***
Черный шеви с тяжестью притормаживает напротив высоких ворот, немного кренится набок из-за проблем с подвеской, как если бы правое переднее колесо оказалось меньше левого. Чонгук открывает ворота и заезжает на территорию дома. Доберман радостно подскакивает прямо к машине, вываливая розовый язык. Голодный и обеспокоенный взгляд вынуждает что-то сжаться в груди Чонгука. Это совершенно точно его вина. Не так много вариантов, на самом деле. — Дружище, я принес много еды, — выдавливает усмешку Чонгук, захлопывая дверь. Черная шерсть очень приятная на ощупь. Наверняка Сокджин не жалел никаких денег на качественное питание для этой собаки, чтобы в конечном итоге он выглядел настолько хорошо. Чонгук тоже жалеть не станет. Тяжелый пакет с дорогим кормом шумно опускается на разделочный черный стол, когда Чонгук оказывается на кухне. Доберман облизывается, смотрит на него умоляющими глазами, выпрашивает вкусности одним своим видом. Чонгук насыпает большую порцию в железную миску и ставит ее на пол, мягким голосом обещая, что его хозяин совсем скоро вернется. Хваран словно чувствует, что произошло что-то ужасное. Несмотря на привычное поведение, он выглядит иначе, как будто действительно переживает. Чонгук выпускает тяжелый выдох из груди, наблюдая за ним. Хваран быстро двигает челюстями, но внезапно отрывается от миски, чтобы взглянуть на парня, как если бы ожидал чего-то еще от него. — Я обещаю, что он будет в порядке, — негромко говорит Чонгук, заглядывая в маленькие черные глаза. Непроглядные. У Сокджина такие же. — Я собираюсь заботиться о нем и защищать его, как ты. Из-за закрытого окна в большой комнате довольно тяжело дышать. Чонгук дергает ручку, впуская свежий воздух, который тотчас врывается в помещение. Вещи Сокджина никогда не валяются на диване или на столе, как обычно бывает, когда Чонгук разбрасывает свои собственные. Этот парень настоящий образец аккуратности. Чонгук подходит к высокому шкафу в спальне и мягко открывает его. Черная спортивная сумка для вещей уже лежит на полу вместо пакета. Какой же приятный запах. Чонгук не выдерживает и вдыхает глубже, разглядывая рубашки хёна на плечиках для одежды. Едва ощутимый аромат его любимого одеколона «Lacoste Noir» с древесными нотами чувствуется слишком знакомым. Сокджин вечно его использовал, когда хотел заставить Чонгука потерять контроль. Отрывая взгляд от вешалок, он смотрит на прикроватный столик и замечает квадратный черный флакон с маленьким рисунком крокодила — логотипом бренда «Lacoste». Раскрывая спортивную сумку немного больше, он аккуратно складывает его вещи. Не хочется помять их или еще что-нибудь, потому Чонгук очень старается, бережно запаковывая однотонные футболки и черные спортивные штаны «Nike» с длинными шнурками. Рыться в вещах Сокджина кажется преступлением, и Чонгук несильно усмехается, напоровшись на мысль, что хён был бы недоволен этим, однако ситуация не оставляет выбора. Сокджин не может просто выйти из больницы после этой ужасной аварии, не воспользовавшись сменной одеждой. Чонгук шумно выдыхает, открывая нижний ящик. Видеть белье Сокджина кажется почти издевательством, когда его самого нет рядом. Чонгук осторожно вытаскивает темные боксеры с толстой резинкой, слыша, как сильно бьется сердце. Сокджин был великолепен в них, когда они оказались наедине в последний раз, а теперь хён лежит под капельницей из-за того, что решил защитить Чонгука. Невыносимо вспоминать это посреди его собственной комнаты. Закидывая сумку на плечо, Чонгук цепляет оставленную на столе кожанку и в последний раз гладит добермана за ухом, выходя во двор. Северный ветер обдает его щеки холодом, заставляет немного ускориться, добираясь до гаража на заднем дворе. Внедорожник сверкает чистой сталью, рядом с которым шеви выглядит ужасной развалиной. Чонгуку не хочется даже думать о том, во сколько обойдется ремонт на этот раз. Придется оставить его здесь не только из-за того, что полиция обострила нюх после аварий, но и потому, что шеви рискует развалиться на дороге. Чонгук забирается во внедорожник Сокджина и вновь ощущает его запах внутри, настолько приятный и невыносимый, что голова идет кругом. Чонгук вынужден полностью опустить водительское окно, чтобы не задохнуться от воспоминаний. Он швыряет взгляд на наручные часы, прежде чем выехать. Начало десятого. Целая ночь без сна дает о себе знать, однако Чонгук не собирается отдыхать, пока не будет уверен, что Сокджин действительно в порядке.***
Чертовы больничные стены выглядят еще менее дружелюбными, чем когда он вышел отсюда этим утром. Острейший запах травм и болезней врывается в нос, как дым при пожаре. Медсестры и врачи молниями проносятся мимо, двигаясь по узким коридорам во все стороны света — клиника словно строилась на манер лабиринта, чтобы ни один посетитель не нашел нужные двери с первого раза. Чонгук на чистой интуиции поворачивает направо и взбегает по лестнице, сталкиваясь с очередным врачом в белоснежном халате. При мысли, что кто-нибудь из них знаком с его отцом Чонгука почти тошнит. Силой воли отворачиваясь, чтобы не быть опознанным, как разыскиваемый преступник, он быстро движется вдоль коридора в самый конец. Бледное лицо Намджуна напротив закрытой двери почти сливается со стенами, и видны только темные глаза, как две бусины. — Я же сказал тебе отдыхать, — мрачно напоминает Намджун, подбираясь на скамье. Чонгук молча скидывает шлейку спортивной сумки с плеча, давая понять, что принес вещи Сокджина, но не швыряет ее на пол. Необходимость бережно обращаться с одеждой хёна кажется почти забавной, непривычной, ведь раньше его совсем не волновало это. — Не засну в любом случае, — спокойно врет Чонгук, опускаясь на скамью рядом с ним. На светофоре в Мапхо-гу он почти отключился, как и в Мёндоне, но это не имеет значения. Чонгук не собирается спать, когда Сокджин там, раненый и совсем один. — Кстати, врачи принесли результаты анализов и рентгена, — оживает Намджун, кивая на дверь напротив. — Внутренние органы не повреждены, что очень повезло, но сильно пострадали ноги. Чонгука током пронзает ужасное воспоминание, когда он подлетел к разбитой машине. Сокджин болезненно простонал от малейшего движения, пытаясь вытащить ноги из плена стальных педалей. Кровь заливала днище машины, впитываясь в металл каждой каплей, пачкала его кроссовки. Чонгук закрывает глаза, яростно прогоняя прочь жуткие картинки. На языке змеится вопрос, самый важный для этой ситуации, но Чонгук не хочет его озвучивать, словно реальность окажется еще хуже, как только он раскроет рот. — Он сможет ходить? — вырывается из Чонгука прежде, чем он понимает, что действительно сказал это. Намджун поднимает взгляд, и мгновение Чонгук хочет провалиться под землю, вернуть слова назад на случай, если Сокджин действительно останется инвалидом, однако тот быстро отвечает: — Черт возьми, конечно, — выдыхает Намджун. — Врачи сказали, что он может прихрамывать какое-то время, но все должно обойтись. Я очень надеюсь на это. Сокджин не сможет, как Санха, чтобы его возили, он слишком любит машины, да и вообще. Это было бы невыносимо для него. Чонгук тяжело выдыхает, но чувствует невероятное облегчение. Сокджин полностью закроется в себе, если не сможет ходить, и надежда на лучшее как ничто больше успокаивает его. Растирая пальцами уставшие глаза, Чонгук вновь смотрит на дверь напротив, которая все еще закрыта. Воспоминания разбитой машины норовят догнать его при первой возможности: смятый капот и часть кузова, выбитое стекло, искореженная водительская дверь, которая не открывалась. Чонгук растирает глаза еще яростнее в попытках избавиться от тяжелых мыслей. Истощающее волнение разрастается в размерах с каждым новым вдохом, будто он вновь смотрит в зеркало и видит, как ниссан взметает в воздух через крышу. Очередной шумный выдох со стороны заставляет вернуться к реальности. Намджун откупоривает крышку негазированной воды и отпивает почти половину за раз. — Кстати говоря, ты слышал, что Чондэ умер? — негромко спрашивает он. Чонгук замирает, резко вспоминая разбитый додж, части которого были разбросаны по всей дороге. Прежде огромный спорткар внезапно стал почти вдвое меньше после аварии. Чонгук помнит, как мимолетно взглянул на него, когда бежал к своей машине. Чондэ еще был живым, когда он посмотрел на дыру вместо его водительского окна. Кажется, он даже смог разглядеть лицо Чондэ среди всех этих развалин и обломков железа. — Движок задавил его ноги нахрен, — продолжает Намджун, отпивая еще немного воды. — В новостях написали несколько часов назад. Додж влетел в стену и отскочил, как мячик для пинг-понга. Сильнейшая деформация кузова. Руль сместился настолько, что Чондэ промахнулся бы головой мимо подушки безопасности, даже если бы она там была. Я слышал, что его тело не могли вытащить из этого железного месива. Чонгук не показывает, какая сильная дрожь проносится вдоль всего тела. — На спортивных рулях нет подушек безопасности, — отвечает он