***
Японский магазин сверкает яркой голубой вывеской в Каннам-гу, выделяясь неоновым пятном посреди жалких банков и ювелирных на обочине. Белоснежный лексус неплохо вписывается в ряд низких спортивных машин, припаркованных возле входа. Оказывается, гонщики каждое воскресенье собираются здесь около десяти вечера, чтобы обсудить недавние заезды в рамках турнира, однако Тэхён пришел сюда не ради компании. Вытаскивая пачку сигарет, он засовывает одну из них в рот, прежде чем встречается взглядом с высоким татуированным парнем. Крючковатый нос и черные волосы делают его похожим на Чонгука, отчего в его груди змеится раздражение, подначивая послать его ко всем чертям. Тэхён тяжело выдыхает дым, размышляя, что должен принимать больше таблеток, чтобы не реагировать на все подряд. Быть восприимчивым слишком раздражает и довольно опасно для него. — Копы ничего не пронюхали, — отвечает парень на неозвученный вопрос, отмахиваясь от сигаретного дыма, как от назойливых мух. — Но полицейская парковка под завязку набита боевыми внедорожниками по четыре тонны каждый. Не сомневайся, что они используют их. На отсеивающих гонках будет горячо, да? Тэхён и не надеялся на другой ответ, но что-то все равно заставляет его разочароваться. Похоже, очередной скотобойни не избежать — копы не позволят превратить улицы в гоночный трек. Оглядывая лексус, он мысленно прикидывает, сколько ударов тот выдержит. Внедорожники по четыре тонны, ясное дело, будут бронированные, значит, придется нестись как собака впереди, скармливая им других гонщиков. Тэхён вновь затягивается. Наилучшая стратегия отделаться от погони — заставить их сожрать Чонгука. — Я поставил на тебя, честно, — подмигивает парень, но снова отмахивается от дыма. Некурящие люди раздражают Тэхёна не меньше, чем копы. Церковный святоша. — Не сомневаюсь. Запрыгивая обратно в жесткий салон, Тэхён плавным движением заводит двигатель. Не было смысла приезжать сюда ради информации, которую он изначально знал, но, раз дорога в полицейский участок теперь для него закрыта, нужно оставаться в курсе всех изменений другим способом. Он не может позволить себе неосмотрительность. Возвращаясь домой по закоулкам спальных районов города, чтобы не привлекать лишнего внимания, он решает укрепить каркас безопасности. Без сомнений, придется сражаться до крови в следующий раз, избавляясь от каждой дряни на пути, и неважно, будет ли она с полицейскими мигалками. Нет разницы для него, на самом деле. Тэхён собирается играть грязно ради победы, которая тысячи раз являлась к нему во снах недостижимой, далекой и почти раздражающей из-за мысли, насколько тяжело будет ее достичь. «Гынвон доводит тебя до бешенства — на твоей блядской роже это написано. Ты вернулся только ради турнира!» Высотные здания исчезают вдали, уменьшаясь до ничтожных размеров, прежде чем лексус выезжает из Кандон-гу, восточной части Сеула. Раздражающие воспоминания становятся только ярче, и приходится полностью опустить водительское окно, чтобы залетающий в салон свежий воздух избавил от тяжести чертовых мыслей. Тэхён не может вспоминать Сокджина еще чаще, чем уже делает это, однако и отрицать не может, как сильно их последняя встреча повлияла на него. Возвращаясь домой прошлым вечером, он едва сдержался, чтобы не разрушить всю квартиру до состояния полнейшего хаоса, точно такого же, каким был наполнен изнутри. Гниющие руины, жалкие развалины — его внутренний мир давно не видал ничего подобного, и от этого еще хуже. Исчезнув из этого города год назад, он тяжело, но успешно избавился от всего, что заполняло его изнутри, освободился. Искренне считая, что привязанность исчезла, он был готов вновь встретиться с Сокджином, но реальность оказалась куда более жестокой. Тэхён искренне ненавидит мысль, что целый год обманывался, делая вид, что теперь этот человек ничего не значит для него. Сокджин всегда значил слишком многое, начиная со дня их знакомства в колледже. Тэхён прекрасно помнит, словно это было вчера, как сильно раздражался из-за этой невыносимой красоты, глубокого низкого голоса и идеального лица, которым Сокджин сверкал направо и налево, заставляя каждого парня на дороге истекать желанием дотронуться до него. Однако долбаный Сокджин всегда был недосягаемым, как снежная вершина Эвереста — никто не мог и на километр к нему приблизиться, даже когда находился на расстоянии вытянутой руки. Изначально и Тэхён не был исключением. Наблюдая за чудесным Сокджином издали, с жадностью выхватывая каждый его мягкий жест, каждое осторожное движение, с каким он зачесывал черные волосы назад или поправлял рубашку с эмблемой колледжа, Тэхён мечтал и бредил, как окажется близко. Как сможет наконец дотронуться до него, жадно вдохнуть запах этих мягких волос, заглянуть в хитрые черные глаза. Раздражение его идеальностью смешивалось с нарастающим желанием обладать им. Стремительно набирающим силу после каждого взгляда, который позволял себе Тэхён, глядя на него через длинные коридоры. Прежде он не владел ничем изысканным или действительно дорогим, даже если никогда не имел проблем с деньгами. Каждое утро собираясь в колледж, он без раздумий выбирал наручные часы за несколько сотен баксов, однако вещи никогда не казались ему чем-то особенным, не вызывали эмоций, не заставляли ощущать настоящее удовольствие от владения ими. Сокджин всегда был чем-то другим. Выделяясь в толпе несуразных и жалких на вид студентов, как драгоценность, он казался нереальным, слишком красивым и особенным среди людей. И Тэхён чертовски хотел заполучить его себе. Одержимость достигла наивысшей точки, как зашкаливающее давление в котле, когда он узнал, что Сокджин занимается уличными гонками. Жажда подойти и выяснить, какого черта они настолько идеальны друг для друга пересилила страх поражения и отказа. Однако даже когда они начали чаще разговаривать, Сокджин не стал ближе, словно ничто не могло заставить его приблизиться к смертным, сойти на землю со своего незримого олимпа. Тэхён ненавидел это. И именно ненависть к невозможности обладать им заставила искать способы сделать его своим, исправить это, заставить Сокджина подчиниться. Наилучшей идеей оказалось унижение. «Красивая куртка, но тебе не очень