Маска из чистого льда

      Хоук не любила врать. Странно заявлять такое о женщине, которая на протяжении всей жизни скрывает свою магию, но, тем не менее, Варрик не смог бы сказать о ней иначе. Даже когда приходилось иметь дело с храмовниками и она, натянув на лицо маску непроницаемого холода, рассказывала о своём умении управляться с кинжалами, Варрик чувствовал: ей нелегко даётся ложь. Завершив разговор, она отворачивалась и кривилась так, словно только что съела живого скорпиона. И в любых ситуациях, когда правда не грозила её жизни, Мариан предпочитала оставаться честной. Из-за своей честности она теряла немалую прибыль, когда, например, отказывалась кого-либо подставлять или открыто признавалась, что не сумела выполнить заказ. И это притом, что ей нужно было как можно скорее скопить капитал для экспедиции! Варрика, привыкшего ловко играть с фактами, приукрашая незначительные достижения и умалчивая о промашках, точно все они были лишь записями в его рабочей тетради, такое поведение Хоук частенько удивляло. Даже, пожалуй, раздражало: неужели она надеется остаться благородной леди в городе, воздвигнутом на лжи и несправедливости?       Но вскоре он узнал кое-что ещё: Хоук становилась идеальной лгуньей, если дело касалось защиты невинных. Как-то раз она попросила его помощи с одним мутным дельцем, что подкинула ей Атенриль, бывшая деловая партнёрка и контрабандистка. Один из её «парней», доставлявший ценный груз, попал в передрягу. Они успели как раз вовремя, чтобы спасти бедолагу от жестокой расправы. Ничего удивительного: мелкие контрабандисты всегда грызутся между собой за влияние и авторитет. Только вот «парень» оказался мальчонкой лет двенадцати, перепуганным ребёнком с грязными разводами слёз на щеках. Работать на Атенриль его вынудила крайняя нужда в виде трёх маленьких сестёр, которых он пытался прокормить. Он врал, изворачивался и проносил по городу, пользуясь своим невысоким ростом и мальчишеской ловкостью, такие товары, за поимку с которыми его бросили бы в темницу без всяких раздумий. Нельзя сказать, что такие случаи были редкостью в Киркволле, но не по-детски обречённый взгляд мальца заставил Варрика содрогнуться. Хоук, не задумываясь, толкнула мальчонке сумку с товаром, приложив к ней свой скудно звякнувший кошелёк. Присела перед маленьким взрослым на корточки и заговорила с ним спокойно и уважительно, как с равным. Попросила забрать сестрёнок и уехать подальше от Киркволла. Мальчик, отвечая ей так же серьёзно, сказал, что хотел бы перебраться на какую-нибудь ферму и начать новую жизнь. Он коротко, но эмоционально поблагодарил Хоук, и они разошлись. Варрик не вмешивался в их разговор, наблюдая за Мариан с лёгким восхищением. Её образ пополнялся новыми и новыми противоречивыми деталями.       А когда они пришли в берлогу Атенриль, Хоук ни слова не сказала о своём поступке. Непроницаемо-холодным голосом сообщила, что головорезы убили парнишку, а груз забрали. Естественно, никакой награды ей не светило, но Мариан сделала всё, для того чтобы защитить мальчонку от дальнейшего преследования. Недаром говорят: тёмные делишки легко начать, а вот покончить с ними намного труднее. Однако благодаря Хоук у мальца, по крайней мере, был шанс. Когда они уходили от Атенриль, Варрик незаметным движением руки подбросил горсть золотых монет в карман Мариан.       Она сочетала в себе честность и готовность лгать ради защиты других людей, холодность и отзывчивость, мрачный вид и колкие шуточки. Варрик диву давался, наблюдая за ней. На протяжении всей жизни помалкивая, чтобы слушать чужие истории, писатель привык к неоднозначности и сложности людских характеров. И всё-таки Мариан продолжала изумлять его своей противоречивостью. Довольно-таки скоро он столкнулся со спонтанно возникшим желанием писать о ней. Спутывать её резкие черты и неожиданные выходки в витиеватые строчки, чтобы с каждой новой страницей, быть может, понимать её чуточку лучше…       