Черный бензин

Идеальные подстриженные деревья почти расплываются перед его глазами, потому что он настолько раздражен, что едва может что-либо видеть. Костыли врастают в землю, не позволяют сделать даже единственный ничтожный шаг вперед. Сокджин закрывает глаза. Внезапно онемевший язык не двигается, раздувшись между зубами, и высказать все накопившиеся проклятья этим людям нет никакой возможности. Сокджин негромко клацает зубами в надежде вернуть эластичность мышце, но ни черта не помогает, словно язык сам не желает тратить на них слова и звуки. — Ким Сокджин, как я слышал, — низкий мужской голос слышится отвратительным шумом, как из заевшего радиоприемника. Сокджин не хочет оборачиваться, но вариантов не остается. Мужчина напротив довольно высокий, с мелкими черными глазами и выразительной линией челюсти. Каждая черта неприятного лица напоминает Чонгука, но все искажены уродливыми выражениями, когда мужчина усмехается уголком губ или прищуривается. Мышцы на его лице приходят в движение, но с опозданием, словно мышечная память работает медленнее мозга, отзываясь на команды с задержкой. Непослушные сокращения напоминают беспорядочные импульсы. Мужчина улыбается еще немного шире, когда Сокджин внезапно думает, что его охватил инсульт. — Присаживайся, есть разговор, — продолжает мужчина, прежде чем из-за его плеча возникает Тэхён в кожаной куртке и рваных джинсах, которые делают его значительно моложе. Сокджин давится слюной и бешенством при одном взгляде на него, крепко сжимая чертовы костыли. Не верится, что эти свиньи заодно, однако он не хочет знать, что конкретно заставило их объединиться, даже если прекрасно знает, что причина в их ненависти к Чонгуку. — Даже не собираюсь, — огрызается Сокджин, не в состоянии поддерживать нормальный разговор. Горящий гневом взгляд поочередно стреляет в каждого из них, как из базуки. Онемевший язык вдруг оживает, готовый разом выплюнуть все его мысли до единой. — Идите ко всем чертям, я не буду ни с кем разговаривать. Если понадобится, я вызову охрану, которая немедленно раскидает вас и даже не посмотрит, на какой шикарной тачке вы приехали, пидоры. Мужчина вскидывает брови, заметно обалдевший из-за этой наглости. Ожидание разговора стоило того, чтобы залюбоваться его восхитительными манерами, размышляет он, прищуривая темные глаза в очевидном недовольстве. Сокджин не похож на парня, который станет вызывать охрану, понимает он — горящие злобой глаза готовы яростно защищаться до последней секунды, иначе гордость точно будет задета. Мужчина склоняет голову немного набок, задумчиво осматривая его краснеющее в гневе лицо, и приходит к мысли, что гордости в нем достаточно. Эти чертовы гомосеки всегда очень гордые. — Как грубо, — хмыкает мужчина. — Неуважение к старшим очень расстраивает. Сокджин дрожит и рывком отступает назад, едва тот протягивает руку, чтобы прикоснуться. Колючие мурашки вмиг прошибают все его тело, как разряды тока из неисправной розетки, в которую он засунул все четыре пальца. Сокджин рвано выдыхает, вновь стреляет взглядом, испепеляющим до пыли, однако он отчего-то не действует, словно мужчина напротив нацепил огнеупорный костюм и теперь может войти в горящее здание, не почувствовав ничего, кроме теплого воздуха на щеках. — Не трогайте меня, — рычит зверем Сокджин, сжимая чертовы костыли еще сильнее, пока пальцы не белеют от напряжения. — Я отлично знаю, что вы делали с Чонгуком раньше. Ваше блядское воспитание заставило его страдать каждый божий день, справляться со всем дерьмом, которые вы на него вылили. Пытаться стать нормальным человеком гораздо сложнее, если терпеть издевательства и унижения в детстве. Вы просто разрушили его изнутри, как будто это ничего не значило. И мне отвратительно даже смотреть на вашу рожу сейчас. — Воспитание было действенным, пока не появились люди вроде тебя, которые не только вернули его к уличным гонкам, но и извратили, — мрачнеет мужчина, и его взгляд вмиг становится пренебрежительным, едва скрывающим омерзение. — Извращенец, что ты вообще сделал с моим сыном? Сокджин давится возмущением, однако злости в нем все же больше. Этот человек не имеет никакого права попрекать его в чем-либо, когда сам делал действительно ужасные вещи. — Чонгуку хорошо со мной, — приглушенно рычит Сокджин, напрягаясь всем телом. — Это вы издевались над ним, пытаясь переделать, чтобы он был идеальным, но с людьми так нельзя. Чонгук человек, которого вы довели, причем настолько сильно, что он перестал доверять всем вокруг. И на меня он кидался из-за недоверия, как будто всегда ждал опасности или какого-нибудь дерьма с моей стороны. Это вы его испортили, а не я. После всего этого я точно не собираюсь с вами разговаривать. — Сокджин переводит взгляд на застывшего Тэхёна, превосходно играющего роль секьюрити. Очередная ебаная маска на его лице переливается на солнце чем-то искусственным, раздражая не меньше, чем мужчина рядом. — И ты должен исчезнуть из моей жизни навсегда. Я никогда больше не хочу тебя видеть и разговаривать с тобой. И даже если ты спасешь ебаную планету, я не прощу тебя. Счастливо оставаться. Рывком развернувшись по направлению к клинике, он пытается вернуться как можно быстрее, но внезапный голос из-за спины заставляет вновь замереть посреди дороги. — Я с легкостью заберу у Чонгука все, что он имеет, включая деньги, дом и его машины, о чем предупреждал его с самого начала, — спокойно говорит мужчина, засовывая руки в карманы дорогих брюк; в голосе сквозит ледяной холод, как из приоткрытого окна зимой. — И скорее всего придется отправить его на лечение, которое избавит его от гомосексуальных наклонностей. Чонгук не рождался извращенцем, но люди вроде тебя сделали его таким. Это недопустимо для меня. Сокджин ядовито усмехается, закатывая глаза и пытаясь не озвереть окончательно. — Прекрасная идея, вы просто лучший отец на свете, — выплевывает Сокджин, стараясь не допускать волнения в голос, однако все внутри предательски сжимается от словосочетания «лечение от гомосексуальных наклонностей». Чонгука не должны пытаться исправить, сделать другим человеком. Чонгук просто этого не заслуживает, как и никто другой. Сокджин глотает раздраженный рык, вырывающийся из груди. Эти животные не должны даже прикасаться к нему. — Вы потеряете его навсегда, если будете даже просто думать о таких мерзких вещах, черт возьми! Нечего пытаться объяснять им элементарные вещи, надрываясь, как сейчас, потому что блядские животные все равно не понимают человеческий. Быстро возвращаясь в клинику, Сокджин не оглядывается, но спиной чувствует, как они идут следом за ним. Как дикие звери, которые стремительно загоняют его в ловушку, чтобы растерзать там, где никто больше не увидит. Бледные стены больницы искажаются перед глазами, когда Сокджин вновь вспоминает слова о лечении, но сил бороться с ними почти нет. Изначально силы были на исходе, когда он вышел во двор, чтобы немного подышать, и сейчас исчезают окончательно. Сокджин жарко выдыхает, переставляя костыли, пока двигается вдоль длинного коридора. Не хочется, чтобы эти ублюдки знали, в какой палате он находится, однако просто ходить по больнице в надежде запутать их нет возможности. Сокджин чувствует, как сильно истощен не только разговором, но и капельницами, которые действительно делают его слабым. Вдыхая больше воздуха, он едва не спотыкается. Черт возьми, Сокджину необходимо лечь прямо сейчас. Знакомая белоснежная дверь маячит в конце коридора, но расстояние до нее кажется бесконечным. Высокий врач в белоснежном халате появляется из-за поворота, как из другой реальности. Сокджин расширяет глаза, замечая его, и пытается понять, насколько правильным решением будет сказать о том, что его преследуют. Тяжелые шаги отца Чонгука и более мягкие Тэхёна все еще слышатся позади, и не нужно оборачиваться, чтобы знать, что они идут за ним. Сокджин набирает побольше воздуха в легкие, прежде чем раскрыть рот и действительно сдать их ко всем чертям, однако осекается в последний момент. Врач поднимает руку и громко здоровается: — Добрый вечер, господин Чон, не ожидал увидеть вас здесь. Как вам ремонт в нашей клинике? Просить о помощи явно нет смысла. Все слова до последнего проглатывая с обжигающим сожалением, Сокджин движется дальше. В конец коридора, прежде чем останавливается напротив двери, словно не собирается входить, мысленно отговаривая себя от этой ошибки, потому что иначе окажется в западне, но он действительно ничего не может с этим сделать. Как же хочется лечь, черт возьми. Сокджин слишком вымотался за все это время. — Чонгук не попадет на следующие гонки, — спокойно говорит мужчина, оказавшись в палате сразу же после него. Сокджин предпочитает не реагировать, молча ложась на кровать, прежде чем Тэхён внезапно цепляет его телефон, лежащий на подоконнике экраном вниз. — Эй! — рыкает Сокджин, пытаясь вновь подняться, однако каждое движение выходит слишком медленным, и он не успевает ничего сделать, когда Тэхён резко отходит назад. Решительное движение его пальцев смахивает экран блокировки, позволяя попасть в меню, чтобы затем открыть сообщения. — Отдай! — Нужно заманить сюда Чонгука, вы согласны? — интересуется Тэхён, переводя взгляд на мужчину, который отвечает сдержанной улыбкой. — Чонгук примчится пулей, если Сокджин напишет, что ему становится хуже. Лучший вариант перехватить его здесь, как считаете? — Не вздумай, — шипит Сокджин, не переставая бороться, и