Маска из чистого льда

      — Что не так? Ну же, Мариан, не томи! — Гамлен кричал на племянницу, едва не плача от бессилия. Он тоже почувствовал тот ужас, что охватил Хоук и Варрика, что опустился мрачной тенью на весь притихший в ожидании бури особняк.       — Уже много лет в Киркволле орудует серийный убийца. Маньяк, который посылает своим жертвам белые лилии. — Страшные слова сорвались с мёртвенно-бледных губ Хоук и повисли в густой, почти осязаемой тишине. — Я помогала расследовать одно убийство, но не смогла выйти на его след.       — Нет! — вскрикнул Гамлен. — Ты ошибаешься. Наверняка это просто лилии, просто дурацкие цветы от поклонника!       Он принялся мерить огромную гостиную быстрыми тяжёлыми шагами. Мариан, такая же напряжённая внутри, но убийственно-спокойная внешне, повернулась к Варрику.       — Один человек тоже искал этого маньяка: хотел отомстить за сестру. Орлесианец по имени Гаскар Дюпюи. Он должен помочь. Его убежище в Клоаке.       Варрик быстро кивнул. Хоук, задержав очень странный, пугающий взгляд на дяде, вышла из дома. Она тут же направилась к Клоаке, но Варрик догадывался, что им может понадобиться помощь. Он прекрасно знал, кому из своих друзей Мариан доверяет больше всего. И когда Варрик, отделившись от неё, побежал к дому Фенриса, Мариан ничего не сказала, только проводила его всё тем же пугающим взглядом.       Он стукнул кулаком в тяжёлую дверь с такой силой, что ободрал костяшки пальцев, но сейчас это абсолютно не волновало Варрика.       — Фенрис! — громко крикнул он, мысленно молясь о том, чтобы эльф был дома. — Ты нужен Хоук!       Фенрис отворил дверь тотчас же. Он был облачён в свои изящные лёгкие доспехи, будто вообще никогда не снимал их. Из ножен на спине выглядывала рукоять двуручного меча. Фенрис кивнул Варрику и без лишних расспросов пошёл за ним. На бегу Варрик коротко объяснил, что случилось. Увидел, как сжались до хруста сияющие лириумными клеймами кулаки Фенриса.       Андерс сам выбежал им навстречу, едва они достигли Клоаки. Побледневший сильнее обычного, растрёпанный и помятый, он стиснул ладонь Хоук, заглянул ей в глаза:       — Я почувствовал, что что-то… происходит. В чём дело, Мариан?       Она не ответила. Выдернула руку из его хватки, заставив Андерса удивлённо отпрянуть. Бросилась вниз по хлипким лесенкам Клоаки, безмолвная и сосредоточенная. Варрику пришлось раскрыть суть происходящего во второй раз. Впрочем, он видел, что оба спутника готовы идти за Мариан даже без объяснений: они чувствовали её страх, её боль и ярость, как чувствовал и сам Варрик. Вчетвером они стремительно пересекли Клоаку, достигнув своей цели в самом непримечательном её закоулке.       Гаскар Дюпюи оказался высоким светловолосым мужчиной с открытым лбом и острым подбородком. Завидев Мариан, он тут же шагнул ей навстречу.       — Что случилось? Ещё одно нападение?       — Моя мама пропала, — едва слышно выдохнула Хоук. — Утром ей прислали белые лилии. Ты знаешь, где искать ублюдка, Гаскар?       Напряжение витало в воздухе, стальными иголками вонзаясь в каждую клеточку тела. Стылый страх сковал внутренности. Конечно, Варрик слышал историю о киркволлском маньяке. Уже года три он безнаказанно похищал и убивал женщин преклонного возраста. Миловидных, одиноких, с ограниченными социальными связями. Один храмовник пытался идти по его следу, но далеко не продвинулся. А недавно тот храмовник был убит — Варрик догадывался, кем именно. Городская стража отказалась расследовать преступления: слишком мало улик. Город равнодушия, город страха и пренебрежения. Ярость клокотала внутри Варрика: ведь можно же было остановить этого нажьего сына раньше! Если бы расследованием занимались и стражники, и храмовники, и Церковь, а не одна только Хоук…       — Я не знаю, где он скрывается, — признался Гаскар. — Но… помнишь ту женщину, Алессу, которую ты отправила домой? Убийца похитил её на следующий же день. Но у меня осталась её кровь. Если какой-нибудь её след ещё сохранился в этом мире, я смогу её найти.       — С помощью магии крови? — Голос Хоук был тихий, но в нём чувствовался металл. Она стояла подле высокорослого Гаскара, такая маленькая, тоненькая, хрупкая… и Варрик не мог её защитить.       — Да, — последовал краткий ответ.       — Приступай.       Гаскар Дюпюи быстро кивнул, снял с пояса нож. Варрик обернулся на спутников. Андерс и Фенрис стояли немного позади. Оба ненавидящие магию крови всем сердцем, они… молчали. Ни слова возражения не сорвалось с их губ, пока орлесианец доставал из маленького мешочка флакон алой крови и надрезал себе запястья. Кровь — его и чужая — хлынула на грязные прогнившие доски у них под ногами. Всё тело Гаскара вспыхнуло алым, слегка поднялось в воздухе, точно невидимые когти тянули его за ворот рубашки. Тёмная багряная энергия пульсировала вокруг них с такой силой, что даже Варрик, далёкий от магической стороны мира, ощущал её каждой клеточкой тела. Наконец, маг крови с тихим стоном упал на колени. Когда он поднялся, взгляд его был полон решимости:       — Идём. Я чувствую, где они.       Все четверо устремились за ним, молчаливые, полные самых мрачных опасений. Гаскар привёл их к заброшенной литейной в Нижнем городе. Мариан тихо ахнула. Варрик догадался: она уже была здесь, когда расследовала предыдущее убийство, но ничего не нашла. Железная дверь не поддалась, но Фенрис выбил её мощным ударом плеча.       Внутри было жарко, душно, неестественно светло. Всюду горели костры и факела на стенах. Кто-то здесь явно был. Кто-то, кого не слишком волновало то, что его могут найти. Однако ублюдок всё же попытался защититься: полчище демонов и призраков окружило их, как только Мариан сделала несколько шагов вперёд.       Варрик никогда не видел, чтобы она сражалась настолько яростно, беспощадно, бездумно. Демоны рассыпались перед ней в пыль, едва успевая приблизиться. Мариан не смотрела по сторонам, поворачивалась к противникам спиной. Остальные, как могли, оберегали её, но всё-таки когти одного из демонов успели, разорвав тонкую куртку, оставить сочащиеся алой кровью царапины на её спине. Хоук не обратила на это никакого внимания. Остальные тоже молчали, не решаясь замедлить её движение хоть на миг. На длинном столе у стены они увидели тело, накрытое белой простынёй. Мариан бросилась к нему, дёрнула податливую материю. Нежное лицо, пепельные волосы…       — Алесса, — выдохнула Хоук. Оставила простыню, двинулась дальше по ярко освещённым залам литейной.       Варрик нервно сглотнул, обернувшись на тело мёртвой женщины. Ему не хотелось заглядывать под простыню, чтобы увидеть, как сильно она изувечена. Зачем этот псих приносит их сюда, что он делает с ними?..       После долгих переходов по проржавевшим металлическим лестницам литейной, каждый шаг по которым отдавался пугающим лязгом, они отыскали неприметный деревянный люк в полу. Раньше он, очевидно, был тщательно замаскирован, но сейчас убийцу не волновало то, что его могут найти. Спустившись по узкой леснице, они оказались в небольшой комнате с ярко пылающим камином. Неподалёку пристроились простая деревянная кровать, стол, пара книжных шкафов, перевёрнутое кресло. На полу были разбросаны обрывки книжных страниц, листы, исписанные крупным неровным почерком, старинные фолианты с пометками на полях. Варрик склонился над одним из таких и тут же отпрянул. Очень тёмная и злая магия затаилась на пожелтевших от времени страницах.       — Чёрная магия… некромантия… Что он с ними делает?! — воскликнул Андерс, подняв одну из книг вслед за Варриком.       Мариан больше интересовало другое. Она приблизилась к камину, на котором рядом с букетом белых лилий в высокой вазе стоял большой портрет. Изображённая на нём женщина очень походила на Лиандру Амелл: те же черты лица, такие же густые пепельные волосы. Но в то же время она не была мамой Хоук, отличаясь от неё мелкими, едва заметными деталями. Варрик услышал, как выругался себе под нос Андерс, как Фенрис, у которого едва ли можно было предположить наличие религиозных идей, тихо выдохнул: «Создатель…». Мариан оторвала взгляд от портрета и молча двинулась вперёд. Они последовали за ней безмолвными тенями, готовыми в любой момент закрыть эту бесконечно сильную женщину от любой атаки. Гаскар шёл позади всех.       