Когда наступит завтра

Капитан Феб де Шатопер наконец-то добрался до Парижа. Давно он здесь не был, лет двадцать — подумать страшно. И, пока Феб воевал за Францию, Париж совершенно изменился. Капитан не понимал, куда ему идти, а ведь его ждал во Дворце Правосудия один из самых жестоких судей, как он слышал. Начинать знакомство с министром юстиции Клодом Фролло с опоздания — не самая лучшая перспектива. Даже в армии про Фролло ходили всякие ужасы — дескать, он лично инструктирует палачей, чтобы жертва испытала как можно больше боли. Оправдательных приговоров за Фролло практически не водилось. Феб не одобрял излишнюю жестокость, она ему претила. Одно дело — война, когда тебя могут запросто прикончить, и ты стараешься не только выжить сам, но и отвечаешь за своих людей, там жестокость вполне оправдана. Но здесь ведь были обычные люди. А Фролло обходился с ними так, слово находился на тропе войны. Капитан вздохнул, посмотрел в дурацкую карту города, которая успела устареть и абсолютно не помогала. Он с отвращением смял ее в комок и отшвырнул. Что толку в этой карте, если она только еще больше все запутывает… Феб огляделся в поисках кого-нибудь, кто помог бы ему добраться наконец до Дворца Правосудия. Мимо прошмыгнула цыганская девчонка, стрельнув в его сторону глазами — он все же заметил их чудесный цвет, зеленый, словно трава поутру. За девчонкой неслась нахального вида коза, и Феб издал смешок. Пожалуй, коза выглядела еще большей оторвой, чем эта девчонка-цыганка. Однако пора было заняться делом. Мимо расхлябанно прошагали какие-то стражники, и Феб окликнул их. Они не обратили на него никакого внимания, и он возмутился про себя. Совершенно никакой дисциплины и субординации! Этих парней кто-то слишком распустил. Но ничего, он ими обязательно займется, семь шкур с них спустит, и они будут ходить по струнке! Феб ускорил шаг и нагнал этих болванов, загородив им дорогу своей лошадью. — Ты что себе позволяешь, крестьянин?! — один из них, который был толще, вынул из ножен меч. — Ну я тебя сейчас проучу! — Во-первых, «ты что себе позволяешь, капитан»! — рявкнул Феб. — Во-вторых, почему у тебя меч в таком состоянии! Какого черта, чтоб тебя разорвало, он ржавый и затуплен?! Распустились, бездельники, клянусь брюхом Папы! Толстяк побелел, как сметана, и выронил меч из рук. — Ой… к-к-капитан! — он отдал честь. — К вашим услугам, господин! — То-то же! Подними свой меч, ротозей, и не размахивай им без надобности. А теперь ведите меня во Дворец Правосудия. — Конечно, господин! — оба стражника тут же подобострастно побежали вперед, вопя «Дорогу капитану!» Феб тихо фыркнул и последовал за ними. Как есть болваны! Придется ими заняться как следует. Наконец вдали показался Дворец Правосудия, и капитан отпустил их. Дальше он уж как-нибудь сам. Да и надоели они своими воплями. Феб вошел во Дворец и перехватил какого-то клерка, спешившего по делам. Тот наскоро объяснил, где сейчас судья Фролло, и указал дорогу к пыточным подвалам. Феб проследовал туда, куда ему указали, и, когда вошел в пыточные, то у него возникло ощущение, что он попал в Ад. Гнетущие каменные стены так и нависали, свет от факелов плясал по стенам, а у входа одной из пыточных камер стояли палач и судья. Фролло походил на коршуна. Бледный, с длинным изогнутым носом, в черной сутане, темные глаза горели исступленно. «Похоже, мне придется иметь дело с фанатиком», — удрученно подумал Феб. Нет ничего хуже, чем фанатики, и особенно, когда они руководствуются верой. Здравый смысл им неведом. Феб тихонько вздохнул и сделал шаг вперед. — А, капитан, — ни улыбки на этом мрачном безжизненном лице, ни хоть какого-то проблеска чувств. — Вернулся домой с войны. — Вернулся по вашему приказу, судья, — Феб выпрямился во весь рост. — Вести о твоих подвигах опередили тебя, — судья обошел его. — Я жду безупречной службы от человека, бывшего