все же поднимается с кровати, однако Тэхён вмиг приближается, хватает костыли и оттаскивает их как можно дальше. Сокджин хрипло рычит, размахивая руками, но теперь они слишком далеко. — Черт подери, отдай мой телефон сейчас же! Дай сюда, ебаный ты урод! — Как много шума, — с разочарованием протягивает мужчина, бесцветно осматривая Сокджина напротив, который пытается сделать хоть один ничтожный шаг, чтобы вернуть телефон, но не получается — слишком тяжело удерживать равновесие на единственной здоровой ноге. — Успокойся и ложись обратно. Я давно должен был взяться за воспитание этого засранца, который никогда не уважал меня и приносил одни только проблемы. Давно пора проучить его как следует, и наживка в лице тебя должна сработать, Сокджин. Прежде всего это ради его блага, надеюсь, ты понимаешь. Однако Сокджин ничего не слышит, задыхаясь от ненависти не только к этим скотам, но и к собственной слабости, которая прямо сейчас не позволяет вырвать чертов телефон из рук Тэхёна и предупредить Чонгука об опасности. Нельзя приезжать сюда, нельзя входить в его палату, иначе они мгновенно схватят его. Сокджин тяжело дышит, чувствуя, как сердце ускоряет ритм. Невыносимо осознавать, что Чонгук обязательно приедет, бросив к чертям все дела, как только получит сообщение с номера Сокджина о том, что ему становится хуже. Чонгук никогда не игнорирует такие вещи. Насколько же приятным это было раньше, настолько же и отвратительным кажется сейчас, ведь Сокджин не знает, что случится дальше. Играть на беспокойстве Чонгука просто чудовищно. В попытках бороться он жестко хватается за поручни кровати, надеясь набраться сил и все же кинуться на Тэхёна, но предательские руки дрожат, не удерживая тело, которому чертовски нужен отдых. Сокджин закрывает глаза, ненавидя себя за то, что не может сражаться за близкого человека. Авария была слишком тяжелой, чтобы вернуться к нормальной жизни настолько быстро. И как же это омерзительно для него сейчас. — Пожалуйста, отдай мне телефон, — сдержанно просит Сокджин, изнутри выворачиваясь наизнанку, потому что блядский Тэхён не заслуживает ничего, кроме криков и проклятий. — Сукин ты сын, не смей ничего писать! Черные глаза напротив издевательски прищуриваются, а пальцы играючи прокручивают телефон, как свой собственный, прежде чем экран загорается от входящего вызова. Сокджин расширяет глаза, замечая имя Чонгука, но резкое движение Тэхёна скидывает звонок. Очередные разъяренные крики и вопли вмиг заполняют его изнутри, вырываются яростным шипением изо рта, заставляют крепче сжимать поручни кровати. Чонгук наверняка в ужасе и скоро приедет, если ничего не исправить. Сокджин прерывисто дышит, швыряя взгляды на обоих уродов впереди. Если он и может остановить это, заставить их убраться отсюда ко всем чертям, то только используя слова, потому что, очевидно, физически не может даже подойти к ним. — Этот человек тоже гонщик, — пытается Сокджин, поднимая взгляд на мужчину напротив. — И он не только пытался прикончить Чонгука, но и забрался в полицейский участок, чтобы втереться в доверие к сеульской полиции. Это преступник и он… — Не пытайся, я уже все рассказал, — обрывает Тэхён, высокомерно поднимая голову. — Господин Чон знает, что я пытался остановить Чонгука, потому что его манера вождения опасна не только для обычных людей, но и для гонщиков, ведь он не имеет никакой совести, чтобы бороться честно. Этот кровожадный придурок совсем от рук отбился. — Какой бред, — выплевывает Сокджин. — Лучше бы за собой следил, дерьма ты кусок. Вспомни, какие вещи ты вытворял не только на недавних гонках, но и год назад. Из-за кого Санха почти разбился?! Вопреки всему Тэхён никак не реагирует, словно Сокджина и вовсе не существует в этой комнате, в то время как самого Сокджина едва не разрывает изнутри. Мужчина спокойно покачивает головой, поправляет наручные часы с большим циферблатом, безразлично осматривает парня на кровати и его вещи, как какие-то дешевки. Каждый властный жест и взгляд выглядят по меньшей мере отвратительно, но Сокджину стоит догадаться, что он не впервые давит на человека, используя его слабости, чтобы заполучить необходимое для себя. В этом они с Чонгуком очень разные, размышляет Сокджин, прожигая мужчину свирепым взглядом. Время замедляет ход, когда поступает еще несколько вызовов от Чонгука, но все до единого Тэхён сбрасывает, прежде чем выключить телефон. Сокджин напрягается каждой клеточкой тела, когда слышит внезапный ревущий звук со стороны улицы. Сердце вмиг срывается вниз, как в пропасть. Без сомнений, это двигатель шеви, залетевшего на территорию больницы. Боясь их скорой встречи и ее ужасающих последствий, которых явно не избежать, Сокджин вновь поднимает тяжелый взгляд, молясь, чтобы Чонгук не поднимался. — Я закричу, как только он войдет, — предупреждает Сокджин. — Все врачи бросятся мне на помощь. Вы не заберете Чонгука отсюда. Он человек, а не ваша ебаная вещь или игрушка. — Не думаю, — коротко отвечает мужчина. Быстрые шаги разносятся по всему коридору, отбивая собственный тяжелый ритм, прежде чем белоснежная дверь рывком распахивается. Сокджин замирает, как и все вокруг, едва макушка Чонгука мелькает в небольшом окне, прежде чем он появляется на пороге бледный, как смерть, с отчетливым волнением и расширенными глазами, настолько испугавшийся за хёна, что видеть его таким невыносимо. Сердце сжимается в чудовищной боли, выплевывает чувства вместе с кровью в его вены, заставляя дрожать. Сокджин мгновенно забывает о том, что собирался кричать, потому что не был готов увидеть его настолько испуганным. Однако голос возвращается, едва Тэхён выскакивает из-за двери, как проклятый дьявол для атаки. — Чонгук! — вскрикивает Сокджин, как в замедленной съемке, и голос искажается в ужасе, едва Тэхён кидается на него со спины. Чонгук приглушенно стонет, когда жесткий удар подкашивает его колени. Зажмурившись от боли, он хватается за голову, но все происходит слишком быстро. Сокджин не дышит, вновь вздрагивая всем телом, когда от еще одного кошмарного удара Чонгук валится на пол. Голова безвольно откидывается на серый коврик, и вытекающая кровь мгновенно пропитывает его багровым цветом, как из опрокинувшейся банки с краской. — Черт подери, Чонгук! — кричит Сокджин, теряя контроль окончательно. Забыв обо всем и даже о собственной боли, он рывком вскакивает на эмоциях, но вмиг шипит от неприятных ощущений в ноге, хватаясь за поручни за секунду до того, как потерять равновесие. — Чонгук, даже не смей! Чонгук! — В машину его, — холодно приказывает мужчина, игнорируя крики парня. Тэхён поднимает на него полный яда взгляд. — Если встретишь кого-нибудь в коридоре, говори, что Чонгуку стало плохо и что я везу его в свою клинику на окраине. Врачи меня знают, они не станут ничего говорить. Иди, а я задержусь здесь на несколько слов. Чернеющие стены выглядят обугленными для него, когда из-за гнева перед глазами Сокджина все расплывается. Не испытывая ни капли вины или жалости, Тэхён жестко хватает Чонгука и рывком поднимает с пола, вытаскивая в коридор. Черная макушка безвольно откидывается назад, пока дверь за ними не закрывается. И Сокджина словно током пронзает виной из-за того, что он снова подставляет Чонгука опасности, потому что ничего не может сделать. Из-за него он оказался здесь. Чонгук просто хотел защитить его. — Чонгук… куда… — слетает изо рта приглушенный шепот, прежде чем жар волной прокатывает вдоль всех его органов, как пожар, распаленный из малейшей искры. Сокджин тяжело дышит, ощущая сухость во рту и осознавая, что в крови подскочил сахар. И не замечает, как мужчина нажимает на кнопку вызова медсестры. «Лечение от гомосексуальных наклонностей». Каждый звук превращается в рваный шорох. Высокий писк открывающейся двери кажется оглушительным, когда на пороге появляется медсестра. Сокджин пытается сконцентрироваться на ней, но зрение затуманивается из-за слабости, вины и обжигающего гнева, отрывающего огромные части от его истощенной плоти. — Сокджин перенервничал, когда моему сыну стало плохо, — равнодушно объясняет девушке мужчина. — Не обращайте внимания, он будет в порядке, как только немного отдохнет. Сокджин слишком волновался, и сейчас ему нужен покой. — Чонгук… это они сделали, — пытается Сокджин, когда медсестра набирает в шприц какой-то светлый раствор, который должен успокоить его. — Послушайте меня, эти люди… — Он немного бредит, — обрывает мужчина ледяным тоном. Врачи умеют его использовать, чтобы сказать, что знают о состоянии человека гораздо больше кого-либо напротив. — Я думаю, посещение к нему следует ограничить на какое-то время. Не впускайте сюда людей. И очень рекомендую вам забрать его телефон, он очень вреден для слабого организма. — Нет, — шепчет Сокджин, когда высокая капельница вновь появляется рядом. Чертовы глаза предают его, даже когда он с невероятной силой моргает, пытаясь настроить четкость зрения. — Нет, черт возьми, все нормально. Чонгука забрали… Мир стремительно чернеет, размываясь на кляксы, прежде чем окружающие предметы и стены исчезают вовсе. Капельница с сильным успокоительным действует как снотворное. Сокджин отчаянно цепляется за реальность в надежде не отдать Чонгука этим людям, но не может бороться с резко накатившей слабостью, которая обхватывает его со всех сторон, как невидимый купол. И последнее, что он слышит, прежде чем отключиться — отвратительное «Чонгука больше нет для тебя, Сокджин».

