные щёки и узкий подбородок были гладко выбриты. Тонкие губы сжались в напряжении. Длинный ровный нос почти касался лица мальчика лет десяти, что лежал перед Андерсом на застеленной простынёй кушетке. Пациент был полностью слеп: Тетрас успел заметить его белые невидящие глаза, застывшие на лице подобно двум холодным камням. Маг склонился над мальчиком, невесомо коснулся его щеки, бровей, положил длинные пальцы на глазные впадины… Варрик не успел понять, что произошло, но когда Андерс отстранился, слепой мальчик смотрел на мир широко распахнутыми серо-зелёными глазами, ошарашенный, восторженный, ещё не осознавший собственного счастья. Маг же, наоборот, весь согнулся, зажмурился, точно исцеление пациента причинило ему сильную боль. Но едва мальчик соскользнул с кушетки, чтобы побежать к ждущей за дверью матери, Андерс выхватил свой посох и выпрямился. Направил на них оружие, готовый к схватке. Его глаза сверкнули странным светом, но Варрик не обратил на это внимания: он потянулся к арбалету и краем глаза заметил, что Карвер тоже обнажает клинок.       — Стойте! — быстро и чётко проговорила Хоук и жестом приказала им убрать оружие.       Отчего-то оба послушались: и упрямец Карвер, не слишком-то симпатизирующий магам, и он, Варрик, сам себе хозяин, лишь недавно познакомившийся с этой семейкой.       Андерс смотрел только на неё. Глаза его были прищурены, рука сжимала посох с камнем в форме черепа на верхушке.       — Это место — приют для покинутых и обездоленных. Единственное пристанище в городе, где они могут рассчитывать на помощь и сочувствие. Зачем вы пришли? Хотите всё уничтожить?! — Голос Андерса звучал странно: очень громко, сильно, раскатисто. Он словно не был человеческим. Навевая мысли о бешеном громыхании грома, этот голос внушал опасение и трепет.       — Я никогда не причиню вреда своему брату-магу, — Хоук спокойно повторила ту самую фразу, которая сегодня не раз выручала их. — Мы не угроза для тебя. И храмовников у нас на хвосте нет, можешь не беспокоиться. Нам… нужна твоя помощь.       Взгляд отступника вдруг изменился. В нём погасло нечто нечеловеческое, холодное и яростное, оставив лишь усталость и долю интереса. Андерс был готов выслушать Хоук. Варрик не стал им мешать. Замер у двери, прислонившись спиной к обшарпанной стене, хотя ему было непривычно сознавать тот факт, что кто-то может вести переговоры лучше него. Карвер тоже не лез в беседу, но чутко ловил каждое слово, явно ожидая подвоха. Тетрас задумался: не доверять магам, прожив с двумя из них всю свою жизнь — это странно или, наоборот, логично?       Карты Глубинных троп у Андерса, по счастью, были. Вероятно, он прихватил их, когда покидал (или же предавал?) ферелденских Стражей. Однако маг не был наивен и желал получить за них ответную услугу, что звучало вполне справедливо. Кроме одного: он предлагал Хоук участвовать в стычке с храмовниками, чтобы помочь вывести из плена Казематов его давнего друга. Карвер тут же вскинулся, запротестовал, во всех красках напоминая сестре о том, как сильно она рискует, привлекая к себе внимание Круга. Однако Мариан была непреклонна:       — В таких обстоятельствах я помогла бы любому магу, и неважно, светит мне от этого выгода или нет. Не забывай, Карви: наш отец спасся из Круга только благодаря помощи такого же безумца, который не побоялся навлечь на себя гнев храмовников. — Хоук метнула в брата суровый взгляд, и тот притих, на мгновение задумавшись. — Держать магов взаперти, точно диких зверей — это отвратительно, и я бы сделала всё, чтобы положить конец этому насилию. Я пойду с тобой, Андерс.       