Но демонов и призраков больше не было. После длинного коридора они вошли в очередную ярко освещённую душную комнату. У дальней её стены седовласый мужчина склонился над чем-то белым и продолговатым. Он поднял голову, едва Мариан перешагнула порог. Воздух вокруг него слегка мерцал и подрагивал: Варрик догадался, что это какое-то защитное заклинание. Когда мужчина повернулся к ним, возникла лишь одна мысль: он безумен. Неопрятные сальные волосы, редкая бородка. Глубокие тени под глазами. Но главное — сами глаза. Мутно-серые, с расширившимися зрачками и нервно подрагивающими веками. В них не чувствовалось ни тепла, ни способности к сопереживанию. Присмотревшись к Мариан, мужчина произнёс хриплым, лишённым каких-либо эмоций голосом:       — Я ждал, когда же ты появишься… Лиандра всё твердила, что ты обязательно спасёшь её.       — Где моя мама? — сквозь стиснутые зубы прохрипела Хоук.       Вдруг шорох за их спинами заставил всех четверых обернуться. Гаскар Дюпюи прошёл вперёд, и что-то в выражении его лица заставило Варрика напрячься и крепче стиснуть приклад арбалета.       — Гаскар… — вдруг произнёс убийца, переведя на него взгляд своих безумных глаз. — Ты всё-таки нашёл меня.       — Ты обещал научить меня тёмной магии, Квентин!       — Ты всегда жаждал большего, верно, мой ученик? Но после смерти жены я не мог быть тебе хорошим наставником. Я был занят делом… делом всей моей жизни. Зато теперь, когда я закончил… я готов научить тебя всему, что знаю, Гаскар.       — Всё было ложью, да? — тихо промолвила Хоук и с силой схватила Дюпюи за локоть. — Убийство твоей сестры, желание отомстить… Ты всё это время знал имя убийцы. Ты просто хотел стать таким же монстром, как он.       — Я… я помогу тебе убить его! — совсем неубедительно воскликнул Гаскар. — Вместе мы…       Миру не было дано узнать, чего же они смогут достичь вместе. Арбалетный болт просвистел над плечом Мариан и вонзился точно в грудь ублюдочного лживого мага. Хоук даже не дрогнула: она верила каждому движению Варрика. Её голос был соткан из самого чистого льда:       — Где. Моя. Мама?!       — О-о-о, поверь, она была особенной женщиной, — равнодушно промолвил убийца. Он даже не взглянул на безжизненно сползшего на пол Гаскара. — А теперь она стала частью чего-то… большего. Но тебе никогда не понять мою цель. Я восстановил её из чужих душ. Я нашёл её тонкие руки, её белую кожу, её прекрасное нежное лицо… Я сделал невозможное. Я коснулся лица Создателя и остался жив.       Квентин, обезумевший маг-убийца, всё так же стоял рядом с чем-то, что было укрыто плотной белой тканью. Варрик выстрелил в него, однако защита была прочна: арбалетный болт отлетел в стену. Квентин наклонился над своим сокровищем, потянул на себя белую ткань и приобнял неподвижную куклу в человеческий рост, помогая ей оказаться на ногах…       Несчастное существо смотрело из-под белой свадебной фаты с мучительной болью в глазах. Тело женщины было словно сшито из множества фрагментов: ровные швы проходили по её шее, плечам, тонким запястьям. Она была облачена в белое свадебное платье. У мёртвой и одновременно живой женщины было пепельно-бледное, искажённое болью лицо Лиандры Амелл.       — Знаешь, что сильнее всего во вселенной?       Никто не хотел знать ответ на вопрос безумца. Они, не сговариваясь, атаковали все разом. Ослепительные вспышки молний сплелись с бешеным танцем огня. Арбалетные болты врезались в непроницаемый барьер, с каждым разом отлетая от него всё слабее и слабее. Клинок Фенриса мелькал, прорезая горячий воздух. Магический щит рухнул под их напором, и Мариан, склонившись над скованным ледяными путами убийцей, воткнула острый конец своего посоха под его рёбра и с силой надавила, пронзив чёрное сердце насквозь. Последним вздохом с его окровавленных губ сорвалось едва слышимое слово:       — …любовь.       