на войне героем. Раздался щелчок кнута и дикий вопль. На лице судьи не дрогнул ни один мускул. — Прежний капитан гвардии слегка разочаровал меня, — заявил он. «Если он тебя только слегка разочаровал, что же ты делаешь с теми, кто разочарует тебя сильно?» — подумал капитан, стараясь не выдавать никаких эмоций. — Я уверен, что ты встряхнешь моих людей, — Фролло направился к выходу. — Спасибо, это честь для меня, судья. Огромная честь, — капитан последовал за ним. Фролло вышел на балкон, и Феб отметил, как напряглось его лицо. Судья оперся руками о каменные монолитные перила балкона, вцепившись в них так, что его пальцы побелели, и его взгляд устремился куда-то вниз, словно Фролло там что-то искал — что-то очень важное. Или кого-то. Феб глянул туда, куда смотрел судья, и заметил внизу танцующую девчонку-цыганку. Это была та самая, которая стрельнула в него глазами, он узнал ее по платью. Судья вдруг протяжно выдохнул и расслабился. Феб услышал тихий хриплый смех. — Судья, с вами все в порядке? — Феб все же посчитал нужным поинтересоваться, мало ли что. Фролло засмеялся чуть громче, выпрямился и… Феб поразился тому, как мгновенно судья изменился, прямо на глазах. Помолодел лет на десять, глубокие напряженные морщины у уголков рта разгладились, лихорадочный блеск ушел из его глаз, и теперь они излучали жизнь, а не исступленный фанатичный огонь. На лице судьи вспыхнул яркий румянец. — Все прекрасно, капитан! — судья широко улыбался. — Лучше и быть не может! Сегодня великолепный день! Откуда-то снизу раздалась музыка, и Фролло сверкнул глазами. — Долг зовет. Ты бывал когда-нибудь на крестьянском празднике? — спросил он. — Что-то не припомню, судья. — Так восполни этот пробел в познаниях. Идем со мной, — Фролло направился к выходу из Дворца, и капитану показалось, что он изо всех сил удерживается, чтобы не побежать.

***

Эсмеральда чувствовала себя очень странно. Последним, что она помнила, было, как она летит с крыши собора вниз, яркую вспышку боли и… больше ничего. Она совершенно точно умерла вчера, и вот теперь — снова живет. И опять начался вчерашний день. Значит, ее смерть тоже не нужна… Внезапно ее охватила радость. Она не хотела умирать! Так не хотела, но сделала это, чтобы освободить их всех! И оказалось, что ее смерть ничего не решает, но ей было все равно. Наплевать, что день опять вчерашний, потому что жизнь так прекрасна! Пусть она и осталась во вчерашнем дне, но она теперь будет радоваться каждой мелочи. — Спасибо тебе, Господи! Я поняла твой урок! — она засмеялась от всей души. — Неважно, что происходит, важно, как это происходит! Я сама устрою себе разнообразие, Фролло ведь все время именно это и делал! Фролло… Какое отчаяние было в его глазах, когда она стояла там, наверху. Сколько в нем было боли, в его словах, в его крике… И Квазимодо. Ее лучший друг. Они оба чуть не остались без нее. Эсмеральда вспомнила, что почувствовала, когда судья умер: ощущение горечи и утраты было невыносимым. Она больше никогда не бросит их. Ни за что. — Эсмеральда! Вставай! У нас сегодня много дел, ты должна станцевать на площади перед Собором Парижской Богоматери, а ты еще дрыхнешь, соня! — раздался бодрый голос Клопена. — О, ты уже проснулась. — Давно, дорогой братец, — Эсмеральда снова рассмеялась. — Мы сегодня устроим такое на площади! Взорвем эту толпу. — Я рад, что ты так настроена, — Клопен ухмыльнулся во весь рот. — Продолжай в том же духе, и люди забросают нас монетками. — Даже не сомневайся, — она зажмурилась в предвкушении. Фролло-то как обрадуется, когда увидит ее живой, она сама мечтала увидеть его, да поскорее! Внутри все задрожало от ожидания. Эсмеральда уже представляла себе, как он зайдет к ней в шатер и обнимет ее. Он в последнее время часто это делал, и ей это нравилось — сейчас она откровенно призналась себе в этом. Ну, а сейчас ей надо размяться