***

Осознанность возвращается с оранжевым закатом, когда солнечные лучи пробиваются внутрь палаты через просветы в жалюзи. Черный взгляд выкатывается из-под тяжелых век, как из темной пещеры или со дна ледяного колодца. Первые секунды Сокджин совершенно не понимает, где находится, прежде чем цепляется взглядом за длинный прозрачный провод капельницы. Свет в палате оказывается приглушен; высокий шкаф с одеждой выглядит сплошным черным пятном в полутьме, пока Сокджин не моргает еще раз, возвращая зрению четкость. Из приоткрытого окна залетает свежий воздух и немного приводит в чувства. Конечности словно занемели и теперь деревянные, совершенно не желающие двигаться. Выдыхая с тяжелым звуком, Сокджин подтягивается на кровати и садится. Не зная, сколько времени проспал из-за лекарств, он пытается быстрее подняться, но вдруг вспоминает, как Тэхён отодвинул его костыли. Рывком подняв голову, он смаргивает головокружение несколько раз и замечает их возле кровати. Врачи, должно быть, вернули костыли на место, когда он спал. Сокджин не может выдохнуть с еще бóльшим облегчением, чем сейчас, загоревшись надеждой встать с этой чертовой кровати. Сокджину все еще больно, но он должен быть решительным, когда дело касается жизни Чонгука. Красная кнопка вызова медсестры оказывается встроена в небольшую панель рядом с кроватью. Длинные черные провода похожи на змей, свисающие вниз, чтобы завиться клубками на полу. Сокджин швыряет еще один взгляд на кнопку, но решает никого не вызывать, потому что больше не может доверять врачам, которые с такой легкостью позволили не только вынести отсюда Чонгука, но и подчинились всем приказам его конченого папаши. Сокджин прикусывает язык, избавляясь от лишних мыслей, чтобы сосредоточиться на поиске телефона. Врачи не должны были забрать его. Внимательно сканируя взглядом пол и все поверхности, он натыкается на черную спортивную сумку возле шкафа, с которой пришел Чонгук, когда принес его вещи. Внутри что-то с болью сжимается, заставляя тяжело выдохнуть. Сокджин прикрывает глаза, вновь пытаясь отогнать неприятные мысли, но они накидываются на него, как гиены, низко рыча и шипя, словно еду выпрашивая. Однако он не собирается кормить их. «Лечение от…». Изначально не собираясь думать о том, что это дерьмо значит и насколько серьезно, Сокджин накапливает силы, прежде чем наконец подняться. Костыли привычно клацают слегка, когда он опирается на них всем телом, продолжая осматривать пол. Забытый телефон оказывается лежащим на кресле для посетителей возле шкафа. Сокджин крепче обхватывает ручки костылей и медленно движется к нему, изо всех сил сражаясь с усталостью и беспокойством, которое появляется вновь, стоит только вспомнить случившееся. Тэхён действительно монстр, который даже после смерти Чондэ не стал более человечным. Экран вспыхивает в полутьме ярким светом, как карманный прожектор. Сокджин прищуривается и быстро заходит в сообщения, проверяя, что именно написал Тэхён, даже если на самом деле не хочет знать. И правда оказывается не менее мерзкой, чем его догадки. Сокджин скользит взглядом по словам «мне очень плохо, Чонгук», задерживается на «приезжай сейчас, пожалуйста» и не выдерживает, когда доходит до откровенной мольбы, которую он сам никогда не позволил бы себе. Естественно, Чонгук отреагировал на все это без раздумий. Сокджин выдыхает, осознавая, что поступил бы так же на его месте. Этот несносный парень наверняка ни капли не думал, получив эти сообщения. Возвращая самоконтроль, Сокджин быстро находит контакты Намджуна и Джей-Хоупа, желая рассказать им обо всем. Нужно что-нибудь придумать, причем как можно скорее. Одному только дьяволу известно, что эти животные решили сделать с Чонгуком за это время. Цепляясь взглядом за номер Гынвона, вбитый в память телефона совсем недавно, Сокджин вспоминает, что он должен был тренировать Чонгука. И решает написать ему тоже в надежде, что это не станет неправильным решением. В конечном счете Дионис давно доказал, что на них можно положиться, и Сокджин отчаянно надеется на это, даже если сама идея просить о помощи вызывает неприятные чувства. Гордость должна заткнуться на время. Чонгуку действительно нужна чертова помощь сейчас.