на автомате. — Да, поэтому гонщики устанавливают каркас, — хмыкает Намджун, покачивая головой. — На скорости в девяносто миль легко стать трупом, когда перед тобой стена. Очередное покалывание в груди заставляет крепко сжать пальцы. Чонгук не хочет думать, что испытывает сочувствие из-за человека, который издевался над ним и Сокджином, но едва ли он заслуживал жуткой смерти вроде этой. Тяжело выдыхая, Чонгук отводит взгляд. Тэхён изначально не собирался заботиться о членах своей команды. Чудовище просто использовало каждого из них, как инструмент для достижения своих целей. И отчего-то Чонгук уверен, что равнодушие Тэхёна не заставило его даже взглянуть в зеркало заднего вида, когда он пролетел мимо разбитой машины Чондэ. Медсестра в белоснежном халате отвлекает от мыслей, заставляя обоих поднять головы на звуки шагов. Чонгук подбирается, сильнее сжимая лямку спортивной сумки, когда девушка проходит мимо и скрывается в палате Сокджина. Время растягивается на целые часы, пока она внутри, проверяет его состояние и решает, стоит ли впускать посетителей. Чонгуку кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди и шлепнется на пол, прежде чем дверь вновь откроется, как она наконец открывается в реальности. — Один из вас может войти, — негромко говорит медсестра, оглядывая парней напротив. Длинные пальцы с обручальным кольцом сжимают папку с историей болезни. — На несколько минут, не больше. Сейчас он должен отдыхать, и помните, что ему нельзя нервничать. Сахарный диабет только усугубляет его состояние. Чонгук сильно поджимает губы и отводит взгляд, когда медсестра вновь исчезает в коридоре. Желание наконец увидеть Сокджина разрывает его изнутри, но вместе с тем он понимает, что Намджун знает его гораздо дольше и имеет право войти первым. Но как же хочется тоже сделать это, черт возьми. Чонгук готов разрыдаться от отчаяния, но разве что крепче сжимает губы, переводя неуверенный взгляд на парня рядом. Намджун просидел здесь черт знает сколько времени. Он действительно не обязан уступать. — Я очень переживаю за него, — искренне говорит Намджун, замечая бледное лицо Чонгука, которое теперь тоже сливается со стенами. — Но я уверен, что хён хочет видеть тебя сильнее. Иди. Чонгук почти задыхается от благодарности. Он даже хочет возразить, понимая, что это нечестно, но проклятое сердце решает быть эгоистичным. И Чонгук позволяет ему таким быть на этот раз, поднимаясь со скамьи с решительным видом. Намджун заслуживает всего на свете за свое великодушие. Полутьма одноместной палаты выглядит почти черной после белоснежного коридора больницы. Рассеивают мрак лишь индикаторы приборов за кроватью, измеряющие пульс и давление. Чонгук осторожно прикрывает дверь, оказавшись внутри. Монотонные пикающие звуки слышатся даже слишком громко в этой тяжелой тишине. Сокджин лежит на кровати не двигаясь, почти весь перевязанный; подбородок и шея заклеены несколькими лейкопластырями. Длинные руки лежат поверх одеяла как-то слишком безвольно, как чужие. Чонгук бесшумной тенью подходит ближе, слыша, каким бешеным становится собственное сердце. Ужасно боясь сделать больно, он отговаривает себя прикасаться к Сокджину, но чертовы руки не спрашивают разрешения. Холодные пальцы старшего кажутся почти ледяными в сравнении с его горячей кожей. Чонгук бережно сжимает его правую руку, не сводя взгляд со спокойного лица. Мысль о том, что Сокджин из-за него оказался здесь режет на части, как острейшее лезвие катаны. — Чонгук, — слышится слабый шепот, прежде чем Сокджин медленно открывает глаза. — Это ты? — Да, хён, я здесь, — шепотом отвечает Чонгук с болью в груди, склоняясь над ним, чтобы аккуратно заправить черные волосы за ухо. Сероватый оттенок его лица выглядит ужасно, и видеть его таким почти невыносимо. — Черт возьми, я так волновался за тебя, хён, так волновался. Сокджин вновь закрывает глаза, словно не может долго концентрироваться на лице Чонгука. Капельница с длинным проводом около кровати намекает на то, что он довольно слаб для разговора. Чонгук шумно сглатывает и отстраняется, однако продолжает проглаживать его по руке, нежно и успокаивающе, чтобы хён немного расслабился. Очевидно, его накололи обезболивающим, из-за которого он такой сонный. И в какой-то степени это правильно. Чонгука бы просто разорвало, если бы он видел, как Сокджину больно из-за каждой чертовой травмы и раны. — Где ты был? — шепотом спрашивает Сокджин, слегка сжимая его пальцы в своих, но не открывает глаза, словно ему действительно сложно делать это. — Я был здесь, прямо за дверью, — отвечает Чонгук, стараясь не обращать внимание на свое чертово сердце, которое сейчас пробьет дыру. — Не волнуйся, я покормил Хварана и сразу же вернулся назад. Хваран тоже очень переживает за тебя, хён. Вместо ответа Сокджин только негромко мычит, облизывая губы, которые выглядят почти белыми сейчас. Кривой шрам на верхней становится еще более четким на вид из-за этой бледности. Чонгук испепеляет его взглядом около секунды, но не разрешает себе концентрироваться на плохих мыслях рядом с ним. Сокджин не заслуживает видеть его мрачное лицо, если снова откроет глаза. Чонгук лишь осторожно поправляет мягкое одеяло, которое немного сползло с его груди. На улице довольно холодно. Чонгук хочет сказать еще что-нибудь, но отвлекается на резкий звук откуда-то со стороны. Вскидывая голову, он цепляется взглядом за жалюзи на окне, которые дергаются из-за ветра и раздражающе гремят. Сокджин вздрагивает всем телом из-за особо громкого звука. Раздражение заставляет выпустить его пальцы из своих и подлететь к окну, чтобы закрыть его. Сокджин слегка хмурится, вслепую ощупывая простынь, словно надеясь найти руку Чонгука. И она вновь появляется, как только парень пулей подлетает обратно. — Извини, я здесь, — обещает Чонгук, присаживаясь на невысокий стул возле кровати, чтобы затем потянуться ближе к хёну и мягко поцеловать его кисть. Сокджин заслуживает всей нежности, на которую он только способен сейчас. Не хочется напрягать его словами, потому Чонгук просто целует снова, мягко проскальзывая губами вдоль его пальцев. — Отдыхай, пожалуйста. Я останусь здесь еще ненадолго. Сокджин вновь негромко мычит, заметно расслабляясь от нежных прикосновений. Веки слегка подрагивают, когда он медленно поворачивает голову на звук его голоса. Уставший взгляд снова показывается из-под них, цепляется за Чонгука с неимоверной жадностью и решимостью, но вновь исчезает через полторы секунды. Сокджин еще никогда не был таким слабым на вид. Врачи явно вкололи ему что-то чертовски сильное, иначе это не объяснить. — Спасибо, — тихо отвечает Сокджин, стремительно погружаясь в сон, и все тело расслабляется окончательно, прежде чем приборы за его спиной показывают, что дыхание полностью ровное. Чонгук швыряет взгляд на диаграмму сердечных сокращений, но вновь возвращает назад. Сокджин засыпает резко и быстро, как по команде, что снова дает понять, насколько его организм нуждается в отдыхе. Чонгук прикрывает глаза, немного сильнее сжимая его ладонь в своей. Чудовищно хочется повернуть время назад, не позволить ему оказаться в этой чертовой гонке, не позволить кинуться защищать его. Чонгука разрывает при мысли, что всего этого можно было избежать. Оставшись рядом еще немного и вслушиваясь в его размеренный пульс, Чонгук медленно приподнимается, вновь склоняется над спящим Сокджином и невесомо целует его. — Я вернусь немного позже, хён, — обещает шепотом Чонгук, жадно разглядывая спокойное лицо, словно пытаясь запомнить каждую деталь. — Отдыхай. Я буду совсем рядом.***
Чонгук остается в больнице почти до вечера, несмотря ни на что, словно что-то шепчет ему о надвигающейся опасности, которая может поджидать прямо за углом, стоит только оставить Сокджина здесь одного. Намджун прощается около четырех часов, когда врачи говорят, что никто больше не войдет внутрь, позволив лишь на несколько минут встретиться с ним. Большего ждать и не приходилось. Чонгук провожает его взглядом и обещает не сидеть здесь до ночи, однако высоченная дверь палаты его словно магнитом притягивает, не позволяя надолго отходить в коридор. Одиночество и тишина становятся его единственной компанией, прежде чем возвращается медсестра, которая хочет поменять капельницу для Сокджина. — Вы хотели видеть его лечащего врача, — начинает она, кивая в конец коридора. — Сейчас господин Ю на месте, вы можете поговорить с ним. Второй этаж, четвертая дверь справа. Чонгук кивает с мрачным видом и поднимается со скамьи. Нежелание сверкать лицом перед персоналом становится сильнее, разрастаясь в размерах с каждым его новым шагом, но ничего все равно изменить нельзя. Если отец захочет найти его или Сокджина через своих знакомых, ему ничто не помешает. Очевидно, этот козел становится всесильным, когда дело доходит до обнаружения Чонгука, будто существует специальный чонгукоискатель, настроенный на частоту его сердечного ритма. Он нашел его даже в Калифорнии, когда тот решил