Сказать, что целитель был удивлён её ответом — значит ничего не сказать. Его тёплые карие глаза на миг округлились: Андерс был сбит с толку той неподдельной яростью, которая прозвучала в голосе Хоук и наверняка была хорошо знакома ему самому. Он быстро взял себя в руки: улыбнулся ей благодарно и искренне, коротко кивнул и начал объяснять план действий. Карвер, несмотря на грозное фырканье сестры, ещё пытался встревать, но Варрик просто молчал, наблюдая за беседой со стороны. Разве можно остановить человека с такой непоколебимой верой внутри?       — Тебе не обязательно подставляться, Варрик, — в очередной раз заметила Хоук, когда они под покровом ночи приблизились к Церкви.       Огромное сооружение с устремлёнными к ночному небу шпилями и башенками, она возвышалась над всем городом. Обитель веры, приют страждущих, защита бедствующих и далее в том же духе. Церковь была призвана прославлять Создателя и его смертную невесту Андрасте и нести Песнь Света — основное церковное писание — во все уголки Тедаса. Это звучало не так плохо, если только не задумываться о том, что именно Церковь основала Круги магов и орден храмовников, сурово подавляющий любые проявления волшебства. Варрик был нечастым гостем в этих стенах, несмотря на то, что вера не была ему чужда: напыщенность и навязчивость её физического воплощения вызывали в нём лишь отвращение. Тем не менее, Церковь никем не охранялась и по ночам была совсем пуста, а потому становилась неплохим местечком для тайных встреч. Именно в её стенах Андерс договорился увидеться с Карлом, своим другом.       Хоук продолжала пронизывать Варрика встревоженным взглядом. Он не в первый раз отметил, что забота об окружающих развита у Мариан значительно сильнее, нежели забота о самой себе.       — Меня-то конфликт с храмовниками не пугает, — отмахнулся Варрик. — Я же гном, что они мне сделают? Хочу поглядеть, как будет осуществляться ваше магическое освобождение.       Не сомневаясь в том, что дело дойдёт до схватки, арбалетчик был готов в любой момент выхватить Бьянку. Карвер тяжело вздохнул за его спиной: вся эта безумная затея раздражала его, но он всё равно последовал за своей сестрой, вечно недовольный и неизменно преданный. Хоук нервно поглядывала по сторонам, спешила. Её обычно бледные щёки даже порозовели — так она была взволнована предстоящей операцией. Андерс встретил их у украшенных богатой резьбой широких церковных дверей. Он стоял, прислонившись к стене, на лицо был накинут капюшон, и золотисто-карие глаза сверкали из-под него подобно кошачьим. Маг тоже был встревожен и напряжён, он с нетерпением подался им навстречу, едва завидев.       — На пути к Церкви всё чисто, — коротко доложила Хоук. — Нас никто не видел. Идём?       Андерс только кивнул. Он толкнул плечом тяжёлую створку двери, Карвер налёг на другую. Как удобно, что это священное место всегда держат открытым — чтобы любой нуждающийся мог найти в нём приют. Впрочем, его кажущаяся доступность могла оказаться ловушкой, и Варрик старался ни на миг не забывать об этом. Он вошёл в Церковь последним, быстро глянул по сторонам. Огромный зал с высоким потолком, в котором люди преклоняли колени днём, вознося молитвы Создателю и Андрасте, сейчас, как и ожидалось, был пуст. Только величественные золотые статуи сурово взирали на них со своих постаментов. Каждый звук разносился по всему помещению гулким эхом. Ало-золотые ковровые дорожки, свечи в медных канделябрах, длинные ряды деревянных скамей для пришедших сюда в поисках утешения… Две широкие лестницы вели на слабо освещённый второй этаж. По одной из них и начал подниматься Андерс, сбросивший со светлых волос капюшон — хотел, чтобы друг узнал его. Но едва ли это могло помочь. Карл, давний товарищ Андерса, обнаружился в одном из боковых ответвлений длинного коридора. Когда он повернулся к пришедшим, лицо его было спокойное, ровное, без намёка на переживание какого-либо чувства, а глаза — совершенно пусты. На лбу красовалось выжженное прямо на коже лучистое солнце — символ Церкви. Рана была совсем свежей.       — Карл, что… что они с тобой сделали? — простонал Андерс, бросившийся к другу и растерянно замерший в шаге от него: Карл не потянулся к нему навстречу.       — Я был непокорным магом, — голос Карла звучал настолько спокойно, что от этого даже тошно становилось, — и они меня усмирили. Теперь я не представляю ни для кого угрозы. Ведь магия должна служить людям, а не управлять ими. Теперь… я спокоен. Ты тоже поймёшь это, Андерс.       — Нет! — сколько боли и бессильного гнева было в этом крике…       Варрик, державшийся позади остальных, резко обернулся. По ало-золотым ковровым дорожкам на них бежали закованные в доспехи и вооружённые до зубов храмовники. Это был целый отряд — не меньше десятка воинов.       — Хоук! — крикнул Варрик, предупреждая. Но Мариан обладала не менее быстрой реакцией: она уже повернулась лицом к храмовникам, сжимая в руках посох, камень в основании которого вспыхнул живым огнём.       Уже заряжая Бьянку, он увидел, как полыхнули голубым пламенем глаза согнувшегося пополам Андерса, как преобразилось его лицо: боль и усталость исчезли, оставив только бушующую ярость.       — Больше вы ни с одним магом не сделаете того, что сделали с ним! — прогремел чужой, жуткий голос, напоминающий прежнего Андерса лишь отчасти.       Голубые молнии посыпались из глаз и рта каменного черепа, что венчал посох отступника. Они тут же находили свою цель, игнорируя щиты и опущенные забрала храмовников. Хоук метала огненные и ледяные сгустки в противников, и пока они замирали, сбитые с толку, болты Варрика и меч Карвера с легкостью успевали их поразить. Тетрас ещё не видел, чтобы кто-то дрался так бешено и отчаянно, как эти два мага. Один из храмовников всё же успел отразить щитом смертоносную молнию Андерса и бросился к лестнице. Хоук тут же метнулась за ним: нельзя было упускать ни одного из противников, иначе все Казематы узнали бы о том, что два мага-отступника скрываются в городе. Варрик быстро выстрелил в спину беглецу, но болт лишь царапнул прочный доспех, не причинив вреда его обладателю. Хоук нагнала его у самых дверей, схватила за руку, уже выбрасывая перед собой заклинание… В этот момент храмовник резко крутанулся, избавившись от её хватки, и рубанул мечом. Мариан вскрикнула и отскочила, прижимая руку к груди. Прежде чем противник успел снова поднять меч, голубая молния и арбалетный болт пронзили его незащищённую шею. Храмовник пошатнулся и безмолвно упал на пол, а ковры приглушили звук удара.       — Хоук! — Варрик бросился к ней, оставив на Карвера и Андерса двух последних противников. Мариан болезненно скривилась, придерживая одну руку другой. Из прорезанной перчатки быстро сочилась кровь, которая уже пропитала рукав её плаща.       — Ничего, не смертельно, — Хоук отмахнулась от его попыток помочь и зашагала обратно к месту схватки.       Андерс стоял рядом с другом, и на его лицо вернулись человеческие выражения: раскаяние и горечь. Одежда Карла была забрызгана кровью храмовников. Он тоже преобразился: что-то яркое, живое промелькнуло в равнодушных прежде глазах.       — Андерс, что это? — едва слышно вымолвил он. — Здесь как будто была частица Тени, ты впустил её… Внутри тебя проход в Тень, и он сияет, словно маяк. Он вывел меня из той… пустоты, где я был.       — Прости меня, друг, — шепнул Андерс, склонив голову. — Я пришёл слишком поздно, я… не защитил тебя.       — Свет меркнет, Андерс! — Варрик мало что понимал в их разговоре, но голос Карла как будто потухал, становился слабым и безжизненным. — Я не хочу снова ничего не чувствовать, быть пустым, сломанным… Сделай это, Андерс. Убей меня, пока ещё не поздно, пока я вижу и чувствую этот свет. Скорее, прошу тебя…       Отступник бессильно опустил руки и оглянулся на Хоук, точно спрашивал её совета. Ждал помощи от той, которая не была ему подругой, но была практически сестрой.       — Лучше смерть, чем жизнь без магии, без Тени, без снов, без эмоций… Спаси его, Андерс, — тихо, но твёрдо сказала Хоук.       