перед праздником, разогреться как следует. Эсмеральда свистнула Джали, и они выбежали на парижские улицы. На этот раз она танцевала так, что ей заплатили больше, чем во все предыдущие дни. Такое открытие потрясло ее. Вот, значит, как. Даже несмотря на то, что день повторяется, можно устроить что-то новое, как она и хотела, когда проснулась. Эсмеральду распирала радость. Она вовремя сбежала от стражников, которые все время хотели отнять у нее деньги, промчалась мимо того светловолосого капитана, который помог ей сбежать когда-то давно, и побежала в еще одно место — недалеко от Дворца Правосудия. Надеялась, что Фролло увидит ее оттуда. Но, даже если этого не произойдет, еще ведь есть Пир Дураков, а он там точно будет! Поскорее бы! Закончив все свои дела в городе, Эсмеральда направилась на площадь перед Собором Парижской Богоматери, в свой шатер, чтобы переодеться к праздничному выступлению. Как и всегда, туда влетел Квазимодо, и она помогла ему. Нетерпение нарастало, каждый нерв в ее теле дрожал от напряжения. И, наконец, настало ее время! Эсмеральда выскочила на сцену и обернулась туда, где сидел судья. Его скулы ярко горели, губы приоткрылись, и ей вдруг отчаянно захотелось поцеловать их. Эсмеральда метнулась к нему, взлетела на перегородку и быстро прильнула губами к его рту — всего на мгновение, но она почувствовала, как судью пробила дрожь. Она и сама вспыхнула от того, что сделала. Все же Эсмеральда сдвинула его шаперон набекрень и соскользнула с перегородки, продолжая танец. Все ее тело пело, и она полностью отдалась этому ощущению. Как же прекрасно снова жить! Эсмеральда затащила Квазимодо на сцену, где его выбрали Королем Дураков, затем незаметно скрылась в своем шатре. Переодеваться не хотелось, пускай Фролло увидит ее в этом платье — она знала, как ему это нравится. Когда Фролло влетел в ее шатер, она ждала его. Он стремительно подошел к ней, его глаза горели, как угли. Рывком прижал ее к себе, и его губы впились в ее. Эсмеральда воспарила. Язык Фролло проник в ее рот, коснулся ее языка, и… ноги стали такими ватными! Она вцепилась в его сутану, чтобы не упасть, по всему телу раскатился пожар, ухнув куда-то вниз, а между ног запульсировало. «Боже, я готова отдаться ему прямо сейчас! — с испугом подумала она. — Словно проститутка какая-то!» Эта мысль вызвала в ней смутный протест. Она вырвалась из его объятий и отскочила в сторону. — Что ты делаешь?! — выдохнула она. Он прожигал ее взглядом, дыхание его было тяжелым, рваным. — Ты можешь обругать меня последними словами, — хрипло сказал он. — Можешь надавать мне пощечин! Но это не будет так больно, как когда я держал тебя мертвую в своих руках! Я чуть не умер заново в это мгновение, Эсмеральда… Думал, что для меня все кончено. И я благодарю Господа за то, что ты жива! Она медленно подошла к судье, прижалась к его груди и обвила руками его спину — мышцы там напряглись, словно камень, так и застыли узлами. — Я тоже очень рада, что жива, — она вздохнула. Судья зарылся своим длинным носом в ее волосы. — Идем на колокольню, — пробормотал он. — Квазимодо уже в соборе, я освободил его. Когда они поднялись на башню, Квазимодо там еще не было. — Он придет, — судья улыбнулся. — Погрустит немного и придет. А мне срочно нужно выпить. Потрясение было слишком сильным. Он нашел корзину с едой, достал оттуда почти полную бутылку вина и разлил по бокалам. Один — серебряный — протянул Эсмеральде. — Думаю, что тебе тоже не повредит, моя дорогая. В вине чувствовался фруктовый аромат, и оно совершенно не походило на ту кислятину из погребов Двора Чудес, было легким и пряным. Они сидели за столом и пили это чудесное вино, наслаждаясь вкусом. Фролло вдруг повел плечами, снял свой шаперон и отстегнул наплечники. С хрустом размялся, и рот Эсмеральды вдруг наполнился слюной. До сих пор она еще никогда не видела его без этих