идет, хён». Сокджин приподнимал брови, смотрел со зримым высокомерием, посмеивался над его словами, как над неудачной шуткой. Однако Тэхён прекрасно знал, что это сработает, потому что никакая самооценка человека не может вечно выдерживать такие вещи. «Сделай что-нибудь со своими кривыми пальцами, люди смеются над тобой». Сокджин мрачно разглядывал свои руки, искренне не понимая, как эта особенность может делать его посмешищем. Он поднимал взгляд на Тэхёна и видел, как тот с сочувствием качает головой. И не прошло много времени, прежде чем он начал действительно слышать смешки за своей спиной. Все они были иллюзией, однако Сокджин все чаще додумывал их, представлял, как студенты тычут в него пальцами, и почти слышал их надменный шепот. «Не переживай, ты все равно самый красивый для меня». Сокджин улыбался, но гораздо более застенчиво, неуверенно, словно Тэхён был единственным, кто не смеялся над ним. «Они сказали, что ты похож на мальчика по вызову и трахаешься с богатыми». Сокджин начал закрываться в себе, опускать взгляд на людях, не разговаривать ни с кем. Давление чужого мнения становилось беспощаднее с каждым новым днем. Тэхён казался единственным, кто не унижал его, повторяя эти бесконечные «но для меня ты лучший», прежде чем унижения доросли до самого сильного уровня, откровенно смешивая его с грязью. «Ты блядское ничтожество». Тэхён мимолетно усмехался, когда Сокджин плакал. И каждый негромкий всхлип не только опускал Сокджина с небес на землю, но и возвышал над ним Тэхёна, который был чертовски рад такому раскладу. Сокджин больше не был недосягаемым — он был грязью, пылью, которая ничего не стоит и не заслуживает. Вытирая глаза, Сокджин выкидывал красивые вещи, коротко стригся, прекратил пользоваться косметикой, начал огрызаться, плеваться ядом в людей вокруг, пытаясь вернуть самооценку на место. Однако на Тэхёна впредь смотрел иначе: жадно, с уважением, отчаянно цепляясь за него, как за человека, который всегда оставался рядом. Даже тогда, когда Сокджин был ничтожеством для остальных, не осознавая, что на самом деле был ничтожеством только для Тэхёна. Восхищение этим раскладом, однако, длилось недолго. Сокджин постепенно начал осознавать что-то неладное. Тэхён продолжал унижать его, макать лицом в дерьмо, и в один день старший наконец заметил это. Возможно, их драка тогда была самой жуткой из всех. Разбитые костяшки пальцев и губы, порванная одежда, синяки по всему телу, словно россыпь звездной пыли. И все же деваться было некуда. Сокджин полюбил его слишком сильно, чтобы избавиться, даже если позднее возненавидел. Тэхён раскрыл объятия, разинул пасть, намертво схватил его в самом начале. Вырваться из его цепких лап оказалось просто невозможно. Привязанность Сокджина стала слишком сильной — именно этого Тэхён и добивался. И сейчас Тэхён не может позволить себе перечеркнуть все свои достижения. Вернувшись в неприметный район Содэмун-гу около одиннадцати вечера, он загоняет лексус в гараж и поднимается по бетонной лестнице. Чондэ сталкивается с ним в дверях квартиры, немного растерянный и привычно мрачный, не сильнее обычного. Бледная кожа натягивается на его щеках и шее, как маска. Тэхён молча оглядывает его около десяти секунд, прежде чем вспоминает разговор с парнем возле японского магазина. Не стоит предупреждать его о внедорожниках, размышляет он. Тэхён давно решил, для какой конкретно цели держит Чондэ рядом. Именно той, на которую тот годится лучше всех остальных. — Видел список приглашенных машин? — спрашивает Тэхён, наконец решая заговорить, потому что чертова тишина казалась слишком тяжелой последние секунды. Не только из-за очередных воспоминаний о Сокджине, из которых он едва вырвался по дороге домой. Чондэ моргает слишком задумчиво, отводя взгляд. — Еще не смотрел. — Чонгук с тобой в одной гонке, — заявляет Тэхён без капли волнений. Чондэ вновь поднимает взгляд. — Надеюсь, ты хорошо знаешь, что должен делать. Блядский компьютер посчитал, что будет справедливо оставить Тэхёна в стороне, особенно после того, как ревность едва не сожрала его вместе с костями прошлым вечером. Придется отдать добычу, с которой он так сильно хотел расправиться самостоятельно. Размазать щенка по дороге собственными колёсами — лучшее развлечение, настоящий праздник торжества, возвращения Сокджина, однако откладывать больше нельзя. Тэхён должен избавиться от него как можно скорее, чтобы больше не мешался перед носом, как раздражающая моль. Решение давно принято, и неважно, что придется сделать это чужими руками. Тэхён делает небольшой шаг навстречу и цепляет пальцем острый подбородок Чондэ, заставляя смотреть себе в глаза. — Размажь его, — приказывает он. — Раздави любой ценой, избавься от него навсегда. Но не смей прикасаться к Сокджину, ясно? Чондэ заметно мрачнеет, но не позволяет себе даже рот открыть для возражений. Безукоризненно выполняя все его поручения, он облажался второй раз, когда не смог разобраться с Шугой. Сейчас он тем более не может позволить себе еще одной ошибки. Терпение Тэхёна никогда не было резиновым — он всегда четко очерчивал границы дозволенного. Смотря в его холодные глаза сейчас, Чондэ почти чувствует, что стоит опасно близко к краю обрыва. Тэхён способен одним легким движением швырнуть его в пропасть. — Иначе я буду разочарован в тебе настолько, что больше не захочу разговаривать, — спокойно продолжает Тэхён. — И ты должен будешь уйти. — Что? — шепчет Чондэ, испуганно расширяя глаза. — Нет, я же… — Да, — жестко обрывает Тэхён. — Я задолбался терпеть твои ошибки. Считай это своей последней возможностью доказать свою преданность. Еще одного шанса не будет. Чондэ сильно хмурится и кивает несколько раз. Потерять этого человека всегда было сродни смерти для него. Ужасно боясь даже задуматься, что когда-нибудь он просто уйдет, оставив его, Чондэ обещает сделать все возможное любой ценой, чтобы не допустить этого. Волнение выкачивает весь воздух из груди, и холод проносится под кожей, как ледяные кубики, однако он вынуждает себя кивать головой снова и снова, пока коридор не начинает кружиться перед глазами. Как же сильно он боится потерять Тэхёна. «Что угодно ради тебя».***
