Геолокация второй гонки: 37.599777, 127.133095 212-10 Гёмун-дон, Кури́, Кёнгидо Да победит сильнейший!
Быстро вбивая адрес в навигатор, он не успевает сообразить, как черный бмв с рёвом кидается во тьму впереди. Черт, он обязан собраться прямо сейчас и перестать отвлекаться. Мысленно пытаясь представить Сокджина, который поддерживает его через наушник, Чонгук криво усмехается и давит на газ. Черный шеви рвется следом за Дионис, молясь больше не нарваться на полицию. Чонгука накрывает опасное чувство, что если копы снова выследят их, то не получится скрыться так легко. Через четыре квартала виднеется стартовая линия, окрашенная красным цветом на асфальте. Безлюдная улица встречает шеви холодом. Мигающая голубым вывеска впереди отбрасывает блики на низкий спорткар около закрытого магазина автозапчастей. Красный кузов напоминает дракона или адского змея: японский «а́кура NSX» выглядит неоправданно дорогим и мощным для этой гонки. За кривой ухмылкой Чонгука следует низкий рык за спиной, заставляющий глянуть в зеркало заднего вида. Оставшаяся машина — черный «лексус LFA». Чонгук нервно поправляет челку, догадываясь, что это четвертый участник Сингулярности. Удивительно, что гребаный Тэхён позволил кому-то еще ездить на лексусе. Машины выстраиваются в идеальный ряд, когда из-за угла появляется большой грузовик. Чонгук запомнил его еще с первой гонки — внутри него оборудование для отслеживания заездов и каждого гонщика по отдельности. Двери рывком распахиваются, и на улицу выскакивает несколько парней. Дроны с низким металлическим звуком вылетают из-за крыши здания напротив. Чонгук удивляется, насколько слаженно и быстро все происходит: каждый человек в маске подходит к гоночной машине и стучит в окно водителя, прекрасно зная, что должен делать. — Ваш навигатор, — просит высокий блондин, когда Чонгук опускает водительское стекло. Длинные пальцы с татуировками указывают на квадратное устройство на руле. — Индикатор работает? Чип слежения монотонно мигает, как пульсирующий сгусток энергии. Чонгук кивает и вскоре получает телефон обратно. Размышляя, каковы будут ощущения от собственного дрона, который начнет преследовать шеви повсюду, как демон, он вновь вспоминает о Сокджине и тяжело выдыхает. Нервы натягиваются, как тонкие провода. Сейчас он бы многое отдал, чтобы услышать голос хёна в наушнике, однако на этот раз придется полагаться только на свои силы. Впрочем, это не так важно. Чонгук действительно готов. Задвигая стекло, он неосознанно швыряет взгляд на ближайшего соперника, которым оказывается черный лексус. И увиденное заставляет его замереть, как только он видит лицо водителя. Эти чертовы мелкие глаза и короткая стрижка запомнились ему каждой деталью в Кванджу. Чонгук чертыхается про себя — этот парень выследил их вместе с Чондэ, когда они напали на него и Сокджина. Омерзительные воспоминания заставляют со злостью сжать руль. Нельзя отвлекаться перед гонкой. Чонгук делает глубокий вдох, затем медленный выдох. Расслабленность расползается под кожей, как теплое масло, выталкивая прочь все мысли. Если это действительно он, придется постараться еще сильнее. Чонгук хмыкает и давит на педаль, раскручивая двигатель, чтобы разогреться перед наступающей гонкой. Высокий звуковой сигнал заставляет пулей сорваться вперед. Чонгук рывком переключает передачи, когда шеви набирает скорость, жадно поглощая каждый метр дороги. Черный бмв вырывается вперед, Хёнджин на красной акуре — следом за ним. Чонгук закрепляет за собой третье место, стараясь не думать о том, что выродок на лексусе специально пропустил его вперед. Невысокие здания исчезают с обочин, сменяясь полосой высоких деревьев в пригороде. Спорткары визжат как сумасшедшие, ускоряясь на идеально ровной дороге навстречу тьме впереди. Чонгук снова дергает коробку передач. Любой ценой нужно сосредоточиться сейчас, иначе всему конец. «Помни о безопасности и не лезь на рожон». Сокджин шепчет в голове ожившим воспоминанием. Именно это он сказал бы сейчас. Чонгук на миг представляет его лицо, жестко вращая руль на повороте. Рывок за ручник заставляет колёса кричать, испуская дьявольские облака дыма. Дыхание сбивается, в голове шумит нарастающим гулом, как вой сирены. Подсветка моста впереди видна издали, сверкая во тьме голубым цветом. Машины на скорости вылетают за желтые полосы, идеальной очередью проносясь по мостовой. Чонгук выдыхает, стараясь держаться ближе к акуре, прежде чем отвлекается на навигатор. Черный лексус вдруг ускоряется, но Чонгуку не хватает времени заметить это. Жесткий удар приходится прямо в багажник. Чонгук дергается на дороге слишком неожиданно, чувствуя рывок и слыша жесткий скрип металла. Камаро виляет хвостом, и он громко матерится, силой удерживая машину на дороге. — Сукин ты выродок! — кричит Чонгук в гневе, замечая лексус, который пулей проносится мимо, оставляя его позади. Шеви визжит и стонет, взлетая на яме, когда машины врываются в лес. Разметка на дороге исчезает под колёсами невероятно быстро. На широком шоссе легче набрать скорость, и шеви яростно рвется вперед, пытаясь не отставать от остальных. Хёнджин сокращает путь, и Чонгук кидается за ним направо. Черный японец исчезает впереди тенью, но рычание его мощного двигателя слышится еще милю, если не дольше. «Осторожнее», — привычно велит Сокджин в его мыслях. Чонгук резко дергает ручник на следующем выезде, пролетев заправку и заброшенный склад. И представляет, как хён нахваливает его за старания. Низкий хрипловатый голос старшего проносится вибрацией под его кожей, как электрошок. Сейчас бы Чонгуку это не помешало, черт возьми. Хёнджин вновь ускоряется, чтобы вернуться к основной группе, когда они возвращаются в город с другой стороны. Высотки сверкают над головой стеклянными черными глыбами. Чонгук кидается направо, решая обогнать Хёнджина, как вдруг лексус впереди налетает на бмв. Машина с визгом скользит по дороге боком и вылетает на встречную полосу. Чонгук едва успевает зажать тормоза, чтобы не впечататься в него сзади. Дымовые облака из-под колёс закрывают обзор, как зловещий туман, и слышен только оглушительный свист тормозов, заставляющий представить наихудшие картины в голове. Чонгук бешено дышит и давит на педаль газа, чтобы обогнать его. Черный лексус притормаживает на следующем повороте, но затем ускоряется вновь, едва шеви пролетает мимо. Ничего хорошего это не значит, понимает Чонгук, швыряя очередной взгляд в навигатор. Розовая вывеска ночного бара стреляет бликами в окно, как прожектор. Чонгук скидывает обороты, когда Хёнджин впереди тормозит, как вдруг лексус снова напоминает о себе. Взревев, он кидается на шеви сзади, желая подрезать. Чонгук рвано выдыхает, ощущая себя мишенью для разъяренного буйвола; перед глазами все сверкает, как на концерте. — Да отъебись ты от меня, — рычит Чонгук, жестко сжимая кожаный руль, не позволяя шеви потерять управление из-за удара. — Все в вашей команде уроды, да?! Животное позади вновь отдаляется, отставая на четыре ярда перед следующим поворотом. Широкий перекресток позволяет сделать шикарный занос. Чонгук контролирует подачу газа, повторяя движения Хёнджина впереди, и старается не отвлекаться на ублюдка за спиной, прежде чем тот снова кидается на него. Крича ругательствами из-под капота, лексус высовывает нос слева от шеви и резко берет направо, пытаясь развернуть его. Выстанывая вопли, шеви теряет контроль на гладком асфальте, как балерина. Чонгук силой крутит руль по часовой, но мразь давит еще сильнее. Высокий визг железа кричит проклятьями, перекрикивая даже мат Чонгука в салоне. И едва он успевает выравняться, как Хёнджин тормозит впереди. Горячим зверем шеви таранит его сзади, как стоячего. Искры засыпают салютом капот, сдирают краску на кузове. Чонгук от души проклинает скота за спиной, ныряя налево, чтобы наконец оторваться от него. Двигатель дымится, перекрывает обзор, не позволяет видеть почти половину дороги. Ярость поднимается в горло и щекочет язык, вынуждая выплевывать грубости раз за разом, словно это поможет держать контроль. Чонгук давно так не злился, даже слишком давно. Однако сдаваться нельзя. Он должен победить не только ради собственной гордости, но и ради команды, включая Сокджина, из-за которого он и ввязался в это. Разбитая морда лексуса кидается на Хёнджина, когда тот снова обгоняет Чонгука. Красная акура рвется налево, скользя в заносе на встречной полосе. Ночной город оказывается почти пустым, позволяя вытворять все это, однако не до конца безопасным даже при таком раскладе. Легковые автомобили рассыпаются в стороны, уступая дорогу кретинам, которым плевать на все правила. Чонгук со стоном давит на газ, желая отомстить любой ценой. Каждый ублюдок в команде Тэхёна должен быть наказан. Черный лексус маневрирует на близком расстоянии, гонясь за задницей акуры. Чонгук не позволит ему выиграть. Нужно расправиться с козлом, даже если это означает использовать скотскую манеру вождения. Чонгук ни о чем не думает, когда давит на газ, влетая в него на огромной скорости. Кричащий звук удара закладывает уши, заставляет дернуться на дороге, выскакивая на бордюр с дикими воплями из-под капота. — Наслаждайся оврагом, сукин сын, — рычит зверем Чонгук и давит еще сильнее, не позволяя парню