***

Чудовищная головная боль разрывает мозги, словно зажимая их в стальных тисках, едва Чонгук открывает глаза, возвращаясь к реальности из очередного кошмара. И первым делом чувствует до тошноты знакомый запах, окружающий его со всех сторон, когда вдыхает несколько раз, шумно раздувая ноздри, как после кислородной маски. Детская комната вспыхивает перед глазами забытым ужасом, приглушенным воспоминанием, едкими образами из прошлого, которые никогда не должны были настигнуть его снова. Чонгук задерживает дыхание, обнаруживая себя посреди собственной детской комнаты. Оранжевые обои теперь выглядят почти коричневыми. Высокая люстра выполнена в виде квадрата, свисающего вниз на тонком проводе, как диско-шар в сеульском баре. Рассматривая этот нелепый квадрат после очередного наказания, валяясь на этой самой кровати и едва дыша, он мечтал сорвать ее и разбить ко всем чертям, раскидав осколки по всей комнате. Чонгук ошарашенно осматривает все вокруг, как во сне: нервный взгляд кидается разом на все стены, цепляется за каждую знакомую деталь или вещи, оставленные здесь в последний раз, прежде чем он навсегда бросил это место. Вновь оказаться здесь сродни возвращению в концлагерь, из которого он едва вырвался. Как же часто его запирали здесь. Боль накидывается со всех сторон, с каждой стены, напоминая о прошлом во всевозможных красках. Чонгук со стоном закрывает глаза, силой прогоняя непрошеные образы, но теперь их ничем не остановить. Отец словно вновь стоит над ним с чертовым ремнем, зажатым между жирными пальцами, прежде чем в очередной раз замахнуться. Багровое от ярости лицо искажается отвратительной гримасой, которую не имели никакие монстры из мультфильмов в его детстве. Какими бы жуткими ни оказывались мультяшные персонажи, сколько бы острых клыков ни было в их пасти, Чонгук никогда не боялся, потому что настоящее чудовище всегда было гораздо ближе. Иногда — прямо за его спиной. Все здесь пахнет злостью, ненавистью к отцу и любовью к матери, которая оставила его слишком рано. Чонгук не выдерживает и рывком вскакивает с кровати, на которой едва помещается теперь. Случайно цепляется за заправленные простыни, которые тотчас оказываются на полу, как живые, преследуя его до самой двери. Чонгук кидается к ней, не обращая никакого внимания на знакомые любимые вещи вроде акустической гитары или синтезатора, накрытого толстой тканью. Древесный запах врывается в нос, лишь отдаленно напоминающий одеколон Сокджина, но сейчас он вызывает только жгучее отвращение. Чонгук ненавидит запах этой конкретной двери, потому что провел часы, недели, пытаясь выломать ее к чертовой матери, когда отец в очередной раз запирал его здесь, как в тюрьме. — Ебаный ты козел, открой дверь сейчас же или я найду тебя и убью нахрен! — кричит Чонгук, жестко пиная дверь ногой, отчего та сильно вздрагивает, но не собирается так просто срываться с петель. — Я прикончу тебя, ты слышал! Открывай, сука! Ярость развязывает язык, и Чонгук рычит все на свете ругательства, продолжая остервенело дергать дверь, прежде чем она внезапно открывается с обратной стороны. Отец призраком возникает на пороге в очередном уродском черном костюме. Ледяные глаза моментально приказывают заткнуться, даже когда рот не произносит ни слова. Чонгук расширяет глаза, впившись в него взглядом, и проходит не меньше секунды, прежде чем он наконец замечает второго мужчину. Незнакомец в военной униформе выглядит ненастоящим, как огромная человеческая кукла, одетая в эти чертовы тряпки для маскарада. Чонгук вскидывает брови с раздражением, смеряя его ненавистным взглядом. Идеальная осанка и выжигающий до костей взгляд все же выдают в нем человека. И не обычного, потому что такой взгляд имеют только военные. Отец их всегда любил. — Чонгук, я больше не способен воспитывать тебя в силу своего возраста, и ты это знаешь, — ровно начинает отец тоном, которым разговаривают только на светских мероприятиях, словно это не Чонгук только что выбивал дверь. — Но я должен наконец сделать что-нибудь ради сына, чтобы он не оказался на самом дне. Эта жизнь, которой ты живешь сейчас, постепенно затащит тебя на это дно. Вместе с уличными гонками и тем смазливым парнем, который тебя испортил. Не волнуйся, я не позволю вам больше видеться. Ты должен вырваться из этого дна и вернуться на тот путь, который изначально был для тебя уготовлен. И этот человек поможет тебе. — Что за дерьмо ты несешь, старый уебок, совсем из ума выжил? — рычит зверем Чонгук, пронзая взглядом его щеку, однако незримая стрела отскакивает, как от гладкой бетонной стены, которую ничто не прорежет. — И с чего ты вообще взял, что я собираюсь что-нибудь менять? Именно жизнь с тобой в этом ебаном доме была для меня дном, когда я был твоим личным рабом, но не теперь. Это больше никогда не повторится, ясно? Выплевывая все слова до последнего прямо в его раздражающе спокойное лицо, Чонгук вздергивает подбородок и делает шаг за порог, однако военный тотчас пихает его в грудь. Настолько сильно, что инерция от удара швыряет его обратно в комнату. Чонгук взмахивает руками, пытаясь не потерять равновесие, и это зажигает в нем еще больше гнева, когда он вновь поднимает взгляд. — Отойди нахрен, — шипит Чонгук, чтобы затем вновь кинуться к двери и попытаться выскользнуть вон, оставить этот проклятый дом раз и навсегда, но цепкие руки снова ловят его и швыряют на пол, как игрушку, которая ничего не весит. Равнодушное лицо отца наблюдает за представлением не дольше нескольких мгновений, прежде чем дверь снова закрывается на ключ, оставляя его наедине с мужчиной внутри. Чонгук цепляется взглядом за лицо отца с обжигающей злостью, пока оно не исчезает в коридоре, и вновь подскакивает на ноги. Бороться значит бороться. Эти животные не получат его живым, не сломают его, не подчинят своей воле, не сделают из него мертвое чучело. Чонгук переводит полный бешенства взгляд на мужчину напротив и сжимает кулаки, готовый к драке. Если этот выродок нападет, ничего не останется, кроме как размазать его по стене и выпотрошить, чтобы наконец стать свободным. Чонгук готов драться как никогда. — Чонгук, на ближайшее время я буду твоим личным наставником по имени Гунхо, — заявляет военный, внимательно смотря на парня, который явно готов наброситься в любой момент. — И в твоих интересах будет не оказывать сопротивления. — Какой еще к дьяволу наставник? — шикает Чонгук, пытаясь сдерживаться, но все эмоции лавиной вываливаются изо рта, вынуждая его рычать. — Давай, сука, попробуй. Я из тебя кишки вытащу нахрен. — Ты должен понять, что твой отец хочет помочь, потому что ты сбился с пути, но я могу исправить это, — медленно продолжает мужчина, смотря на него спокойно и одновременно предупреждающе. — Не сопротивляйся, Чонгук, твоя жизнь все еще может быть нормальной. Ты решил вкусить запретные развлечения, выбрал другого мужчину вместо того, чтобы начать отношения с девушкой, и ты ошибся. Это было ошибкой, но не бойся, я могу излечить тебя, сделать так, чтобы ни один мужчина больше не отвлекал тебя. Ты ведь понимаешь, что это неправильно, Чонгук? Это неестественно. Природой не предусмотрены такие связи, Чонгук, но я спасу тебя, обещаю. Чонгук разве что задушенно смеется, изнутри разрываясь от ярости. — Ясно, — выплевывает он, рывками закатывая рукава рубашки. — Я слышал о таких ублюдках, как ты, но ничего страшного. Если мне придется прикончить тебя прямо здесь, гандон, не обижайся заранее. Мужчина сверкает ледяным взглядом, обдумывая его слова не дольше секунды, прежде чем начать движение. Чонгук шипит, против воли делая шаг назад, но приходит к мысли, что гонки не собираются ждать его. Если сейчас же не избавиться от этого урода, не вырваться отсюда, оставив этот дом навсегда, все окажется напрасно. Тэхён может не только выиграть последние гонки, но и достать Сокджина, пока Чонгука нет рядом. Очередное воспоминание о нем заставляет его еще крепче сжать кулаки. Чонгук не допустит этого. Рыча, он рывком кидается на мужчину в надежде завалить на пол, резко бьет прямо в челюсть, но его реакция быстрее. Военный уворачивается и жестко бьет в ответ, одним ударом валит Чонгука на пол. Мир опрокидывается, как игрушечный домик, но что-то внутри кричит, что сдаваться нельзя. Звон похож на церковный колокол, когда он вновь пытается подняться. — Это ради тебя, Чонгук, — качает головой мужчина, нависая над парнем, прежде чем кидается, чтобы задушить. Чонгук хрипит, свалившись обратно на спину, сильно зажимает пальцами его руки, пытаясь отодрать их от своей шеи. Воздух стремительно заканчивается, прекращая поступать в легкие. Не сдаваясь, он приглушенно рычит и отбивается ногами, изворачивается на полу, как змей, стараясь скинуть выродка с себя как можно быстрее, однако тот сильнее. Военные всегда жестокие, не знающие ни капли жалости, и они не отступают после приказов начальства. — Некоторые парни избавились от гомосексуализма после того, как их насильно трахнули, — говорит мужчина в его лицо, наваливаясь всем телом, не позволяя вырваться. Чонгук со стоном закатывает глаза, когда остатки дыхания вырываются из груди, разрывая рёбра. В звуках собственных хрипов и ругательств звенит железная пряжка ремня. Чонгук резко распахивает глаза. — И должен сказать, что твой отец разрешил мне использовать любые методы. — Нет, — рычит Чонгук, разбрызгивая слюни, вырываясь еще более яростно и свирепо, словно его жизнь зависит от того, сможет ли он подняться с пола. И ведь это чистая правда. — Сукин сын, отвали! Нет! Ебаный урод, отвали от меня! Выкручиваясь, Чонгук сдирает кожу о жесткий паркет, прежде чем мужчина хватается за его джинсы и грубо срывает вниз. Чонгук расширяет глаза от ужаса, кричит, проклиная всех людей разом, которые когда-либо были на стороне отца. Сокджин вспыхивает перед глазами ярким светом, как надежда, как вера, как нежность. Чонгук задыхается от эмоций и боли, когда его переворачивают на живот, ёрзает по полу, но жесткие руки удерживают его на месте. Нельзя сдаваться ради Сокджина — не только ради себя. Чонгук должен бороться до последней капли крови, до последнего стона, до рвоты, иначе любой зверь может растерзать его. Им его не победить. Чонгук кричит как никогда прежде, за секунду набирается огромных сил, вытаскивая их из сердца — оттуда, где живет его любовь к Сокджину, и использует их все, чтобы сражаться. Рывком разворачиваясь на полу, Чонгук одним мощным ударом отпихивает мужчину от себя, вырывает ремень из его руки и набрасывается на него, как ебаный торнадо, нанося удары один за другим. Кровь слетает на пол, пачкает ковер и стены, заливает мужское лицо под ним сплошным багровым цветом. Чонгук не замечает даже, ведомый единственной мыслью, разрывающей его голову на части — никто из них не заберет у него ни свободу, ни чувства к Сокджину. Им придется убить Чонгука, чтобы он перестал любить его.