исчезнуть на неделю перед Днем Благодарения год назад, выехав на самый край штата. Господин Ю оказывается невысоким мужчиной с низким голосом и грубыми чертами лица. Огромные стёкла его очков выглядят настолько толстыми, что напоминают иллюминаторы самолета, когда он оборачивается на звуки шагов. — Частная клиника вашего уровня должна лучше заботиться о пациентах, — швыряет Чонгук, раздражаясь из-за того, что Сокджин в настолько тяжелом состоянии вынужден терпеть дребезжащие жалюзи на окне. — Ебаные жалюзи слишком громкие. Неужели ни один врач не обратил внимание, что это доставляет слишком много дискомфорта? Мужчина мрачнеет за долю секунды, явно не ожидая внезапных обвинений, но Чонгук не дает времени на оправдания. Цены за содержание Сокджина здесь слишком высокие, чтобы персонал позволял себе подобные вещи. — Ким Сокджин из палаты №207, — резко продолжает Чонгук. — Если завтра никто не поменяет его жалюзи на тканевые, я позабочусь о том, чтобы репутация вашей ебаной клиники опустилась до ядра земли. Ярость клокочет и извивается, как змей, запертый под его рёбрами. Чонгук едва сдерживается, рывком открыв дверь, чтобы выйти. Мужчина достаточно побледнел, чтобы до него дошел смысл его слов. Ни один человек не имеет права плохо обращаться с Сокджином, даже если они не специально поставили эти чертовы жалюзи. Чонгук озабочен спокойствием хёна слишком сильно, чтобы молчать. Сокджину и без этого слишком тяжело сейчас, и едва ли он способен выдерживать лишний шум, когда нервы на пределе из-за аварии. Чонгук возвращается домой около половины седьмого вечера. Вялое движение пальцев выключает двигатель. Внедорожник припаркован слишком криво, поперек гравийной дорожки перед домом старшего, но сейчас нет сил исправлять это. Сладкий запах одеколона Сокджина все еще чувствуется в машине, когда Чонгук делает очередной вдох. Особенно на обшивке руля, который тот всегда сжимал одной рукой при вождении в городе. Чонгук отстегивает ремень безопасности и обнимает руль, жадно вдыхая знакомый запах, позволяя ему пробраться в легкие, заполнить его с головой до самой последней клеточки. И не замечает, как засыпает прямо в машине, когда усталость всего дня догоняет его за жалкие секунды.***
Искусственный свет подсвечивает задний двор, как яркие прожекторы, позволяя оглядывать машины на газоне даже поздним вечером. Дионис давно разъехался, остался только Мингю, чтобы поработать над машиной еще немного в рамках подготовки к последней гонке. Широкий капот черного бмв оказывается открыт, предоставляя вид на трехлитровый двигатель с двумя турбонагнетателями. Остывающий после недавней работы, он все еще горячий на вид, и можно легко получить ожог, если дотронуться. Логотип немецкой компании «BMW» сияет на черной крышке двигателя, скрывая цилиндры и поршни, истощенные дрифтом. Гынвон тяжело выдыхает в нескольких метрах за ним, раскрывает капот мерседеса и немного копошится внутри. Огромная решетка радиатора напоминает зубастую пасть дикого зверя. Пыльный после работы, мерседес явно не вписывается в пейзаж заднего двора с аккуратными светильниками и подстриженными деревьями, но Дионис всегда использовал именно двор для ремонта машин. Мингю качает головой под бит негромкой музыки, заливая новое масло «Castrol» в двигатель. Воспоминания недавней гонки заставляют его морщиться: чудовищный грохот аварий за спиной заставил швырнуть взгляд в зеркало заднего вида, и было ощущение, что машины не просто столкнулись. Неведомой силой их отшвырнуло в разные стороны, как по инерции после удара. Мингю все еще помнит, как сильно колотилось сердце, когда он добрался до конечной точки, но никто из соперников не финишировал за ним. Исчезающие секунды на странице сайта дали понять, что все гонщики будут дисквалифицированы. Чонгук финишировал задолго после того, как отчет закончился, однако затем на сайте появилась надпись, что он прошел дальше. Как будто организаторы были восхищены авариями и решили, что Чонгук притащит злость с собой на следующие гонки и этим сделает очередное зрелище. — Удивительно, что Тэхён пришел вторым, — негромко заявляет Мингю, сверкнув взглядом на Гынвона, который протирает тряпкой передние фары мерседеса почти с любовью. Запись гонки первого дивизиона гонщиков сохранилась на сайте. — Сейчас он должен быть в ярости из-за этого. — Да, — невесело усмехается Гынвон, поднимая взгляд. — Тэхён никогда не проигрывает, ты же знаешь. Для последнего этапа он наверняка придумал что-то безумное, чтобы разом избавиться от каждого парня. Кстати говоря, проверь все стыковочные узлы своего каркаса, он не должен выйти из строя в неподходящий момент. Ты же видел, что случилось с машиной Сокджина. Мингю хмурится из-за очередного воспоминания. Новостные порталы этим утром были очень красноречивы, когда обнародовали снимки с уличных камер. Кто-то из команды Чонгука вызвал эвакуатор, чтобы забрать разбитый ниссан, однако за черным доджем никто не приехал. Полиция конфисковала его ближе к четырем утра, когда они вытащили тело Чондэ из машины. Дернув головой, Мингю возвращается к своему занятию, не желая вспоминать все это. Вечерний ветер развевает волосы, открывая обзор на небольшой шрам на его брови. — Для последней гонки нужна выносливость и терпение, которыми Тэхён не обладает, — задумчиво говорит Гынвон, поправляя край задравшейся майки. — И он не слишком уверен в себе, раз пытался избавиться от меня, а потом и от Чонгука. Вместо ответа Мингю качает головой, но бросает еще один подозревающий взгляд на мерседес. Дионис всегда лучше всего заботился о каждом участнике, и нет смысла делать вид, что его не волнуют последние гонки. Кикван и Бэкхён отделались довольно легко, в отличие от Сокджина, однако раздражающий Тэхён все еще способен выкинуть какое-нибудь опасное дерьмо, и его неуверенность в себе должна прибавить еще больше сил для борьбы. Мингю незаметно сжимает кулаки, прежде чем они оба слышат высокий звук, похожий на сигнализацию, который вмиг разлетается по всей территории дома. Звонок из поста охраны, расположенной на въезде в их жилой комплекс. Гынвон проверяет время на наручных часах, обнимающих его запястье браслетом из черного металла. Начало первого ночи. Давно никто не был настолько неприличным, чтобы заявиться в гости в это время, исключая Чонгука неделю назад. Дойдя до блока связи с охраной на крыльце, он нажимает на кнопку: — К вам отчаянно хочет пробиться какой-то парнишка, господин Чхвэ, — слышится голос охранника из динамика, искаженный шипением, как будто это разговор по рации. — Должен сказать, он не называет свое имя, но точно знает номер вашего дома и даже марку вашей машины. Впустить его или выгнать? Гынвон приподнимает брови, но позволяет впустить его на территорию. Мингю подкрадывается бесшумной тенью сзади, его лицо не выражает ничего, кроме недоверия, однако сам Гынвон решает быть снисходительным. Догадавшись заранее, о ком идет речь, он разве что засовывает руки в карманы джинсов, поглядывая на улицу через ворота. Если это очередной план Ви, им не жить. Соседские фонари не горят, и парнишка выходит из темноты, как призрак, которого не было еще секунду назад. Краснеющее подростковое лицо выглядит опухшим, как после уличной драки, но Гынвон догадывается, что дело совсем не в этом. — Простите меня, — вдруг шепчет он, неуверенно отводя взгляд, и не собирается подходить к воротам. Бледные губы заметно дрожат, контрастируя с красными глазами. — Пожалуйста, я… просто я… очень сожалею обо всем. Сынгван, наконец вспоминает Гынвон его имя, оглядывая парня с неподдельным интересом. Маленький талантливый хакер из команды Сингулярность, который помогал Ви избегать полиции на дороге, используя обходные пути и узкие улицы города, в которых не было засады от копов. Гынвон помнит, как с радостью позволил ему быть лидером просто ради того, чтобы избавиться от раздражающей полицейской сирены за спиной. Однако Сынгван не похож на человека, который способен взломать уличные камеры. Гынвон внимательно оглядывает его, не говоря ни слова, прежде чем парнишка вдруг падает на колени перед высокими воротами. Что-то немного покалывает в груди, когда из этих красных глаз вырываются слёзы, прозрачные, как вода. Однако парень рывком стирает их рукавом черной джинсовки, которая выглядит больше него на два размера минимум. — Я не хотел делать ничего из этого, клянусь, — шепчет Сынгван, задыхаясь в явной истерике. Дрожащие пальцы впиваются в металлические прутья ворот, как в решетки тюремной камеры. — Тэхён заставлял меня взламывать камеры, просчитывать лучшие моменты для нападений на гонщиков, искать улицы, на которых легче оторваться от полиции. Я не хотел, правда, я… Мингю и Гынвон переглядываются, прежде чем сорванный голос вновь заставляет их обернуться: — Я очень… — Чего ты хочешь сейчас? — спокойно спрашивает Гынвон, заставляя парня слегка вздрогнуть от резкого вопроса. Сынгван подбирается, словно резко понимает, каким жалким сейчас выглядит, и