сохранить контроль в заносе. Давление разворачивает его в опасном месте улицы, чертовски узкой для подобных развлечений. Не выдерживая удара, лексус игрушкой выскакивает на встречную полосу. Огромная мусорная машина оказывается слишком близко, чтобы избежать столкновения. Чонгук и сам едва успевает выровняться, прежде чем лексус влетает в грузовик на большой скорости. Тяжелый и резкий звук столкновения вибрирует в затылке Чонгука, и он расширяет глаза, глядя в зеркало заднего вида, когда лексус остается за спиной. Отскочив от красного мусоровоза, как воздушный мяч, он замирает посреди пустынной дороги грудой искореженного металла. Чонгук не может поверить, что сделал это. Воспоминания о разговоре с командой вспыхивают в памяти. Намджун предупреждал, что никто не должен ввязываться в разборки. И сейчас, разобравшись с уродом, Чонгук чувствует себя крайне мерзко, вынужденный использовать этот проклятый метод, как будто он такой же, как они. Чонгук рычит в откровенной злости, догоняя Хёнджина на следующем повороте. Навигатор на приборной панели пищит о том, что остались две мили до конечной точки. Сверкающий ночной город вновь исчезает, когда машины возвращаются в Мёнмок-дон, оставляя Сеул позади. Полицейские сирены все еще кричат вдали, как сигналы бедствия, но копов нигде не видно. Впереди только широкая дорога и яркие красные огни, которые рассеиваются в воздухе, как дым. Чонгук пролетает мимо них почти одновременно с Хёнджином, и это автоматически приглашает его на отсеивающие гонки, которые будут следующими. Однако сейчас, скидывая скорость после гонки, чтобы отдышаться от истерики, он впервые думает о том, как сильно не хочет быть козлом. Прежде всего из-за того, что это может разочаровать Сокджина, потому что именно так себя вел его конченый бывший.***
Голова разрывается после ужасного шума, который сопровождал каждый километр гонки. Рычащие двигатели и звуки аварий все еще звенят в его ушах, не позволяя расслабиться даже в полной тишине, когда Чонгук возвращается домой. Пальцы подрагивают от эмоций — критически сильно сжимая руль в гонке, сейчас они не способны на нежность. И это раздражает, ведь ожидающий его дома Сокджин не заслуживает его грубости и напряжения, которые тот притащит с собой. Чонгук наваливается на Сокджина в коридоре, уставший до невозможного. Приятный знакомый запах окутывает его со всех сторон, как тот самый дым, заполняющий шеви изнутри на финише. Выдыхая с приглушенным хрипом, Чонгук закрывает глаза, ощущая, как теплые руки Сокджина обнимают его за шею и прижимают еще ближе к груди, скрытой безразмерной белой майкой, пропитанной его сладким одеколоном. — Прости, — шепчет Чонгук первым делом, ведь все еще не может справиться с собственным решением врезаться в соперника. Возвращаясь домой, он думал об этом снова и снова, воспроизводя картины аварии перед глазами. И ведь он видел, как полиция окружила того парня, чтобы арестовать. — Я не должен был вмешиваться, я знаю, хён, но этот выродок… — Спокойнее, — шепотом обрывает его Сокджин, прежде чем мягкие пальцы забираются в черные волосы и расслабляют, поглаживая настолько нежно, что Чонгук напрочь забывает обо всем на свете. — Ты защитил себя и не позволил вышвырнуть с дороги, как он сам сделал с Кикваном из Дионис. Намджун не говорил, что нельзя бороться, хотя и просил избегать конфликтов. Я думаю, что… это дерьмо, но иначе ты оказался бы на его месте. Просто пойми это. Вместо всякого ответа Чонгук лишь тяжело выдыхает, крепче обхватывая тонкую талию старшего, которая словно создана для его рук. Обнимая его со всеми своими чувствами, он размышляет, что уличные гонки действительно превратились в дерьмо, прежде чем вспоминает слова Гынвона: «Сражайся до крови или сдохни, как в уличной драке». Чонгук всегда выбирал сражаться, начиная со времени, когда отец перестал что-либо значить для него. В детстве он обладал слишком большой властью, слишком большой силой, и маленький Чонгук не мог справиться с ним, не имел ни шанса противостоять. Однако это не могло длиться вечно. Вспоминая прошедшую аварию, он тяжело выдыхает, двигаясь поглубже в дом через черный коридор. Чонгук просто не умеет иначе. Гынвон не дал сдачи, потому что не хотел опускаться до насилия, и это заставляет уважать его, но для Чонгука мир окрашен другими цветами. Если не защищать себя всеми силами, можно снова стать жертвой. Чонгук ненавидит это чувство — он уже натерпелся его с головой. Мягкий кожаный диван кажется раем после неудобного водительского сиденья. Чонгук тяжело падает на него, зарывшись лицом в подушку, не в состоянии дотащить себя до кровати. Каждая мышца на руках и спине почти горит от напряжения. Уличные гонки еще никогда не были настолько выматывающими для него. Сокджин бесшумно опускается на край дивана, и тот слегка прогибается под его весом. Чонгук не открывает глаза, но может почувствовать приятный мужской одеколон и прикосновения, когда хён вновь гладит его волосы, зарываясь в них пальцами на затылке. Очередной тяжелый выдох слетает с его губ единственным звуком в тишине большой комнаты. Сокджин наверняка хочет что-нибудь сказать, но молчит, словно не решается напрягать Чонгука разговорами. И младший действительно счастлив полежать так немного, чувствуя его руки, слыша дыхание и расслабляясь в этой тишине. Приятные поглаживания отдаляют воспоминания о гонке, заставляют забыть, что произошло. Однако Чонгук чувствует, что должен объясниться перед Сокджином, как будто старший все еще может разочароваться в нем. — Я помню день, когда впервые пошел против отца, — негромко говорит Чонгук, не открывая глаза. — Это был сентябрь, мне было семнадцать и я начал прогуливать занятия. Отец попытался приструнить меня, как всегда делал, доставая свой чертов кожаный ремень, которым меня бил. И что-то щелкнуло в моей голове, когда я снова его увидел. Сокджин мрачнеет, останавливая руку, которой поглаживал младшего, и тот чувствует это. — Я выхватил ремень и разнес весь его кабинет в щепки. Каждый документ на рабочем столе полетел на пол. Я просто кричал и разрушал все, пока он стоял в дверях и наблюдал. Я помню, как остановился, когда увидел портрет мамы в рамке. Он прятал его в нижнем ящике стола, среди всякого рабочего хлама. Я не мог… не мог разбить ее портрет, так что я вылетел из дома и исчез на несколько дней. На занятия я тоже не ходил, просто пил целыми днями, покупая алкоголь в единственном баре, в который меня впустили. Я размышлял обо всем, что произошло, как он относился ко мне все эти годы. И я очень сильно его возненавидел. Чонгук приоткрывает глаза и замечает, как Сокджин смотрит на него с безмолвным сожалением. Полные розовые губы поджимаются, но ничего не произносят. Чонгуку не хочется думать, что хён считает его жалким после этой истории, однако знает, что это невозможно, потому что Сокджин всегда его поддерживает. Несмотря ни на какое дерьмо. — Смерть мамы заставила его стать еще хуже, — негромко продолжает Чонгук, напрягая брови. — Он и прежде никогда не был хорошим отцом, но после ее смерти озверел окончательно. Идея сделать меня примерным сыном превратила его в ебаного маньяка, но я… больше не позволял этого. Никогда со дня того скандала. Каждый раз, когда он пытался обуздать меня, поставить на колени, как в детстве, я закатывал настоящие истерики. И я поклялся себе, что больше ни один пидорас не сделает это со мной. Тяжелая правда выдавливает все силы, но Чонгук заставляет себя закончить рассказ. Прежде невысказанная история давила на него сверху, как огромная бетонная плита. Притворяться сильным перед Сокджином было просто, но в последнее время стало сложнее, особенно после минувшей встречи с отцом. И сейчас, когда комната вновь заполняется тишиной, Чонгук не жалеет ни о чем. Определенно, стоило рассказать это не только Сокджину, но и напомнить самому себе, какая вещь изначально сделала его таким человеком. Именно тем, который не станет терпеть издевательства или угрозы жизни. Без сомнений, когда ублюдок на черном лексусе начал задирать его, Чонгук просто не мог оставить это дерьмо без ответа. — Я обещал Гынвону не превращать гонки в скотобойню ради зрителей, — выдыхает Чонгук с отвращением, мысленно возвращаясь в шеви, который таранит соперника. — Черт возьми, теперь мне кажется, что я предал не только его, но и собственные принципы. — Неправда, — мрачнеет Сокджин, заставляя взглянуть на него. — Чонгук, ты защищался, это не одно и то же. Этот козел отправил Киквана в нокаут, но вы отличаетесь, даже если ты тоже устроил опасные пляски на дороге. Просто послушай меня. Это разные вещи. Чонгук хмыкает, мягко перехватывает пальцы хёна и крепче сжимает в своих. — Это разные вещи, — уверенно повторяет Сокджин, поглаживая его кисть большим пальцем. — Не волнуйся. Самозащита не делает тебя плохим человеком, даже если ты так себя чувствуешь. И твой ебаный отец не имел права обращаться так с тобой. Его конченое воспитание заставило тебя огрызаться, кидаться на людей раньше времени, как ты делал это и после нашего знакомства. Я даже раздражался из-за этого, но это все еще не делает тебя плохим. Безграничная благодарность разливается по венам, как воск свечи. Чонгук выдавливает жалкое подобие улыбки, мысленно осыпая Сокджина