Окраины Сеула охраняются полицией гораздо тщательнее соседних городов, в которых прежде проходили уличные гонки, и эта мысль накатывает на голову Чонгука еще большей тяжестью, чем осознание того, что придется соперничать с жестокими гонщиками. Мелкий дождь неприятно моросит по стёклам, когда черный шеви съезжает с пригородного шоссе следом за ниссаном Сокджина. Грязные лужи пачкают брызгами кузов и колёса, разлетаясь во все стороны большими каплями. Низко гудящий двигатель отвлекает от мыслей, однако волны адреналина вновь возвращают их, стоит вспомнить, что отсеивающие гонки считаются едва не самым опасным этапом всего турнира. Чонгук тяжело выдыхает, вращая руль против часовой. С деревьев капает вода, отбивая напряженный монотонный ритм по капоту и крыше. Нельзя волноваться, однако его сердце предательски сжимается в груди, предчувствуя неприятности. Следующие гонки обходятся без живых зрителей, но Чонгук замечает больше камер, направленных на сверкающие гоночные машины, выстроенные в хаотичном порядке на выезде из леса. Все спорткары знакомы: начиная с японской а́куры Хёнджина и заканчивая темным мерседесом, на котором приехал Гынвон. Заглушив двигатель неподалеку от него, Чонгук хлопает дверью и глубоко вдыхает свежий воздух. Дождь продолжает заливать машины, но на какое-то время стихает, будто решая подарить мнимую надежду на безопасный заезд. Чонгук прекрасно знает, что его не будет, потому что асфальт в любом случае останется мокрым, значит, и опасным для всех гонщиков. Из-за этого его чертово сердце начинает биться еще быстрее. Сокджин выглядит мрачнее обычного, когда Чонгук оборачивается. Черная ветровка на нем застегнута до самого горла, напряженный взгляд скрывается за козырьком кепки, натянутой на глаза. Сокджин выдыхает, оглядывая спорткары впереди, и из его рта вырывается небольшое облако пара из-за низкой температуры воздуха. Чонгук подходит ближе, не желая, чтобы гонщики слышали их разговор: — Несмотря на то, что ты чертовски красивый, хён, ты слишком напряжен. Сокджин не улыбается. Краснеющие синяки на его шее выглядят отвратительно, еще хуже, чем предыдущей ночью. Чонгук не может смотреть на них спокойно, изнутри разрываясь от злости, однако мрачный вид старшего вынуждает держать язык за зубами. Чонгуку отлично известно, какой будет реакция, если он снова выйдет из себя. Сокджин не должен напрягаться еще больше из-за него. — Плохое предчувствие, — мрачно отзывается Сокджин через целую минуту молчания, заставляя Чонгука вновь оглянуться. Длинные пальцы хёна рывком вытаскивают сигареты из пачки, как вытаскивают и зажигалку. Вспыхнувший огонёк подсвечивает его лицо, но всего на мгновение. — И оно мне не нравится. Чонгук выдыхает пар, который встречается с сигаретным дымом и растворяется вместе с ним, исчезая над головой. Желание заставить Сокджина расслабиться покалывает внутри него изматывающей жаждой, потребностью, с какой наркоманы смотрят на кристаллический порошок на столе, разделяя дорожки кредитной картой. Чонгук не может это выносить. Вновь отворачиваясь, словно чтобы переключить внимание с Сокджина на что-нибудь другое, он с жалким видом отвлекается, всматриваясь в чужие машины. Осознание того, что среди них нет ни белоснежного лексуса, ни черного доджа вспыхивает резко и неожиданно, как молния. Чонгук швыряет мрачный взгляд в тень высоких деревьев, будто пытаясь разглядеть силуэты Тэхёна и Чондэ в черноте леса, но их нигде не видно. Разве что высокий мужчина с кличкой «D», настраивающий высокий микрофон на импровизированном возвышении перед гонкой. Черная маска привычно скрывает его лицо, и видны только сосредоточенные темные глаза, которые он периодически поднимает, оглядывая гонщиков. И каждый раз словно пересчитывает их, понимая, что нескольких человек не хватает. Грузовик с оборудованием и дронами перекрывает выезд, цепляясь крышей за кривые ветки ивы и клевера. Дроны не должны летать в дождь, размышляет Чонгук, раскручивая крышку пластиковой бутылки с газировкой. Адреналин поднимается накатывающей волной по горлу в самый рот, однако Чонгук заставляет его вновь скатиться вниз, сглатывая слюну вместе с газированной водой, щекочущей язык и гортань. Свет из автомобильных фар ощутимо ласкает спину и лопатки, но Чонгук не оборачивается. Рычащие двигатели разрывают шум мелкого дождя, звенящего каплями по грязным лужам на асфальте. Белоснежный лексус и додж проплывают мимо, как огромные субмарины, заставляющие лужи расходиться в стороны. Подошва кроссовок намокает, словно Чонгук в прямом смысле потоптался в воде. Взгляд поднимать не хочется, ведь он знает, какие эмоции вмиг прожгут его насквозь, однако тот сам кидается на задний бампер доджа, остановившегося напротив подиума с микрофоном. Накинуться бы на этих чертей прямо здесь и сейчас, разбить их отвратительные лица, не позволить действовать Сокджину на нервы одним своим присутствием. Чонгук яростно сжимает пальцами бутылку воды, и та жалобно скрипит под его давлением, сминаясь до крохотного размера. Глубокий вдох, затем еще один. Свежий воздух настолько чистый, что голова почти кружится. Или это из-за внезапно накатившей злости, подначивающей его раздавить соперников, как червей на дороге. — Чонгук, — негромко окликает Сокджин, и не нужно оборачиваться, чтобы знать, что он стоит прямо за спиной. — Слушай меня, это очень важно. Чонгук все же заставляет себя вновь посмотреть на него. Напряженное лицо старшего виднеется бледным пятном из-под козырька черной кепки. Влажные волосы выступают по бокам и на лбу, и эта картина порождает внезапное желание поднять руку и убрать с них капли стекающей воды. Чонгук с трудом сдерживается, чтобы не сделать это. — Мокрый асфальт очень опасен, — серьезно продолжает Сокджин, не замечая ничего подозрительного в его взгляде. — Будь очень осторожен. Если окажемся в разных гонках, придется полагаться только на себя. Не выворачивай руль слишком сильно, чтобы не слететь с дороги. Я серьезно, Чонгук, потому что шины начнут скользить еще сильнее, чем если накачать их до каменного состояния. — Да, я знаю, — выдыхает Чонгук. — Намджун предупреждал. — Хорошо. — Сокджин неопределенно качает головой и облизывается, явно слишком взволнованный перед стартом. — И еще… обещай