вытирает опухшие глаза. Чувство, словно он рыдал всю ночь не покидает Гынвона, но сердце не собирается просто так сочувствовать, ведь это все еще член Сингулярности. — Ничего, — шумно выдыхает Сынгван, прожигая взглядом землю, но вскоре не выдерживает. — Тэхён вышвырнул меня из дома после того, как… когда Чондэ… Гынвон только сейчас замечает маленькую сумку на его плече, в которой наверняка всего несколько вещей, которые он захватил, прежде чем уйти. Больше внимания привлекает только эта черная джинсовка. Гынвон мрачно скрещивает руки, наконец догадавшись, что это была куртка Чондэ. Разнообразные нашивки с названиями известных рок-групп заставляют вспомнить собственные музыкальные вкусы, которыми Гынвон особенно гордился раньше. Красный знак анархии и надпись «punk's not dead» на груди вынуждает прекратить разглядывания. Мингю снова смотрит на Гынвона, когда парнишка закрывает лицо, отчаянно пытаясь успокоиться. Дрожащие всхлипы становятся тише, но не исчезают окончательно. — Он в истерике, хён, — негромко говорит Мингю. — Ты удивишься, но я заметил, — шепчет Гынвон в ответ, прежде чем вытащить ключи от ворот из кармана. Металлический звон заставляет парня вскинуть голову. Большие глаза становятся совсем огромными из-за опухших век, когда он впивается взглядом в парней напротив. — Я обещаю помочь вам избежать полиции на следующей гонке, — говорит Сынгван, смотря на каждого из них по очереди. — Я больше не вернусь в дом Тэхёна, но я не могу просто бросить гонки. Я хочу сделать что-нибудь для других гонщиков. Я просто обязан. Насилие никогда не приводит к искренней преданности, размышляет Гынвон, прокручивая ключи в пальцах. Тэхён использовал этого парня, как и всех остальных, чтобы добраться до последнего этапа. Изначально не собираясь им помогать и даже не считая частью команды, он избавился от Сынгвана, как только тот перестал быть полезен. Полиция больше не волнует Тэхёна, очевидно, раз он выгнал его. Остается только понять, какую тактику он будет использовать ради победы. Гынвон задумчиво качает головой, приходя к мысли, что не стоит выгонять этого парня. Особенно если им теперь действительно движет жажда мести, отчетливо заметная в этих по-детски больших глазах. Сынгван хмыкает носом и вновь опускает взгляд, закутавшись в куртку человека, который погиб. Гынвон молча всовывает ключ в замок на воротах и рывком открывает их. — Серьезно? — мрачно интересуется Мингю. — Вспомни, что тот парень сделал с твоей машиной. Они все из одной команды, хён. «Именно по этой причине Дионис должен справиться с Ви, даже если придется рисковать, приглашая этого мальчишку в свой дом». — Напоминаю, что Чондэ мертв, а люди все еще разные, — негромко отвечает Гынвон, прежде чем шире распахнуть ворота. Сынгван неуверенно поднимает голову, сжав лямку рюкзака. — Заходи, но ты должен показать содержимое своей сумки. Ничего личного, но твой друг взрывал машины, а я не хочу проснуться где-нибудь на Марсе, если дом взлетит на воздух.***
Сокджин стал выглядеть заметно лучше через неделю после случившегося. Начал не только больше разговаривать, но и даже садиться на кровати, хотя травмированная нога все еще сильно болела, не позволяя нормально двигаться. Чонгук каждый раз отговаривал его вставать, однако Сокджин в своей привычной манере отвечал, что все в порядке, даже если бледноватое лицо искажалось от заметной боли. Чонгук старался подбадривать его, и сам не замечал, как становилось легче дышать, когда старший позволял себе слегка улыбаться. Сокджин всегда улыбался саркастично или с легким смущением, но после аварии появилось нечто новое. Эта улыбка словно хотела сказать «спасибо за все, хоть ты и не обязан сидеть здесь». Чонгуку она нравилась сильнее всех: слабая, но настолько красивая, что не насмотреться. Сердце ощутимо сбивалось с ритма каждый чертов раз, когда она появлялась на лице старшего. И в такие моменты Чонгуку хотелось сделать для Сокджина гораздо больше. И сегодня Чонгук затеял именно это. Сокджина ожидает небольшой подарок, который должен немного поднять его настроение. Заранее договорившись встретиться с Чимином в Каннаме, он вновь проверяет время на часах, выходя из-за угла спортивного магазина «DNA» с зеркальной витриной. Холодноватый ветер развевает края кожанки, когда Чонгук быстрым шагом минует студентов на перекрестке, прежде чем замечает Чимина около огромного серебристого суперкара, привлекающего внимание почти всех на улице. Чимин усмехается на удивленный взгляд Чонгука, опираясь бедром о водительскую дверь, которая настолько низкая, что едва доходит до его бедра. На вид тачка просто потрясающая. Чонгук действительно забывает обо всем на мгновение, присвистывая от этой картины: закругленные формы кузова и спрятанные передние фары делают ее поистине эксклюзивной на вид. Эта машина точно сошла с обложки журнала из 90-х и никак не может существовать в реальности. — Черт возьми, это еще что? — выдавливает Чонгук, остановившись напротив светлого капота. Низкий, как скат, этот спорткар словно стремится к земле всем своим весом. — Знакомься, это «ягуар икс-джей 220», выпущенный в количестве двухсот восьмидесяти штук, — с заметной гордостью отвечает Чимин, игриво прищуриваясь, как настоящий ценитель искусства. — Эта модель 1994-го года выпуска и она настолько тяжело управляется, что я скорее сломаю вторую руку, так что садись за руль. Чонгук рывком подхватывает взлетевшие в воздух автомобильные ключи. Увесистый брелок от ягуара приятно греет пальцы в секунды, когда он с усмешкой его разглядывает, подходя ближе. Серебристый металл кузова красиво блестит на солнце, не оставляя никаких шансов другим автомобилям на обочине. Все одинаково скучны и ничем не выделяются, но только не эта детка. Чонгук внезапно чувствует огромный прилив энергии, открывая тяжелую дверь со стороны водителя. Настолько низкая посадка машины делает невозможным легко забраться в салон, и приходится изогнуться, как черт знает кто, прежде чем оказаться внутри. Чимин посмеивается, защелкивая ремень безопасности. Клетчатая рубашка на нем выглядит на размер больше, и он расстегивает верхнюю пуговицу, потому что машина довольно сильно нагрелась изнутри. — Огромный, правда? — усмехается Чимин, когда Чонгук вставляет ключ в замок зажигания, прежде чем провернуть его и нажать на красную кнопку, чтобы запустить двигатель. — Честное слово, я был в ужасе, когда приехал смотреть его. Он на шестьдесят сантиметров длиннее, чем «феррари F40» при условии, что здесь нет задних сидений. Эта детка растягивается на целый километр, посмотри только. Чонгук задушенно посмеивается, швыряя взгляд в зеркало заднего вида. Ягуар длинный, как школьный автобус, однако не менее особенный при таком раскладе. Минималистичный светлый салон, датчики давления масла и уровня нагрева двигателя выглядят очень стильно, и это действительно суперзвезда из девяностых, размышляет Чонгук. Приятное рычание турбированного V6 слышится почти музыкой, когда он осторожно давит на педаль, выворачивая руль на дорогу. Невыносимо тяжелое управление заставляет его вновь усмехнуться, прикладывая усилия, чтобы эта громадина начала поворачивать. Чимин почти зеленеет от восторга, наслаждаясь страданиями водителя. — Честно говоря, в то время все облизывали ламбы и феррари, как и сейчас, так что этот красавец терялся в их тени, — протягивает Чимин, здоровой рукой нажимая на кнопку, чтобы опустить пассажирское окно. — Забытый суперкар, но коллекционная ценность у него огромная. — И выглядит потрясающе, черт возьми, — усмехается Чонгук, притормаживая на светофоре на выезде из Каннама. Ожидая зеленый свет, он почти кожей чувствует взгляды прохожих, направленные на ягуар отовсюду. — Очень напоминает твой «ламборгини каунтач», который я видел. — Да, но это очень разные тачки, — хмыкает Чимин, когда ягуар вновь трогается, набирая скорость на прямой дороге. Пакет со свежими апельсинами на его коленях забавно дергается при разгоне. — И надо понимать, что он был самой быстрой серийной машиной в мире целый год, пока макларен не выпустили «F1» и не превзошли его. Набирая больше скорости на идеальном асфальте, Чонгук присвистывает, прежде чем притормаживает перед поворотом на Сонпа-гу. Апельсины снова подпрыгивают, когда машина медленно проезжает канализационный люк — из-за низкой посадки чувствуется любая мелочь на дороге. Чимин осторожно приобнимает пакет, словно это такая же ценность, как и ягуар за полмиллиона долларов, единственный на всю Корею на данный момент. Чонгук криво усмехается при этой мысли, обгоняя черный седан, который выглядит как монстр-трак, если сидеть в настолько низкой машине. — Сокджину нравятся раритетные тачки? — спрашивает Чимин позднее, поглядывая в окно. — Я же с ним почти не разговаривал в тот день, когда привез тебя. — Не знаю, но Сокджин не будет приближаться к машинам какое-то время, — мрачнеет Чонгук, переключая передачу. Забытые воспоминания об аварии вновь молнией проносятся перед