наплечников. Какие же у него были широкие плечи! Почти во всю длину наплечников! Эсмеральда пожирала судью глазами. Внутри все снова вспыхнуло, бешеная пульсация между ног показалась почти невыносимой, бедра увлажнились. Эсмеральда смотрела на судью, на его плечи, на его волосы, отливающие благородным серебром, на лицо с длинным изогнутым носом и упрямым подбородком. На его губы. Фролло заметил ее взгляд, слегка улыбнулся и придвинулся к Эсмеральде поближе, почти вплотную. Его рука коснулась ее щеки, и он мягко прильнул к ее губам. Голова пошла кругом. На этот раз он целовал ее медленно, смакуя этот поцелуй, поглаживая ее плечи, лаская шею. Томил ее. Эсмеральда задыхалась — воздуха в груди не хватало, сердце билось слишком сильно, как птичка в клетке. Судья отстранился от нее, затем встал, взял ее за руку и хрипло сказал: — Идем со мной. Я больше не могу терпеть. Так долго ждал тебя, что терпение иссякло. — Джали, останься здесь, — еле слышно выдохнула Эсмеральда. Коза фыркнула, но улеглась на пол, вздыхая и поводя боками. Эсмеральда не спросила, куда они идут, просто пошла за судьей. Они дошли до какой-то кельи, и тут Фролло прижал Эсмеральду к двери и снова впился в ее губы. Эсмеральду била дрожь, она горела — мучительно, неистово. Когда его губы коснулись кожи на шее, прямо под ухом, она вскрикнула от наслаждения. Фролло рывком распахнул дверь, и они ввалились в келью. Внутри стоял полумрак, и Фролло не стал запирать дверь — хотел видеть все, всю Эсмеральду. Он сорвал с себя сутану и бросил ее на тюфяк, следом полетела туника. Фролло избавился от одежды, и то, что Эсмеральда увидела, потрясло ее. Ни капли жира не было в его теле, ни малейшей дряблости — подтянутый, поджарый, стройные длинные ноги, гладкая кожа. И его возбуждение… плоть между его ног выглядела, словно небольшая дубинка. Фролло опустился на тюфяк, и Эсмеральда нерешительно начала раздеваться, но он остановил ее. — Не надо, — прохрипел он. — Я сам. Иди ко мне. Она пошла, села напротив него, и судья снова прильнул к ее губам. Его теплые руки погладили ее плечи, спустили платье вниз, и пышная грудь упруго выскочила из выреза. — О, боже, — судья застонал. — Радость моя, ты великолепна! Он ласкал ее, гладил ладонями, сжимал так, что напрягшиеся соски выдавались вперед, и Эсмеральда кусала губы, чтобы не вскрикивать от удовольствия — не хотелось, чтобы их кто-то услышал. Фролло наклонился, и его рот накрыл один из сосков. Язык судьи прошелся по твердому комку плоти, облизал ареолу, и Эсмеральда все-таки вскрикнула, когда Фролло чуть прикусил сосок зубами. Она зарылась рукой в волосы судьи на затылке и требовала еще ласк, подставляя ему свою грудь для поцелуев. Между бедер горело, и появилось какое-то ощущение незаполненности — хотелось большего, того, о чем юные девушки говорят с придыханием. Фролло избавил ее от платья, и Эсмеральда отстранилась от судьи, легла на тюфяк и раздвинула бедра. Умоляла Фролло взглядом, чтобы он сделал с ней это. Он с улыбкой коснулся ее там, внизу, и его палец, смоченный ее влагой, нажал на какую-то очень чувствительную точку. — Ох! — Эсмеральда выгнулась от накатившего наслаждения. Судья продолжал легко давить там, и огонь внутри Эсмеральды накатывал волнами. Но она так хотела почувствовать его внутри себя! Эсмеральда не выдержала. — Сделай уже это, сукин сын! — жалобно застонала она, не отдавая себе отчета, что ругается в церкви. О том, что в церкви не положено было делать и то, чем они сейчас занимались, она даже не подумала. Фролло продолжал ласкать ее пальцем, и она снова обругала его. Он со смешком пристроился между ее бедер и медленно толкнулся, проникая в нее. — Господи! — боли почти не было, Эсмеральда давно уже раскрылась для судьи, расслабилась и наконец получила то, чего так желала. Он вошел в нее до упора, и она со стоном вцепилась в сутану. Фролло почти