***

Гынвон накидывает кожанку на плечи Сокджина, который не решился даже нормально одеться, когда выходил из больницы. Вечерний воздух кажется намного холоднее, чем днем, вынуждая хотеть застегнуть все пуговицы на куртке, но он не может сделать это одной рукой и при этом не свалиться вместе с костылями на землю. Гынвон качает головой и застегивает их сам, помогая, но пытаясь не обращать внимания на его недовольное лицо, которое ясно дает понять, как сильно Сокджин не любит просить людей о помощи. — Не хочу показаться придурком, но ты все еще не должен ехать, — негромко говорит Гынвон, мимолетным взглядом оглядев безлюдную территорию перед главным корпусом клиники. — Из-за аварии тебе нужно больше отдыхать и не нервничать. Без этого не обойдется, если ты поедешь с нами за Чонгуком. Намджун выскакивает из подъехавшей машины, припарковавшись за воротами, и направляется к охране возле въезда. Сокджин швыряет на него задумчивый взгляд через плечо Гынвона, замечая и машину с Джей-Хоупом вдали. Каждый из них не отказался после его сообщений и приехал, даже если не должен был бросать все свои дела. Это действительно заставляет его вновь поверить в людей на этой земле, что на самом деле непросто после всех действий Тэхёна. — Ты отлично знаешь, что я должен, потому что Чонгук неизвестно где, — мрачно отвечает Сокджин, отодвигая слабость на задний план и крепче обхватив костыли. — Он всегда помогал мне, когда я нуждался в нем, а теперь он нуждается во мне. Я никогда не мог отворачиваться от него, даже когда он мне не нравился. Это вопрос принципа как минимум. — Но сейчас Чонгук вне зоны доступа. — Гынвон немного хмурится. — И до последней гонки остался один день, если нам повезет. Ее вообще хотели провести сегодня. — Как сегодня? — Сокджин резко поднимает взгляд. — Естественно, это Тэхён предложил, — невесело усмехается Гынвон, покачивая головой. — Написал час назад на сайт, что мы должны провести гонки как можно раньше, якобы потому что полиция еще не собрала все свои силы, чтобы натравить на гонщиков. Я вмешался очень вовремя, когда они все обсуждали это, и написал, что Дионис не приедет, если гонки будут сегодня. Им пришлось отступить, как я и надеялся. Сокджин облегченно выдыхает, успев чертовски напрячься из-за этого заявления. Чонгук не должен пропустить блядские гонки — это просто разорвет его на части. Сокджин решительно обходит Гынвона, направляясь к его машине возле ворот, около которой расхаживает Джей-Хоуп вместе с Намджуном, готовые накинуться на любого, кто посмел обидеть Чонгука. Как только старший подходит ближе, они одновременно тянутся к нему и заключают в крепкие объятия, словно весь день хотели сделать это. Закрыв глаза на мгновение, старший наслаждается теплом их тел, отдаваясь этой секунде целиком и полностью. И набирается решимости. Именно это поможет вытащить Чонгука — ничто больше. Чонгук всегда выглядел так, словно был готов пожертвовать всем на свете, чтобы помочь им. Сокджин собирается поступить точно так же. Размыкая объятия, он смотрит на Намджуна, затем переводит взгляд на Джей-Хоупа, мысленно пытаясь сказать, насколько сильно любит их. И без слов они отлично чувствуют это. — Какой план? — слышится низкий голос Гынвона за спиной. Сокджин оборачивается и замечает, как он распахивает дверь мерседеса. Черная сталь сливается с мраком ночной улицы. — Где именно может быть Чонгук, есть идеи? — Да, — мрачно отзывается Сокджин. — Я однажды был в доме его дяди. Это близкий друг его семьи, который знает Чонгука с детства. Наверняка он отлично знает и о том, что конченый отец Чонгука делал с ним раньше. Это единственный выход для нас. Если не встретимся с ним, это конец. Чонгук может быть где угодно. Боль зажигается под слоем одежды и кожи при одной мысли, что отец Чонгука не имеет никакого права калечить его как захочет. Сокджин толкает языком щеку одновременно с костылями, которые быстрее передвигает к машине, пока не оказывается возле пассажирской двери. И только сейчас действительно понимает, что должен будет сделать. Истощающий страх вмиг сковывает все его тело, заставляя замереть посреди дороги и просто смотреть на мерседес, словно ожидая, что он извернется и укусит его. Сокджин оглушительно сглатывает. В полутьме пустой улицы мерседес выглядит еще больше, как если бы его задняя часть протягивалась еще на метр назад. Гынвон приподнимает брови, оглядывая побледневшего Сокджина, прежде чем приходит к простой мысли — из-за аварии он чертовски боится снова оказаться в машине. — Слушай, ты правда не должен, — говорит Гынвон, непонятно взмахивая руками над низкой крышей спорткара, чтобы затем опереться о нее ладонями. — Из-за всего этого тебе может стать хуже. Объясни, где находится дом его дяди, мы сами все сделаем. — Нет, — решительно обрывает Сокджин, выжигая взглядом дыру в пассажирской двери. — Гынвон говорит правильные вещи, хён, — слышится негромкий голос Намджуна за спиной. Еще секунда и он оказывается рядом, обдавая старшего несильным запахом одеколона. Сокджин вдыхает немного глубже, но не отрывает взгляда от двери напротив. Мерседес не выглядит угрожающе, однако что-то заставляет его оставаться на месте, врастая ногами в землю без всяких движений. Авария все еще кажется сном из чужой головы, которая случилась с кем-то другим, но пострадавшее тело помнит боль, язык помнит собственные стоны, пальцы помнят жесткий руль и переключения передач, которые он допускал перед тем, как ниссан взлетел. Сокджин изо всех сил старается выдрать все это из себя, справиться со страхами, открыть чертову дверь и залезть в салон, но даже тысячи приказов мозга не хватит, чтобы тело наконец начало двигаться. — Пожалуйста, хён, — вновь звучит голос Намджуна совсем рядом, и его дыхание опаляет заднюю часть его шеи. — Сейчас ты не сделаешь лучше, если продолжишь издеваться над собой. — Это же Чонгук! — не выдерживает Сокджин, прикусывая до боли губы, прежде чем поднять решительный взгляд и обратиться ко всем, кто слышит его. — Ни слова больше. Я еду с вами, это не обсуждается. Намджун, открой мне дверь, пожалуйста. Иначе о Чонгуке можно забыть. Выдох сожаления слышится совсем рядом, но никто больше не смеет останавливать его. Намджун мягко открывает дверь и помогает хёну оказаться внутри, осторожно складывает костыли. Сокджин провожает его благодарным взглядом до его собственной машины и наконец облегченно выдыхает, понимая, что первый шаг всегда самый сложный. Невыносимо было думать о том, что он снова окажется в гоночной машине, стоя напротив нее, но сейчас, когда он сделал это, ощущение победы над самим собой накрывает его приятным теплом. Ледяной холод от ужаса рассеивается, медленно отступая назад, позволяет немного согреться изнутри. Гынвон улыбается и подмигивает, пристегивая ремни безопасности. Оживающий двигатель заставляет Сокджина вздрогнуть: все резкие звуки вновь возвращают его в события кошмарной ночи, но он продолжает бороться, пристегивая собственные ремни. Страхам поддаваться нельзя. Сокджин обязан найти Чонгука. — Я буду осторожен, — обещает Гынвон и мягко давит на педаль газа, заставляя мерседес двинуться вдоль улицы. Вспыхнувшие фары тойоты и бмв позади освещают их багажник. — Отвлечь тебя разговором? — Давай, — негромко отвечает Сокджин, неосознанно напрягаясь всем телом, когда машина увеличивает скорость, но мысленно благодарит Гынвона за то, что он действительно осторожен. — Недавно я пригласил Чонгука вступить в ряды Дионис и хотел обсудить это с тобой, потому что твое мнение имеет большой вес, — начинает парень, мелькая поворотником, чтобы свернуть в Мёндон на западе. Неоновые вывески баров отражаются в окнах и немного отвлекают от скорости. — Зачем? — мрачно спрашивает Сокджин, швырнув на него взгляд, но тотчас вновь смотрит вперед, словно их безопасность зависит от того, насколько внимательно он будет следить за дорогой. Гынвон замечает его напряженный взгляд, но разве что слегка усмехается, скидывая обороты двигателя. — Затем, что проще объединиться против одного человека, а не бороться друг с другом неизвестно за что, — отвечает он. — Дионис создавался исключительно ради турнира, и распадется сразу же после его завершения, потому что в нем больше не будет смысла. Как ты должен был слышать, это последний год, когда проводится турнир, потому что ебаные копы задумали все испортить. К следующему сезону они наверняка озвереют окончательно. Гонщики не собираются напрасно рисковать собой, даже если победа многое значит для каждого из нас. Это все еще слишком опасные развлечения, которые зашли слишком далеко. Я и сам не хотел подписываться на это при таком раскладе, но ведь никто не сказал, что все будет настолько серьезно. Сокджин сильно закусывает губу на следующем повороте, но разговор действительно отвлекает его. Размышляя, что Дионис был создан ради турнира, он вспоминает, что и идея для собственной команды пришла им по той же причине. Изначально Стигма появилась на свет для того, чтобы заявить о себе уличным гонщикам и бросить им вызов, но все это действительно зашло слишком далеко. Сокджин вспоминает полицию и то, как дерзко они кидались на гонщиков в последний раз. Огромные бронированные внедорожники явно не собираются быть дружелюбными, но даже при всем этом Сокджин не хочет отдавать Чонгука. — И как он отреагировал? — мрачнеет Сокджин, смотря строго вперед. Разделительные полосы на асфальте исчезают под капотом, как будто машина проглатывает их. — Чонгук сказал, что подумает над этим, так что я хотел спросить и тебя, — продолжает Гынвон, осторожно проезжая канализационный люк, стараясь сделать так, чтобы машина не подскакивала и не тревожила Сокджина лишний раз. — Я сделаю бэквард, ты же знаешь. Тэхён тоже сделает, не сомневайся, но Чонгук скорее всего не сможет. Я обучил его, насколько мог, но одной тренировки чудовищно мало. Сокджин с тяжелым выдохом закрывает глаза. Бэквард совершенно вылетел из его головы. Вероятно, после аварии в ней появилась дыра, в которую затягивает все подряд, потому он забыл даже о такой важной вещи, как решающий трюк на последней гонке. Раздражение чавкает внутри, громко и мерзко, когда он вновь открывает глаза. Высотки проносятся мимо большими глыбами, пока не исчезают вовсе. Сокджин просит ехать направо, вспоминая дорогу до дома его дяди. И мысли о бэкварде не собираются отпускать его, даже когда в машине повисает напряженная тишина, разбавляемая лишь мощным шумом двигателя. — И ты хочешь уравнять ваши шансы, если сделаешь бэквард? — нервно спрашивает Сокджин, когда мерседес проносится мимо придорожной таблички «Сеул — 10 миль». — Да, но решение Чонгука в любом случае зависит от того, зачем он хочет победить, — задумчиво говорит Гынвон. — На уличных гонках победа, в отличие от официальных соревнований, ничего не доказывает. К примеру, победители из гоночной команды «Ford» для всего остального мира становятся подтверждением того, что компания хороша в машиностроении, ведь стремится быть лучшей среди конкурентов. Это первая ассоциация, которая возникает у зрителей, но в нашем мире все иначе. Для Чонгука победа может означать то, что он может справиться с чем-то настолько сложным, как дрифт, которым не занимался раньше, или то, что ты останешься с ним в конечном итоге, потому что он сильнее Тэхёна. Напряженно цепляясь за ремни безопасности, старший отводит взгляд, размышляя, что же означала бы победа для него самого. Изначально начиная заниматься экстремальным спортом вопреки запретам из-за болезни, он старался изо всех сил, чтобы доказать себе, что мужчины все еще остаются сильными, даже когда неизлечимо больны. Маниакальная идея ощущать себя сильным почти задушила его. И даже здесь дело в Чонгуке, который вмешался, сказав однажды, что болезнь является его особенностью, а не проблемой. Сокджин закрывает глаза и крепко поджимает губы. Чонгук всегда его поддерживал, черт возьми, даже когда Сокджин смел прогонять его. Разрывающее изнутри сожаление почти отрывает от него куски, прежде чем он вновь смотрит вперед, не позволяя этим чувствам завладеть им. — Чонгук рассказывал, что мечтал заниматься автоспортом, но отец запрещал, как будто считал его недостаточно хорошим для этого, — негромко рассказывает Сокджин, вновь начиная злиться. — Неосознанно Чонгук хотел доказать обратное им обоим, но я не думаю, что им движет это и сейчас. Не после всего дерьма, которое сделал его папаша. И Сокджина действительно раздражает, что он больше не может знать мотиваций Чонгука несмотря на то, как сильно они близки. Блядское мнение отца больше ничего не должно значить для него, но даже при этом Сокджин все еще не уверен, что могло бы занять его место, подталкивая этого парня вперед. В конечном итоге Чонгук — это сплошной бардак, который изначально загорается какой-нибудь идеей, но в итоге руководствуется совсем другим. Сокджин знает, что так и есть, потому что сам видел его изменения. Определенно, чего бы он ни хотел от этого турнира, Чонгук имеет конкретные цели, которые можно достичь с помощью этой победы. И он заслуживает шанс. — Знаешь, это не будет иметь никакого значения, если мы сегодня не найдем Чонгука, — вдруг говорит Гынвон, внимательно вглядываясь во мрак впереди. Яркий автомобильный свет освещает частные дома и небольшой магазин «Arson» со сверкающей вывеской. — Ты почти ничего не рассказал в том сообщении. Что его отец сделал с ним? Омерзительный вопрос заставляет почти вздрогнуть, однако Сокджин силой сохраняет спокойствие, пытаясь не потерять контроль прямо здесь. Чонгук вспышкой появляется в памяти: черные волосы закрывают лицо, когда он лежит без сознания после жесткого удара, прежде чем Тэхён резко поднимает его и вытаскивает в коридор. Картинки в голове похожи на живые, заставляя его вновь прожить этот блядский момент очередного издевательства и унижения над младшим. Сокджин со злостью цепляется за ремни безопасности, как будто только они сейчас способны удержать его от раздраженных рыков и проклятий. Чонгук не заслуживает этого скотского обращения, но Тэхён всегда использовал любые методы для достижения своих целей. И сейчас, очевидно, он использовал последнее, что имел в запасе, пытаясь избавиться от Чонгука окончательно. Не стоит удивляться, что он бросил на эту идею все силы, но Сокджин, вновь задумавшись об этом, вдруг понимает, что метод подставить Чонгука отцу еще более отвратительный из-за того, что Тэхён тоже имеет гомосексуальные наклонности. Сокджин жестко потирает глаза, прежде чем поделиться этим с Гынвоном, но ощущает напряжение из-за того, что не может предвидеть его реакцию. Южная Корея все еще достаточно неприветлива к людям, которые не придерживаются традиционных семейных ценностей. Сокджин рассказывает намеренно спокойным тоном, изнутри почти закипая, потому что его на самом деле раздражает это. Никакой человек не должен решать, кому кого любить, и явно не имеет права пытаться исправить гомосексуалистов. — Господи, — стонет Гынвон под конец истории, выворачивая руль на следующем повороте. — Как можно так воспитывать своих детей? Я не до конца понимаю, конечно, потому что я всегда любил девушек, но пытаться избавить парня от его собственных желаний — настоящее безумие. Я даже не думал, что люди все еще занимаются этим. — Конверсионная терапия, — мрачно произносит Сокджин, выхватывая взглядом кривые ветки деревьев на обочине. Омерзительное словосочетание проскальзывает по языку, как жидкий яд. — Насколько я знаю, это дерьмо нелегально, но этот конченый мудила и не такое делал с Чонгуком. Напряженная тишина заполняет машину, когда Гынвон лишь поджимает губы вместо ответа, раздумывая, насколько чудовищные вещи могут совершать люди по отношению к близким. Чонгук явно не тот человек, которого легко разломать на части, но даже он не сделан из железа. Эта мысль вынуждает его немного сильнее надавить на газ. Несмотря на то, что они не так близки, давление несправедливости и жестокости заставляет Гынвона сочувствовать и искренне хотеть помочь, делая все, что от него зависит сейчас. Чонгук все же не был плохим человеком, даже когда не доверял Гынвону в начале. И он был действительно честным, даже преданным, когда обещал не таранить членов Дионис во время гонки, хотя имел полное право делать это из-за отсутствия правил. — Чонгук в команде означает тысячи случаев, когда ты должен вытащить его из какой-нибудь западни, это даже не обсуждается, — хмыкает Сокджин позднее, вновь переводя на Гынвона серьезный взгляд. — Если ты серьезно настроен на его счет, покажи это мне. Иначе не получишь даже шанса забрать его. Здесь направо. Гынвон ехидно посмеивается, соглашаясь, потому что спорить с этим Сокджином опасно для жизни, когда он выглядит так угрожающе, даже с травмированной ногой. Гынвон мелькает поворотником и выезжает на дорогу справа, понижая скорость. Заряженная тойота и болотного цвета бмв следуют за ним по горячим следам, не отставая. Сокджин замечает отблески их света позади, но отворачивается, вспоминая предложение Дионис, которое может оказаться как самым правильным решением, так и чудовищной ошибкой. Прежде чем приходит к еще одной мысли. Их команда страдала все время своего существования, начиная с самого начала, когда происходило особенно много разногласий и недовольства со стороны Тэхёна. Даже несмотря на то, что прошел целый год, для многих людей их четвертый все еще ассоциируется с человеком, который едва не убил соперника год назад. И если в этом сезоне Чонгук постарается изо всех сил и действительно победит, то он все еще будет считаться четвертым, каким был и Тэхён. Из команды, название которой придумал Тэхён. Чертовски многое здесь оказывается связано с этим человеком. Сокджин горячо выдыхает, силой вытаскивая невыносимые мысли из головы. Гынвон не зря сказал, что некоторые люди могли бы принимать Чонгука именно за того четвертого, кем он раньше не был. Даже если сейчас это не имеет смысла, Сокджин все еще размышляет о том, что их четвертый, кем бы он ни был, обречен напоминать людям, как и Сокджину, о бывшем гонщике под этим номером. И только выбор в пользу Дионис может исправить это, понимает он.