глазами. — Не уверен, что он сможет сидеть даже на месте пассажира. Придется немного повременить с этим. — Черт, — выдыхает Чимин, неосознанно обнимая апельсины еще сильнее. — Для гонщика это должно быть очень тяжело. Не хочется даже думать, насколько, и Чонгук отвлекается всеми силами. В конечном итоге сейчас важно только здоровье Сокджина, причем не только физическое, но и ментальное, потому что именно ментальные страхи не позволят ему приближаться к машинам. Очевидно, каждый раз, когда это будет случаться, его будет разрывать на части изнутри, заставляя вспомнить каждое проклятое мгновение аварии, когда ниссан переворачивался в воздухе. Чонгук сжимает кожаный руль немного крепче, размышляя, что это должно быть невыносимо для него, но он не позволяет себе расстраиваться. Сокджин обязательно справится, ведь младший будет рядом, чтобы помочь разобраться со всеми его страхами. Сокджин больше не останется один. Чонгука искренне раздражает, что он вообще когда-либо оставался один до этого дня. Ягуар плывет по шоссе серебристой акулой, слишком выделяясь в потоке встречных автомобилей, прежде чем на обочине виднеется частная клиника. На этот раз Чонгук крайне сосредоточен во время парковки, потому что огромная задница этой машины легко заденет что-нибудь при любой ошибке. Чимин задвигает пассажирское окно и покрепче сжимает пакет с апельсинами в надежде, что Сокджину понравится, когда они наконец увидят его. Больничный запах становится более свежим, чем в прошлый раз, когда они оказываются в коридоре. Быстрым шагом преодолевая холл, они направляются к лестнице, чтобы подняться наверх. Большие окна оказываются приоткрыты на каждом этаже, впуская достаточно воздуха, чтобы не чувствовалась привычная лекарственная вонь. Сердце Чонгука вновь слегка подпрыгивает, когда он движется к знакомой двери. Несмотря на то, что Сокджин выглядит лучше в последние дни, его состояние все еще заставляет Чонгука волноваться. И как будто эта клиника с частной охраной и толстенными дверьми на входе все еще недостаточно безопасна для него. Эти чертовы двери с легкостью распахнутся перед человеком, который окажется на пороге, если действительно захочет явиться сюда, и ничто не остановит этого ублюдка. Чонгук прочищает горло и рывком отгоняет мысли, прежде чем войти в палату хёна. Сокджин действительно рад небольшой компании на этот вечер. Чимин ласково сжимает его плечо, подарив апельсины, и вовсю рассказывает, какая здесь хорошая медицина, которая просто обязана поставить его на ноги в ближайшее время. Бледновато-розовая футболка на Сокджине выглядит на размер больше и немного задирается, когда тот пожимает руку Чимина, обращая внимание на его перелом. Они немного разговаривают о нем и о том, что произошло, пока Чонгук незаметно поглядывает на них со стороны. Видеть Сокджина без привычной саркастичной усмешки довольно необычно, и он натыкается на мысль, что что-то в его голове стало работать иначе. Сокджин был немного другим перед аварией. Задумчиво цепляясь взглядом за его жесты, Чонгук обращает внимание на тон его голоса, который хён использует в разговоре с Чимином, замечает несильные покачивания головой и понимает, что человек не может остаться прежним, если пролетел двадцать пять метров в машине, которая переворачивалась. Чонгук мрачно прищуривается, размышляя, какие ужасные последствия могли быть при другом раскладе. Сокджин мог лишиться ноги, зрения, сломать шею и остаться инвалидом, обреченным всю жизнь жалеть о том, что ввязался в уличные гонки. Человеческий мозг всегда запоминает наихудшее, настроенный на волну сожаления, испытывая вину бесконечное количество раз за двадцать четыре часа. Чонгук покачивает головой, останавливая взгляд на длинных пальцах старшего, которые игриво перекатывают один из апельсинов на простыни. И думает, что бесконечно счастлив находиться рядом с Сокджином и знать, что он обязательно поправится. Несмотря на сахарный диабет, он все еще достаточно молодой и сильный, чтобы последствия аварии беспокоили его меньше с каждым следующим днем, даже если понадобится очень много времени, чтобы они полностью исчезли. — Я обещаю прокатить тебя на ягуаре, как только захочешь, — игриво протягивает Чимин, который всегда имел талант быстро находить общий язык с людьми. Даже Сокджин не в состоянии сопротивляться. — Чонгук был в восторге, да? Чонгук усмехается, поддерживая их нелепый разговор. Какой угодно, на самом деле, только бы хён не прекращал вот так слегка улыбаться на его шутки и выглядеть таким расслабленным, словно страх вновь оказаться в машине не парализует его намертво. — Договорились, — кивает Сокджин с легкой улыбкой, которой Чонгук тоже должен придумать название, прежде чем Чимин разворачивается на каблуках и салютует прощальным жестом. — Спасибо за апельсины. Чимин всегда ходит так, словно движется по подиуму, так что Чонгук должен вновь усмехнуться, как только тот выходит за дверь, напоминая младшему, что подождет его снаружи. Однако сейчас Чонгук не может оторвать взгляд от Сокджина. Черные глаза привычно проходятся по щеке, как лезвие, которое ранит остальных, а его — поглаживает. Белые простыни немного сбиваются, когда Сокджин поджимает их под себя и мягко похлопывает ладонью по кровати. Прищуренный и немного хитрый взгляд, который в предыдущий миг таким не был, словно говорит «иди ко мне», сверкая оранжевыми бликами из его черных зрачков, напоминающих непроглядные бездны, которые охвачены пламенем. Чонгук не медлит. Сокджин не возражает. Мягкий матрас прогибается под тяжестью второго тела, как только младший оказывается совсем рядом, немного нависая над хёном. Спокойное лицо разглаживается окончательно, и пропадает даже легкая усмешка, выдирающая из Чонгука кости секунду назад. Сокджин полностью закрывает глаза и позволяет себе немного приобнять его за талию, несильно сжимая пальцами жесткую ткань черной куртки. Умиротворенное дыхание щекочет шею, когда Чонгук оказывается еще ближе и проскальзывает носом вдоль его лба, жадно вдыхая любимый запах его кожи. Несмотря на обстановку больницы, привычный запах хёна остается, даже если одеколон «Lacoste» остался забытым на комоде в его доме. Сокджин всегда пахнет как наказание, как мелкие разряды тока, как девяносто миль в час по хайвэю на шикарном спорткаре. Чонгук закрывает глаза и делает еще один жадный вдох, по крупицам собирая свое терпение. До дрожи хочется поцеловать его, приласкать и заставить забыть ненадолго все ужасы, однако он мысленно останавливает себя. Сейчас Сокджину просто нужен Чонгук рядом, как живое напоминание того, что ему есть за что бороться, ради чего открывать глаза каждый день, за чем следовать вперед, не сбавляя скорости. И даже если их скорость опустится до ничтожной мили в час, на которой их обгонит пьяный велосипедист, Чонгук все еще будет рядом, чтобы продолжать двигаться вперед вместе с ним. Чонгук ласково целует мягкие щеки Сокджина и поднимает взгляд, чтобы заметить костыли возле стены. Их скорость действительно будет минимальной, но Чонгук больше не хочет гнаться за бешеными цифрами. И не только потому, что дрифт — это не вопрос скорости. — Я собираюсь снова встретиться с Гынвоном, чтобы научиться делать бэквард, — негромко говорит Чонгук, возвращая внимание на старшего. — Чонгук, — выдыхает Сокджин, и неодобрение выжигает его глаза сквозь красные капилляры. — Извини, но я должен, — обрывает Чонгук. — Прежде всего ради тебя, хён. Я закончил гонку в предыдущий раз для того, чтобы пройти дальше, потому что ты очень хотел этого. И теперь назад дороги нет. Я должен освоить блядский бэквард до того, как начнется последний этап. Гынвон согласился помочь по доброте душевной, хотя я все еще думаю, что он попросит что-нибудь взамен. — Дерьмо, — шепчет Сокджин и вновь закрывает глаза. Аккуратный розовый нос тычется Чонгуку в шею, когда он шумно вдыхает запах его одежды и кожи, вынуждая младшего закатить глаза от очередной близости. Сокджин знает толк в том, как быть невыносимым, даже в чертовой больнице. Чонгуку требуется вся выдержка до последнего грамма, чтобы отстраниться от него через почти десять минут. Чернеющие глаза Сокджина проводят его до самой двери, но он не поднимается. Чонгук запрещает ему двигаться лишний раз, особенно когда в этом нет необходимости. Бледное лицо выглядит немного живее с прошлого раза, однако оно все еще достаточно болезненное на вид, чтобы хён оставался здесь. Прежде всего из-за исключительной заботы врачей и поддерживающих капельниц, благодаря которым он может чувствовать себя лучше, даже если это часто становится причиной его сонливости. Чонгук не позволяет себе быть эгоистом, вытаскивая его домой при первой возможности. Сокджин все еще слаб, и неизвестно, на сколько затянется его реабилитация. — Обещай быть осторожным, — серьезно просит Сокджин, не позволяя Чонгуку молча выйти за дверь. — И не только на тренировке. Гынвон все еще может оказаться гадюкой. Не доверяй им слишком сильно. Не доверяй, потому что люди вечно превращаются в настоящих тварей, стоит лишь повернуться к ним спиной. И хочется ответить короткое «обещаю», прежде чем оставить его отдыхать. Чонгук даже делает шаг за дверь, оказываясь одной ногой в коридоре, прежде чем рывком разворачивается, за два шага преодолевает расстояние до кровати и целует Сокджина настолько жадно, что подкашиваются колени. Сокджин мягко выдыхает в поцелуй, обхватывая его за плечи. Полные губы сладкие и ласковые, они распахиваются, позволяя проникать языком глубже, распробовать хёна снова, насладиться каждой секундой близости с ним. Чонгук с отчаянием использует это, вовлекая его в тягучий поцелуй. Теплые волны вмиг омывают все внутри, пропитывают приятным чувством каждый орган, заставляя Чонгука покрепче прижать к себе старшего. — Я обещаю, — наконец выдыхает Чонгук, силой отстранившись от шикарных губ, которые ненавидит самой чистой любовью. — И я разорву их всех до мяса за тебя.***