лучшими словами на свете, но в реальности не может произнести ни звука. Сокджин лишь понимающе улыбается в ответ, не требуя ничего взамен. И это ощущается чем-то нечестным, ведь он совсем не обязан всегда быть на его стороне, но сейчас Чонгук чувствует, что хён полностью прав. Это не должно делать его плохим человеком. Достаточно того, что Чонгук сам себя им чувствует несмотря на то, что тот мудила заслужил получить сдачи. Гынвон появляется в памяти, слегка покачивающий головой. Чонгук решает связаться с ним позднее и выяснить, что он думает. Вопреки злости на того парня, он сделал это не только ради себя, но и из-за члена Дионис, который выбыл из гонки. Возможно, и ради Хёнджина тоже — никто не заслуживает оказаться разбитым на обочине из-за одного ненормального урода, который решил развлечься. Чонгук в очередной раз тяжело выдыхает, притягивая Сокджина ближе. Этот человек заставляет его быть лучше. Намного лучше прежнего Чонгука, который никого не собирался защищать. Их сладкий поцелуй длится бесконечно долгие секунды, но не превращается в жадный. Чонгук просто наслаждается хёном, обхватив его руками настолько сильно, насколько может сейчас. Изящная талия под его горячими ладонями выгибается навстречу, когда Сокджин прижимается еще ближе и отвечает на поцелуй. Приятное тепло и благодарность заполняет Чонгука изнутри с новой силой, как цунами, накрывающее его с головой. Как же сильно этот хён ему нравится. Как же сильно Чонгук нуждается в нем, и не только на гонках, которые едва может пережить без его присутствия. Чонгук просто нуждается в нем каждую минуту, черт возьми. — Спасибо, — шепчет он, отстранившись на мгновение, чтобы затем вновь поймать вкусные губы хёна, не сравнимые ни с чем на свете. Сокджин слегка усмехается в поцелуе, и младший еще раз убеждается, что может заслужить этого человека только хорошим поведением, ведь ненормальных людей вокруг них предостаточно. И он обещает себе стараться изо всех сил, чтобы быть немного лучше для него каждый следующий день.***
Спокойствие заполняет все тело, как после качественного алкоголя, позволяя наконец расслабиться после жестких заездов. Вся команда последние два дня пыталась вернуть шеви к жизни, исправляя многочисленные поломки и вытаскивая испорченные запчасти. К полудню они почти закончили, и появилось свободное время, чтобы немного прогуляться и отвлечься от всего. Размышляя над расписанием следующих заездов, Чонгук быстро понимает, что стоит разумно использовать моменты спокойствия, которых будет все меньше с каждым следующим этапом. Через нос шумно выдыхая, он аккуратно переступает камни на дороге. Мягкое солнце висит над головой, дотрагивается до плеч легкими касаниями, позволяет почувствовать немного тепла, несмотря на начало осени. Чонгук глубоко вдыхает, прогуливаясь вдоль пустой дороги вместе с Сокджином, которого наконец уговорил выйти на улицу с собакой, раз погода настолько хорошая. Доберман неспешно идет немного впереди; крепкий кожаный ошейник раскачивается при каждом шаге на его мощной шее. Рассудительный и спокойный, Хваран даже не пытается кидаться на редкие проезжающие машины, и Чонгук откровенно наслаждается его компанией. — Интересно, что он думает обо мне? — задумчиво спрашивает Чонгук, поднимая взгляд на Сокджина рядом. Большая белая майка под его кожанкой задирается из-за легкого ветра, оголяя часть мягкой кожи. Чонгук едва сдерживается, чтобы не поцеловать его. — Наверное, что-то хорошее, иначе от тебя давно остались бы рожки да ножки, — серьезно отвечает Сокджин, словно и не понимая, как забавно это звучит. Чонгук усмехается, зачесывая челку назад, которая лезет в лицо из-за поднявшегося ветра. Вне сомнений, доберман идеально отражает своего хозяина. Серьезный и даже грозный на вид, он довольно мягкий и ласковый внутри, что тщательно скрывает от людей, не позволяя ничего заподозрить. Чонгук вспоминает, каким считал Сокджина в самом начале. Без малейшего повода огрызаясь и вечно отворачиваясь, он производил впечатление настоящего засранца, прежде чем Чонгук узнал его настоящего. И он сам теперь выяснил, какого человека представляет из себя Чонгук и кем он стал за двадцать три года. Разглядел его настоящего среди тысячи дерзких масок, которыми он прикрывался в попытках скрывать чувства. Иногда люди действительно не те, кем пытаются выглядеть, пряча свои раны и страхи. Даже Гынвон совершенно не такой, каким казался вначале, размышляет Чонгук, прежде чем неосознанно вспоминает Тэхёна. Мрачное выражение сползает на лицо неприятной тяжестью, заставляя напрягаться изнутри. Чонгук не хочет знать, из-за чего Тэхён стал таким. Психопатами рождаются или становятся в детстве, он прекрасно знает, но даже сопливая история этого парня не заставила бы его сочувствовать. — Я не спрашивал, где твои собственные родители, — начинает Чонгук немного позже, решая изменить разговор, когда они добираются до конца широкой дороги и поворачивают назад. Частные дома и небольшая школа виднеются вдали, через поле, все еще зеленое на солнце, но уже начинающее блекнуть из-за скорой зимы. — В Швейцарии последние четыре года, — отвечает Сокджин, осторожно переступая камни, когда асфальт сменяется на гравий. — Далеко, — удивленно выдыхает Чонгук, вновь цепляясь взглядом за добермана. Неожиданный следующий вопрос слетает с его языка прежде, чем он успевает подумать. — Они знают, что ты гей? Мягко усмехнувшись вместо ответа, Сокджин оглядывает Чонгука с задумчивым видом, затем снова смотрит вперед. Несильный порыв ветра взлохмачивает его черные волосы, открывая вид на красивое лицо, которые вдруг кажется Чонгуку даже слишком спокойным для этого разговора. — Да, — отвечает Сокджин, помедлив немного. Он поднимает упавшие палки с дороги и замахивается, чтобы швырнуть вперед. Доберман мгновенно реагирует, округлив глаза, и кидается вслед за ними. — Я даже знакомил Тэхёна с семьей, хотя на тот момент он все еще был просто другом для меня. Они довольно строго меня воспитывали, но всегда хотели, чтобы я был счастлив. Я слышал, что мама даже повесила радужный флаг на окне их новой квартиры, чтобы все соседи видели, что они поддерживают однополые отношения. Чонгук криво усмехается, искренне радуясь за старшего, но вместе с тем зависть пронзает его насквозь. Собственный отец никогда не допустил бы этого. Иногда Чонгук задумывался, что случится, если он узнает о его предпочтениях. Очевидно, одной дракой не отделаться, но сейчас он не хочет представлять все это. Сокджина поддерживают, и это самое главное, потому что старший не заслуживает плохих слов в свой адрес. Чонгук снова едко ухмыляется, раздумывая, что сделал бы, если бы какой-нибудь проклятый гомофоб докопался бы до него на улице. Обуздать это бешеное желание защищать хёна нельзя ничем, и он уверен, что несчастный оказался бы в чертовой больнице. Чонгук хмыкает, незаметно поглядывая на старшего, который снова швыряет палки доберману. Ни один засранец его не тронет, пока Чонгук рядом. — Это не настолько важно, на самом деле, — вдруг продолжает Сокджин, возвращаясь к их разговору. — Родители все равно ничего с этим не сделают. Каким бы ты ни был, они должны любить тебя со всеми твоими принципами и желаниями, даже если не понимают их. Раньше я тоже немного беспокоился, но в конечном итоге мнение людей ничего не значит. Если ты любишь ебаться с мужчинами, это ничем из тебя не вытащить. И даже если вся страна считает, что это неправильно, ты не должен верить. Впитывая каждое слово старшего, которое отзывается легкой вибрацией внутри, Чонгук отводит взгляд. Прежде он и не задумывался, что его предпочтения в постели делают его неправильным человеком. Это всегда было его частью, чем-то совершенно обычным, даже если он осознавал, что другие люди имеют свое мнение на этот счет. Возможно, потому что все его друзья в Америке имели такой же образ жизни и никого не осуждали. И даже в этой стране, когда он признался Чимину, разговаривал о сексе с Дохваном и Сехуном, никто из них не сказал никакого дерьма. Чонгук неожиданно проникается благодарностью к каждому из них, ведь прежде и не думал, что они могли отреагировать иначе или даже отвернуться от него. Исключая Чимина в какой-то степени, каждый из них был натуралом. — А ты когда-нибудь был ведущим, хён? — наглеет Чонгук, поднимая хитрый взгляд, когда доберман в очередной раз уносится прочь. Сокджин легко смеется, и в эти секунды Чонгук ощущает себя как никогда счастливым из-за того, что может наконец вот так просто разговаривать с ним. Раньше их разделяла целая пропасть, но сейчас, когда все начало налаживаться, оставив все дерьмо позади, они открываются друг другу еще больше. Чонгук действительно чертовски рад ощущать это. Откровенный в своих словах и действиях Сокджин всегда ему нравился, начиная с самой первой минуты. — Да, конечно, и не один раз, — отвечает Сокджин, не прекращая усмехаться и даже немного смущаясь. Чонгук ловит себя на мысли, что красноватый оттенок ушей делает хёна почти милым. — Черт, раньше я всерьез думал, что это мое предназначение в постели с мужчиной. Правда, потом я встретил… парня, который оказался сильнее меня, и понял, что доминировать он любит больше. Мягкая улыбка медленно исчезает с лица, сползая вниз, как капли