мне, что ничего не сделаешь, если в гонке с тобой окажется Тэхён. Чонгук замирает, непонимающе глядя на Сокджина, словно тот сказал что-то совсем глупое, ведь прежде он говорил, что бороться не запрещено. Очередной приступ ревности чувствуется разгорающимся пожаром внутри Чонгука, способным вмиг уничтожить все живое внутри него. Чонгуку не хочется думать, что таким образом хён пытается защитить ублюдка, который превратил его жизнь в руины. — Не обещаю, — жестко отвечает Чонгук, не желая быть ласковым, когда дело доходит до этой скотины. — Я собираюсь поставить его на ебаное место проигравшего любой ценой. И даже ты не остановишь меня в этом. — Чонгук, — шикает Сокджин, вновь поджимая губы, которые в полутьме выглядят почти белыми. На секунду он сильно морщит лицо, словно от боли, и Чонгуку почти неприятно видеть его таким, но забирать слова назад он себе не позволяет. Если этот выродок окажется с ним в одном заезде, он сполна получит по заслугам. Никто не смеет ранить Сокджина и душить его. — Это добавит еще больше неприятностей, ты слышишь? Если не хочешь разбиться ко всем чертям из-за жажды мести, которая совершенно этого не стоит, послушай меня. Тэхён в любом случае готов дать отпор. Как только набросишься на него, спровоцируешь взрыв, из-за которого пострадают все, как и ты сам. Чонгук, не делай этого. Пластиковая бутылка скрипит еще громче, как от боли, когда Чонгук свирепо сжимает ее пальцами, прежде чем швырнуть в железный контейнер за спиной. Раздражение подначивает повысить голос, доказать, что Сокджин не прав, но нельзя делать это. Чонгук не простит себе, если продолжит напрягать его своими чертовыми чувствами, которым здесь совсем не место. И, конечно же, он полностью прав. Очередной глубокий вдох свежего воздуха позволяет немного остыть. Чонгук специально не смотрит на соперников, боясь вновь разозлиться, как только увидит лексус. И замечает, что Сокджин немного расслабляется, понимая, что этот разговор не был бессмысленным. Низкий мужской голос заставляет их наконец обернуться к остальным. — Добро пожаловать на второй этап турнира по дисциплине дрифтинг, — уверенно заявляет мужчина, внимательно оглядывая гонщиков перед собой. — Каждый из вас получит индивидуальную экшн-камеру, которую вы должны закрепить на лобовом стекле. Как вы можете видеть, дождь усиливается. Использовать дроны при такой погоде будет затруднительно, но зрители могут не волноваться, потому что трансляция продолжится в любом случае. Чонгук швыряет выедающий взгляд на лексус впереди, сверкающий еще ярче во время мелкого дождя, омывающего белоснежный капот и двери. Разглядывая его с мрачным видом, Чонгук впервые приходит к мысли, что эти гонки представляют собой борьбу за нечто гораздо большее, чем победа. Возможно, стоило задуматься об этом раньше, ведь на самом деле здесь слишком замешан Сокджин. Мысль о том, чтобы сражаться за него вытесняет желание мести за удушье вчерашним вечером. Чонгук крепче сжимает пальцы, прежде чем переводит взгляд на мужчину. Кровавой битвы не избежать, и он готов на все, чтобы доказать не только себе, но и Сокджину, как сильно заслуживает быть рядом с ним. И, конечно же, заявить это перед лицом Тэхёна. — Итак, сегодня пройдут две гонки, которые начнутся одновременно, — продолжает мужчина, вновь окидывая взглядом гонщиков, чтобы затем вытащить планшет. Вспыхнувший экран освещает его угловатое лицо, скрытое за толстой маской. — Сейчас я назову машины, участвующие в первом дивизионе. Первым на очереди идет белый «лексус» лидера команды Сингулярность. Чонгук против воли сжимает зубы, ожидая, что именно с ним встретится в гонке. Он опасается и вместе с тем очень хочет этого. — Черный «мерседес AMG S63» лидера команды Дионис. Напряжение сгущается в воздухе, и даже свежий озон после дождя не в состоянии развеять его. Чонгук переводит быстрый взгляд на Гынвона и замечает, как тот оборачивается тоже, но не понимает эмоций в его взгляде. — Черный бмв третьей серии, четвертый участник из команды Дионис, — продолжает мужчина, слегка сводя брови на переносице. Чонгук слишком поздно понимает, что компьютер впихнул двоих членов одной команды в гонку, однако, похоже, никто не собирается ничего менять. Дыхание предательски ускоряется, как только Чонгук приходит к мысли, что остался последний участник. Их с Сокджином еще не назвали. Неосознанно оглядывая спорткары впереди, он чувствует, как адреналиновый пожар вновь вспыхивает под кожей, распаляя его изнутри не хуже чертовой ревности, которая не давала ему покоя всю предыдущую ночь. И даже вопреки волнению Чонгук готов драться, и неважно, с кем именно из них. Возможно, даже с Гынвоном, который на самом деле чертовски опасен на дороге. — И последней машиной в первом дивизионе станет красная «а́кура NSX» участника из команды Хонсул, — объявляет мужчина, прежде чем рывком закрыть планшет водонепроницаемым чехлом и поднять взгляд на гонщиков. — Вы направитесь через Новон-гу в центр, минуя район Тондэмун-гу и Чон-гу, сделаете петлю и вернетесь назад через Сондон. Впрочем, маршрут вы получите. Остальные зеркально повторяют его. Будьте готовы пересечься где-нибудь на середине. Чонгук рывком оборачивается, прекращая его слушать. Сокджин выглядит спокойнее, чем несколько минут назад, явно осознавая, что никто из них не встретится с его чертовым бывшим, однако против них все еще выступает Мингю и, что еще хуже, долбаный Чондэ на своем шестилитровом дьяволе. Напряженные нервы вибрируют под кожей, как от слишком громкой музыки, когда Чонгук делает очередной глубокий вдох, встречаясь взглядом со старшим. Подцепив пальцем козырек, он рывком снимает кепку и зачесывает черные волосы назад. Мрачный взгляд кидается на соперников, что замечает Чонгук, потому что смотрит на него бесконечно долго, перед тем как слышит, как заводятся чужие двигатели. — Я в одном заезде с тобой, — говорит Чонгук, словно только сейчас осознав это в полной мере. Сокджин переводит на него взгляд и криво усмехается. — Я постараюсь прикрыть тебя, если что-нибудь случится, — вдруг обещает он. Чонгук резко хмурится, не позволяя себе даже надеяться на это. Ничего подобного он и в мыслях не допустит. В конечном итоге он слишком гордый и уверенный в себе, чтобы полагаться на хёна, даже если этот человек посвятил управляемым заносам в девять раз больше времени, чем он. — Ничего подобного, я сам это сделаю, — серьезно отвечает Чонгук, кивая на ниссан. — Не надейся закрыть меня от пули, хён, потому что это полностью моя работа. — Не согласен, — прищуривается Сокджин, однако совсем не замечает, как решительные пальцы резко обхватывают его за талию и притягивают ближе. — Насрать, — шепчет Чонгук в полные губы, но целовать не решается, желая сохранить контроль до конца гонки. Сейчас нельзя отвлекаться, даже если очень хочется. — Садись в машину, хён.***