Мариан отшвырнула от себя его тело и бросилась к женщине, которая, нетвёрдо стоя на ногах, изо всех сил тянулась к ней, беззвучно шевелящая губами. Мариан подхватила маму под руки, бережно уложила её на пол, головой на свои колени. Коснулась ладонью её обезображенного лица.       — Я знала, что ты придёшь… — тихий голос с трудом вырвался из её груди, сердце в которой уже не билось. Белые губы изогнулись в слабой улыбке.       — Мама! — всхлипнула Мариан, одной рукой придерживая её голову, а другой сжимая чужие пальцы, не принадлежащие её матери, но пришитые к ней, точно к тряпичной кукле. — Береги силы, мам… Я сделаю что-нибудь… Я спасу тебя!       Чувствуя, как горячие слёзы струятся по его щекам, Варрик повернулся к Андерсу, взглянул на него с немой мольбой. Но тот лишь качнул головой и с трудом, мучаясь от безнадёжности в каждом слове, прошептал:       — Только тёмная магия поддерживала в ней жизнь. Я не могу… Никто не может.       — Мам, — давясь слезами, повторила Мариан.       — Тише, солнышко… не плачь. Этот человек держал меня взаперти, а теперь… я свободна. — Её ладонь коснулась мокрой щеки дочери. — Я снова увижу мою малышку Бетани… и твоего отца… А вот ты… ты останешься здесь одна…       — Мам… Я не смогла… не уберегла тебя…       — Ты стала такой сильной, моя девочка… Ты спасла меня, просто ещё не понимаешь этого. Я люблю тебя. И всегда очень гордилась тобой.       Взгляд умирающей Лиандры вдруг скользнул в сторону, зацепив мокрое от слёз лицо Варрика.       — Сильнее всего во вселенной…       Слабым движением пальцев она вытерла слёзы дочери, и её глаза закрылись навсегда.       Мариан медленно поднялась с колен и двинулась к выходу из пропахшей смертью литейной, не произнеся ни слова. Варрик пошёл следом, бросив последний болезненный взгляд на тело Лиандры Амелл.       Хоук вышла в холодную тёмную ночь и, не останавливаясь, направилась к дому. Варрик, Андерс и Фенрис следовали за ней, одинаково бессильные, неспособные ничем ей помочь. У входа в свой особняк Мариан задержалась. Позволила Андерсу легко коснуться её спины — Варрик заметил, как слабое сияние затрепетало на его пальцах, и глубокие царапины на спине Хоук стянулись, оставив лишь белые шрамы под засохшей кровью. Фенрис на миг сжал её ладонь, а затем шагнул в объятия ночи. Андерс ушёл вслед за ним. Мариан проскользнула в безмолвный дом, не прикрыв за собой дверь. Варрик не знал, было ли это выражением её желания или же только случайностью, но не мог, просто не мог заставить себя бросить её в одиночестве.       Когда они прошли через гостиную, усталая тень отделилась от стены.       — Что с ней, Мариан? — с трудом прохрипел Гамлен.       — Её… больше нет, — чужой холодный голос сорвался со знакомых тонких губ.       — Но ты… ты отомстила за неё? Ты прикончила ублюдка?!       — Я пронзила его сердце насквозь. Тебе станет легче, если ты узнаешь подробности?       Гамлен задрожал и схватился за стену, чтобы не упасть. Минуту он молчал, громко и тяжело дыша.       — Нет… Пожалуй, нет.       Мариан безмолвной хрупкой тенью проскользнула наверх по лестнице, в свою комнату. Её дядя бессильно опустился у стены, сотрясаемый рыданиями. Но Варрик, оставив его, последовал за Хоук — той, кого ему всегда хотелось защищать. Той, кого он не защитил.       Она сбросила с себя одежду, легла на кровать, укутавшись в одеяло. Не решившись нарушить тишину ни единым словом, Варрик разделся и лёг рядом с ней. Прижал её, такую маленькую и совсем замёрзшую, к себе. Не было ни слёз, ни всхлипов, ни дрожания плеч… и это пугало. Мариан уснула почти сразу, свернувшись в комок и вжавшись лопатками в его широкую грудь. Варрик же всю ночь не смыкал глаз, глядя на неё, дыша ею и гадая, что будет дальше. Лишь когда густой серый туман прорезал первый луч рассвета, он, совсем обессиливший, уснул.       