выскользнул из нее и снова толкнулся, на этот раз гораздо сильнее. Эсмеральда вскрикнула и выгнулась. Его палец снова коснулся чувствительного места. Он медленно заработал бедрами, двигаясь в ней, она чувствовала его член, давящий на стенки ее лона, и заходилась от удовольствия. — Да, Клод! — она стонала в сладкой муке. — Быстрее, умоляю! Фролло бешено толкался в нее, огонь взметнулся столбом, и Эсмеральда растворилась в нем, улетела на его пике с криком. Фролло слышал, как ее уносит, врывался в нее, запрокинув голову, закусив губу, и его самого унесло, да так, что он взревел от наслаждения. Его тело содрогнулось в последний раз, и он опустился на нее, накрыв ее губы своими. После этого они какое-то время лежали молча, обмениваясь поцелуями. Наконец судья устроился рядом с Эсмеральдой, прижав ее к себе. — Я все же надеялся, что это произойдет в моей постели, — пробормотал он. — Тюфяк в келье не подходит для вашей милости, да, ваша честь? — ехидно поддела его Эсмеральда. — Вот язва, — он поцеловал ее в макушку. — В моей постели гораздо удобнее, моя дорогая. — А мне и так хорошо, — она хмыкнула. — Мне с тобой везде хорошо, Клод. Он сомлел от ее слов. — Я мечтал о тебе с того момента, как увидел, — пробормотал он. — Безумно захотел тебя, когда ты поцеловала меня в нос. — Однако ты очень хорошо это скрывал. Наговорил мне целую кучу изысканных гадостей вроде веревки на шее. — Прости меня за это. Я сам тогда толком не понял, что почувствовал. Меня охватило какое-то безумие. Ты бы видела меня, когда я умолял Пресвятую Деву, чтобы ты была моей. Полагаю, что напугал бы тебя еще сильнее, чем когда грозился повесить. Ты правильно назвала меня тогда на площади, я действительно дурак. Я полный идиот. — Никогда не думала, что услышу это от тебя. Грозный судья Фролло называет себя идиотом, — Эсмеральда захихикала, и судья ответил ей смешком. — Иногда надо признавать свои ошибки, — заявил он. — Кажется, я понемногу учусь этому. Она уселась на тюфяке и смотрела на него сверху вниз. Провела рукой по его груди, наслаждаясь крепкими мышцами и гладкостью его белой кожи. Наклонилась и поцеловала судью, слегка прикусив его нижнюю губу. Огонь, только недавно утихший в ней, вспыхнул снова. Эсмеральда провела ладонью вниз, по его животу, коснулась в том месте между его ног, чувствуя, как там снова затвердело под ее пальцами. — М-м-м, — дыхание судьи участилось. — Иди ко мне. — Еще минутку, — промурлыкала Эсмеральда. У нее возникла одна идея, скорее, желание. Она уселась на него сверху, и судья дернулся под ней. — Дорогая… я тут подумал… у тебя ведь никого не было до меня, и, кажется, я видел кровь на своем члене, может не стоит… — Стоит! — Эта поза страшно греховная, так нельзя… Она со счастливым вздохом опустилась на него, принимая его в себя. Посмотрела в его лицо и двинула бедрами. — Не стоит? — нежно прошептала она, облизав губы. — Так мне слезть? И снова двинулась вверх и вниз. — Боже! — Фролло издал вопль, его глаза горели безумием, и он придержал ее, только чтобы она продолжала. — Нет, не слезай! Все, что угодно… Господи, отымей меня! Отымей, как следует, моя радость! Она заработала бедрами, насаживаясь на него до упора. Фролло хрипло стонал под ней и дрожал всем телом. Внизу живота снова разгорался пожар, и Эсмеральда задвигалась быстрее. Фролло подкинул в топку еще дров: вскрикнул, дотянулся руками до ее грудей и сжал их, защемляя пальцами нежные соски. Он исступленно ласкал ее грудь, и от этого она со стонами запрыгала на нем, доводя себя до грани. Последняя яркая вспышка взорвала ее, и Эсмеральда с криками упала на судью. Теперь он с рычанием подбрасывал ее на себе, по его телу прошла судорога, Фролло издал дикий вопль, толкнулся с силой в последний раз, насаживая ее на себя, и обмяк. Эсмеральда потянулась к его губам, медленно целуя его. Судья поглаживал ее по спине, прижимая