воды на стекле. Сокджин отводит взгляд, и становится очевидно, что вспоминать это он не хотел бы. Чонгук молча поджимает губы, не собираясь заставлять его рассказывать. Как бы ни хотелось узнать всю историю их отношений с его конченым бывшим, который наверняка разрушил его до неузнаваемости, Чонгук не позволяет себе раскрыть рот для вопроса. Сокджин не обязан быть искренним в каждой мелочи, каждой болезненной истории, даже если эта искренность чертовски ему идет. Чонгук набирает в легкие побольше воздуха и мысленно хвалит себя за терпение. Сокджин заслуживает, чтобы на него не давили. Зеленеющие поля на обочинах наконец заканчиваются, когда они возвращаются в небольшой городок на окраине Сеула, где расположены их дома. Идеальная асфальтированная дорога ведет вдоль узких улиц, по которым не проезжает ни одной машины за все десять минут их возвращения. Высокие деревья возвышаются вдали густым лесом, едва они пересекают небольшой мост над озером. Доберман продолжает с радостью носиться по округе, вынюхивая какие-то следы и обращая внимание на деревья, но в целом ведет себя довольно спокойно. Чонгук усмехается, наблюдая за ним. Черная шерсть слегка блестит на солнце, когда они выходят к соседней улице, где расположен небольшой магазин с собачьей едой. — Я должен купить витамины для него, зимой это особенно важно, — говорит Сокджин, оборачиваясь на Чонгука. — Этого трактора не пустят в магазин, подождешь с ним на улице? Чонгук решительно кивает несколько раз, даже если никогда прежде не оставался наедине с огромными собаками. Хваран провожает Сокджина взглядом до деревянной двери, прежде чем тот скрывается внутри магазина. Неловкий момент немного затягивается, когда Чонгук просто стоит посреди дороги, пытаясь понять мысли собаки, которая, кажется, в любой момент может наплевать на его присутствие и пойти за Сокджином. — Как я тебе? — резко спрашивает Чонгук, желая отвлечь его разговором, словно иначе он действительно войдет в эти двери. — Я ведь лучше того кретина, который раньше был с Сокджином, правда? Доберман не отвечает, лишь немного склоняет голову набок, осматривая парня с совершенно спокойным видом. Чонгук приподнимает брови, словно пёс его оценивает, сравнивая с Тэхёном, но затем усмехается на собственные мысли. Определенно, он гораздо лучше, и даже собаки должны это понимать. — Давай подружимся, — предлагает Чонгук и опускается на корточки с желанием погладить добермана. Черная шерсть кажется довольно жесткой, но все равно приятной на ощупь. Коричневый нос тычется в лицо Чонгуку, как только тот оказывается ближе, и приходится немного отстраниться с усмешкой, чтобы не оказаться в слюнях. — Для поцелуев я еще не готов, но я могу быть хорошим другом, честное слово. И знаешь, почему? Доберман замирает с чертовски внимательным видом, словно и правда может понимать человеческую речь. Чонгук хитро прищуривается, выдерживая интригу, прежде чем продолжает: — Потому что я без ума от твоего папочки. Сокджин возвращается через две минуты с небольшим пакетом, на который Хваран моментально обращает внимание. Чонгук рывком поднимается на ноги, едва заметив хёна, и широкая улыбка сама собой появляется на его лице. Как будто он действительно чертовски влюблен, как никогда прежде, и эти чувства распирают его изнутри огромным весом, как воздушный шар, который накачивают кислородом. Чонгук почти чувствует, как это разрывает его на ошметки, ведь он действительно без ума от Сокджина.***
Намджун жестко похлопывает Чонгука по спине, прежде чем возвращается к своей машине в конце площадки. Очередной спот, предоставленный для тренировки лично Дионис, раскидывается почти на милю, огороженный высоким сетчатым забором. Гынвон сказал, что эта площадка использовалась автошколой для обучения новичков, но сейчас из-за ремонта дороги они перебрались ближе к центральным улицам, чтобы заодно привлечь больше потенциальных клиентов. Чонгук обводит взглядом горячий асфальт: черные следы от шин украшают всю дорогу, особенно на поворотах, словно здесь проходили гонки на колесницах, а не тренировка дрифта. Чонгук стирает ладонью пот со лба, пытаясь отдышаться после недавней работы. Напряжение в мышцах ослабло после гонки, когда он до спазмов сжимал руль, и два дня отдыха помогли расслабиться, но после новой тренировки ощущения готовы вернуться. Чонгук терпеливо разминает суставы, двигая руками во все стороны, когда за его спиной останавливается ниссан. Разгоряченный капот привлекает взгляд, прежде чем все внимание Чонгука предательски кидается на водителя. — Сильно устал? — спрашивает Сокджин, зачесывая волосы назад, и маленький шрам на его губе становится заметен сильнее, когда он облизывается. — Достаточно, — усмехается Чонгук, разминая напряженные плечи. — Честно говоря, не знаю, как я мечтал попасть в NASCAR, потому что для него надо быть чертовски выносливым. Иногда эти гонки достигают почти тысячу километров по продолжительности. Это явно не для меня. — Людям не вредно мечтать, — просто отвечает Сокджин, отпивая немного воды из пластиковой бутылки, оставленной Намджуном, который не хотел опаздывать в офис и уехал раньше. — Я часто мечтал о вещах, которые не собирались сбываться, но меня же это не останавливало. Чонгук неодобрительно прищуривается и приходит к мысли, что лучше не знать всей правды. Чтобы переключить внимание от подозрений, он вытаскивает телефон из кармана и проверяет сообщения. Уведомление от гоночного сайта привлекает взгляд, заставляя клацнуть по иконке приложения. — Рейтинг нашей команды повысился, — задумчиво протягивает Чонгук, не зная, что должен чувствовать на этот счет. Стигма почти сравнялась с командой Тэхёна по очкам одобрения за последние дни. — Удивлен? — сверкает взглядом Сокджин, снова зачесывая черные волосы назад. — В команде решения одного человека всегда касаются остальных. Позавчера ты сделал зрелище, даже если не хотел, и теперь мы тоже стали фаворитами для зрителей. Нечего здесь удивляться. Чонгук ядовито посмеивается, оглядывая горячий после тренировки ниссан, после чего переводит взгляд на шеви. Стоило проверить новые запчасти после ремонта Джей-Хоупа, из-за чего они и приехали сюда сегодня. Нельзя выступать на отсеивающих гонках на машине, которая не проверена. Неисправности могли выскочить в любой момент, так что пришлось работать на пике своих сил, проверяя железо на прочность. Разумеется, шеви не развалится, но этого все еще недостаточно, чтобы смело ехать на следующий этап. Чонгук тяжело выдыхает, размышляя обо всех проблемах, которые могут ждать его впереди, и совсем не замечает Сокджина за спиной. Бесшумной пантерой подкравшись сзади, он зарывается носом в его волосы на загривке, вынуждая шумно выдохнуть через нос. Чонгук сглатывает, ощущая, как легкий электрический разряд проносится вдоль всего позвоночника. Сокджин чертовски редко требует внимания к себе, и каждый раз это словно подарок, потому что его требовательность кажется Чонгуку почти невыносимо сексуальной. Выматывающая тренировка блестит на прекрасном лице редкими каплями пота, когда Чонгук оборачивается, чтобы взглянуть на старшего. Прищуриваясь, он молча разглядывает его, цепляясь взглядом за мягкий подбородок и ровный нос. Сокджин напоминает лучшие статуи греческих богов, которые когда-либо находились в музеях. И Чонгук искренне не понимает, чем заслужил возможность иметь такого человека рядом. В животе что-то вмиг напрягается, скручиваясь в толстый узел, стоит лишь приблизиться еще сильнее, чтобы почувствовать запах старшего. — Чертяка шеви достаточно хорош? — низко спрашивает Сокджин, взглядом разогревая кожу на его щеке, как из газовой горелки. — Или я должен благословить его для следующей гонки? — Идея мне нравится, — хрипло отвечает Чонгук, притягивая этого невыносимого хёна поближе за талию, прежде чем он оказывается совсем близко. — И как ты собираешься сделать это, хён? — Зависит от того, сколько свободного места между рулём и сиденьем водителя, — шепотом отвечает Сокджин в его губы и наконец целует, жестко хватая за куртку, чтобы прижать к себе. Блестящий салют вспыхивает перед глазами Чонгука всеми цветами радуги, едва он вновь чувствует шикарный вкус хёна, не сравнимый ни с чем в этом чертовом мире. Чонгук не замечает, когда старший подталкивает его к машине, прежде чем оказывается вплотную прижат к сиденью. Сокджин решительно садится сверху и оставляет дверь открытой, чтобы упереться правой ногой в асфальт, затягивая младшего в еще один горячий поцелуй. Чонгук хрипит зверем, жадно впивается пальцами в шикарные бёдра, притягивает хёна еще ближе, заставляет почти навалиться на себя. Целоваться в гоночной машине с низкой посадкой довольно неудобно, однако он ничего из этого не замечает, наслаждаясь вкусом полных губ, желая распробовать их как следует, запомнить как лучшее, что когда-либо с ним случалось. Сокджин тепло выдыхает в его рот, проскальзывая игривым языком по нижней губе. Дыхание срывается на жалкие хрипы, когда он слегка ёрзает на его коленях. Свежий воздух из-за приоткрытой двери оказывается единственным, что не позволяет задохнуться от вспыхнувшей жары, распаляющей Чонгука изнутри пожаром. — Заводи двигатель, — приказывает Сокджин, резко отстранившись, чтобы затем рывком