А когда проснулся спустя пару часов, Мариан исчезла.       Варрик, чувствуя ноющую боль в висках, но ещё более сильную — в сердце, обошёл все комнаты дома, ища её. Но лишь Орана несчастным бледным призраком скиталась по особняку, заплаканная и напуганная, дрожащая от холода. Все камины в доме погасли, и никто из них как будто не решился возродить огонь хотя бы в одном из них. Варрик накинул Оране на плечи свою лоскутную куртку и, недолго думая, отвёл её к Мерриль, чтобы та помогла бывшей рабыне освоиться в Эльфинаже. Маргаритка уже знала о случившемся, но Мариан она тоже не видела. Варрик заглянул в трактир и обошёл всех знакомых Хоук, отчаянно желая её отыскать. Но к середине дня был вынужден смириться с тем, что был последним, кто её видел.       — Вдруг… с ней что-то случилось? — едва дыша от ужаса, льдом сковавшего его сердце, он обратился к Андерсу.       — Случилось. Её мать убил безумный некромант, — жёстко ответил тот. — Дай ей время, Варрик. Если она ушла — значит, это её способ пережить случившееся.       Умом Варрик понимал, что Андерс прав. У каждого свои способы справляться с ужасными ударами судьбы. Кто-то напивается до беспамятства, как Гамлен. Кто-то убивает головорезов, работорговцев или любых других плохих парней, чтобы заглушить свою боль. Кто-то плачет, уткнувшись в плечо друга. Варрик чувствовал, что Мариан ни к одному из этих типов не относится. Если уйти — это её способ справиться, не стоит её искать. Его разум всё понимал, но сердце не могло смириться с тем, что она, такая сильная, но уязвимая, сейчас где-то одна, под проливным дождём, что обрушился на Киркволл и окрестности, точно само небо плакало по Лиандре.       Самому Варрику очень хотелось напиться, но он не решался сделать и глоток спиртного: вдруг она придёт к нему, ища утешения? Он провёл какое-то время у Фенриса, бездумно играя с ним в карты и даже не заметив, что проиграл все раунды. Его ободранные в кровь костяшки пальцев отметил в своём сознании лишь спустя несколько часов. Собрал самых красивых цветов для Маргаритки. Возвращаясь от неё, по цепочке ассоциаций вспомнил о том, что Ласка, бедная мабари, которой никто не потрудился объяснить, что случилось с её хозяйкой, всё ещё сидит в особняке Хоук, голодная и всеми покинутая. Варрик открыл дверь ключом, который передала ему Орана, и нашёл собаку в спальне Мариан, где она сидела под кроватью, жалобно скуля. Поискал в кладовой чего-нибудь съестного. Себе отрезал ломоть сыра, а Ласку накормил куском бараньего окорока. Та благодарно обслюнявила ему колени по завершении трапезы. Он бессмысленно таскался по городу вместе с мабари на поводке, не зная, куда податься. Сидеть в своих апартаментах было невыносимо тяжело: хотелось бесконечно куда-нибудь идти, несмотря на то, что вся его одежда давно промокла насквозь. Так у Варрика сохранялось ощущение, что он делает хоть что-то. Вновь увидев его на пороге своей лечебницы, Андерс лёгким движением пальцев высушил одежду прямо на нём. Предложил Варрику какую-то успокаивающую настойку. Тот, безрадостно усмехнувшись, отказался.       Хоук не объявилась на следующий день, как и на последовавший за ним. Было решено — правда, Варрик не понимал точно, кем — провести похоронный ритуал на третий день. Вместе с Лиандрой Амелл оплакивали и других женщин, павших жертвами киркволлского маньяка. Все найденные останки их тел и старые кости отдали земле в одной, единой для всех них, могиле. Собранные в одну пугающую «композицию» кровавым безумцем, они остались вместе и после смерти. Тело Гаскара Дюпюи никого не интересовало, как и тело самого Квентина. Их трупы предали огню вместе со всем, что осталось от маньяка в заброшенной литейной.       