Яркие вспышки искусственного света освещают черноту впереди. Надавливая на газ, шеви медленно приближается к заднему бамперу машины Мингю. Пыльный ниссан оказывается справа, смотрящий на додж, который в полутьме кажется еще более устрашающим на вид. Чонгук едва заметил Чондэ, потому что был слишком озабочен Тэхёном, и теперь чувствует, что мог упустить что-то важное. Но особой разницы все равно нет, он знает, потому что эта скотина обязательно устроит какое-нибудь сумасшедшее дерьмо сегодня. Нацепив наушник для связи, Чонгук проверяет звук. Намджун на той стороне линии сразу же отзывается: — Хорошо слышно? Я собираюсь не позволить тебе вляпаться в неприятности. Истеричное сердце привычно делает кульбит, но изголодавшийся по чужой крови мозг не позволяет отвлечься. Чонгук кивает, словно Намджун может его видеть. Сосредоточенность разливается под кожей, как теплое масло. Нужно просто сделать это, приказывает он себе. Яркие красные вспышки мелькают впереди, как от замыкания, и он рывком давит на газ, срываясь вперед с началом гонки. Время надрать всем их чертовы задницы и наконец покончить с этим безумием раз и навсегда. — Второй дивизион объезжает Сеул по окраине, так что не вырывайся вперед раньше времени, — командует Намджун. Чонгук рывком переключает передачу. Острая стрелка на спидометре взлетает до семидесяти миль. — Когда доберешься до Кванджин-гу, все и начнется. Сначала как следует разогрей двигатель и шины. Горячая резина лучше держит машину на дороге. Чернота леса рассеивается светом мелькающих мимо грузовиков и огромных фур с запасными колёсами. Чонгук слышит собственное сердце, вновь переключая передачу. Задний бампер Мингю отдаляется, затем приближается снова, когда они долетают до первого поворота. Визжащий звук резины вмиг срывает его дыхание. Чонгук резво крутит руль и неосознанно швыряет взгляд на ниссан, который немного отстает. Намджун говорит что-то в наушник, но Чонгук отвлекается и вынужден переспросить. Черт подери, нужен контроль, полнейший контроль в этой гонке, иначе ни черта не получится. — Не обращай внимания на Чондэ, ты понял? — серьезно говорит Намджун. — Если он что-нибудь выкинет, держись как можно дальше. В прошлый раз ты был довольно дерзким, но сегодня давай обойдемся без этого. Чонгук поправляет наушник и рывком сворачивает направо. Высокий скрип тормозов разжигает огонь в груди, заставляет крепче вцепиться в руль, ни на что не отвлекаясь. Зверюга впереди мелькает задними стоп-сигналами, прежде чем вновь отдалиться на несколько ярдов. Чондэ ведет себя сдержанно, но не пропускает вперед Мингю. Чонгук швыряет очередной взгляд на ниссан позади. Избегая мыслей о возможной драке прямо на дороге, он решает последовать советам хёна и не рваться вперед раньше времени. Прежде, чем окраина города показывается справа: сверкающие во тьме высотки вдали становятся ориентиром, целью, до которой любой ценой нужно добраться. Чонгук скидывает скорость, швыряя взгляд в навигатор на приборной панели. Долгая гонка не обещает быть просто развлечением. — Следующий поворот, — командует Намджун в наушник, сверяясь с картой. — Полиция должна быть рядом, так что смотри в оба. Каждый километр обостряет зрение, заставляет еще крепче сжимать кожаный руль, вглядываться во все встречные выезды из города. Чонгук не знает, чего не хочет сильнее: наткнуться на полицию или начать ошибаться, повести себя недостаточно хорошо при Сокджине и вместе с тем подставить команду. Однако он едва ли думает о собственной безопасности. Железный каркас достаточно крепкий, позволяя быть смелым на дороге. Сокджин отчего-то волнует его гораздо больше, и неприятные чувства усиливаются в груди, когда все машины пулей проносятся мимо заправки и въезжают в район Кванджин-гу, наконец оказываясь в городе. Мелькающие красным светофоры угрожающе смотрят с высоты, как чужие глаза. Черный шеви кидается боком в поворот на широкой улице, пролетая пустынные дороги следом за Чондэ, но отставая сильнее обычного, чтобы сохранять безопасность. Если этот парень решит действовать, Чонгук разберется с ним, но первым кидаться не будет, обещая себе быть хорошим мальчиком. Прежде всего ради Сокджина, который серьезно просил его об этом перед гонкой. Полицейские сирены вдали заставляют сердце вмиг сжаться до крошечных размеров. Чонгук шумно выдыхает, чувствуя колючие иглы под кожей, когда мурашки простреливают его руки до самих локтей. Избегая погони на предыдущих гонках, он чувствует, что сегодня не сможет вновь отделаться от нее. — Они здесь, — говорит Чонгук в микрофон и давит на газ, желая скрыться на соседней улице, но заранее знает, что это не поможет. Полиция не собирается больше упускать гонщиков. — Уходи направо через четыреста метров, — не теряет времени Намджун. — Это короткая дорога в Сондон, используй ее, чтобы копы переключились на Чондэ. И в тот же момент огромная полицейская машина вылетает из-за угла, заливая светом из громадных фар часть улицы. Испугавшись ее резкого появления, Чонгук рывком сворачивает направо, в то время как Мингю и Чондэ кидаются вперед, скрываясь среди невысоких домов. И только сейчас, швыряя взгляд в зеркало заднего вида, Чонгук замечает машины полиции. Сердце вмиг падает вниз, отлично понимая, что от этих зверей не сбежать так просто. Огромный темно-серый внедорожник похож на конвой из личной охраны президента, здоровенный и тяжелый, как военный танк. Жирные колёса едва не продавливают асфальт под его весом — не меньше четырех тонн на вид. — Черт подери, полиция использует внедорожники, — пыхтит Чонгук, быстро прокручивая руль