задрать черную футболку Чонгука на груди. — Я хочу, чтобы ты сделал бёрнаут сейчас. Чонгук почти задыхается, когда горячая ладонь хёна проскальзывает по его коже, поглаживая, и это настолько приятно, что он едва не стонет только от этого. Нарастающий шум в голове не позволяет разобрать властный приказ с первого раза. — Бёрнаут? — горячо выдыхает Чонгук, не в силах поверить, что должен сделать это сейчас. Воспоминания о первой встрече с Сокджином загораются в памяти: он сжигал резину ниссана в аэропорту, пробуксовывая на месте задними колёсами. — Но ты же сидишь на моих коленях, черт, как я должен… — Это не сложно, просто сделай, — с жаром отвечает Сокджин в его шею, пуская волны мурашек вдоль всего тела. Чонгук сильно вздрагивает, пытаясь не наброситься на него в следующий же момент. — Я еще не трахался во время бёрнаута, но уверен, что это будет ахуенно. Игривый взгляд чернеет окончательно, едва Чонгук в полной мере представляет это зрелище. Под кожей настоящий пожар вспыхивает, как только чертова одежда вылетает прочь из салона, которую Сокджин сдирает с его плеч одним решительным движением. Когда он отстраняется, чтобы избавиться от собственной одежды, Чонгук почерневшим взглядом быстро клацает на приборной панели, отключая все электронные помощники. Машина должна быть на ручном управлении, чтобы сделать это. Дыхание вновь срывается, когда он представляет, как это будет, прокручивая ключ в замке зажигания. Взревевший двигатель заставляет жадно облизнуть губы. Черт подери, жизнь совсем не готовила Чонгука к таким играм, но прямо сейчас он чувствует, что чертовски готов. Сокджин возвращается, оставив черные джинсы и белье свисать на голени правой ноги, которую снова высовывает на асфальт, упираясь другим коленом между сиденьем и коробкой передач. Чонгук жарко выдыхает, ощущая его горячее тело настолько близко. В звуках тяжелого дыхания и поцелуев брякает металлическая пряжка ремня. Искры возбуждения вмиг поджаривают каждый его орган, впуская электричество прямо в член, который Сокджин рывком обхватывает ладонью. Чонгук с жадностью хватает воздух, не имея ни одной идеи, как должен делать блядский бёрнаут, пока Сокджин отвлекает его этим издевательством. И именно это заводит его еще сильнее. — Зажми сцепление и не смей отпускать, иначе машина поедет, — серьезно предупреждает Сокджин, жестко надрачивая, словно думает, что из-за шума в голове Чонгук может его слышать. — Чонгук, мать твою! — Блять, — вырывается из Чонгука, который тщетно пытается дышать, но хён совершенно не позволяет это делать. — Да, но… Сокджин… Вместо всякой жалости затыкая его поцелуем, Сокджин врывается языком в его рот, ласково огибая дёсны и посасывая его собственный язык. Чонгука разжигает на чертовом сиденье до последней клеточки, словно его пинком толкают в горящий костер. Выжимая сцепление, он рывком обнимает хёна и прижимает вплотную к себе, начиная наращивать обороты двигателя. Сокджин рычит, как будто соперничая с рёвом шеви, когда вновь отстраняется. Оглушительный визг резины задних колёс почти закладывает уши. Чонгук не сдерживает проклятый стон, когда Сокджин разводит колени шире и пристраивается, чтобы в следующий момент медленно опуститься на его член. Разогретый жесткой дрочкой и ласковыми руками старшего, он наливается кровью и жаром до критической температуры, легко проскальзывая в горячее тело. — Черт подери, — выстанывает Сокджин, начиная двигаться, и рывком закидывает голову назад, выгибая изящную шею. Чонгук впивается в нее жадным поцелуем со всей жадностью, на которую способен сейчас, стараясь не забывать о педалях сцепления и тормоза. Резина высоко пищит, жестко сдирается в трении с асфальтом, выпуская огромные клубы белого дыма. Сокджин предательски мощно двигает бёдрами, насаживаясь на член с таким голодным взглядом, какого Чонгук никогда прежде не видел. Что-то внутри него кричит и мечется, наслаждаясь этой картиной, ведь хён просто невероятен, когда решает быть инициативным. Чонгук задыхается на эмоциях, сжимая его шикарные бёдра еще сильнее. Ни один человек в его жизни не мог быть настолько прекрасен в сексе, как этот чертов Сокджин, с которым восхитительно ебаться и на кровати, и на столе, и даже в собственной машине. И какие же ничтожные шансы сейчас не потерять контроль, рассыпавшись прямо здесь из-за разрывающих чувств наслаждения, которые током прошибают все тело после каждого рывка бёдрами. — Да, Чонгук! — высоко стонет Сокджин, пытаясь перекричать вопли двигателя, однако Чонгук слышит только неразборчивый крик, потому что рычание из-под капота затмевает все остальные звуки. Предательский стон восхищения вырывается из Чонгука, как загнанная птица из клетки, когда старший ускоряется до предела. Тяжелый член полностью исчезает внутри шикарного тела, проникая в хёна до последнего сантиметра, растягивая своим давлением, скользя внутри нежно и одновременно жестко. Сокджин дрожит, пальцами сжимает плечи Чонгука, снова впивается поцелуем в его губы. Дым сожженной резины полностью закрывает обзор, не позволяет видеть ничего перед собой, только чувствовать глубокие толчки, прекрасное тело старшего, выхватывая среди рёва мотора его великолепные стоны. И ничто не существует в этот момент во всей вселенной, кроме них, с отчаянной жадностью наслаждающихся друг другом, словно завтрашний день не наступит. Во внутренней стороне век что-то искрится, взрывается салютом, когда чувства накрывают младшего с головой. Сокджин вжимается в Чонгука со всей страстью и бурно кончает на его оголенную грудь, но продолжает бешено двигаться, насколько это возможно, чтобы довести до оргазма Чонгука. И тот догоняет его за считанные секунды, прежде чем одна из шин разрывается, заставляя шеви подскочить на земле. Сокджин резко дергается, на инстинктах сжимая Чонгука внутри себя, и младший жалобно стонет, как никогда прежде. Дьявол, однажды он точно прикончит этого проклятого Сокджина. — Издеваешься, — хрипит Чонгук с кривой усмешкой, едва переводя дыхание, когда часть возбуждения наконец спадает, оставляя его совершенно расслабленным и счастливым. Дым постепенно рассеивается, открывая вид на краснеющего хёна, который все еще немного подрагивает от ощущений, разморенный жадным сексом. — Запаска есть? — слегка посмеивается Сокджин, прежде чем вновь целует его, гораздо мягче, однако все еще чертовски наслаждаясь им. — Чонгук, черт возьми, это было даже слишком хорошо. Горячие ладони Чонгука покрепче обхватывают хёна, чтобы прижать еще ближе к себе, почувствовать, как бешено бьется его сердце, разрывая этой кувалдой грудь. И никаких соревнований не существует, никаких разногласий и проблем, только этот миг, когда Сокджин прижимается к его вспотевшему телу и выдыхает в их поцелуй, не желая отстраняться. Чонгук даже не догадывался, что однажды так сильно влюбится. Очевидно, сердце не собирается спрашивать, ровным счетом как и его собственный член, обожающий шикарное тело Сокджина всем своим существом. — И как тебе мой бёрнаут? — ядовито усмехается Чонгук, ласково поглаживая ладонями спину старшего, которая на инстинктах выгибается еще сильнее в попытках получить больше нежности. Сокджин еще прекраснее после секса, когда страсть исчезает, оставляя его чертовски нуждающимся в ласке Чонгука. — Очень даже неплохо, — хрипло выдыхает Сокджин, уставшим взглядом осматривая Чонгука, и явно скромничает, но даже такое его поведение нравится Чонгуку невероятно сильно.***
Чернота большого зала освещается разве что светом из компьютера на длинном столе. Квадратное окно зашторено, не пропуская ни единого лучика света с улицы. Мрачный взгляд парня кидается на монитор, всматриваясь в квадраты уличных камер. Проезжающие по кварталу Мёндон седаны и такси не привлекают слишком много внимания, расплываясь перед его глазами на яркие кляксы. Тэхён медленно отводит взгляд, совершенно не заинтересованный наблюдением, даже если последние полтора часа изо всех сил старался найти нужные машины. Телефон вибрирует из-за уведомления, отвлекая от бестолкового занятия. Вспыхнувший в полутьме экран приковывает его взгляд списком машин, приглашенных на следующий этап гонок. Тэхён прищуривается, даже если знал всех участников заранее. Отсеивающие гонки должны стать жарче гребаного ада в следующие несколько дней. Откидываясь на спинку кресла, он вспоминает грандиозный провал с полицией, который мог предвидеть и которого почти искренне опасался. Мужчина в деловом костюме вошел в кабинет главного следователя по делам уличных гонок примерно в полдень. Короткие жирные пальцы сжимали нечто вроде карты памяти. Тэхён вспоминает, как с непроницаемым видом поправил очки, прежде чем этот жирдяй раскрыл свой блядский рот. Полицейский не заметил, как Тэхён тенью выскользнул в коридор после первого же предложения, на ходу срывая бейджик с чужим именем. Его тайной операции под названием «одурачить бомжей в погонах» пришел конец. Тэхён не может удивляться, с каким бешеным энтузиазмом Чонгук пытался выкурить его из участка. Однако и задерживаться среди копов не было основной целью для Тэхёна. Важные вещи он выяснил: полиция хочет играть по-взрослому на следующих гонках, используя новейшие внедорожники для облавы, и собирается перекрывать улицы. За эти дни они