***

Белоснежный лексус медленно выезжает из квартала Мёндон около часа ночи, оставляя позади круглосуточный тренажерный зал «No more dream», в котором иногда тренируется Тэхён, пытаясь просто избавиться от чертовых мыслей. Нагрузки всегда помогают расслабиться, ни о чем не думать, просто отдаться работе с головой, немного забыть даже о гонках. Мягкий ход подвески искажает ощущение скорости, когда лексус набирает обороты, пролетая безлюдный перекресток с висящими пустыми глазницами светофоров. Выискивая лучшие дороги для гонки, он внимательно оглядывает район Содон-гу, прежде чем внезапно слышит вой полицейской сирены. Неприятные звуки заставляют вмиг нажать на педаль газа, раскручивая лексус до тысячи оборотов двигателя. Красно-синие мигалки заливают светом фасады ближайших зданий, как разноцветные прожекторы. Двигатель приглушенно стонет, когда лексус пролетает через навесной мост, чтобы оказаться на другой стороне реки. Полицейская сирена звенит шумом в голове парня, заставляет его крепче сжать руль. Тэхён прекрасно знает, что не должен попадаться, иначе копы сразу же узнают его в лицо. Сейчас они охотятся на всех, в особенности на парня, который выдавал себя за мертвого человека в участке. Правда о взрыве лексуса всплыла не слишком вовремя, даже если Тэхён все еще не жалеет, что больше не появляется в полиции. Именно по этой причине нельзя позволить себе оказаться пойманным. Вылетая зверем на встречную полосу, чтобы сократить дорогу до следующей улицы, Тэхён на инстинктах цепляет телефон с желанием попросить о разведке Чондэ или написать Сынгвану, чтобы тот подсказал кратчайший путь из города. Дрожащие пальцы нажимают на список контактов, прежде чем мозги простреливает непривычная для него мысль. Никто из них больше не поможет, ведь Чондэ мертв, а Сынгван остался на улице после того, как Тэхён лично выгнал его из дома. Забытые воспоминания накидываются на плечи, как оголодавшие звери. Чондэ всегда приносил несколько кимпабов из магазина в округе Санчхона, чтобы накормить команду после каждой жесткой тренировки. Всегда приносил им на один больше, чем себе, каждый раз говоря, что команда — как семья, которой нужно отдавать лучшее. Тэхён приглушенно мычит, раздражаясь из-за непрошеных мыслей. Сынгван ненавидел все это, но всегда выкладывался по полной, когда дело доходило до взлома уличных камер или подделки документов. И только сейчас Тэхёна в полной мере накрывает осознание того, что ничего из этого больше никогда не повторится. Тэхён швыряет телефон на сиденье и резво вращает руль, выдавливая педаль газа до конца. Ничто не имеет значения, мысленно клянется он себе, когда лексус несется гепардом вдоль широкой улицы Каннама, прежде чем кинуться боком на следующий квартал. Полицейские машины облизывают каждый его след, но даже они не способны догнать его. Не сегодня, мысленно усмехается он, исчезая за высоким стеклянным зданием, которое украшает огромная вывеска «Сеул расширяет границы возможного». Выскакивая прочь из города, лексус наконец оставляет чертовых копов позади, но перед глазами Тэхёна продолжают предательски мелькать знакомые лица, которых больше не будет рядом. И не делает легче даже его уверенность в том, что он справится со всем без их помощи. — Насрать, — шепчет он пустоте машины, когда лексус летит через мрачный лес, оставив высотки пылиться вдали. — Вы не были для меня семьей. А затем он вспоминает, что натворил минувшим днем, и змеиная улыбка сама собой заползает на его лицо. Сокджин кричал настолько громко, что каждый вопль почти оглушал Тэхёна, но как же дьявольски приятно было видеть привычную боль в его глазах, когда Чонгук свалился на пол. Несмотря на то, что Тэхён не смог добиться гонки в ближайшее время, он все еще уверен, что господин Чон как следует поиздевается над своим сыном, настолько, чтобы Чонгук не имел никаких сил для решающего заезда. Тэхён хмыкает, размышляя, что победа почти в кармане, и воодушевление этой мыслью накрывает его с головой. «Чонгук легко отделается, как думаешь?»

***

Машины останавливаются напротив особняка в стиле барнхаус, который при ночном освещении выглядит совсем иначе, чем когда Сокджин приехал сюда вместе с Чонгуком несколько недель назад. Дыхание немного замедляется от волнения, когда он оглядывает дом из машины, но приглушенный свет в просторном холле дает понять, что хозяин еще здесь. Сокджин не сдерживает облегченный выдох, несмотря на то, что всю дорогу пытался не показывать своего напряжения. Гынвон приподнимает брови, резко отстегнув ремни безопасности. Щелчок слышится таким же громким, как и клацающее сердце Сокджина, но он вновь заставляет себя успокоиться. Волнение никогда не помогает, потому гораздо лучше делать вид, что все в порядке, чем позволять этим чертовым эмоциям вырваться наружу. Выбравшись из мерседеса, Сокджин молча кивает Намджуну за спиной и крепче сжимает костыли, продавливая ими мягкую землю. Мысли перепутываются, как нити электрических проводов, пока он ковыляет к воротам, однако резкое нажатие на квадратный звонок разом глушит их все до единой. Сокджин не позволит себе облажаться. Без сомнений, дядя Чонгука не имеет ничего против него, и разговор с ним обещает быть приятнее, чем едкие издевательские слова в больнице от его папаши, который явно обезумел. Мужчина появляется на пороге в домашней одежде черного цвета. На лице застывает удивление, едва он видит Сокджина, и мрачнеет еще сильнее, когда темные глаза опускаются ниже и замечают его костыли. Мужчина явно не ожидал ничего подобного после полуночи. Нажимая на кнопку, он открывает ворота перед парнем, который наверняка не без причины приехал сюда. Сокджин чувствует колючие иглы в задней части шеи, но разве что дергает головой, извиняясь за поздний визит. Это действительно слишком важно и не может ждать, потому варианта дождаться утра не было изначально. Сокджин отлично помнит, каким жестоким был взгляд мужчины в костюме, когда Тэхён завалил Чонгука на пол. Вытащить его из их мерзких лап нужно как можно скорее, пока этот выродок действительно не использовал свой чертов план по излечению Чонгука. Оказавшись в доме со светлыми деревянными стенами и приятным запахом, Сокджин делает глубокий вдох, прежде чем рассказать все, что случилось. Чонгук не раз говорил о том, насколько его дядя хороший человек, который всегда был на его стороне и поддерживал его идеи, причем гораздо чаще, чем собственный отец. Вещи вроде этой нельзя упускать из виду, если речь идет о безопасности Чонгука. Сокджин просто надеется, что все получится, ведь этот мужчина обязан отозваться на просьбу помочь человеку, которого знал еще совсем ребенком. — Чонгук в опасности прямо сейчас, — заканчивает Сокджин с мрачным видом, привычно сжимая ручки костылей, которые упираются в светлый деревянный пол. — Вы наверняка слышали, через что он заставлял проходить Чонгука раньше. Я прекрасно знаю, что он наказывал его в детстве. Возможно, сейчас он делает то же самое там, где и делал тогда. Вы должны знать это место. Вместо ответа мужчина сильно хмурится, словно раздумывая, насколько далеко это дерьмо зашло на этот раз. Немного поджимая тонкие губы, он поднимает задумчивый взгляд, оглядывая Сокджина напротив, затем смотрит за его плечо и замечает еще две машины за воротами. Гынвон напряженно курит, разговаривая с Намджуном, который с волнением скрещивает руки на груди, как делает всегда, если очень волнуется. — Господин Чон никогда не одобрял, что Чонгук занимается уличными гонками, — наконец выдыхает мужчина, возвращая внимание на Сокджина напротив. — И я сам пытался с ним разговаривать, убеждая, что это очень опасно, но Чонгук никогда не слушал никого из нас. — Но вы должны знать, что Чонгук счастлив делать это, — решительно заявляет Сокджин. Бороться за интересы Чонгука равносильно тому, что и бороться за него самого. — И он счастлив быть частью нашей команды. Однажды он даже сказал мне, что вместо уличных гонок мечтал выступать на официальных соревнованиях, но отец не разрешил ему даже попробовать. Вы знали, что это действительно было мечтой Чонгука? — Да, — негромко отвечает мужчина, с сожалением потирая пальцами глаза. — Но я даже не думал, что все вернется к наказаниям. Матерь божья. Чонгук почти не разговаривал с отцом последние годы, особенно когда жил в Америке, когда мы с ним виделись. Я очень не поддерживаю решения господина Чона. Каждый раз его попытки воспитать Чонгука не заканчивались ничем хорошим, еще когда он был маленьким, но я… Сокджин рывком отводит взгляд, приходя к мысли, что этого недостаточно. Поскольку этот мужчина имел близкие связи с его отцом, он не заинтересован помогать незнакомцам, которые могли бы все это придумать. Ничто не имеет значения, если человек напротив ищет повод для недоверия. Острое понимание этого выбивает часть воздуха из его груди, когда Сокджин вновь поднимает взгляд и замечает, как мужчина сомневается. И в этот момент решает рассказать правду до самой последней капли. Реакция может быть любой, но выхода нет. Сокджин должен рискнуть и рассказать о своих чувствах, если это последнее, что может вытащить из него доверие. — Я люблю Чонгука, — заявляет Сокджин без сомнений. — И вы должны понимать, что его отец знает это. Вчера он лично сказал мне, что собирается излечить Чонгука, потому что считает это извращением, но очень ошибается. Чонгук выглядит самым счастливым человеком на свете, когда он со мной. Я согласен поклясться вам на крови, что не обижаю его и не использую для каких-то грязных дел. Я искренне люблю Чонгука, как и он меня. Испугавшись собственного признания, Сокджин замолкает, ведь прошло слишком много времени с момента, когда он говорил это. К сожалению, последняя тысяча раз была сплошной ошибкой — эти слова ничего не значили, были пустым звуком для человека, который даже не собирался ценить их. Сокджин шумно сглатывает, осознавая, как часто ошибался, когда продолжал пытаться внушить Тэхёну, что его любовь была настоящей. Из раза в раз все становилось только хуже. Однако Чонгук — совершенно другое дело. Сокджин немного отводит взгляд, позволяя себе вновь чувствовать, полностью осознавая, что только что сказал. Его любовь к человеку, который прежде был раздражающим и почти невыносимым, вдруг обрела самые ясные очертания. Сокджин старался не думать о своих чувствах, но сейчас, когда он набрался решимости вывалить их мужчине, которого видит второй раз в жизни, он понял, что действительно любит Чонгука. И Чонгук тоже заслуживает знать это. Мужчина приподнимает брови в удивлении, когда Сокджин вновь встречается с ним взглядом, но тот отчаянно надеется, что Америка сделала его толерантным человеком. И это подтверждается, когда мужчина разве что прочищает горло, но не смеет сказать ничего оскорбительного или хоть немного разозлиться. Очевидно, он руководствуется совершенно другими мыслями и убеждениями в отличие от мужчины в костюме, который чертовски далек от того, чтобы быть Чонгуку близким человеком. Сокджин встречает эту мысль с сожалением, но не позволяет себе терять нить разговора. Им как можно быстрее надо выяснить, где заперли Чонгука. — Я должен вытащить Чонгука сегодня же, пока его отец не сделал что-нибудь ужасное с ним, — серьезно продолжает Сокджин, и в какой-то момент его взгляд становится почти умоляющим. — Пожалуйста, помогите мне с этим. Вы для него последняя надежда. Чонгук не заслуживает, чтобы его насильно пытались излечить от того, что заставляет его подниматься с кровати каждый день. Это далеко не только ради уличных гонок. Прежде всего это ради маленького Чонгука, который вытерпел в детстве слишком многое. Не в состоянии скрыть раздражение, Сокджин крепко поджимает губы, но терпеливо ожидает ответа. Высказав все до последней капли, что могло повлиять на его решение помочь, он чувствует, как легче дышать. Избавившись от всего за один раз, он действительно рад, что позволил словам выбраться. Каждое из них должно было отозваться в груди мужчины, или же хотя бы одно из их числа. Сокджин надеется на это всеми силами, внимательно наблюдая за тем, как мужчина вновь тяжело выдыхает, словно принимая самое ответственное решение в жизни. — Господин Чон может держать его в своем доме на окраине Кансо-гу, — наконец отвечает он. — Раньше он часто запирал Чонгука в его детской комнате на втором этаже, прежде чем тот поехал учиться в штаты. Охраны в доме немного, но я должен предупредить, что могу ошибаться. Слишком много времени прошло. Я правда надеялся, что Чонгук больше не окажется там снова, но он действительно может быть в этом доме. Легкость дыхания вмиг исчезает, когда кислород внезапно оказывается тяжелее застывшего цемента. Сокджин хрипло кашляет в кулак, пытаясь привести себя в чувства. Слышать это невыносимо настолько же, насколько и смотреть на Чонгука без сознания посреди его долбаной больничной палаты. Но сейчас нельзя расклеиваться. Адрес есть, и они должны как можно быстрее использовать его, чтобы успеть до того, как Чонгук окунется в очередной ужас из прошлого, из которого наверняка едва вырвался в последний раз. — Я очень благодарен, — отвечает Сокджин и уважительно кланяется так низко, как позволяют костыли, которые почти дрожат из-за того, насколько сильно он цепляется за них. Вместо ответа мужчина быстро кивает несколько раз. Сожаление блестит в его взгляде яркими бликами, как огненные искры пламени, когда он провожает парня до двери. Каждый шаг для Сокджина кажется невыносимо тяжелым, едва он добирается до железных ворот, но свежий ночной воздух прибавляет немного сил, не позволяя свалиться на землю из-за усталости. Костыли шаркают по выложенной камнями дорожке. Намджун резво подходит ближе, чтобы затем протянуть хёну пластиковую бутылку с холодной водой. Очень вовремя. Сокджин откручивает крышку и делает несколько жадных глотков под внимательными взглядами всех, кто стоит рядом. Гынвон выбрасывает очередную сигарету на землю и первым подает голос, не выдерживая этой тишины: — Что он сказал? — Адрес, — заявляет Сокджин, поднимая взгляд, прежде чем закрутить крышку и с благодарным взглядом отдать Намджуну. — Чонгук может быть в доме, где провел детство под давлением этого блядского диктатора. Едем прямо сейчас. Я собираюсь поджечь этот дом к чертям собачьим, если мы не найдем Чонгука внутри. Намджун швыряет напряженный взгляд на Джей-Хоупа, с которым поделился водой. Гынвон разве что ядовито усмехается и распахивает дверь мерседеса, помогая Сокджину оказаться в машине: — Окей, давай сделаем это.