на повороте. Полицейский скрывается на соседней улице, преследуя Чондэ. — Они огромные, как ебаные слоны. — Без паники, мы что-нибудь придумаем, — быстро отвечает Намджун. — Выбирай незаметные улочки и постоянно поворачивай, чтобы не дать им приблизиться. Если будет шанс, постарайся вырваться вперед в районе Чон-гу. Омерзительный писк сирены слышится совсем близко, но стремительно отдаляется, пока не исчезает вовсе. Рычащий двигатель шеви перекрывает все звуки. Чонгук резко крутит руль, преследуя восточный ветер, который залетает под днище машины и бьет по стёклам, прежде чем Чонгук резко вспоминает о чипе слежения. Полиция кинулась за Чондэ, чтобы первым делом словить его, связанного со взрывом лексуса на площади. — Чип слежения, — озвучивает мысли Чонгук, вылетая на оживленный проспект, и сильно хмурится в попытках осторожно проскочить мимо желтого такси. — Как только Чондэ догадается о нем, это взбесит его как никогда. Черт возьми, почему копы появились только сейчас? — Черт, — выдыхает Намджун и говорит что-то еще, однако Чонгук не слышит, потому что полицейские сирены вновь становятся оглушающими. — Хён, нас всех повяжут, — нервно усмехается Чонгук, швыряя машину в очередной мощный дрифт. Черный додж зверем выскакивает из-за угла и кидается в поворот прямо перед шеви, вынуждая того рывком затормозить, чтобы избежать столкновения. Чонгук рычит, как рычит и двигатель камаро, прежде чем что-то огромное таранит его сзади с оглушающим визгом. Высокий звук удара вместе с толчком вытаскивает все мысли из его головы. Заднее окно сильно трескается с громким характерным звуком, но чудом остается целым. Чонгука заносит; яростно матерясь, он с усилием вертит руль, пытаясь удержаться на скользкой дороге. Ночной дождь прекратился, однако асфальт все еще мокрый, и шеви нелепо скользит вперед с воплями, прежде чем рывком выравнивается. Дым закрывает обзор, но Чонгук давит на газ сильнее, чтобы вырваться из густого облака. — Блять, — в гневе шипит Чонгук, набирая скорость. — Багажника нет, спойлер отлетел. Что-то тарахтит под колёсами, но я даже знать не хочу, что именно. — Будь осторожнее, — приказывает Намджун с волнением. — Если копы нацелились на него, ты должен… Чондэ внезапно тормозит прямо перед носом. Высокий писк резины не позволяет разобрать слова в наушнике. Загоревшиеся задние фонари доджа едва различимы в облаках дыма, как горящие глаза дьявола. — Сука! — вскрикивает Чонгук и рывком уворачивается, чудом избегая столкновения. Додж цепляет только его боковое зеркало, которое вмиг разлетается пылью. — Тварь, он это специально! — Осторожнее! — рыкает Намджун. — Сокджин сокращает дорогу, отрывайся вместе с ним и не позволяй зажать себя в тиски. Чонгук жестко давит на газ, оставляя копов позади. Взревев мощным двигателем, Чондэ кидается следом, как адский зверь, наращивая обороты с каждым следующим метром, прежде чем опять решается на таран. Нацелившись на задний бампер шеви, он рывком давит на газ. Чонгук не замечает его из-за разбитого зеркала, и резкий удар сзади буквально выбивает землю из-под колёс. Камаро подскакивает, встав на передние колёса, когда задница поднимается, затем быстро опускается вновь. Искры из-под днища окрашивают асфальт в оранжевый. Чонгук рвано выдыхает, ударившись головой о жесткий подголовник кресла. Перед глазами на миг расплывается, но он свирепо моргает и вновь давит на газ в надежде оторваться от бешеного соперника. — Ебаная скотина, — шипит Чонгук, швыряя руль в очередной дрифт и дергая ручник. — Надо было ему динамит подсунуть вместо чипа. Огни полицейских мигалок заливают светом широкий проспект, когда машины влетают в Тондэмун-гу, чтобы примерно здесь пересечься с первым дивизионом гонщиков. Чонгук внимательно слушает все советы Намджуна и одновременно пытается контролировать ситуацию на дороге. Голова почти разрывается от задач, которые должна выполнить. Мингю впереди исчезает за поворотом, как призрак, оставляя позади лишь густой дым. Обломки его кузова разлетаются по земле мелкими деталями: стекло и оторванные куски пластика. Чондэ, должно быть, неслабо потрепал его в момент, когда они разделились. Чонгук шумно выдыхает, во все глаза пытаясь заметить Сокджина, который еще недавно был рядом, но внезапно исчез из поля зрения. Однако в задний бампер прилетает очередной удар, выбивая прочь все мысли из головы. Заднее стекло взрывается, как от детонации бомбы, вылетая на дорогу через помятый багажник. Чонгука вновь заносит, как на льду; пыль и дымовые облака заполняют салон через дыру в окне. Резким движением руки разогнав дым, он снова хватается за руль, чувствуя, как гнев разрывает его на ничтожные мелкие осколки. Дорога перед глазами окрашивается в красный — цвет чистой ярости, подначивающей развернуться и порвать ублюдка в клочья, однако Чонгук разве что выдыхает несколько раз. Нельзя терять голову, только не сейчас, тем более что эта скотина может с легкостью наброситься на Сокджина, который несется чуть впереди, следом за Мингю. Чонгук слышит высокий скрип, прежде чем от машины что-то отваливается. — Эта машина больше не выдержит, — шумно дышит Чонгук в микрофон, пулей вылетая на очередное пересечение улиц. Сердце бьется как бешеное, проламывая рёбра, когда что-то начинает скрипеть еще сильнее. Ревущий зверем двигатель позади обещает скорую встречу со смертью, прежде чем Сокджин внезапно тормозит, пропуская шеви вперед, чтобы потеряться где-то позади, там, где слышны адские вопли и негромкий вой сирены. Чонгук швыряет взгляд в зеркало и видит, словно в замедленной съёмке из дешевого кино, как ниссан появляется снова, вырываясь из черноты, и налетает на додж на огромной скорости. Машины не выдерживают столкновения, цепляются друг за друга, как самоубийцы в отчаянных объятиях, сцепившие руки прежде, чем шагнуть с крыши высотки. Зацепившись, они взлетают, будто не весят ни грамма. Чонгук успевает только расширить глаза. Пыльный ниссан взметает ввысь через крышу доджа, как огромная птица, и таранит капотом асфальт, разлетаясь в щепки и переворачиваясь, разбрасывая повсюду стекло и металл с чудовищными звуками аварии. — Сокджин! — кричит Чонгук словно издали, резко вдавив педаль тормоза. Визжащие шины