наверняка дорастут до идеи вызвать вертолеты и рассыпать по городу шипы, как только начнется гонка. Возбуждение ползет по гортани вверх, щекочет его язык, однако Тэхён упрямо сглатывает, не позволяя себе терять контроль. Идея оказаться в полиции изначально была просто способом развлечься, подставить того жалкого Санха, настроить ищеек против Чонгука и Дионис, заставить их переключить на них внимание. Тэхён хмыкает, раздумывая, что это было довольно весело. Жажда развлечений всегда подталкивала его на безумные вещи. Расслабившись в кресле, он мысленно обещает Чонгуку, что это еще не конец. Играться с ним довольно забавно, как со щенком, которого в любой момент можно придушить. Тэхён никогда не торопится в таких вещах, позволяя жертве вдоволь насладиться своим превосходством, совершенно иллюзорным и ненастоящим. Чонгук именно этим и занят сейчас, без сомнений. Какой же глупый и жалкий щенок. Ыну тоже был щенком, прежде чем сорвался с поводка. Тэхён размышляет о шикарной аварии, после которой этого кретина наверняка закрыли в тюремной камере. Полиция с жадностью настоящего зверя отлавливает каждого гонщика, который разбился, словно крошки с асфальта подбирает в надежде насытиться. Ничего страшного, решает Тэхён, вновь проверяя список приглашенных машин. Совсем скоро легавые полакомятся крупной добычей, которая теперь висит самым большим портретом на их доске расследований. Чон-жалкий-щенок-Чонгук. Полицейские внедорожники набросятся на него, как бешеные собаки на лучшее лакомство, воняющее свежей кровью. Тэхён жаждет его крови, потому что щенята всегда умирают красиво. Сокджин вспыхивает в его памяти загоревшейся лампочкой. Изящные запястья и пальцы, чертовски тонкая талия, предназначенная только для него, глубокий сытый взгляд, который всегда смотрел снизу вверх после очередного секса. Изнутри вырывается легкое раздражение, сомнения каждого цвета и запаха, но Тэхён выталкивает прочь все воспоминания. Каждое из них давно ничего не значит, кроме самого красивого, которое запомнилось ему каждой деталью. Краснеющий хён прижат животом к капоту ниссана, разогретый поцелуями и укусами до критической стадии возбуждения. Высотки сверкают над головой, выстроенные вдоль всей улицы, но никому из них нет дела до заинтересованных взглядов людей. Сокджин высоко мычит, шире разводя красивые ноги. Тэхён не станет церемониться и все равно заставит, как делал всегда. Ненавидя их обоих, старший распахивает полные губы и жалобно стонет, чувствуя мощные бёдра, которые прижимают его еще ближе к тачке. Нагретый солнцем капот пылает, обжигает мягкие ладони и плечи, однако Сокджин прижимается к горячей стали еще сильнее. В очередной раз раскрываясь перед своим парнем, как перед насильником, который никогда не оставлял выбора, он кричит, ощущая тяжелый член внутри себя. Тэхён всегда врывался в него резко и жестоко, разрывал давлением, натягивал хёна на себя изо всех сил. Мучительный секс, который Сокджин всегда ненавидел, никогда не становился нежным, даже если от старшего оставались только кровоточащие раны и синяки в итоге. Медленно перекатывая горький привкус воспоминаний на языке, Тэхён отпивает немного воды из стакана. Кубики льда негромко цокают, создавая единственный звук в тишине черной комнаты. Сокджин был чудовищно счастлив, когда Тэхён впервые завалил его после очередной выматывающей тренировки. Выстанывая «еще» после каждого его грубого рывка, он казался человеком, который любит жестокое обращение. Какое-то время, возможно, он действительно любил это, прежде чем начал всем своим существом ненавидеть. Вспоминая его перекошенное из-за боли лицо, когда он пытался сопротивляться, Тэхён задумчиво поджимает губы. Чем сильнее хён брыкался на кровати, тем больше хотелось его скрутить, заломать руки, связать и жестко выебать, чтобы давился рыданиями весь вечер. Сокджин словно не понимал, как его протесты влияют на младшего, насколько заводят, заставляют хотеть его каждой клеточкой тела. И не просто хотеть секса с ним — борьбы, сражения, ненависти, которой каждый раз давился Сокджин, выплевывая ругательства изо рта вместе с шикарными стонами. И как же Тэхёна это восхищало. «Сдохни, — хрипел Сокджин, задыхаясь, когда чужие пальцы сжимали его горло, а горячий член жестко врывался внутрь, вместо любви напоминающий лишь наказание. — Просто сдохни». И каким же красивым он выглядел в эти секунды. Черный шевроле внезапно отвлекает от приятных воспоминаний, заставляя податься вперед и клацнуть мышкой по изображению. Название улицы заставляет немного прищуриться. Тэхён отпивает еще немного воды из стакана, размышляя, какого черта этот засранец делает в районе Добон-гу, прежде чем очевидная причина приходит на ум. Тэхён цепляет пальцем телефон на столе и пишет Чондэ, чтобы поднялся наверх из гаража. — Чонгук поехал за автозапчастями к Шуге, — медленно говорит Тэхён, как только дверь за спиной распахивается. — Выследи его и разберись с мелким засранцем, до которого не добрался Ыну. — Что? — не верит Чондэ, заставляя его обернуться. — Сейчас? — Я невнятно говорю? Чондэ прочищает горло и переводит взгляд на монитор за его спиной. — Как ты выяснил, что он едет именно к Шуге? Дебильные вопросы всегда раздражают сильнее всего. Тэхён тяжело выдыхает, раздумывая, что здесь идиотов столько же, сколько и в центральном полицейском участке. Однако из-за недавних разбирательств он больше не может возвращаться туда, чтобы еще немного позабавиться этим зрелищем. Чонгук и правда оказался не таким глупым, каким выглядел на первый взгляд, и разумно использовал доки. Тэхён задумчиво поправляет волосы, представляя, как внедорожники будут гнаться и за ним на следующей гонке. Определенно, это будет чертовски весело. Тэхён обожает развлекаться с риском, ведь ничто больше давно не приносит удовольствия. — Ыну оказался хоть в чем-то полезен, когда разбил шевроле во время гонки, — медленно объясняет Тэхён, как воспитатель в детском саду. — Запчастей к гоночным двигателям не найти за два дня, если ты не общаешься напрямую с дилерами. Шуга отлично справляется со своей работой, и все гонщики знают, что он может достать любое железо за короткий срок. Учитывая, что скоро следующий этап гонок, Чонгук должен починить машину любой ценой. Сейчас их команда явно этим и занимается. Еще вопросы? Чондэ мрачнеет от унижения. — Я все сделаю. — Не сомневаюсь. Тэхён вновь мысленно возвращается к Сокджину, когда дверь за спиной закрывается. Разряды тока от воспоминаний его низкого голоса и вечных ссор выстреливают прямо в грудь, как из дробовика. Тэхён наслаждался каждым его криком, впитывая их все с отчаянной жадностью, не ведая, что каждое выброшенное плевком слово разрывало хёна на части. Сокджин не хотел его ненавидеть, обманывался редкой нежностью и комплиментами, цеплялся за них, как за последнее, что удерживало его на поверхности. Именно эта черта, которая заставляла старшего верить в лучшее раз за разом, нравилась Тэхёну особенно сильно. Нет никакой радости разрушать то, что давно превратилось в руины. Развлекаться можно только с тем, что каждый раз выбрасывалось на поверхность из океана боли, как отчаянный кит на берег, пытаясь с жалкой надеждой спасти себя снова, но никогда не умирая всерьез. Сокджин всегда был чертовски прекрасен в своей боли, задыхаясь, как запертый в душной комнате феникс. И сгорал он от кислорода, который впускал Тэхён, каждый раз открывая двери — не от чего-либо еще. Раздражение усиливается, как накатывающая со спины волна. Неприятное покалывание в пальцах вынуждает Тэхёна крепко сжать стакан. Чонгук вновь появляется в его мыслях отравляющим ядом, препятствием, от которого давно следовало избавиться. Челюсть напрягается, с давлением сжимая зубы. Тэхён не хочет вспоминать то, что видел собственными глазами, но омерзительная картинка никак не выйдет из головы: посреди толпы зрителей, освещаясь огненными искрами, Чонгук притягивает ближе Сокджина за талию, до которой прежде дотрагивался только Тэхён, и с наглостью смотрит Сокджину в глаза, в которые прежде смотрел только Тэхён. Высокий стакан разбивается о стену напротив, взрываясь тысячей мелких осколков, вмиг засыпавших соседний стол с выключенным компьютером. Яростный взгляд кидается на блестящие капли, сползающие со стены в месте удара. Вода медленно и лениво стекает вниз, пропитывает белые обои с выпуклыми линиями рисунка, огибая каждый контур на пути своего падения. Тэхён медленно отводит взгляд, переключая внимание обратно на камеры, но ничто больше не задерживается в его голове, кроме одной мысли. «Сокджин останется в моей власти любой ценой». Чонгук может развлекать его нелепыми попытками мести, однако прикасаться к его Сокджину этот щенок не имеет права.***