Маг с трудом сглотнул, приблизился к Карлу вплотную.       — Что ты делаешь, Андерс? Почему ты так странно смотришь? — пустой, лишённый каких-либо красок жизни голос усмирённого.       Сжатый в дрожащей руке Андерса кинжал вонзился в грудь его друга. Тот хрипло застонал и осел на холодный мраморный пол. Маг отвернулся, закрыв лицо рукой. Хоук стояла подле него, вымотанная, подавленная. Варрик не знал, как подступиться к этим двоим. Пусть он не до конца понимал, что произошло, но чувствовал: они оба перенесли тяжёлую потерю. Нужно было срочно вернуть их из мира бессильной ярости и сожалений в мир реальный, в котором вот-вот должно было рассвести, и тогда вылазка в Церковь точно не останется незамеченной. Контроль над ситуацией взял в свои руки, как ни странно, Карвер. Минутная слабость сестры позволила ему проявить свои собственные лидерские качества, которые у него, без сомнения, были, просто сокрытые под занудным упрямством и тенью старшей Хоук.       — Нужно убрать тела, — громко сказал Младший, пытаясь привлечь внимание магов.       — И куда мы засунем десяток трупов, позволь узнать? Может быть, подвесим их к потолку наподобие люстр? Авось никто не разглядит, — мрачно пошутил Варрик. Хоук, как он заметил, рассеянно заозиралась по сторонам, вряд ли способная сейчас продуцировать гениальные решения.       — Ты прав, гном, — вздохнул Карвер. — Очень скоро сюда набежит толпа людей, рано или поздно тела заметят, куда бы мы их ни дели. Начнётся расследование… — Его взгляд, блуждая, упал на мёртвого Карла. — Может быть…       Варрик отчаянно замотал головой: идея, конечно, была хороша, но как на неё отреагируют два горюющих мага, которые, вообще-то, явились сюда затем, чтобы спасти его? И представить страшно. Но Карвер, игнорируя его жесты, всё-таки договорил, и в огромном зале на миг повисла гнетущая тишина. А потом Андерс вдруг ожил: дёрнул головой, точно вырываясь из ночного кошмара. Вместо того чтобы сыпать голубыми молниями, он, к удивлению Варрика, тихо согласился:       — Это единственный выход для нас.       Далее они действовали быстро. Подобрали застрявшие в стенах и прочных доспехах арбалетные болты, а те, что не смогли забрать, постарались скрыть. Одного из убитых храмовников приволокли ближе к Карлу. Вложили в ладонь храмовника тот самый кинжал, которым Андерс забрал жизнь своего друга. «Нам очень повезёт, если остальные члены ордена поверят, будто ритуал Усмирения дал сбой и сбежавший маг сумел прикончить их собратьев. Но, в любом случае, ничто не будет указывать на Хоук и целителя», — подумал Варрик, пряча Бьянку. Напоследок Андерс внёс в картину завершающий штрих, вложив в руку Карла свой собственный посох. На короткий миг он крепко сжал пальцы друга, после чего развернулся и, не оборачиваясь, двинулся к выходу.       Назад возвращались молча. Андерс вёл их в свою лечебницу, чтобы подлатать раненую руку Хоук. Он шёл впереди, понурив плечи и опустив голову. Карвер следовал за ним, бдительно посматривая по сторонам. Варрик держался рядом с Хоук, хотя лезть к ней с вопросами пока что не решался. Он не знал наверняка, как проходит жуткий ритуал Усмирения, но иногда встречал усмирённых магов. Все они были похожи на Карла: безжизненные, пустые, безукоризненно вежливые и начисто лишённые эмоций. Это было так странно и дико: какой магией можно отобрать у человека абсолютно всё, что наполняет его? Храмовники держали все сведения об Усмирении в строжайшей тайне. Варрик смог только припомнить пару абзацев из книги церковного брата Дженитиви. В ней говорилось о том, что маги черпают силу в Тени — вроде как ином измерении, изнаночной стороне реального мира, которая отгорожена от него Завесой. Маги могут осознанно путешествовать по Тени в своих видениях, а всем остальным Тень доступна только в отголосках снов. Кроме гномов: они не имеют связи с Тенью и не могут попасть в неё без сторонней помощи. Ритуал Усмирения каким-то образом обрывает связь между магом и Тенью. Перерезает ниточку, соединяющую их, в результате чего маг лишается не только своих волшебных сил, но и всего того, что делает его самим собой. На взгляд Варрика, лучше всего здесь подходила фраза «отрезает душу».       