На похоронах было множество людей, которых Варрик никогда не видел. Но были и его друзья, друзья Мариан: горько плачущая Авелин; непривычно тихие эльф и маг — вечные спорщики, объединённые сейчас общим горем; бледная, готовая, казалось, растаять под струями дождя Мерриль, которая не отпускала руки Андерса. Пришла даже весёлая пиратка, молчаливая и задумчивая в этот день. Был с ними и Карвер. Он бессильно сжимал и разжимал кулаки, и слёзы, смешиваясь с каплями дождя, струились по его лицу. Карвер ничего не сказал ни Варрику, ни кому-либо ещё из компании своей сестры. Он ушёл так же незаметно, как и появился, тоже предпочтя остаться наедине со своим горем.       После похорон они шестеро, не сговариваясь, молча двинулись к пустующему дому Мариан. Фенрис заглянул в своё имение и к остальным присоединился чуть позже, с несколькими бутылями «Агрижио Павали» в руках — это вино, вероятно, тевинтерского происхождения хранилось в погребе у Данариуса много лет. Они вошли в особняк, всё такой же тихий и безжизненный. Ласка тихонько заскулила и, едва её спустили с поводка, сгорбилась на своей лежанке, печально опустив голову на лапы. Варрик растопил камин. Фенрис пододвинул небольшой стол, стоявший у стены, в центр комнаты. Андерс и Авелин, толкая друг друга локтями, приволокли из столовой несколько стульев. Маргаритка уселась на мягкий ковёр на полу, ласково, хотя и не без опаски почёсывая тоскующую мабари. Изабела, будучи самой полезной, откупорила первую бутыль и сделала большой глоток прямо из горла. На неё тут же зашикали, принесли из шкафчика в столовой бокалы с изящно изогнутыми ножками. Несмотря на бурную с виду деятельность всей компании, остро ощущалась нехватка обоих Хоуков. Они сидели у пляшущего языками пламени камина, травили байки, играли в «Порочную добродетель» — Изабела и Фенрис раздели друг друга едва ли не до трусов. Изысканный вкус тевинтерского вина довольно быстро вскружил всем головы. Они много шутили, смеялись, рассказывали нелепые истории из прошлого… Хотя веселье это и было приправлено горькой болью, Варрик чувствовал себя рядом с ними спокойнее, чем в одиночестве. Несмотря на такие разные взгляды и характеры, они всё-таки стали друзьями — благодаря Мариан.       Первой уснула Мерриль. Она так и не разжала рук, которые крепко обнимали немного повеселевшую мабари. Андерс, лучащийся заботой, легко поднял её на руки и унёс домой. К ней или к себе — этого никому не было дано знать. Авелин, вдруг вспомнив о своих нескончаемых делах капитана стражи, засуетилась и сбежала в ночь. Изабела, как показалось Варрику, вела себя страннее обычного: несколько раз будто порывалась что-то сказать, но тут же умолкала. Может быть, стоило поболтать с ней, но Варрик осознал, что у него нет на это сил — ни физических, ни душевных. Вскоре все покинули особняк Хоук. Фенрис задержался, чтобы помочь привести гостиную в первозданный вид — они же не хотели, чтобы Мариан, вернувшись домой, решила, будто у неё орудовала банда самых ненормальных бандитов во всём Тедасе. Наконец, Фенрис тоже ушёл, на прощание крепко обняв Варрика — а тот ведь и не догадывался, что вечно угрюмый эльф умеет обниматься.       Он постоял какое-то время в пустой гостиной, смутно надеясь, что Мариан вот-вот приоткроет дверь и снова окажется рядом с ним. Но ночь за стенами особняка оставалась бесшумна. Даже дождь, ливший без устали все эти дни, наконец-то утих. Варрик потушил камин, нацепил поводок на Ласку и вместе с ней двинулся к «Висельнику», чтобы впервые за долгое время провести ночь у себя. Слушая тихое ворчание мабари на коврике у двери, он долго вертелся в холодной постели и не мог уснуть. Но к рассвету всё-таки сдался усталости и тоске. Бессильно прикрыл глаза, видя перед собой лишь кромешную темноту, в которой бежала, всё ускользая от него, пылающая огнём и одновременно закованная в ледяной доспех родная Мариан.       А когда Варрик проснулся, она стояла над его кроватью, бледная и измождённая. Он несколько раз сморгнул, пытаясь понять, реальность перед ним или лишь очередное видение. Но видение вполне ощутимо коснулось прохладной ладонью его щеки и произнесло тихим голосом:       — Хорошо, что тебя не пришлось долго искать.       