к себе. — Никогда не думал, что буду настолько сходить с ума по плотским утехам, — вздохнул он. — Никогда не позволял себе ничего подобного. Глаза Эсмеральды широко распахнулись, и она заглянула в его лицо. — Ты хочешь сказать, что у тебя до сих пор не было женщины?! — она поверить в это не могла. — Не было. Я был таким же девственником, как и ты, мой ангел. — Девственник?! В таком возрасте?! — В каком возрасте? — пробурчал судья. — Мне всего сорок два года. Выгляжу старше из-за седины… Ну, и должность оставила свой отпечаток на моем лице. — Для девственника это все равно много… Обычно мужчины начинают… гораздо раньше. — Я не начал. Считал это грехом и желал быть безгрешным. К тому же, навидался, как иной раз мужчины теряют из-за женщины голову и выглядят полными идиотами. До тебя ни одна женщина не привлекала меня так сильно, чтобы я поступился своими принципами. — Но как ты умудрился привлечься мной?! Вокруг тебя было столько женщин, богатых и знатных. Ты мог бы выбрать любую! А я — всего лишь цыганка, уличная танцовщица… — Ты — особенная цыганка. У тебя непокорный нрав и острый язык, — он засмеялся. — До тебя никто не осмеливался называть меня дураком при такой толпе. Ты не испугалась меня, как остальные. Ох, и взбесила ты меня тогда… — Да, я помню, — Эсмеральда с удовольствием потянулась. — Но ты знаешь, я бы ни за что не подумала, что ты девственник. Уж больно ловко ты управлялся с моим телом. — Просто делал, что хотел, и наблюдал, как ты на это реагируешь. Ты весьма бурно показывала, где тебе больше всего нравится, — весь вид судьи выражал удовлетворение. Хоть у него и не было женщин до Эсмеральды, но он справился с блеском. Выглядел он настолько самодовольно, что Эсмеральда прыснула. — Ты невозможен! — со смехом сказала она. — Да, но тебя это не остановило, когда ты так резво уселась на меня, — он поддразнил ее. Они немного помолчали. — Как думаешь, Квазимодо уже поднялся на колокольню? — подала голос Эсмеральда. — Полагаю, да. Надо бы поспешить, пока он нас тут не застукал. В таком виде. Они привели себя в порядок и вышли из кельи. Квазимодо уже сидел на своем месте. Когда он увидел судью и Эсмеральду, то подскочил, но судья жестом остановил его. — Сиди, где сидишь, мой мальчик, — ласково произнес он. — Мы тебя не стесним. Он уселся на табурет, а Эсмеральда плюхнулась на его колени — ноги все еще слегка дрожали после того, что они с Фролло вытворяли в келье. Судья хмыкнул и притянул ее к себе за талию. — Я сейчас накрою на стол, хозяин, — пробормотал Квазимодо и почему-то отчаянно покраснел. Они этого не знали, но, когда звонарь, наконец, пришел на свою колокольню, то услышал какую-то возню в келье неподалеку. Квазимодо схватил топор, который держал на всякий случай, и прокрался к келье. Дверь была полуоткрыта, и он заглянул внутрь. От того, что он там увидел, его как громом поразило. Квазимодо отшатнулся и сбежал, и теперь не понимал, как ему на это реагировать. Конечно, было немножечко обидно, что Эсмеральда предпочла не его, но, в сущности, он на это особо и не надеялся. Он знал, как выглядит, и его радовало уже то, что она так тепло и по-дружески отнеслась к нему в тот момент, когда он влетел в ее шатер. Фролло опять-таки сегодня был на редкость ласков с ним — хоть и выглядел утром так, словно лишился всех жизненных сил — и защитил его от летящих помоев. Поэтому Квазимодо вздохнул и решил: пускай все идет так, как идет. Только вот он до самой смерти будет помнить, как абсолютно обнаженная Эсмеральда сидит сверху на совершенно голом судье, а он вопит: «Господи, отымей меня! Отымей, как следует, моя радость!» Квазимодо вдруг стало смешно и стыдно одновременно. Он покраснел и хихикнул. — Ну, где ты там, мой мальчик? — окликнул его судья. — Да-да, хозяин, я уже иду, — Квазимодо, хихикая, собрал посуду и пошел к столу. Все-таки он очень проголодался.