***

Чернота комнаты кажется гуще самой темной бездны, когда он вновь медленно открывает глаза, силой разлепив тяжелые веки. Несильный лунный свет пробивается внутрь и оседает на стене напротив через жирные стальные решетки на окнах. Чонгук цепляется взглядом за прутья, но совершенно не хочет вспоминать день, когда отец решил поставить их. В какой-то момент градус жестокости его воспитания стал настолько высоким, что Чонгук всерьез задумывался о том, не сбежать ли на свободу через окно второго этажа. Вонь застывшей крови на лице почти не чувствуется, прежде чем он делает действительно глубокий вдох. Прикрывая ладонью бок, он выдыхает с рычащим хрипом, когда боль вспышкой пронзает рёбра. Перед глазами вмиг зажигаются тысячи ярких огней, но он силой вынуждает себя не застонать. Жестокие драки с военным не имели шанса пройти бесследно, однако сдаваться было нельзя. Чонгук корчит лицо, медленно переворачиваясь на другой бок на полу, но жалеет только о том, что разбил ублюдку только нос вместо всей его мерзкой рожи. Очевидно, этого было бы недостаточно, чтобы тот остановился, но сколько бы удовольствия это принесло Чонгуку. Избивать человека, который хотел подчинить его, сломать его волю, вытащить из него все чувства к мужчинам. Чонгук криво усмехается, чувствуя железный привкус на языке. Чувства к одному мужчине. Сокджин появился в голове в самый нужный момент и придал достаточно сил, чтобы бороться. Чонгук вновь закрывает глаза, через боль наслаждаясь мыслью о том, что готов драться еще тысячи раз, если придется, потому что именно чувства к хёну накачивают его невероятной силой. «Господин Чон забронировал билет на самолет до Калифорнии для тебя. Ты больше никогда не будешь заниматься уличными гонками и никогда не увидишь Сокджина. Это все теперь в прошлом. В аэропорту тебя встретит христианская семья, под надзором которой ты будешь жить и вернешься в университет. Не мечтай снова оказаться в Корее, пока не избавишься от всех своих запретных желаний и нездоровых привычек». Чонгук задушенно посмеивается, оглядывая высокий потолок и стены. Какой же самоуверенный выблядок этот наставник. «Иди к черту, старый гандон». Очередная ядовитая усмешка вновь искажает его лицо, прежде чем боль пронзает тело еще одной мощной волной, заставляя крепко сжать зубы. Знакомые стены давят на мозги, выкачивают оставшиеся силы, давят неприятными воспоминаниями. Чонгук оглядывается, не зная, потерял он сознание от усталости или же голода. Эти животные ведь не собираются кормить его. Разрушать человека гораздо проще, если он бессилен. Чонгук облизывает разбитые губы, когда голод заставляет что-то в голове звенеть. Стены вновь расплываются перед глазами до неразборчивых пятен, размывая старые плакаты с музыкантами, машинами и самолётами. На дальней стене висит изображение британского лайнера «конкорд», раскидавшего крылья в горделивом жесте. Заостренный нос оказывается опущен во время взлёта. Чонгук с невероятной жадностью цепляется за него взглядом, вспоминая, как сильно мечтал полетать на таком. Удивительно, насколько сильно мечты могут меняться, ведь сейчас он способен думать только о том, как чудовищно хочет воды. «Я же сказал, что господин Чон разрешил использовать любые методы. Если не станешь послушным, останешься не только без еды, но и без всего остального, пока не скажешь, что любовь к мужчине была ошибкой». Головная боль разрывает мозги на две части, но Чонгук все равно мрачно усмехается, прежде чем вспоминает, почему изначально оказался в этой ситуации. Сокджин явно был прав, когда сказал, что Тэхён захочет использовать все, что может, чтобы избавиться от него. Выдыхая с шумом, он прикрывает глаза, когда усталость становится невыносимой, и понимает, что он — всего лишь препятствие, которое мешает Тэхёну не только вновь заполучить Сокджина, но и выиграть гонки, которые он мечтал выиграть год назад, наверняка считая себя лучше всех гонщиков. Осознание этой простой истины заставляет Чонгука снова криво усмехнуться. Избавиться от него с помощью гомофобии отца — отчаянное решение, но именно оно привело бы Тэхёна к достижению обоих его целей. Привело бы точно, но даже при всей продуманности Тэхён забыл одну важную деталь. Чонгук не собирается сдаваться и исчезать. — Идите к черту все, — шепотом повторяет Чонгук пустоте комнаты, когда ядовитые слова наконец выбираются изо рта с невероятной ненавистью ко всем, кто пытается остановить его. И Чонгук совершенно неожиданно понимает, что желание Тэхёна разлучить их с Сокджином раздражает его гораздо больше, чем все предыдущие его выходки, связанные с полицией, подделками его личности и арестом Санха, когда Тэхён пытался натравить копов на Чонгука, как на самого опасного гонщика. Ничто из этого в конечном итоге не может вызвать столько же чистой ярости, сколько сейчас испытывает Чонгук после того, как его насильно пытались лишить чувств к Сокджину. И только сейчас он в полной мере понимает, что именно эти чувства — его личный двигатель, который помогает не стоять на месте. Изначально Сокджин раздражал своим нарциссизмом, невероятным самомнением и убеждением того, что Чонгук слишком бездарен не только для команды, но и даже просто для того, чтобы находиться рядом. Желание Чонгука научиться хорошо гонять подпитывалось этими колкими взглядами, попытками унижений, когда Сокджин говорил, что ничего не получится. Это заставляло двигаться вперед, мечтать стать участником турнира, доказав всем и каждому, что Чонгук способен быть настолько же хорош, как и они. Однако сейчас, когда Сокджин пожертвовал собой ради его защиты, Чонгук приходит к мысли, что главной целью для него самого никогда не была победа. Выкладываясь изо всех сил на тренировках, он не заметил, как прекратил мечтать о победе, начиная думать только о том, чтобы стать достойным Сокджина. Чонгук закрывает глаза, представляя, как приходит первым в следующей гонке, и пытается понять, что будет чувствовать после этого. Вероятно, ощущение того, что он действительно справился с новой для себя дисциплиной, однако куда более важным будет то, когда он почувствует себя лучше, чем предыдущий четвертый — Тэхён. Потому что в таком случае Чонгук точно заслужит быть рядом с Сокджином, до которого долгое время не мог дотянуться, считая, что он смотрит только на хороших гонщиков, раз встречался с одним из них. Однако ведь настоящий смысл был совсем не в этом. Инструмент добиться внимания Сокджина, заставить посмотреть на Чонгука, увидеть в нем достойного человека, который не боится трудностей — стать лучшим на дороге. Но не заполучить Сокджина, ведь Чонгук убежден, что сделал это совершенно другим способом. Используя хорошее отношение, заботясь о нем, показывая свою преданность, искренность и не скрывая мотивы своих поступков. Чонгук вновь усмехается, осознавая, что просто быть лучшим в гонках никогда не подарило бы ему Сокджина в комплекте. Тэхён же действовал иначе, двигался к совершенно другой цели, даже если в какой-то момент создалось впечатление, что их желания одинаковы. Сокджин был не целью, а инструментом для него, благодаря которому он мог почувствовать себя лучшим. Абсолютно противоположная идея. Вероятно, если изначально Сокджин был недосягаемым для него точно так же, как и для Чонгука, Тэхён мог воспринять его как вызов себе. Именно вызов, который спрашивал, способен ли он заполучить его и что сделает ради этого. Сокджин не был для него человеком, он был блядским трофеем, возможностью ощутить власть, могущество, посмотреть на свои силы со стороны и на то, что Тэхён может сделать с кем-то, пытаясь заставить быть своим поклонником. Чонгук тяжело выдыхает при мысли, насколько человеческие идеи могут отличаться, даже если их цели при этом соприкасаются на какой-то момент. Очевидно, чертов Тэхён никогда не любил Сокджина, даже если пытался убедить себя в этом. Тэхён любил ощущение власти над ним, любил свое влияние на него, любил чувство обладания им, как драгоценной вещью, которая всем вокруг показывала его высокий статус. Чонгук с отвращением морщит лицо, ныряя глубже в эти мысли, прежде чем в реальность его снова вытаскивает боль, поглаживающая кости изнутри, как маленький пожар. Воспоминания последних событий с наставником Гунхо возвращаются, как звонкая пощечина, заставляя образ Тэхёна исчезнуть из головы, однако Чонгук отчаянно цепляется за последнюю мысль, которая имеет самое большое значение сейчас. Любить Сокджина означает бороться каждый день. Излечиться от чувств к нему означает выдрать огромный кусок сердца из груди, перестать быть человеком, который имеет право носить имя Чонгука. Не сражаться за эти чувства означает отдать Сокджина, предать его и признать, что он оказался хуже, чем Тэхён. Чонгук не собирается допускать ничего из этого. И он совершенно точно дойдет до конца, потому что Тэхён переступил все границы в попытках остановить его. Связываться с его отцом было наихудшей ошибкой. Чонгук всем своим существом чувствует, насколько сильно хочет победить, потому что в этом случае победа будет означать полное и окончательное поражение Тэхёна. Гибель его убеждений, признание того, что его поступки не имели смысла, а идеи были надуманы с самого начала. И Чонгук, размышляя над этим, вновь вспоминает предложение Дионис, прежде чем его голову посещает мысль, достойная того, чтобы он всерьез это обдумал: «Всегда побеждает самый сильный, и если это не ты, то сделай все, чтобы самый сильный оказался на твоей стороне». Гынвон мелькает размытым образом в голове, как неяркая вспышка света. Чонгук вспоминает его лицо, которое было совершенно спокойным, когда он говорил о преимуществах вступить в Дионис, прежде чем вспоминает и слова, которые появляются на сайте перед каждой гонкой: «Да победит сильнейший!». Чонгуку действительно тяжело признать, насколько он не хочет отказываться от собственной команды, с помощью которой добрался до последнего этапа, однако достижение конечной цели вынуждает каждого человека идти на жертвы, если эта цель действительно имеет значение. И Чонгук чувствует, что готов пожертвовать тем, что дорого для него, но исключительно ради того, чтобы одолеть это жуткое чудовище, которое идет по головам ради победы. Чонгук ни за что не позволит ему насладиться ею.