оставляют горячий черный след на асфальте, прежде чем шеви замирает посреди пустынной дороги. Рывком распахивая дверь, он кидается назад, в густое пыльное облако. Мир словно останавливается, как в зловещей компьютерной игре. Виден только ужасающий дым и влажный асфальт, на котором как мусор раскиданы ошметки металла и пластика, которые еще минуту назад были частью машины. Мерзкая дрожь пронзает все тело, но Чонгук не чувствует. — Черт подери, черт подери, — беспорядочно шепчет Чонгук, не в состоянии кричать, когда пулей пролетает обломки железа. — Хён! Остывающий ниссан извергает клубы дыма из-под капота и колёс, разбитый в хлам спереди и по бокам, словно кто-то отгрыз части кузова. Истребитель после собственного крушения. Битое стекло валяется повсюду сверкающей пылью и громко хрустит под ногами, когда Чонгук кидается к водительской двери. Задерживая дыхание, он резко заглядывает в салон, и сердце почти останавливается в эти секунды. Сокджин не двигается. Багровая кровь застывает на прекрасном лице, сочится из разбитой челюсти, вытекает из носа и рта, как темный яд. Зрелище холодит его собственную кровь, и пальцы дьявольски дрожат в ужасном страхе, когда он поднимает руки. — Господи, хён, — чужим голосом хрипит Чонгук, просовывая руку в разбитое окно, но чертовски боится дотрагиваться, чтобы не причинить еще больше боли. Намджун кричит что-то в наушник, но сейчас ни слова не разобрать. — Сокджин, черт возьми, посмотри на меня! Язык заплетается, говорит неправильно, но Чонгук не оставляет попыток докричаться до хёна, прежде чем он открывает глаза. Тяжелый взгляд медленно выкатывается из-под век, и Сокджин морщится, начиная кашлять кровью. Красные брызги окрашивают пятнами перекошенный гоночный руль и его одежду. Чонгук замирает в чистейшем ужасе, но вмиг приходит в себя. Нужно добраться до него через груды искореженного металла, выяснить, насколько в порядке он может быть, вытащить его любой ценой. Каркас безопасности сильно смягчил удар, насколько смог, и Чонгук понимает, что на такой дикой скорости он легко отправился бы на тот свет при ином раскладе. — Не двигайся, — приказывает Чонгук слишком жестким тоном, когда Сокджин низко стонет, пытаясь пошевелиться. Дрожащие пальцы рывком вытаскивают мобильный из кармана. Санха приходит на ум резко и неожиданно, но очень вовремя. Выискивая его номер, он со скоростью света листает контакты и нажимает на его имя. — Да, ты далеко? Сокджину нужна помощь, сейчас же! Сердце воет, как раненое животное, и он едва слышит, что именно Санха отвечает. Челюсти крепко сжимаются, сильно давят на зубы, приглушают низкий хрипящий выдох. Заканчивая вызов, Чонгук рывком хватается за край искореженной двери и не думает ни о чем, напрягая плечи, чтобы попытаться открыть ее. Заклинивший замок не позволяет. Сердце бьется в висках настолько громко, что сейчас точно оглушит его изнутри. Чонгук прилагает еще больше усилий, даже не замечая, как осколки стекла впиваются в ладони. Сокджина явно придавило. Чертова дверь! Чонгук низко рычит, дергая несколько раз и умоляя Сокджина не отключаться, пока не приехала помощь. Полицейский вой сирены становится ближе. Нет, Чонгук не оставит его здесь. — Иди, — хрипло шепчет Сокджин, прикрывая глаза, и тонкая струйка крови скатывается вниз откуда-то из его головы. — Ты должен закончить гонку, чтобы пройти дальше. — Да насрать, — огрызается Чонгук, распарывая осколками руки, но дергает дверь еще сильнее, прежде чем металл жалобно скулит, как умирающий зверь. — Я не оставлю тебя здесь, даже не мечтай! — Чонгук, иди, — Сокджин пытается повысить голос, но изо рта вырывается только сдавленный шепот, а затем еще больше крови, когда он вновь кашляет. Чонгук замирает, замечая смещение его грудной клетки. Ремни безопасности оказались слишком крепко затянуты, и во время аварии сломали его рёбра. — Пожалуйста… сделай это ради меня. Чонгук раздраженно рычит, поднимая взгляд. Сокджин же наоборот закрывает глаза, не в состоянии удержаться в реальности. Полиция почти готова выскочить из-за угла. Чонгук дышит тяжело и шумно, со свистом разгоняя воздух. Дрожь пронзает пальцы второй мощной волной, но даже капающая с ладоней кровь не заставляет остановиться. Рыча, он прилагает еще больше усилий, прежде чем чертова дверь срывается с петлей и падает на землю, поднимая пыль. Чонгук вмиг оказывается в салоне, нависая над израненным Сокджином. Кровь заливает подбородок и шею, скапливается на вороте его кожаной куртки, одним своим видом выкручивая Чонгука наизнанку. Смотреть на него сейчас хуже собственной смерти. — Зачем же ты сделал это? — в отчаянии шепчет Чонгук, осторожно обхватывая ладонями бледное лицо старшего, заставляя посмотреть на себя. — Черт возьми, зачем, хён?! Вместо объяснений Сокджин внезапно стонет, пытаясь пошевелить ногами. Чонгук резко опускает взгляд. Дырявые джинсы открывают вид на его бледные колени, прижатые друг к другу слишком близко, явно зажатые передней частью машины и отсеком с коробкой передач. Искореженные педали вжимают его щиколотки поглубже в салон, и кожа разодрана, испачканная свежей кровью, стекающей на черные кроссовки. Сокджин вновь приглушенно стонет от малейшего движения, когда металл педалей пронзает его ноги еще сильнее, впиваясь в них, как дьявольские оковы. Чонгук рвано выдыхает, прекрасно чувствуя, как даже один стон Сокджина швыряет его в пылающую огнём бездну. — Не трать время, — ворчит Сокджин из последних сил, кидая свирепый взгляд на Чонгука, заставляя того рывком обернуться. — Пожалуйста. Я не прошел дальше год назад. Чонгук, сделай это… ради меня. Чонгука разрывает от противоречий, желания послать к чертям эти проклятые гонки и не оставить здесь хёна одного. Полиция резко выскакивает из-за угла, как бешеные собаки, заставляя вновь растерять все мысли. Чонгук дергается от неожиданности, но вдруг замечает, что это не полиция, а машина скорой помощи. Санха сильно машет рукой с пассажирского сиденья. Чонгук рвано выдыхает и вновь смотрит на Сокджина, сжимая кулаки с первобытной злостью, когда взгляд старшего приказывает развернуться. «Чонгук, ради меня». Это просто разрывает его на части. — Только ради тебя, — раздраженно рычит Чонгук, собираясь