В тот предрассветный час, вышагивая рядом с двумя отступниками, только что разгромившими целый отряд храмовников, Варрик впервые подумал о том, что слова Андрасте о магии, которая должна служить, а не править, были ужасной ошибкой. Может быть, когда-то давно Круги и правда защищали магов, ведь те были и остаются очень уязвимы. Тень — место обитания различных духов и демонов, которые могут завладеть душой и телом недостаточно сильного чародея. Потому, как говорили храмовники, и нужно бдительно следить за магами, убивая слабых и усмиряя непокорных. Потому и нужно отрывать совсем маленьких детей от родителей, чтобы запереть их в клетке на всю жизнь. Круги ведь никогда не были школами, в которых юных магов обучали волшебству. Нет… они были тюрьмами, из которых существовал только один выход: смерть. Смерть тела или души.       Его не тянуло спорить с тем, что маги во власти демонов опасны для окружающих и даже для самих себя. Но посадить их всех на цепь лишь за потенциальную возможность стать одержимыми? Превращать в бездушных и безвольных улыбчивых кукол за любую провинность… Варрик не был магом, но в тот день искра обиды и несогласия впервые зародилась в его сердце.       Они уже шли по улочкам Клоаки, когда Варрик, пользуясь тем, что Андерс отошёл достаточно далеко и не слышал их, решился задать не дающий ему покоя вопрос:       — Хоук, скажи… То, что происходило с нашим целителем, это пламя в глазах, голубые молнии… Что это?       — Я тоже хотела бы знать, — вздохнула Мариан. — Но могу лишь догадываться. Пожалуйста, дай мне поговорить с Андерсом с глазу на глаз. Убеди моего брата подождать за дверью и сам не суйся.       — Уверена? Он может быть опасен, ты же сама видела…       — Разве ты не понял? Он опасен лишь для тех, кто мучает и убивает магов, — безрадостно усмехнулась Хоук.       Варрику хотелось в это верить, но всё-таки он сомневался в её правоте, так что решил ворваться в лечебницу при первых же признаках начинающейся борьбы. Убедить в том же самом Карвера оказалось нелегко, но в конце концов и этот упрямец сдался. Сыграла свою роль усталость после ожесточённого боя. Они оба остались за дверью лечебницы, не собираясь, впрочем, делать вид, будто ничего необычного не происходит.       — Давай разрежем перчатку, её всё равно теперь только выкинуть, — послышался неожиданно мягкий, полный заботы напополам с усталостью голос Андерса. — Посмотрим… Я слегка подлечу рану, но лучше будет её потом забинтовать. Шрам останется… Прости, у меня сейчас не хватит сил на полноценное исцеление.       — И не надо, — отмахнулась Хоук. Её голос был тих, Варрик едва разбирал отдельные слова. — Послушай, Андерс, я должна спросить. Это демон, я права?       — Называть всех жителей Тени демонами — очень поверхностно, Мариан. Так говорят маленьким магам в Кругах, но ведь ты достаточно умна, чтобы смотреть шире. В Тени есть и добрые духи — воплощения людских добродетелей. Смелость, милосердие, справедливость… Когда я путешествовал вместе с Серыми Стражами, на болотах рядом с Амарантайном я встретил одного из таких. Он застрял между двумя мирами и не мог вырваться. Мы подружились. Ему нужен был сосуд, чтобы перейти в телесную форму, и я…       Голоса стали ещё тише, и Варрик, как ни прижимался ухом к грубой поверхности двери, ничего не мог разобрать. Он услышал только завершение разговора спустя несколько минут:       — Поэтому я и перестал быть Стражем. Никто не описывал такие ситуации прежде, но, видимо, Справедливость, он… он как бы вытеснил из меня скверну, подавил её. Нас с ним сочли слишком опасными для ордена Стражей, хотели передать Кругу. Пришлось бежать… снова.       — Ты прав: это не похоже на обычную одержимость демоном. Вы ведь, можно сказать… друзья. То, что этот дух стал частью тебя… в этом есть и нечто прекрасное. Непостижимое, но прекрасное.       — Не такую реакцию я ожидал увидеть, — Андерс издал короткий смешок. — До тебя я никому об этом не рассказывал. Спасибо, что не пустилась наутёк. И знай: если тебе что-нибудь понадобится… я буду здесь.       Вскоре Хоук вышла из лечебницы, мягко притворив за собой дверь. Она казалась заметно спокойнее, чем до разговора с Андерсом. Варрику даже подумалось на мгновение: уж не околдовал ли её отступник своим бархатистым чарующим голосом, не внушил ли, что идея стать сосудом для потустороннего духа вполне разумна? Но он тут же одёрнул себя: вряд ли такая сильная магесса, как Хоук, позволила бы себя околдовать.       — Ну и как, чего узнала? — на всякий случай поинтересовался Варрик, когда они втроём двинулись прочь от пристанища Андерса.       — А что, вы разве не подслушивали под дверью? — фыркнула Хоук, окинув двух незадачливых «преступников» насмешливым взглядом. Варрик не стал отрицать очевидное.       А вот Карвер вновь разбушевался:       — Сестра, ты что, совсем мозгов лишилась? Маг с демоном внутри — это не просто укрывающийся от Круга отступник! Он опасен! Это называется одержимостью, если ты забыла! Я бы пошёл к храмовникам и рассказал им, если бы не…       — Если бы твоя сестра не была такой же отступницей, — равнодушно докончила за него Хоук, даже не взглянув на брата. — Да вперёд, чего уж там. Беги к храмовничкам, обеспечь себе репутацию доблестного рыцаря, готового продать даже родную сестру.       На Карвера было жалко смотреть: лицо его скривилось, точно он был готов расплакаться от обиды. Младший мотнул головой, не в силах выразить свои чувства словами, и стремительно зашагал вперёд, оставив спутников у себя за спиной. Вскоре он скрылся за очередным поворотом. Хоук лишь тяжело вздохнула, даже не попытавшись ускорить шаг.       — Эй, слушай, он ведь совсем не это хотел сказать, — мягко заметил Варрик. — Он никогда не сделает того, о чём ты сказала. Просто… беспокоится о тебе, разве нет?       Хоук немного помолчала, и Тетрас вновь не мог угадать, что скрывается за льдом её голубых глаз: обида, гнев, раздражение, понимание? Они уже были недалеко от «Висельника», а значит, и от прибежища магессы — Варрик знал, что дом её дяди, в котором поселились Хоуки, располагается где-то рядом. Мариан заговорила вновь лишь тогда, когда они проходили последний квартал:       — Я не думаю, что быть сосудом для духа — это так уж неправильно и опасно. В Тени действительно существуют добрые создания. Порой они помогают детям, заплутавшим в паутине снов. Защищают их от по-настоящему злых демонов. Мне тоже встречались такие, пусть и давно. Дух Андерса — Справедливость — впадает в бешенство, когда видит, как угнетают и мучают магов, потому что это… несправедливо, как ты можешь догадаться. Да, он может ранить, может убить тех, кто причиняет магам боль… Но так ли уж это неправильно? — Не дожидаясь его ответа, Мариан поднялась по каменной лестнице, ведущей к её дому, и надавила на дверную ручку. — Спокойной ночи, Варрик. Спасибо, что был рядом.       Она махнула ему рукой и скрылась в доме, а Варрик ещё долго стоял на месте, точно робкий любовник, и не мог в своей голове ни опровергнуть слова Хоук, ни принять их. Он не знал, как много прошло времени, но в какой-то момент поднявшееся из-за домов солнце скользнуло по нему своими тёплыми лучами, смягчило напряжённые черты лица, вызвало лёгкую улыбку. Варрик пожал плечами и зашагал к себе, решив пока что отложить непростые размышления — хотя бы до того момента, как он сумеет немного поспать.