Вечернее солнце размывает горизонт на закате, окрашивая облака в розовый и оранжевый. Прохладный ветер поднимает пыль с дороги, заставляет шелестеть бумажный коричневый пакет, который держит Сокджин, неспешно возвращаясь домой из супермаркета в конце улицы. Обходя дом Чонгука, он медленно приближается к собственным воротам, на ходу пытаясь вытащить ключи из кармана. Чонгук выехал к Шуге примерно в обед, но совсем скоро должен вернуться. Сокджин собирается приготовить что-нибудь вкусное, прежде чем снова позволит себе упасть в его объятия, растворяясь в них вплоть до следующей гонки. Рядом с ним каждый раз хочется забывать обо всем остальном мире, как будто ничего больше и не существует. Вспоминая его приятные крепкие руки, которые яростно сжимали его бёдра в полдень, Сокджин несильно улыбается в пустоту улицы. Настолько потрясающим его секс давно не был, определенно, однако Чонгук нравится ему далеко не только из-за умений хорошо ебаться. Низкочастотный рык двигателя за спиной вынуждает замедлить шаг. Сокджин напрягается против воли, слыша, как жирные шины раздавливают мелкий гравий, когда машина медленно облизывает его следы. Необъяснимое чувство тревоги вдруг накрывает его, как ведро холодной воды. Двигатель шеви рычит совершенно иначе, как и тойота Джей-Хоупа. Часто работая с ними на споте, он идеально выучил каждый их звук и тональность, чтобы различать их все без малейшей ошибки. Сокджин останавливается в десяти ярдах от ворот собственного дома. Неприятный холодный пот скатывается по спине, пропитывая одежду ощутимой влагой. Машина позади словно дышит ему в затылок, как выскользнувший из ада демон. Не собираясь оборачиваться, Сокджин предательски громко сглатывает слюну и крепче сжимает ручки пакета с продуктами. Черт подери, этот козел не мог явиться сюда. Еще и без приглашения, прекрасно зная, что никто здесь не ждет его рожи. Водительская дверь рывком распахивается, когда двигатель прекращает рычать. Сокджин силой заставляет себя обернуться, молясь не потерять контроль в следующий же миг. Белоснежный лексус выглядит огромной акулой посреди темного пыльного асфальта. Тэхён захлопывает водительскую дверь и медленно снимает солнцезащитные очки «авиаторы». Черные дырявые джинсы подчеркивают его мощные ноги и бёдра, а белая хлопковая футболка сидит как никогда идеально на подтянутой груди. Сокджин замирает, впиваясь свирепым взглядом в знакомое лицо, и ненавидит себя до последнего сантиметра, раздражаясь, что даже после всего дерьма его мозги предательски подмечают совершенство чужого тела. «Сексуальный ублюдок, ничего больше. Чонгук гораздо лучше во всем». Не говоря ни слова, Тэхён медленно приглаживает светлые волосы, отлично изображая человека, которого пригласили. Сокджин цепляется взглядом за каждое его движение и вскидывает брови. Раздражающее молчание затягивается, как толстая петля на его шее. Сокджин прекрасно знает, что нужно развернуться и просто уйти домой, но предательские ноги не двигаются. Какого черта этот человек вернулся, а теперь спектакль разыгрывает, словно не он должен начать разговор? — Я занят, — выплевывает Сокджин, не в состоянии мириться с этим цирком, и даже не догадывается, что проигрывает, потому что первым открывает рот. Черный взгляд сжигает до костей, однако Тэхён разве что высокомерно хмыкает на это заявление. Медленно обходя лексус, словно никакие объяснения не нужны, он останавливается напротив пассажирской двери и рывком распахивает ее: — Садись. Властный приказ звучит как выстрел. Сокджин за секунду вспоминает двадцать пять случаев, когда Тэхён использовал этот хриплый, издевательский тон, которым всегда приказывал, прежде чем тот валился перед ним на колени и все исполнял, как послушная собачка. Омерзительные воспоминания режут не хуже столового ножа, который вогнали в его живот. Изо рта вырывается злобный низкий выдох, граничащий с рычанием. Сокджин яростно сжимает пакет с продуктами, отчаянно пытаясь не реагировать, но предательская память не позволяет ничего забыть. Особенно те мерзкие дни, когда каждый приказ Тэхёна был немедленно выполнен. — Нет, — швыряет Сокджин, как будто это пощечина. Тэхён медленно поднимает взгляд, который Сокджин может узнать из тысячи. Не терпящий никаких отказов, никаких оправданий. Каждый раз, когда он так смотрел, внутри Сокджина что-то разрывалось на части, потому что дальше не происходило ничего хорошего. Превращая в жалкий цирк все их разговоры, способы прийти к спокойному решению проблем, договориться, он никогда не пытался уладить все без насилия. Чего не захочет делать и сейчас, мысленно догадывается Сокджин, приказывая ногам отлепиться от земли, но они все еще не двигаются. Возможно, именно из-за того, что хищные глаза напротив его удерживают, как наилучшие оковы, не позволяя даже дышать без разрешения. — Если не сядешь, я натравлю отца Чонгука на его пидорский след, — спокойно заявляет Тэхён низким, жестоким голосом, заставляющим Сокджина застыть окончательно. — Интересно, что же будет делать лучший нейрохирург Южной Кореи с этой правдой. Ведь он еще не знает, что его единственный сынок трахается с мужиками. Чонгук легко отделается, как думаешь? Ядовитые слова заставляют Сокджина вмиг вспомнить Чонгука в лесу прошлым утром. Неуверенные вопросы о семье и их отношении к его ориентации четко дали понять, что его чертов папаша настоящий урод, который никогда не был понимающим. Сокджину было чертовски жаль, когда младший впервые отвел взгляд, наверняка размышляя о том, как хорошо, когда родители принимают желания своих детей. И сейчас, когда блядский Тэхён угрожает расправой человека, который избивал Чонгука в детстве, Сокджин чувствует настоящую ярость. Тэхён не имеет никакого права угрожать ему этим дерьмом, как и вообще приезжать сюда посреди дня. Выжидающе наблюдая за старшим в полном молчании, Тэхён никак не меняется в лице, но в его взгляде блестит заметное превосходство. Чего и следовало ожидать от мерзкого манипулятора, который обожает играть на чужих чувствах. Сокджин слишком хорошо его знает, чтобы каждый раз удивляться. Однако время, когда он позволял делать это с собой осталось в прошлом и больше никогда не повторится. Вместо ответа Сокджин резко плюет ему в лицо. — Иди к дьяволу. Не ожидая дерзости, Тэхён даже слегка вздрагивает, окаменев от этой наглой выходки. Бесстрастное лицо не выражает ни единой эмоции, когда он медленно поднимает руку и стирает слюни со щеки. Испепеляющий взгляд становится колючим, как тонкие иглы. И этот взгляд Сокджин тоже может узнать из тысячи, потому что Тэхён смотрел так каждый раз, перед тем как накинуться на него. Сокджин не двигается, смотря загнанным зверем, как на дикое животное, которое может сорваться и растерзать в любой момент. И этому недалеко до правды — люди вроде него способны глотать других без воды и всяких сомнений. Время предательски застывает, как цемент, и Сокджин чувствует нарастающий ужас каждой клеточкой своего тела. Целый год прошел, а этот взгляд стал только холоднее, не обещая никакой нежности даже во время разговора. И требуется совсем мало времени, чтобы понять, что следующая секунда рискует стать очередным кошмаром из прошлого, если прямо сейчас все это не закончить. Сокджин бросается к воротам. Тэхён кидается за ним.***
Небольшое кирпичное здание обдувается ветром со всех сторон, слишком ржавое на вид, почти неприятное, но это же позволяет не привлекать ненужное внимание со стороны дороги. Выезжая из Добон-гу в пригород ранее, Чонгук и не догадывался, что приведет за собой хвост, желая просто найти оставшиеся запчасти для шеви, которые нужны на следующей гонке. Рычание мощного зверя за спиной почти не слышалось на протяжении всех десяти миль, которые он проехал по пути сюда, но все же стоило заметить, кто именно дышал ему прямо в затылок. Чондэ приперся с явным желанием поставить Шугу на колени, приказав подчиняться Сингулярности, и не стоит быть гением, чтобы понимать это. Чонгук злобно хмыкает, оглядывая парня напротив, который просто стоит здесь, напоминая воплощение чистого гнева и отчаяния. Забавно, что никто из них раньше не был образцом сдержанности. Выдерживая его дикий взгляд на расстоянии пары метров, он цепляет пальцами ржавую палку возле стены, напоминающую трость. Разгонять чертей можно только с помощью железа и насилия, он прекрасно знает, даже если в мозги выстреливает неожиданная идея разобраться с ним без драки. Что-то новенькое для Чонгука, которому прежде дай только повод начистить чужое лицо. — Чего ты хочешь? — с напряжением спрашивает Шуга, изначально не ожидая, что их встреча окажется приятной. — Твои блядские зубы для коллекции, — выплевывает Чондэ и резко направляется к нему, однако Чонгук не позволяет ничего сделать, выскакивая прямо перед Шугой. — Как же раздражает, — игриво усмехается Чонгук, когда железный кончик палки упирается тому прямо в грудь, останавливая. — Назад, животное. Шуга не работает на вас, так что проваливай и больше не появляйся, ясно тебе? Чондэ напрягается и с рыком отступает назад, яростно сжимая кулаки, словно у него дьявол под кожей, который хочет вырваться в любой подходящий момент, и даже ему ничем не сдержать его. — Я раздавлю тебя на дороге, как котёнка грузовик, — предупреждает Чондэ низким полушепотом, впиваясь звериным взглядом в Чонгука. — Щенок, ты забрался в мой гараж без приглашения. Думаешь, я прощаю такие вещи, сука? — Не строй из себя личность, — выдыхает Чонгук, вскидывая брови. — Тэхён не прощает, но не ты. Разве он не держит тебя на поводке? Как тебе ощущение полного контроля? Я всегда хотел знать, что чувствуют рабы вроде тебя. Каждое слово явно отрывает от него по кусочку живой плоти, однако Чондэ лишь раздраженно закатывает глаза, не собираясь отступать так