Мрачности, впрочем, заметно поубавилось после их возвращения с Расколотой горы. Было ли это связано с обещанием древней ведьме-драконице, исполненным вопреки всем препятствиям и невзгодам, или с чем-то ещё… Варрик мог только гадать, да ещё ненавязчиво расспрашивать новых знакомых. Члены странной компании, каким-то чудом сплотившиеся вокруг Хоук, ладили между собой с ожидаемым скрипом. Фенрис, как и обещал, не спускал полного недоверия взгляда с тройки магов. Когда Варрик предложил ему выпить в «Висельнике» вдвоём, клеймённый лириумом эльф, немного расслабившись, задался вопросом: каким образом Варрику удаётся быть таким спокойным в окружении трёх потенциальных чудовищ? Тетрас лишь пожал плечами: он не видел в магах монстров, от которых следовало перебегать на другую сторону улицы. Фенрис мрачно заметил, что в Тевинтере никакие перебежки не помогут: если магистр захочет использовать раба для какого-нибудь кровавого ритуала, спасения тому ждать неоткуда.       Авелин тоже настораживало обилие магов-отступников среди её знакомых. Внутри неё вели ожесточённую борьбу две персоны: исполнительная и благонадёжная глава городской стражи и преданная подруга, преодолевшая вместе с Мариан долгий и тернистый путь к новой жизни. Судя по тому, что за неделю после похода на Расколотую гору ни один из магов ещё не оказался в Казематах, вторая персона пока что побеждала.       Общаться с Андерсом, который в любой реплике собеседника видел повод для напоминания о том, как плохо живётся запертым в Кругу магам, тоже было нелегко. Даже шутливое замечание о том, что им, в отличие от Андерса, не приходится ютиться в Клоаке, принималось отступником в штыки. Варрик, пожалуй, не рискнул бы делить выпивку с Андерсом и Фенрисом одновременно. Мысль получить за раз и удар навершием меча, и разряд молнии, когда эти двое разговорятся, почему-то не прельщала его.       С Мерриль оказалось намного проще. Варрик как-то раз зашёл в Эльфинаж, чтобы проведать её, и с трудом смог поверить в то, что магесса, открывшая проход на горе с помощью магии крови, и эта смущённо-суетливая девчушка — одна и та же персона. Завидев Варрика у себя на пороге, она вначале побледнела, затем покраснела, а после принялась лихорадочно носиться по своей маленькой лачуге в попытках прибраться, без конца твердя про какого-то Ужасного Волка. Тетрас предположил, что это долийское ругательство.       — Маргаритка, ну хватит тебе! — охнул он, когда очередной вихрь в виде влажной тряпки, преследуемой эльфийкой, едва не сбил его с ног. — Не король же к тебе пришёл, а… всего лишь я.       Её жилище на окраине Эльфинажа было более чем скромное. Потемневшие от времени деревянные стены, усыпанный мусором дощатый пол, узкое оконце с видом на сточную канаву. Небольшая комната, воплощающая в себе и прихожую, и гостиную, и кабинет, казалась ещё меньше из-за громоздких ящиков и коробок вдоль стен. Вокруг них образовывали красочный бардак частично распакованные вещи: постельное бельё, посуда, книги, смятая одежда. Из мебели пока что были только трёхногий табурет, низкий круглый столик да старинный книжный шкаф. У одной из стен потрескивал сырыми брёвнами маленький камин из разряда тех, что распространяют дым и смог на весь дом. Варрик мысленно поставил себе отметку: нужно будет помочь Маргаритке обустроиться в новом месте.       — Понимаешь, у меня же впервые за всю жизнь появились гости! А я уже показала себя такой отвратительной хозяйкой, — жалобно шмыгнув носом, Мерриль отбросила грязную тряпку, признавая, очевидно, своё поражение перед хаосом беспорядка.       — Но ведь ты всего неделю в городе, милая. Ещё успеешь поразить нас всех своим гостеприимством, — попытался подбодрить её Варрик. — Я не стану относиться к тебе хуже из-за небольшого бардака, честное слово.       — Ma serannas, — выдохнула Мерриль.       — Ваш язык такой… мягкий и мелодичный, — с невольным восхищением заметил Варрик. — Городские эльфы обычно говорят на всеобщем.       