Выкручивая громкость радио до полного маразма, Чонгук мелькает поворотником, прежде чем выехать из Содэмун-гу на запад. Недавние новости освещаются без всяких прикрас: уличные гонщики устраивают беспредел на дорогах общего пользования, разрушают город, подставляют опасности мирных жителей. Радиоведущий с мерзким высоким голосом просит жителей оставаться дома по ночам, пока подразделения охраны дорожного порядка не справятся с этой проблемой. Чонгук криво усмехается и рывком выключает радио. Внедорожник мягко проезжает проспект около семи вечера, ничем не выдавая гонщика за рулем. Чонгук умеет быть спокойным на дороге. Очередные мысли о шеви заставляют поморщиться, однако он силой отвлекается, пытаясь не вспоминать о том, как сильно Джей-Хоуп старается прямо сейчас в попытках вернуть камаро к жизни. На этот раз поломки оказались не слишком серьезными: пострадал только кузов, особенно в задней части машины, но из-за многочисленных ударов Чондэ каркас безопасности начал смещаться. Джей-Хоуп надрывается с самого утра в надежде исправить это. Чонгук едва вырвался из палаты Сокджина, когда губы хёна были настолько сладкие, чтобы вернуться в автосервис, но сейчас есть еще одно важное дело. Нельзя явиться на последние гонки без подготовки. Ее может обеспечить только тренировка с Гынвоном. Пыльный мерседес визжит мощным двигателем, разогретым до ужасающего крика. Чонгук оставляет внедорожник на выезде из автодрома и вскидывает руку, привлекая внимание Дионис вдали. Километры идеального асфальта почти сухие, несмотря на вчерашний дождь. Отличная обстановка для работы, размышляет он, оглядывая подогретый шинами асфальт, прежде чем мерседес подъезжает ближе. Из-под решетки его радиатора едва не валит дым. — Какие люди, — кивает Гынвон, рывком зачесывая черные волосы назад, когда наконец выбирается из машины. Чонгук задумчиво оглядывает мощные колёса и приходит к мысли, что он поменял резину всего несколько минут назад. — Итак, чего ты хочешь? — Бэквард, — решительно отвечает Чонгук, поднимая взгляд. — Я должен научиться делать это дерьмо любой ценой. Если ты не поможешь, я найду другой способ, но в любом случае это сделаю, так что не пытайся остановить меня. Гынвон приподнимает брови, но разве что с улыбкой качает головой, словно уверенность Чонгука поразительна. — Ты не сделаешь бэквард на «X5» Сокджина, — отвечает Гынвон, швыряя взгляд на немецкий внедорожник за его плечом. — Какого черта ты приехал сюда без «шевро»? Необычное название его машины заставляет Чонгука слегка усмехнуться, прежде чем он переводит взгляд на мерседес. Дьявольские звуки из-под его капота ясно давали понять, что движок там что надо, значит, и стоимость этой машины тоже немаленькая. Чонгук немного склоняет голову набок, размышляя, какими словами должен попросить его для тренировки. Гынвон замечает его взгляд и тоже оборачивается, его лицо принимает непонятное выражение, но, как догадывается Чонгук, оно может означать «даже не думай», что было бы вполне оправданно. — Эта машина стоит четыреста тысяч, — усмехается Гынвон, прокручивая ключи от мерседеса в пальцах, прежде чем вдруг швыряет их вверх. Чонгук подхватывает ключи и удивленно выдыхает, ощущая их тяжесть. Мысли роются в голове, как пчелы, пока он пытается понять, каким образом сможет делать бэквард на этой мощной машине. Гынвон должен как никогда доверять ему, чтобы позволить этому случиться. Чонгук поднимает взгляд, словно может заметить ответ на его лице, но парень напротив только пожимает плечами со странной улыбкой, молча убеждая, что все в порядке. Несмотря на то, что машина действительно стоит четыреста тысяч, он выглядит крайне спокойным, будто в его гараже еще десять таких же. Приблизившись к водительской двери, Чонгук дергает ее и забирается внутрь салона через каркас безопасности. Мерседес выглядит стальной коробкой внутри с множеством проводов, датчиков и всего остального, что необходимо для гонщика. Раздумывая, каким образом Гынвон контролирует все это в заносе, Чонгук шумно сглатывает, пристегивая толстые ремни безопасности. Удобное водительское сиденье ощущается теплым после недавней тренировки. Немного потертый руль кажется меньше, чем его собственный, но он знает, что это делает машину более резвой и отзывчивой на поворотах. Волнение нарастает под кожей, когда он рывком заводит двигатель. Рычаг переключения передач имеет странный дизайн, похожий на рукоять катаны, словно Гынвон для остроты ощущений сделал его таким. Мерседес стремительно набирает обороты, оказавшись на трассе. Черный асфальт проносится под колёсами быстрее с каждым следующим метром. Чонгук нервно облизывается, переключая передачи. Сердце щелкает челюстями, как крокодил. — Сейчас, — велит Гынвон, когда мерседес несется ракетой по прямой дороге. — Ныряй направо, чтобы создать инерцию для заноса. Чонгук резко вращает руль направо, создавая небольшой радиус, прежде чем рывком повернуть налево и зажать ручной тормоз. Визжащие шины почти закладывают уши громким звуком, когда мерседес кидается боком в поворот, но что-то идет не так. Возможно, это его чертовы мысли, которые вдруг накидываются на Чонгука со всех сторон, красочно вспыхивая картинами аварии Сокджина перед глазами. Огромные клубы дыма закрывают обзор, и он вынужден рывком вдавить по тормозам. Очередной кричащий звук почти выдирает сердце из его груди, прежде чем мерседес останавливается. Настолько реальные воспоминания об аварии заставили его на миг поверить, что мерседес тоже взлетит, потеряв сцепление с дорогой. Чонгук с ненавистью приходит к мысли, что не может сосредоточиться, потому что авария Сокджина чертовски повлияла и на него тоже. — Извини, — выдыхает Чонгук, сильно потирая глаза, будто это поможет выгнать из головы жестокие воспоминания. — Я просто… отвлекаюсь на всякое дерьмо. — Это нормально, — задумчиво протягивает Гынвон, внимательно смотря на Чонгука, словно взглядом считывая все чувства, которые тот пытается скрыть. — Аварии не забываются легко. И ты не должен делать вид, что все в порядке, если это не так на самом деле. — Ошибаешься, — мрачно отзывается Чонгук и вновь давит на газ, заставляя мерседес развернуться для следующей попытки. — Я сделаю это, иначе нельзя. И не только ради последней гонки. В какой-то момент это становится целью, которую непременно нужно достичь, чтобы наконец почувствовать себя лучше. Ничто прежде для Чонгука не было настолько сложным, и он искренне хочет бросить вызов своим страхам, испытать собственные силы и доказать, что может быть хорошим в этой дисциплине. Занимаясь дрифтом недостаточно долго, он чувствует, насколько другие гонщики превосходят его. И это чувство ему совсем не нравится. Чонгук слишком упрямый, слишком зависимый от ощущения превосходства, которое всегда давал хуракан в Калифорнии, потому он вновь набирает скорость в надежде вернуть его. В конечном итоге драг-рейсинг остался в прошлом, а если забыть его полностью, то останутся только навыки в дрифте, которыми Чонгук не может всерьез гордиться сейчас. Если не сделать блядский бэквард, он так и останется позади всех остальных. Мерседес пищит тормозными колодками, вновь срываясь в очередной занос. Гынвон рывком цепляется за сиденье, когда инерция пытается отбросить их внутри салона, даже если жесткие ремни безопасности надежно удерживают их. Чонгук гортанно рычит, яростно вдавливая педаль сцепления, прежде чем машина занимает нужное положение на дороге, пролетая задницей вперед добрые двадцать ярдов, пока снова не останавливается. Бешеный пульс прошибает его ладони, заставляет свирепо сжать руль, словно это единственное, что удерживает его от обморока. Чонгук тяжело дышит, когда мерседес останавливается, но этого все еще недостаточно. Гынвон молча кивает, замечая вопрос в его глазах. Чонгук хочет попытаться снова, возвращаясь на прежнее место. Любой ценой он сделает это, иначе никогда больше не сможет уважать себя на дороге. Через час упорных попыток Чонгука можно выжимать, как мокрое полотенце. Дрожащие