просто. Одного роста с Чонгуком, он делает еще один шаг вперед, прежде чем кончик палки вновь его останавливает. Выхватить бы ее и избить ублюдка прямо здесь. Жесткие картинки расправы поджаривают его кровь, заставляют рычать зверем. Чонгук не двигается, наблюдая за всем этим. Не позволяет себе испугаться его разъяренных слюней, потому не отходит, загораживая Шугу за спиной. Сейчас явно не стоит вспоминать, что этот парень тоже однажды был их врагом. Вопреки всему Шуга помог им, и теперь Чонгук не отдаст его на съедение этой дикой твари. — Отвечай, — давит Чонгук, сильнее упираясь в него палкой, и Чондэ снова отшатывается назад. — Не думаешь, что твой владыка просто использует тебя, пока ты полезен, и собирается избавиться при первом удобном случае? Выкинуть тебя на свалку, как жалкий мусор, когда ты станешь никем для него. — Ты ничего не знаешь, — шипит Чондэ. — Как это не знаю? — ядовито удивляется Чонгук, вскидывая брови. — Он же вместо немецкой овчарки тебя держит, придурок. Неужели тебе нравится это чувство? Испытывать на себе токсичные взгляды Тэхёна кажется Чонгуку самой отвратительной вещью на свете, и он действительно не понимает, какого черта Чондэ в таком восторге. Людям не нравится принуждение, как не нравится и мысль, что они лишь ничтожные рабы в руках окружающих. Чонгук нервно посмеивается, смеряя парня высокомерным взглядом. Искать в нем адекватность не стоит, однако он понимает, что большая часть его действий, включая таран Гынвона, — не иначе чем исполнение приказа. Чонгуку вдруг становится интересно, до какой точки невозврата готовы дойти люди ради других, прежде чем окончательно потеряют себя как личность. Чондэ грязно угрожает расправой и смертью, но Чонгук не слушает: — Задумайся, как было хорошо, когда ты был человеком, а не собакой. — Чонгук повышает голос, пытаясь докричаться до него. — Если еще не забыл, каково это, дерьма ты кусок. Чондэ разве что скрипит зубами, пытаясь рывком отпихнуть его, чтобы добраться до Шуги, но Чонгук не позволит это сделать. Раздражаясь из-за дебильных нравоучений, Чондэ вновь отступает назад, сжимая и разжимая кулаки, точно готовится к драке, однако ее не будет. Чонгук не собирается устраивать здесь всякий цирк. Рывком отшвырнув палку прочь, он серьезно смотрит прямо на Чондэ, всем своим видом давая понять, что он пришел сюда напрасно. — Иди нахрен отсюда, — шепчет Чонгук, глянув на додж за его плечом. — Если я захочу разобраться с вашей командой или объяснить вторжение в гараж, я встречусь с Тэхёном лично, потому что только он из всех вас хоть что-то из себя представляет. Ведь ты даже на человека не похож, посмотри на себя. Ты просто чья-то жалкая тень, которая ни черта не стоит. Чонгук разворачивается, жестко толкает Шугу в плечо и возвращается в здание, не ожидая, что Чондэ кинется следом. Охлаждающая правда бьет прямо по щеке, выбивая зубы, и даже палку не пришлось использовать. Правда всегда причиняет больше боли, чем настоящее насилие, которое Чондэ так старательно взращивал под кожей вместе с гневом, который использовал при каждом случае. Как надежный щит или вечный двигатель, который качал энергию в его вены и ни разу не подвел. Однако не сейчас. И не из-за того, что Чонгук заставил поверить, будто он проиграет в драке с ним. Чондэ всегда хорошо дрался на улицах. Именно правда останавливает его от всяких действий, не позволяя сделать даже один жалкий шаг вслед за ними, прежде чем высокие ворота закрываются с воющим скрипом, оставляя его в одиночестве посреды улицы. Чондэ сильно поджимает губы и переводит взгляд на кисть, с тяжелым отчаянием глядя на «V» под кожей.***
Сокджин тяжело падает на землю от жесткого удара в спину. Дрожь проносится вдоль всего позвоночника, будто в кости вкачали электричество. — Я сделал это и ради тебя тоже, — цедит Тэхён сквозь крепко сжатые зубы, налетая на него, чтобы силой придавить собственным телом к земле. — Бросил этот город. И вернулся обратно тоже, хён. Каждый блядский шаг был сделан к тебе, но ты ведь никогда не понимал, на какие жертвы я готов ради тебя. — Не пизди! — рыкает Сокджин, вырываясь из-под него, но тяжелое тело не позволяет даже развернуться. Пыль с дороги забивается в нос и рот, заставляет кашлять. — Ты вечно думал только о себе, сукин сын, и вернулся из-за турнира, ведь ты обожаешь выигрывать ебаные гонки. Ничто больше тебя не волнует. И Гынвон доводит тебя до бешенства — на твоей блядской роже это написано. Ты вернулся только ради турнира, ебаный ты урод! Отпусти меня! Черный взгляд выжигает дыры в его затылке, прежде чем Тэхён жестко хватает его и переворачивает, чтобы вцепиться в горло. Жадные пальцы пережимают артерии без всякой нежности. Сокджин расширяет глаза, рычит, резко хватаясь за чужие руки, которые пытается разжать, пинает его ногами, однако хищный взгляд Тэхёна дает понять, что шуткам здесь не место. — Не делай вид, что тебе не насрать, — шипит Сокджин, вцепившись в его предплечья, которые давят уже слишком сильно. — Ради развлечения ты разыгрываешь чувства и сейчас. Я ни черта не значил для тебя раньше, и сейчас ничего не изменилось. И ты зацепился за Чонгука, потому что тебе скучно, черт тебя дери! Цепкие пальцы сжимают еще крепче, и Сокджин начинает хрипеть, прежде чем понимает, что он его задушит. Не стоило упоминать Чонгука. — Ты навсегда останешься только моим, ясно? — шепчет Тэхён с ласковым, очевидным безумием, надавливая на горло хёна еще сильнее, не разрешая ничего ответить. — И даже не смей ни на кого смотреть, а иначе… Задыхаясь, Сокджин синеет, когда кислород прекращает поступать в легкие. Сердце бешено мечется, кидается на ребра, как заключенный на прутья решетки. Мир вдруг чернеет перед глазами, заливается тьмой, прежде чем тошнотворные картинки из прошлого не накидываются на него со всех сторон. Сокджин вспоминает, каким раньше был Тэхён. Определенно, были дни, когда он оказывался лучшим из всех. Приятные слова, теплый взгляд, цветы, нежные прикосновения, разговоры по душам, качественный секс после гонки. Сокджин вспоминает все подряд, закатывая глаза от боли. Этот человек не может снова его разрушить. Не может его задушить. Не Тэхён, которого он всей своей блядской душой любил, по которому страдал месяцами, когда тот исчез. На глаза наворачиваются мерзкие слезы, но не только из-за нехватки воздуха. Сокджин жалеет, что любил его настолько долго, а потом вместе с ним возненавидел и всех остальных. И как же много времени потребовалось Чонгуку, чтобы растопить этот лёд. «Я никогда не сделаю тебе больно, хён, я обещаю». — Никогда, — шепчет Тэхён, врываясь реальностью в омут его воспоминаний, — никогда не позволю какому-то щенку присвоить тебя, хён. Неужели ты решил, что теперь свободен, раз я уехал? Ничего подобного, тупое ты животное. Жалкий выродок, ты ничего из себя не представляешь, кроме красивой рожи, хён. Выебать ли мне тебя прямо здесь, как раньше, чтобы ты осознал, кто владеет твоей поганой душой и телом? Нет, лучше я к чертям придушу тебя, чтобы ты никому больше не достался. Рычание откуда-то издали отвлекает от его проклятого голоса и бреда, который тот несет. Сокджин хрипит, теряясь в собственной боли, и чувствует, что сейчас потеряет сознание. Из последних сил пытаясь что-нибудь придумать, он прислушивается. Рычание становится громче, яростнее, прежде чем мозг выхватывает далекий собачий лай, как из соседнего дома. Хваран кидается на ворота, ощущая опасность, которая грозит хозяину, но никак не может одолеть их. Сокджин задушенно хрипит, закатывая глаза, когда свирепое лицо Тэхёна расплывается на кляксы. Он должен позвать собаку. Иначе отключится, и одному богу известно, что захочет сделать с ним Тэхён дальше. «Хваран, ко мне!» Мысленно крича доберману, Сокджин ощущает, как чудовищная слабость накидывается на плечи. Безвольные руки отпускают предплечья Тэхёна и валятся на землю, поднимая пыль. Чернеющие звезды вспыхивают перед глазами, как пылающие огненные точки. Чонгук мелькает в голове среди всего этого хаоса, но лишь на мгновение. Сокджину стыдно перед ним. Невыносимо стыдно быть слабым, жалким, не в состоянии бороться со своим бывшим даже ради их отношений. Сокджин просто не может. Тэхён всегда был сильнее, всегда одним только взглядом ставил на колени, всегда с легкостью швырял на землю. Кровь словно застывает внутри, бурлит из-за отсутствия кислорода, сворачивается, как яд. Господи, он не может дышать. Доберман приглушенно рычит, на скорости разрывая землю большими лапами, прежде чем выскальзывает из-под ворот и кидается на Тэхёна. Оглушительный собачий лай слышится невнятным шумом, звуками из кино в телевизоре, чем-то слишком нереальным для него. Цепкие пальцы вдруг исчезают. Сокджин распахивает глаза и жадно вдыхает, впиваясь ногтями в собственное горло. Бескрайнее небо над головой окрашивается в черный, размывая оранжево-розовые облака на закате. Сокджин вдыхает снова, дышит жадно и со свистом, не замечая, как белоснежный лексус исчезает за поворотом. И когда подскакивает Хваран, облизывая его лицо шершавым языком, словно все еще чертовски нервничая из-за хозяина, Сокджин наконец приходит к пониманию того, что произошло. Осознанию, какого ебаного монстра он любил все это время. И которого никогда больше не хочет видеть.