Не желая и дальше смущать Мерриль, он уселся на один из деревянных ящиков в углу комнаты, всем своим видом демонстрируя, что для него такое в порядке вещей. Эльфийка плюхнулась на табурет, подтянула колени к подбородку и замерла в этой неудобной, на взгляд Варрика, позе.       — Одно из немногих, что осталось от наследия Элвенана, — печально отозвалась она. — Эльфийское государство было разрушено тысячелетия назад, а то, что мы, долийцы, храним — это лишь малая его часть. Крошечный осколок былого великолепия.       — Тевинтер поработил эльфов, верно? — Варрик нахмурился, припоминая обрывочные сведения из истории Древней эры — многих веков до основания Церкви и появления Церковного календаря.       — Цивилизация древних elvhen была уничтожена, когда люди освоили Тедас, — кивнула Мерриль. — Многие мои соплеменники до сих пор остаются рабами тевинтерских магистров, как Фенрис. Когда ваша Андрасте выступила против Империи Тевинтер, эльфам даровали Долы в знак благодарности за помощь в войне. Но вскоре Орлей отнял их. В вашей истории это называется Священным походом против эльфов. А в нашей… ну… немного печальнее. — Мерриль тихонько вздохнула. — С тех пор у нас нет дома. Название остатков нашего народа — это память о Долах, втором доме, второй надежде. Долийцы — те, кто не подчинился людским требованиям. Единственные хранители истории, языка, нашей веры… Но наших богов больше нет на земле, чтобы защитить нас и помочь вернуть утраченное.       — А раньше были? — с недоверием уточнил Варрик. Ему всегда казалось, что боги на то и боги, чтобы оставаться вымышленными, обитающими где-то далеко, за гранью понимания. Андрасте когда-то ходила по той же земле, которую и он топтал своими сапогами, но она не была богиней, пусть церковники порой забывали об этом. Только женщиной с невероятно сильной верой.       — Конечно. — Мерриль подняла на него свои большие изумрудно-зелёные глаза. На Варрика она сейчас смотрела точно на несмышлёного ребенка, задавшего глупый вопрос. — Они могли приходить в наш мир, когда желали. Главными среди них были Эльгарнан и Митал. Эльгарнан — Отец Всего, первенец Солнца, бог мести. Он бывал жесток, но мудрые слова его жены, Митал, всегда смягчали его. Митал — Великая Защитница, она несла в этот мир справедливость и оберегала всех своих детей. Раньше они ходили по земле и говорили с нами, и дарили свою мудрость: обучали искусству охоты, навигации, врачевания, разным ремёслам… Как чудесно было бы увидеть одного из них своими глазами!..       — Куда же они делись? — нахмурился Варрик. — Наш Создатель, по мнению Церкви, всегда был в Златом Граде и не выходил к людям. А потом проделки тевинтерских магистров разочаровали его, и он отвернулся от своих детей, не желая больше за ними присматривать. Эльфийские боги тоже не вытерпели всех прелестей родительства?       — Нет! — тотчас вскрикнула Мерриль, а затем, смутившись, прижала узкую ладошку к губам. Варрик, впрочем, и не подумал бы обижаться на её внезапный порыв. Видеть и почти осязать чужую веру, настолько сильную и яркую, было сродни прикосновению к солнечным лучам: непостижимо, но прекрасно. — Наши боги никогда не отворачивались от нас, — уже спокойнее продолжила Мерриль. — Фен’Харел, Ужасный Волк, отнял их у нас. Кроме Эльгарнана, Митал и их детей были другие боги — воплощения тьмы и страха. Сейчас никто не знает их имён, мы называем их Забытыми. Два пантеона всегда враждовали между собой. И был один бог, хитрец и обманщик, который свободно ходил в обиталища обоих пантеонов. Дружил и с теми, и с другими, а на деле только с самим собой. Он предал их всех: обманом выманил из физического мира и заточил там, где никто не сумеет их отыскать. Хранительница Маретари говорит, что это место где-то в Тени. С тех пор и Забытые, и наши боги отрезаны от нас, а по миру ходит один только Фен’Харел. Потому и пал Арлатан — некому было его защитить…       Лицо Мерриль