прикоснуться к Сокджину, но в последний момент понимает, что это ужасная идея. — Санха позаботится о тебе. Держись и не смей ничего вытворять больше! Я приеду сразу же, как только ебаная гонка закончится, ясно тебе? Развернувшись, Чонгук кидается к машине через всю площадь. И только сейчас замечает разбитый черный додж, похожий на груду металла на обочине, залетевший прямо на бордюр. Огромные клубы дыма рассеиваются, позволяя заметить то, что раньше было капотом, а сейчас представляет собой смятое нечто, меньше всего напоминающее машину. Чонгук рычит от злости и боли, ненавидя Чондэ каждой клеточкой своей души, как и всех членов его команды, которые не жалеют даже себя в попытках угробить остальных. — Вызовите скорую, мать вашу! — кричит Чонгук единственному человеку на улице, который появляется из-за угла впереди. Санха даже не посмотрит на додж, но человечность Чонгука не позволяет ему просто отвернуться, если человек умирает. Черный шеви рывком срывается с места и кидается вперед, оставляя облака дыма после себя. Рычание слышится оглушающе громким, затем постепенно отдаляется, оставляя только звук собственного сердцебиения, которое с жалкими криками разрывает грудь, качая кровь, вытекающую из каждой раны. Чондэ едва дышит, придавленный металлом со всех сторон. На коленях разбросаны стекло и ошметки кузова, однако не нужно опускать взгляд, чтобы знать, что его ног больше нет. Двигатель занимает место педалей, ворвавшись в салон при жестком ударе. Чондэ закрывает глаза, когда мир чернеет, размывая картину искореженного капота, которого теперь тоже нет, словно и не существовало никогда. Чондэ пытается хоть немного повернуть голову, и малейшее движение вызывает огненные боли во всем теле, как вспышки пламени, однако ощущения кажутся далекими, ненастоящими, словно галлюцинация. Болевой шок придушивает чувства, искажает их, не позволяет различить реальность и призрачные ощущения из-за картины того, каким он видит собственное тело. Дыхание постепенно замедляется, становится совсем тихим и спокойным, когда грудная клетка наконец прекращает бешено работать. Чондэ пытается открыть глаза, но справа ничего не видно. Крыша вогнулась внутрь, протаранила часть его головы и впилась металлом в плечо, жадно прижимая его к сиденью и не позволяя двигаться. Чондэ тихо выдыхает и вновь закрывает глаза, не желая видеть руины, в которые превратился салон машины вместе с ним внутри. И мыслей нет, только жалкие обрывки, но к ним никак не прикоснуться — они плавают на поверхности, раздражают, но слишком непонятны, как мысли на чужом языке. И нет сил пытаться разобраться в них. — Вы в порядке? — слышится чей-то голос, как через бетонные стены. — Скорая помощь уже едет, держитесь! Равнодушный взгляд не реагирует, голова не поворачивается, не удостаивая незнакомца вниманием, пока слух не улавливает приглушенное рычание, которое появляется снова. Рёв слышится где-то вдали, но быстро приближается. Чондэ краем сознания вспоминает, что первая группа гонщиков должна встретиться со второй в этом районе. Машины приближаются, вылетают из-за угла совсем близко и проносятся мимо идеальной колонной, как в кино. Чондэ цепляется взглядом за белоснежный лексус, который пролетает мимо сплошным белым пятном и исчезает на следующем повороте вместе с остальными. — Тэхён, — шепчет одними губами Чондэ, но тот не слышит. Не хочет слышать. Белый дым из-под его колёс оказывается единственным, кто остается, притормаживая, чтобы взглянуть на разбитый додж просто из интереса. Чудовищная боль возвращается, накатывая на него с огромной силой, заставляя выпустить из горла давящий стон, но исчезает вновь, растворяясь где-то над головой тяжелым эхом. Чондэ снова закрывает глаза, вспоминая все, что делал для Тэхёна, и впервые полностью осознаёт, что все это было напрасно. Сынгван мелькает в памяти размытой картинкой, однако не задерживается надолго, исчезая прямо перед глазами, как дым. Он должен был защитить его любой ценой, но сделал самый неправильный выбор в своей жизни. Насколько же все решения были неправильны. Вина раздавливает его сильнее металла, который давит со всех сторон на изломанное тело. Чондэ выдыхает через рот с низким хрипом, не замечая, как кровь сочится через губы и заливает шею. Чондэ медленно моргает, прежде чем опустить взгляд и посмотреть на кисть своей правой руки. Вытирая кровь о джинсы чудовищно медленно, как во сне, он стирает немного и смотрит на «V» под кожей. И сожаление вдруг оказывается таким тяжелым, словно весит больше тонны. Не стоило подбирать его на том шоссе в Санчхоне, открывать перед ним дверь, впускать в собственную жизнь, чтобы позволить разрушить ее до основания. Не стоило любить его, человека, который никогда не собирался делать что-либо для него взамен. Тэхён только брал, впитывал, требовал, однако не давал ничего в ответ, оставляя внутри него все меньше и меньше, прежде чем Чондэ оказался совершенно пустым. Пустота ощущается как никогда сильно сейчас. Единственная слеза скатывается по его щеке, перемешивается с кровью и исчезает, сорвавшись вниз с вывихнутой челюсти. Любовь к Тэхёну превратила его в ничто, и в последние секунды он искренне жалеет, что позволил этому случиться. «Что угодно ради тебя». Приятная тьма окутывает его с головой, проникает во все мягкие ткани, просачивается дымом в кожу и кости, дотрагивается до сердца, останавливает его. Ощущение невесомости создает иллюзию, что металл больше не давит, не сковывает все его тело огромным весом. Боль исчезает вместе с чувствами, эмоциями, расщепляет все воспоминания до единого. Они ему больше не нужны. Чондэ смотрит на татуировку «V» до последней секунды, прежде чем все чернеет перед глазами окончательно. Неизвестная сила обхватывает его и рывком уносит куда-то вверх, как ветер, сквозь крышу разбитой машины, еще выше, в чернеющее ночное небо, словно магнит, связь с которым ничем не разорвать. И не хочется. Гравитация исчезает, но только для него, позволяя нестись во тьму со скоростью тысячи, десятков тысяч, миллиона километров в секунду, и ничто не остановит его в этой последней гонке. Скорая помощь возникает из ниоткуда, разрывая тишину улицы воющей сиреной, но спасать больше нечего.