Варрик тут же сел на кровати, стиснул её пальцы и шепнул едва слышно, боясь спугнуть:       — Мариан… я… боялся, что ты не вернёшься.       — Разве я могу бросить тебя? — Она слабо улыбнулась, присела на край кровати. Одежда Хоук была изрядно потрёпана и забрызгана засохшей грязью. Черты её лица как будто стали ещё резче, ещё острее. Но глаза-льдинки смотрели на него с теплотой.       Варрик судорожно выдохнул, чувствуя, что весь дрожит. Сжал её в бережных объятиях. Бесшумное дыхание Мариан привычно щекотало ему шею. Отстранившись, она порылась в небольшой сумке, что уронила у изножья кровати. Выудила оттуда длинное изделие из мягкой толстой пряжи — то самое, которым была занята, когда Варрик пришёл к ней в гости во время её простуды. Протянула ему светло-оранжевый, тёплый и яркий, как язычки пламени в камине, вязаный шарф. И когда только успела его доделать?       — Мариан… я же понимаю, что для тебя это много значит… — вздрогнув от неожиданности, пробормотал Варрик. — Может… просто оставишь его себе?       Хоук, не обращая внимания на слабые возражения Варрика, обмотала шарф вокруг его шеи. Он был мягкий, очень тёплый, и от него пахло ею.       — Ты — единственная семья, которая у меня осталась, — очень тихо произнесла Мариан. — Пусть он будет символом того, что тебя я никогда и ни за что не потеряю.       — Только если я спрячусь под стол от смущения, — хрипло отозвался Варрик.       Она засмеялась его не слишком удачной шутке, ещё раз обняла, уткнувшись носом в ямку у его ключицы. Варрик не знал, что он должен предпринять. Стоит ли вывести Мариан на разговор о её матери? Разумно ли это, учитывая то, какой кошмар она пережила? Или лучше позволить этой боли ослабнуть, подождать момента, когда она сама захочет поговорить… Пока Варрик размышлял, Хоук уже всё за него решила:       — Пойдёшь со мной к Расколотой горе?       — Э-э-э… конечно, пойду, — слегка опешил Варрик. — А зачем?       — Я где-то там свой посох бросила, — с лёгким смешком отозвалась Мариан. — Подумала… зачем он мне нужен, если я не могу с его помощью защитить даже самых близких. Но он ведь мне ещё пригодится, верно? Как минимум для того, чтобы защищать тебя.       — Я не уверен, что меня нужно защищать, родная. А вот тебя — да.       — Может, мы, как наставляла Мерриль, не будем вредными детьми и просто защитим друг друга?       Варрик промолчал, не решившись с ней спорить. Ещё никогда ему не было так страшно находиться рядом с кем-то. Казалось, что он наблюдает за хрустальной вазой, замершей на самом краю стола: одно неверное движение — и она разобьётся на миллион осколков, которые уже никому не удастся собрать.       Пока они покидали стены Киркволла и шли по узким тропкам через море зелени под предводительством радостно лающей Ласки, Варрик рассказал Мариан о том, что происходило в последние дни. О том, как все её друзья беспокоились за неё, выражая это каждый на свой манер. О похоронах под проливным дождем. О беззвучно всхлипывающем Карвере. О том, как они пили всей компанией и играли в карты, и о том, как каждый из них то и дело бросал взгляд на входную дверь, надеясь, что Мариан вот-вот присоединится к ним. Она молчала, слушая этот рассказ. Порой тихо хмыкала, улыбалась. Но Варрик уже догадался: Хоук не жалеет о том, что ушла на время. Это было ей необходимо. И в ответ на его красочные россказни она поведала о том, где была:       — Я забилась в одну пещерку под Расколотой горой. Сидела там, слушала дождь, много думала. О маме… о тебе… о своей жизни. Не хотелось никого видеть. Просто сидеть у маленького костерка целыми днями, плутать в своих мыслях и постепенно раскладывать их по полочкам. Ведь у меня, знаешь, в голове накопился жуткий бардак. Но думы думами, а кушать всё равно захотелось. Пришлось поохотиться на кроликов, но без магии это оказалось очень неудобным занятием. Спустя пару часов беготни я сдалась и пошла к долийцам. Хранительница Маретари тепло приняла меня. Арианни накормила и обогрела. Я сидела вместе с ними у большого костра в центре лагеря, и… знаешь… они рассказывали разные легенды, делились историями, шутили. Мне было очень спокойно с рядом ними. Хранительница подозвала меня к себе и сказала, что… что боль никогда не уйдёт до конца. Но также и то, что она видит во мне свет, который однажды прогонит самую страшную тьму. Я пробыла с ними пару дней, а потом поняла, что готова вернуться домой.       — Мариан… — только и вымолвил Варрик, удивлённый и тронутый до глубины души её необычной историей. Никому и в голову не приходило поискать Хоук в лагере долийцев. — Я… я рад, что рядом оказались те, кто сумел тебе помочь. И… рад, что ты вернулась.       Они переплели пальцы. Тьма как будто бы немного отступила. Солнце, ещё недавно укрытое за мрачными тучами, вдруг отважилось робко прорезать их пелену. Мариан зажмурилась, подняв глаза к небу. Улыбнулась радостно и легко. Не так, будто никаких ужасных событий не было. Так, будто она всё-таки нашла в себе силы продолжать жить, несмотря на боль.       Посох обнаружился ими спустя час поисков, едва выглядывающий из-под веток плодоносящего крыжовника. Мариан со смешком опустилась на колени и выудила его из колючего плена, запачканный грязью, однако целый. Варрик же, пока она возилась, нарвал горсть самых спелых ягод и протянул их Хоук, когда они уже вернулись в Киркволл, вызвав тем самым её задорный и тёплый смех.       Варрик прекрасно понимал: ни время, проведённое с долийцами, ни поддержка друзей, ни его неумелые утешения не избавят Мариан от горькой утраты, что навсегда поселилась сгустком ноющей боли в её груди. Он знал, каково это — терять родного человека, и сейчас, сжимая её прохладную ладонь, отчётливо осознавал: его собственная боль после смерти матери никуда не исчезла, пусть и минуло почти десять лет. Она просто ослабла, заглушилась, перебилась новыми делами, впечатлениями и потерями, но осталась навечно с ним. И как бы горько ни было от этой мысли, Варрик понимал, что Мариан точно так же продолжит жить со своей болью. Но сейчас она сделала то, что могла, чтобы защитить собственное душевное состояние, — переключилась с мыслей о матери на необходимость выживать в диких условиях, на страх потерять Варрика, на вязание светло-жёлтого шарфика, который теперь согревал его шею. Бесконечно переключаться невозможно — это он тоже понимал. И потому был готов оставаться рядом столько, сколько она позволит, чтобы разделить с ней эту боль.       Дома у Мариан их поджидали жарко растопленный камин и целый ящик бутылок «Агрижио Павали» на столике. Варрику не давали покоя два вопроса: во-первых, откуда Фенрис узнал о возвращении Хоук, а во-вторых, как умудрился пробраться в закрытый дом? Влез через узкое оконце? Или наконец-то рискнул открыть книгу о мастерстве применения отмычек, подкинутую ему Варриком? Мариан звонко рассмеялась, заметив под одной из бутылок нацарапанную на клочке бумаги записку: «Надеюсь, вы славно повеселитесь этим вечером. Потому что завтра, вероятнее всего, вы подвергнетесь допросу с пристрастием — во имя утоления всеобщего любопытства, конечно же». Ниже было схематично изображено нечто очень пошлое. Глядя на ровные витиеватые строчки, Варрик припомнил, что Фенрис не слишком дружен с письменными изъяснениями. Он сообразил, что совсем недавно в доме Хоук побывали все их друзья, и каждый внёс свой штрих в заботливое и чуткое утешение.       День и правда прошёл чудесно, полный взаимного тепла и тихой, мирной, пропитанной жаром камина и их поцелуев радости. Варрик ощущал странную уверенность: Мариан не притворяется. Она просто выуживает из глубины своей души те чувства, которые сейчас помогут ей пережить произошедшее. И Варрик был бы счастлив провести вместе с ней ещё бесконечность таких дней и ночей, да и она, кажется, не возражала. Впрочем, их настроение было слишком уж хорошим, чтобы не оказаться внезапно испорченным письмом от наместника Думара, что было принесено запыхавшимся, бежавшим всю дорогу мальчишкой.