пальцы наконец отпускают руль, обрушиваясь на его колени тяжелым грузом. Чонгук откидывается на сиденье и закидывает голову назад, шумно дыша через рот, как загнанное животное, которое слишком долго неслось вперед без всякого отдыха. За час мерседес поменял два комплекта резины, однако Гынвон ни разу не возразил, молча позволяя Чонгуку тренироваться до тех пор, пока он не почувствует, что достаточно. Открывая глаза теперь, после всех этих попыток и неудач, Чонгук преисполнен благодарности. Без этого человека ничего бы не получилось. Дионис в последнее время делает слишком многое для его команды, словно они действительно никогда не были соперниками. Удивительно, как сильно людей сближает ненависть к одному человеку. Чонгук прежде и не задумывался над этим. — Неплохо было в последний раз, — говорит Гынвон, выбираясь из машины, чтобы в следующий момент вытащить сигареты из кармана. Чонгук зеркально повторяет его жесты. Черная куртка слишком влажная от пота, и он рывком сдирает ее с плеч, чтобы стало немного легче. Тренировки всегда забирают слишком много сил. — Да, спасибо, — негромко отвечает Чонгук, чиркая зажигалкой. — Но я не думаю, что делаю это достаточно хорошо. Ошибки допускать нельзя, иначе все закончится таким же дерьмом, как и отсеивающие гонки. Я не должен облажаться с этим. Гынвон выдыхает густой дым через нос, задумчиво оглядывая Чонгука, словно размышляет над чем-то. Взгляд кажется неоднозначным, и младший не понимает, что он может значить. Сероватый пепел слетает с горящего кончика сигареты и уносится сильным ветром, не касаясь земли. Чонгук отводит мрачный взгляд, чтобы взглянуть на трек. Черные следы на каждом метре асфальта очевидно дают понять, что здесь происходило, но даже их недостаточно, чтобы гордиться собой. Чонгук чувствовал, что делает бэквард довольно неплохо последние двенадцать минут, однако с уверенными движениями Гынвона это не сравнится. Возможно, стоило начать заниматься дрифтом на несколько лет раньше, чтобы иметь хоть какой-то шанс победить не только Дионис, но и все остальные команды. — Чонгук, знаешь, у меня есть небольшая идея, — усмехается Гынвон, заставляя вновь посмотреть на него. — Переходи под флаг Дионис. Чонгук приподнимает брови. Неожиданное предложение заставляет что-то напрячься внутри, словно предчувствие опасности, и он не представляет, как должен реагировать на это. — Я сделаю бэквард без проблем, — продолжает Гынвон, выдыхая еще немного дыма. — Ви наверняка тоже, потому что иначе не выиграть. И это влияет на всю команду, которой присваивается победа, если прийти первым в конечном итоге. Просто подумай о том, что тебе не придется рисковать, если я возьму это на себя. Останется только прикрыть меня во время этого, потому что бэквард в городе — то еще самоубийство. Не выдерживая этих объяснений, Чонгук мрачно отводит взгляд. Единственный из своей команды, он не может просто так примкнуть к соперникам, даже если давно исключил Дионис из их числа. Черт возьми, это действительно сбивает его с толку, потому что Гынвон выглядит настолько спокойным, словно это абсолютно нормально и в порядке вещей. — Сокджину нельзя нервничать, ты же знаешь, — приподнимает брови Гынвон. — А он обязательно будет, как только скажешь, что собираешься сделать бэквард. Просто пожалей человека, который закрыл тебя собой в прошлый раз. При упоминании Сокджина все внутри переворачивается, как на американских горках. Чонгук тяжело выдыхает, когда предательские воспоминания вновь зажигаются, как огонь, давят на него изнутри слишком сильно. И хуже оказывается то, что на самом деле Гынвон прав. Сокджин не выдержит, если Чонгук будет рисковать собой. Очевидно, это заставит его остаться под присмотром врачей еще на какое-то время, потому что его нервы будут к чертям уничтожены этими гонками. Чонгук не может позволить себе допустить это. Сокджин обязательно поправится. Если предложение вступить в Дионис — это шанс сохранить его истощенные нервы, которые на самом деле заслуживают на сочувствие, Чонгук использует это. — Должно быть, это запрещено по правилам, — мрачно отзывается Чонгук, не замечая, как сигарета превращается в дымящийся бычок, но парень напротив него совсем не выглядит взволнованным. — Гонщики все еще имеют рычаги давления на организаторов, — усмехается Гынвон, швыряя окурок прочь. — Я могу выдвинуть свои условия и отказаться от участия в последнем этапе, если они не примут мои правила. Организаторам это не выгодно. Четыре участника гораздо интереснее и прибыльнее, чем три. Это не оставит им выбора. И для тебя этот вариант будет лучшим. Борьба против одного соперника окажется на новом уровне, если каждый будет стараться не просто ради себя, а ради победы над ним. — Но зачем это тебе? — не верит Чонгук, пытаясь докопаться до истины. — На последние гонки прошел не только ты, но и Мингю из вашей команды. Этого будет достаточно, чтобы бороться с Ви, ведь он окажется один против вас двоих. И вряд ли из меня получится угроза для кого-нибудь из вас. Вы не обязаны помогать мне и звать в команду из сочувствия или ради того, чтобы втроем расправиться с ним. Гынвон выдыхает с легким пренебрежением во взгляде и змеиной улыбкой, словно нужно быть совсем глупым, чтобы не понимать настоящих причин. — Не из сочувствия, — отвечает Гынвон почти игриво, заставляя Чонгука поневоле напрячься. — Я же рассказывал, что очень уважаю Намджуна, вашего лидера. Хочешь знать, почему? Чонгук не слишком уверенно кивает, не ожидая, что разговор зайдет о нем. — Намджун всегда был человеком, каких еще поискать надо. Занимаясь дрифтом вместе с Сокджином и Ви, он заметно отставал от каждого из них, но продолжал стараться точно так же, как ты сейчас. И этим он восхищал меня. Я сам всегда легко обучался, быстро осваивал разные трюки и экстремальное вождение в целом, так что мне было сложно понять, как Намджун может быть настолько плох в этом, ведь дрифт казался мне какой-то мелочью. И прошло много времени, прежде чем я понял, что у Намджуна просто не было таланта к гонкам. Иногда гонщики выигрывают гонки, как семечки щелкают, даже не напрягаясь, в то время как другие разрывают задницу ради самого обычного заноса или стабильного старта. Намджун имел проблемы с каждой мелочью, но все равно продолжал стараться, зубами прорываясь к победам на уличных гонках. Можно сказать, он был бездарен, но его упорство сделало из него неплохого гонщика. Когда мы приезжали в Сеул, я лично видел, как он ошибался тысячи раз, но столько же раз поднимался снова, забирался в машину и начинал сначала, чтобы научиться какой-нибудь технике. И я действительно начал уважать его за то, каким упорным человеком он был. Чонгук ошарашенно моргает, прежде чем вспоминает рассказ Сокджина о том, как тяжело раньше Намджуну давались гонки. Определенно, он должен был ожидать чего-нибудь подобного от Гынвона, но слышать это все равно неожиданно для него. — Вы с ним очень похожи в этом, — продолжает Гынвон, опираясь бедром о мерседес. — Заметно, что ты обучаешься быстрее него, но я имею в виду не это. Желание победить любой ценой — вот что важно на самом деле. Просто посмотри на себя. Сокджин в больнице после аварии, а ты не побоялся и приехал ко мне, чтобы научиться делать трюк, который даже опытные гонщики едва делают. Я видел, как тебе страшно, но ты ведь не опустил руки, не вышел из машины и не сказал, чтобы все это катилось ко всем чертям. Чонгук, ты такой же, как он, и я должен сказать, что это снова восхищает меня. При этом мы оба понимаем, что на последнем этапе выиграет только один. Если ты сделаешь бэквард и разобьешься, Сокджин возненавидит меня вместе с остальными, да и я сам буду чувствовать вину еще черт знает сколько времени. И нет, мое предложение вступить в ряды Дионис все еще не жест сочувствия. Я просто не хочу, чтобы месяцы твоих упорных тренировок прошли зря только из-за того, что ты не можешь качественно сделать бэквард. И ведь ты не можешь не потому, что ты плохой гонщик, а только из-за того, что времени на его обучение у тебя было недостаточно. Чонгук вновь поднимает напряженный взгляд. Это все еще чувствуется чем-то снисходительным, однако он не позволяет себе концентрироваться на этом. Если он действительно напоминает Гынвону упорство Намджуна, это может объяснить и то, что он согласился помочь с бэквардом. Гынвон ведь легко мог отказать и просто выиграть, потому что ни один гонщик не умеет делать его настолько хорошо, как победитель турнира год назад. — Я всегда давал людям вторые шансы, даже когда они их не заслуживали, знаешь, — вдруг признается Гынвон, выпуская негромкий смешок. — А ты из тех, кто заслуживает. Дионис любит таких людей. Каждый парень в моей команде что-то представляет из себя. Не все отличные гонщики, это правда, но я ведь ценю не только это. Преданность и работа в команде тоже многое значит. Ты показал свою преданность, когда остановился во время аварии Сокджина, наплевав на все правила и забыв о себе, чтобы помочь ему там, дождаться, пока приедет скорая помощь. Это заслуживает уважения. И ты все еще был честным и сдержал слово, когда обещал не использовать правила безнаказанности против моей команды. Я высоко оценил это. Вспоминая собственные слова Гынвону после встречи с Санха на тренировке, Чонгук мрачно покачивает головой, прежде чем его взгляд становится решительным. Сокджин не будет рад, если он перейдет в состав другой команды, однако если это будет означать безопасность и более высокие шансы победить, разобравшись с Ви, то это совсем иное дело. — И еще, — продолжает Гынвон внезапно. — На нашей стороне теперь один парнишка, который раньше работал на Ви. Как думаешь, насколько сильно все это увеличивает наши шансы разобраться с ним?***