было очень грустным, а зелёные глаза, как показалось Варрику, засияли влагой. Пожалуй, ни в ком из церковников он не видел столь трепетной веры и столь искренней любви к богам. Интересно, значило ли это, что эльфийские боги и правда когда-то существовали? Кем же тогда были все остальные — Создатель, тевинтерские боги? Просто выдумкой? Но он знал слишком мало, чтобы задумываться о столь серьёзных вещах. Вместо этого Варрик, надеясь отвлечь Маргаритку от печальных размышлений, задал давно интересующий его вопрос:       — Аша’белланар — она тоже богиня? Судя по её силе, она точно не обычная старая карга.       Мерриль немного помолчала, сосредоточенно рассматривая лепестки пламени в камине. Кажется, он задал вопрос, на который не существовало однозначного ответа.       — Мы и правда мало что знаем о ней, кроме имени. Если она богиня — то почему не заточена вместе с остальными? А если нет, то кто она вообще такая… Но одно могу сказать точно: Asha’bellanar сильнее, чем любая магесса. И мудрее, чем все наши Хранительницы.       — Поэтому Хоук повеселела, когда выполнила своё обещание? Видела бы ты её раньше: настоящая грозовая тучка, — усмехнулся Варрик.       — Может быть. Обещание, данное столь сильному созданию, и правда давит на плечи тяжким грузом. К тому же… древний эльфийский амулет и слова обещания были вроде как символом старой жизни Мариан, правда? А теперь пришла пора начать новую. — Маргаритка пожала плечами. Затем вдруг взглянула на него, и на её губах засияла лукавая улыбка. — Ты ведь дольше её знаешь. Может, она просто влюбилась?       Варрик подавился заготовленной шуткой. Влюбилась? Хоук? Глядя в её ледяные глаза, он не мог вообразить, чтобы эта женщина была способна на столь простые, банальные чувства. То же самое, что вообразить какую-нибудь богиню вроде Митал в постели с обыкновенным смертным. С другой стороны… богиней Мариан всё-таки не была. Он ведь совсем её не знал, а среди компаньонов Хоук было немало привлекательных женщин и мужчин. Мысль об этом почему-то оказалась очень неприятной для него, заставила поёжиться от холодно-колючего ощущения в самом его нутре. Так что Тетрас обрадовался новому вопросу Мерриль, позволившему ему отвлечься от отголосков странных чувств, которые он не мог понять:       — А во что верят гномы, Варрик?       — О-о-о, это куда менее красочная история, если сравнивать с религией эльфов или людей, — с воодушевлением отозвался он. — Гномы поклоняются Камню.       — Что, любому камешку под ногами? — Мерриль округлила глаза.       — Нет, Маргаритка. Камень для гномов — нечто… объединяющее. Это место обитания всех гномов. Из Камня мы приходим и после смерти возвращаемся тоже к Камню. Это… не знаю… символ? Мой братец Бартранд лучше бы тебе объяснил. Я-то родился на поверхности, мне и самому обычаи моего народа не очень понятны. Вот с Совершенными проще. Им гномы тоже поклоняются.       — Это ваши боги?       — Не совсем, — хмыкнул Варрик. — Это гномы. Давно умершие или даже ещё живые. Самые выдающиеся представители нашего народа. Титул Совершенного можно получить за какие-нибудь заслуги, изобретения, идеи… И тогда в честь тебя возведут огромную статую и будут рассыпаться перед тобой в любезностях. Э-э-э… Маргаритка, куда ты смотришь? Глаза у меня немного выше. — Он с удивлением обнаружил на себе её пристальный взгляд, вперившийся куда-то в область груди.       — О, прости. — Она покраснела и тут же отвернулась. — Я просто подумала… Ты мог бы стать Совершенным! У тебя такие волосы на груди… никогда таких не видела… Мне кажется, это жутко мужественно. Давай дадим тебе титул Совершенного за заслуги в области… э-э… волосатости?       Варрик звучно хлопнул себя ладонью по лбу и зашёлся в неконтролируемом хохоте. Он и подумать не мог, что Мерриль умеет шутить, да ещё в столь приземлённом стиле, больше подходящем самому Тетрасу. Она до последнего сохраняла серьёзную мину и лишь потом захихикала, прикрываясь ладошкой, точно маленькая девочка, чрезвычайно довольная собственным озорством.       — Нет, Маргаритка, ничего не получится, — с трудом вымолвил Варрик. На глазах от смеха даже выступили слёзы. — Ты просто раньше гномов не видела. Мы все такие: низенькие, широкие и волосатые. К тому же, я наземник, а Совершенными могут стать только истинные гномы, которые в Орзаммаре живут.       Он тепло простился с Мерриль и покинул её лачугу, всё ещё посмеиваясь сомнительному комплименту в адрес своей мужественности. Гномы обычно виделись привлекательными разве что гномкам. Для представительницы людей или эльфов его невысокий рост, густые вьющиеся волосы на груди, широкое лицо и пусть мускулистые, но грубые руки вряд ли могли составить объект хотя бы незначительной симпатии. А если добавить ещё перебитый нос и манеру отшучиваться от любых серьёзных вопросов…       Вернувшись в свой номер в «Висельнике», Варрик тут же сел за стол, положив перед собой лист пергамента. Набросал быстрое, почти небрежное письмо с предложением встречи. А затем откинулся на стуле и вперился мрачным взглядом в ровные чернильные строчки. Действительно ли он этого хочет? Растревожить старую рану и на одну ночь предаться обжигающей, бессмысленной и безнадёжной страсти… А с другой стороны, почему бы и нет? Ведь скоро он отправляется в путешествие, которое, в теории, может иметь не самый счастливый исход. Да и кто его осудит? Варрик с неясным для него самого раздражением сложил письмо в несколько раз и подписал в уголке своё имя. Некому осуждать. Кроме, разве что, его собственной совести да навязчиво мелькающей в голове мысли о холодных льдисто-голубых глазах… Но он всё равно передал письмо своим «птичкам», твёрдо зная, что через пару дней оно достигнет адресата.       К своему намерению обустроить жилище Мерриль Варрик отнёсся очень серьёзно. Следующим утром к дверям её лачуги подкатила загруженная доверху телега с мебелью и строительными материалами. За телегой вразвалочку шёл сам Варрик. Первым делом он, обойдя застывшую в изумлении Маргаритку, затащил в дом пуховую перину, которая наверняка была мягче её собственной… если у неё вообще была перина. Затем вместе с извозчиком занёс разобранные стулья и обеденный стол. Пояснил, окинув взглядом всё такую же ошарашенную Мерриль:       — Я нанял пару надёжных ребят, они на днях залатают твою крышу. А с мебелью я и сам справлюсь.       — Ой… Варрик… Я могу помочь? — Эльфийка мигом залилась краской.       — Лучшее, что ты можешь сделать — это посидеть в сторонке, милая, — хмыкнул Варрик, отбирая у неё тяжёлый молоток.       Мерриль слегка насупилась, но спорить не стала. Вряд ли долийцам часто доводилось заниматься ремонтом. Она уселась на свой трёхногий табурет, а Варрик взялся за работу. Будучи младшим ребёнком не слишком процветающего в пору его юности гномьего Дома, он многому успел научиться. Чтобы развеять скуку монотонно стучащего молотка, Маргаритка принялась пересказывать ему эльфийские легенды: об Эльгарнане и Митал, о древнем Арлатане — столице эльфийского государства, о мифической золотой галле… Когда он, закончив приделывать столу ножки, поставил его у стены, Мерриль вдруг спросила:       — Варрик… ты же era’lan, да?       — Это какое-то эльфийское оскорбление? — беззлобно поинтересовался Варрик. Мерриль частенько забывала, что он не знает языка её предков.       — Нет, что ты! — испуганно ахнула та. — Era’lan — это тот, кто рассказывает истории. Сказочник. Мне показалось, ты знаешь много сказок.       — Скажу тебе больше, Маргаритка: я их сочиняю, — со смешком признался Варрик. — Правда, приправленная красивым налётом вымысла. Неожиданные повороты, капелька драмы, немного шуток… Да. Это то, что я люблю.       — Я так и знала! — обрадовалась Мерриль. — Ты же напишешь историю про наши приключения, да?       — Я думал об этом, — не стал спорить Варрик. Он хмурился и морщился, пытаясь вытащить криво вошедший гвоздь. — Материала уже немало набралось.       — А в твоей истории будут грифоны? — не отставала Маргаритка. — Ну, знаешь, такие большие и крылатые…       — С грифонами есть одна проблемка. — Варрик бросил на неё озадаченный взгляд. — Они же все вымерли. Да и зачем нам грифоны? Если нужно что-нибудь большое, крылатое и кровожадное — вон, драконы есть.       — Не-е-ет, пусть будет другой грифон! — Мерриль упёрла руки в бока, возмущённая, вдохновлённая и до невозможности смешная. — Добрый и хороший. Чтобы он прилетел на помощь тогда, когда герои совсем падут духом. Такой мягонький… пушистенький…       — Хорошо, Маргаритка, я напишу для тебя про грифона, — с трудом сдерживая смех, сдался Варрик. На фоне той гаммы высоких чувств, что плясали на раскрасневшемся лице эльфийки, стулья с их закруглёнными ножками казались совсем уж скучными объектами для изучения.       — Варрик? — вновь позвала Мерриль, едва он сумел совладать с собой и вернуться к работе. — И пусть его будут звать Пернатик.       Никакая степень сосредоточенности на деле не сумела бы сдержать новый взрыв его хохота.       Спустя пару часов, когда Варрик, довольный плодами собственных трудов, решил прибраться и уходить, в дверь вдруг постучали. Мерриль, ойкнув от неожиданности, побежала открывать. Он сидел на полу в окружении щепок, гвоздей и инструментов и едва успел стряхнуть со штанов ворох древесных стружек, когда на пороге появилась Хоук. Она окинула представшую перед ней картину быстрым взглядом и ожидаемо округлила глаза.       — Даже спрашивать не хочу, чем вы тут занимались, — медленно произнесла она, выразительно приподняв брови.       — Я лучше промолчу, дабы дать волю твоей фантазии, — фыркнул Варрик, старательно пряча смущение. Мариан, сама того не зная, застала его врасплох. Растянувшийся на грязном полу без сапог, со слипшимися от пота волосами, в одной лишь расстёгнутой рубахе, за которой отчетливо виднелась уже прокомментированная Маргариткой волосатая грудь… Да ещё и на фоне перины, которую Мерриль так и не потрудилась донести до спальни. Маргаритку, однако, неоднозначность ситуации совершенно не заботила. Она радостно обняла Мариан и тут же выпалила:       — Варрик обещал написать сказку про Пернатика!       — Так вот что ты с ним делала, солнышко? Пытала? — Хоук лукаво подмигнула Варрику, на миг вынырнув из крепких объятий Маргаритки. — Ну что ж, у этой сказки уже есть одна иллюстрация. Смотри, что я тебе принесла.       Мариан достала из-за пазухи аккуратно сложенный листок и протянула его Мерриль. Варрик, чувствуя, как пылают его щёки, тоже подошёл к ним и, встав на цыпочки, заглянул через плечо Маргаритки. На пергаменте тонким угольком было изображено очаровательное создание с четырьмя лапами, птичьей головой, маленькими крылышками и длинным хвостом наподобие львиного. Мерриль взвизгнула от восторга и вновь повисла у Хоук на шее.       — Спасибо-спасибо-спасибо! Я и подумать не могла, что детёныши грифонов такие милые! — путаясь в словах, лепетала она.       — Э-э-э… я тоже, — с усмешкой призналась Мариан. — Их же, кажется, больше нет?       — По крайней мере один теперь есть, — заметил Варрик. Ему было немного жаль, что он не может вот так же искренне прильнуть к Мариан в пылком объятии и сказать что-нибудь приятное и тёплое. Мерриль, спонтанная и непосредственная, точно ребёнок, имела, как ни странно, намного больше возможностей. А он был вынужден отшучиваться и молоть какую-то безликую чепуху. — Не знал… что ты рисуешь, Хоук. По правде говоря, я многого о тебе не знал.       Жопа Андрасте, зачем он это вообще ляпнул?! Как будто обвиняет её в чём-то…       — А ты попробуй узнать, — вдруг улыбнулась Мариан.       Варрик с недоверием заглянул в её голубые глаза, пытаясь пробиться сквозь их привычный холод к чему-то более глубокому, что явственно прозвучало в её словах. Он с трудом мог поверить в собственную правоту, но это была не издёвка, не насмешка, не укоризна, а… просьба?