Мучительные покалывания в мышцах ощущаются чем-то ненастоящим, слишком далеким, словно призрачные воспоминания его собственного тела, которое когда-то давно чувствовало боль. Необычное ощущение, не сравнимое ни с чем, однако он должен был привыкнуть, ведь эти чертовы обезболивающие лекарства всегда действуют таким образом. Боль приглушается, едва касаясь кожи, но не запирается внутри него, чтобы кричать в истерике при каждом его движении. И это действительно странные чувства. Сокджин заставляет себя выбраться во двор ближе к вечеру, впервые за все время лечения здесь. Несильный уличный ветер забирается под его одежду, щекочет лопатки и ключицы нежными прикосновениями, развевает края накинутой на плечи куртки. Сокджин напрягает челюсти, медленно выходя во двор через главный выход. Солнечная погода довольно спокойная, но все же ветреная, не позволяющая забыть о том, что лето закончилось. Сокджин незаметно хмурится, пытаясь идти быстрее, но он все еще слишком не привык на что-то опираться. Костыли кажутся стальными гирями, и передвигать их почти невозможно, так что он останавливается каждые несколько метров, чтобы сделать глубокий вдох. Не только ради того, чтобы надышаться долгожданным свежим воздухом, но и для того, чтобы не раздражаться из-за всего этого. Сокджин ненавидит чувствовать себя неполноценным. Раньше это ощущение всегда дарил проклятый сахарный диабет, сейчас — костыли. Отвращение к собственной слабости ползет выше, огибая переломанную ногу в гипсе, как змея, чтобы добраться до его живота и груди, крепко обхватить за горло. Сокджин приглушенно рычит на эти ощущения, дергая головой с желанием сбросить невидимую петлю с шеи. Неполноценность всегда казалась для него пожаром или льдом, обжигающе горячим или чудовищно холодным, как стылые льды Антарктики. Неважно, какими он видел эти чувства, смысл всегда был в том, что Сокджину не удавалось полностью прогнать их. Приятное солнце немного отвлекает от мрачных мыслей, заставляя опустить голову ниже, даже если Сокджин не отрывает взгляд от асфальта, чтобы не споткнуться. Чудовищно медленно ковыляя к скамье на территории клиники, он едва не теряет равновесие за один жалкий шаг до нее. Оказывается, контролировать свое тело становится в десять раз сложнее, когда врачи ежедневно дают лекарства и ставят капельницы. Сокджину вечно хочется спать, но он ведь не может целыми днями валяться на кровати, как инвалид. Омерзительное слово заставляет его нахмуриться, однако Сокджин резво качает головой, присаживаясь на скамью, чтобы не думать о нем. Никакой перелом не делает его инвалидом. Белые медицинские халаты напоминают призраков, мелькающих за большими окнами коридоров, когда медсестры и врачи носятся по этажам, как ошпаренные. Сокджин наблюдает за ними без единой мысли, сидя напротив главного корпуса, прежде чем его голову целиком и полностью заполняет Чонгук. «И я разорву их всех до мяса за тебя». — Черт возьми, — шепчет Сокджин, как только представляет, что на самом деле может случиться на следующей гонке. Исключительная память на разборки с полицией не позволяет забыть, какими были гонки год назад. Сокджин лично не видел, как выиграл Гынвон, однако отлично знает, как всех гонщиков пытались зажать со всех сторон на дороге. Чонгук едва ли сталкивался с чем-то подобным раньше. Американская полиция наверняка сильно отличается от корейской: спорткары вроде хуракана изначально не оставляют погоне никаких шансов. Однако корейская полиция не только своенравная, но и крайне жестокая с того самого момента, как городские власти сформировали Блок-Б для охоты на уличных гонщиков. Сокджин мрачнеет при одной мысли о них. Если Чонгук попадется во время гонки, вытащить его из-за решетки окажется совсем не так легко, как Санха, потому что все его нарушения будут очевидны для следствия. Полиция может озвереть настолько, чтобы подстроить аварию и переловить каждого нарушителя, мрачно размышляет Сокджин, прежде чем неожиданно вспоминает Чондэ. Никогда прежде не разбираясь в психологии людей, он даже не пытается понять, что чувствует. Изнутри просто что-то сдавливает огромным весом, словно грудь придавило бетонной плитой, сорвавшейся с потолка прямо на него. Сокджин не пытался убить Чондэ, он только хотел, чтобы тот прекратил угрожать Чонгуку. Сокджин рвано выдыхает через рот, вспоминая все ужасные вещи, которые Чондэ вытворял раньше, но все еще не может всерьез радоваться его смерти. Возможно, это просто человечная сторона Сокджина, которая не позволяет быть кровожадным, избавившись от одного из своих врагов. Сокджин никогда не был таким человеком. Без сомнений, именно сочувствие и милосердие отличает людей от животных, которые могут расправиться друг с другом без всякой жалости. И в какой-то степени Сокджин почти ненавидит это свое качество, но все же не может ничего поделать со своим сердцем, которое приняло решение испытывать часть вины за его смерть. Даже если головой он понимает, что авария была неизбежна из-за того, как Чондэ вел себя на дороге. Свежий осенний воздух отвлекает от воспоминаний. Сокджин медленно поднимается со скамьи через какое-то время, чувствуя себя немного лучше, чем раньше. Из-за напряженных нервов он продолжал реагировать на все подряд в палате, выхватывая даже малейшие звуки из коридора, и ему действительно было нужно немного расслабиться, оказавшись на свежем воздухе. Сокджин облизывает губы и крепче обхватывает костыли, разворачиваясь с желанием вернуться в корпус клиники, прежде чем какое-то неприятное чувство накрывает его с головой. Маленькие иглы пронзают пальцы и колени, словно кто-то впивается в них клыками. Сокджин может узнать это ощущение. Предчувствие неприятностей. Костыли останавливаются, когда он замирает статуей посреди плиточной дорожки и поднимает взгляд. Черный как смола майбах медленно заезжает на территорию, проплывает еще пятьдесят ярдов и останавливается недалеко от главного входа, идеально припарковавшись около газона. Сокджин мрачно оглядывает черную сталь издали, ощущая неприятные мурашки на спине, которых становится только больше с каждой секундой. Частная клиника подразумевает дорогие машины на парковке, однако конкретно этот майбах он где-то видел. Отчаянно пытаясь разобраться в своей голове, Сокджин отводит взгляд и упускает момент, когда распахивается пассажирская дверь. Вновь поднимая голову, он вмиг цепенеет всем телом. Немного отросшие светлые волосы можно узнать из тысячи. Именно эти волосы прикрывали раздраженное лицо Тэхёна в последний раз, когда Сокджин отказался сесть в лексус. Именно эти дьявольские глаза выкачивали из него силы всякий раз, когда смотрели на него, начиная с первой их встречи. Именно эти длинные пальцы с силой сжимали его горло, как наилучшие стальные оковы, от которых можно было избавиться только если отодрать их вместе с кожей от своей шеи. Сокджин почти задыхается от раздражения, какого черта он здесь, прежде чем замечает еще одного человека, выскользнувшего из машины на воздух. Высокий мужчина в деловом черном костюме, элегантно поправляющий пиджак, выглядит ожившей картиной из глубин прошлого. «Если не сядешь, я натравлю отца Чонгука на его пидорский след, ведь он еще не знает, что его единственный сынок трахается с мужиками. Чонгук легко отделается, как считаешь?». «Я решил, что это его последний козырь против тебя». Сокджин рывком разворачивается, несмотря на то, что лекарства в крови не позволяют сделать это резко, вызывая противное головокружение. Черт подери, они не должны были найти его здесь. Сокджин быстро осматривается в надежде придумать правильное решение. Территория вокруг клиники довольно большая, однако деревьев не слишком много, чтобы затеряться среди них. Сокджин прекрасно понимает, что не сможет сбежать, даже когда замечает черный выход, ведь у него нет ничего с собой, кроме чертовых костылей и одежды, в которой он вышел на эти несчастные десять минут. Еще и ебаный майбах так легко впустили на территорию, как домой, что означает только одно — отец Чонгука действительно чертовски известный и значимый врач для этой страны. Сокджин приглушенно рычит, мысленно проклиная всех тварей на свете, прежде чем две пары черных глаз замечают его издали.