***

Навигатор на приборной панели негромко пищит, привлекая внимание оповещением о том, что они наконец приехали. Чернота улицы впереди разбавляется лишь высокими фонарями за железным забором, за которым исчезает большой особняк из темного кирпича. Заостренная крыша выглядит слишком острой издали, настолько, что на ней можно казнить людей, мрачно размышляет Гынвон, оглядывая строение с водительского сиденья. Сокджин молчит. В невыносимой тишине машины щелкает ремень безопасности, который он решительно отстегивает, однако взгляд Гынвона заставляет его помедлить: — Они просто так не впустят нас, ты же понимаешь, я надеюсь? — Гынвон кивает на мощные ворота. — И перелезть их не получится. Есть какие-нибудь идеи? Которые не связаны с насилием, желательно. Сокджин медленно переводит на него выжигающий взгляд за миг до того, как оживает телефон в кармане, вынуждая отвлечься от разговора. Имя Джей-Хоупа высвечивается маленькими черными буквами. Сокджин без раздумий отвечает на вызов. — Хён, это огромные ворота, — выдыхает Джей-Хоуп, остановившись немного поодаль вместе с машиной Намджуна. — Послушай, мы ведь должны сделать все возможное, правда? — Да, — мрачно отвечает Сокджин, вновь поднимая взгляд на ограждение. Железные прутья напоминают тюремные решетки, однако замок посередине кажется довольно слабым. Прищурившись, Сокджин внимательно разглядывает его на расстоянии нескольких ярдов, словно тот подскажет правильное решение. — Что ты предлагаешь? Джей-Хоуп вновь тяжело выдыхает, но затем его голос становится решительным. И необязательно вспоминать, насколько они были близки с Чонгуком, как сильно подружились за последние месяцы и сколько часов просидели в автомастерской, бесконечно копаясь в машинах. Это не затмить ничем, мысленно догадывается Сокджин, но все еще боится, что на самом деле Джей-Хоуп хочет сделать ради этого человека. Ведь Сокджин не согласится на какой попало вариант. Прежде всего они должны помнить о безопасности. — Я сделаю это для Чонгука, — вдруг заявляет Джей-Хоуп, вытаскивая старшего из раздумий. — Я ведь больше не участвую в этом турнире, хён. Я готов пожертвовать своей машиной, если это поможет открыть эти блядские ворота. — Что? — Сокджин задыхается от безумной идеи. — Исключено. Никто не пойдет на таран. Я запрещаю вам делать это, ясно? Не хватало еще одной чертовой аварии, со злостью размышляет он, взглядом возвращаясь к воротам. Однако решительный голос Джей-Хоупа становится почти таким же стальным, как эта решетка: — Не обсуждается, хён, извини, — мрачно отвечает парень, чтобы затем вновь завести двигатель. Сокджин холодеет изнутри, слыша взревевший мотор из тойоты. — Слушай, ты отлично знаешь, что Чонгук предложил мне вернуться в мотокросс после окончания турнира. Я не смел даже мечтать об этом, но теперь я действительно хочу, чтобы это случилось. Чонгук обещал, что поедет со мной. Этот человек вдохновил меня и продолжал делать это каждый день, тренируясь до тошноты, пока дрифт не начал получаться как надо. Я не могу просто оставаться в стороне, зная, что его заперли в этом сраном доме. Скажи Гынвону отъехать назад. Я собираюсь выебать эти ворота вместе с Намджуном, а потом пропустить вас на территорию. Прежде всего потому, что Чонгук — часть каждого из нас. И он этого заслуживает. Не выдерживая этой искренности, Сокджин рвано выдыхает вместо ответа, потому что ни капли не ожидал таких откровений. Чонгук действительно обещал вернуть Джей-Хоупа в мотокросс, но это совсем не значит подвергать себя опасности. Не исключено, что замок разорвется при таране, однако Сокджин не может позволить им так рисковать. — Придумаем что-нибудь еще, — перечит Сокджин, швыряя взгляд на Гынвона. — Чаще всего эти замки сделаны для вида, не более. Есть что-нибудь тяжелое в машине? — Скажи Гынвону отъехать назад, хён, — серьезно повторяет Джей-Хоуп. — Мощности обоих машин хватит, чтобы разломать ворота к чертям собачьим. Замок разлетится по всей земле, а я перестану успокаивать себя мыслями, что могу продолжить заниматься дрифтом, который даже при всей прелести не нравится мне сильнее, чем мотокросс. — Нет, я сказал, — рычит Сокджин, жестко сжимая телефон. — Я не разрешаю, это слишком опасно, черт вас подери! — Хён, спокойнее, пожалуйста, — вмешивается Намджун, черной тенью мелькая возле окна мерседеса. Сокджин сильно вздрагивает, прежде чем опустить стекло. Холодный ветер вмиг заполняет салон, когда парень наклоняется, серьезно глядя на старшего. — Слушай, Чонгук должен не только выбраться отсюда, но и попасть на гонки. Не только из-за того, что мы все хотим этого. Прежде всего этого хочет сам Чонгук. Вспомни, как усердно он тренировался вместе с нами. Если мы сейчас же проникнем в дом и не найдем его, всему конец. И если нет другого выхода, кроме как разбить ворота собственными тачками, то я тоже согласен. В конце концов, будет много времени, чтобы придумать, что сделать с ними потом. Джей-Хоуп решил продать свою на запчасти. Я тоже что-нибудь сделаю со своей. Хён, не забывай, что машины — это всего лишь инструмент, благодаря которому мы гоняем. Их не жаль, когда дело доходит до живого человека, который наверняка ждет нашей помощи. Волнение царапает кости, смешанное с ядреным раздражением, которое всегда разрывает Сокджина изнутри, если кто-нибудь оказывается настолько безумным в своих идеях. Закрывая глаза с обреченным видом, он отворачивается от Намджуна, прежде чем осознать, что Чонгук без раздумий сделал бы нечто подобное для каждого из них. Ведь Чонгук был не менее безумен, когда приходил момент помочь кому-нибудь. Даже совершенно чужим людям на первый взгляд, когда Хёнджин обратился к нему с просьбой вытащить Санха из тюрьмы. Сокджин жестко кусает нижнюю губу, вспоминая, как быстро отреагировал Чонгук в тот день. И понимает, что решение вытащить его любой ценой такое же правильное, потому что исходит от сердца, наполненного преданностью к близким людям. — Ты можешь пострадать, — нервно отзывается Сокджин, выжигая взглядом дыру в воротах впереди. — И Джей-Хоуп тоже. Гынвон рядом щелкает языком, внимательно наблюдая за их разговором. — Две машины, хён, они распределят нагрузки, — не соглашается Намджун и выпрямляется, давая понять, что разговор окончен. — Это мое личное решение, как и Хоби. Пожалуйста, сдай немного назад, Гынвон. Решительность в его голосе не оставляет шанса на отказ. Сокджин шумно выдыхает, поражаясь явно безумной идее, но чувствует, что это действительно должно помочь. Замок выглядит почти игрушечным, и волнение немного стихает, даже если не собирается исчезать окончательно. — Обожаю его, — протягивает Гынвон, вновь заводя двигатель. — Закрой глаза, если боишься. Мерседес осторожно скатывается к обочине, заросшей высокой травой, которая стремительно редеет с наступлением холода. Взревевшие двигатели остальных машин заставляют сердце Сокджина сжаться в жалкий ком. Дрожащие пальцы впиваются в ремни безопасности одновременно с тем, как тойота кидается вперед вместе с бмв. Намджун сильнее давит на газ, быстро разгоняясь по ровной дороге. Какой-то мужчина мелькает во дворе, выбежавший на шум за мгновение до того, как машины таранят ворота. Сокджин дергается всем телом, напрягаясь настолько сильно, словно вместо ворот стоит он сам, чувствуя чудовищный удар. Замок разрывается с истошным высоким звуком, разлетаясь по гравию на земле. Оглушающий разлом железа прокатывает по всей улице, но Сокджин не видит, потому что зажмурил глаза настолько сильно, что перед ними появились белые пятна. Дрожь заставляет рвано дышать, задыхаться волнением, прежде чем он резко распахивает глаза и видит разбитые ворота, раскинутые в стороны. Дымящийся бмв со скрипом отъезжает назад, чтобы пропустить мерседес. Джей-Хоуп наоборот врывается во двор, накидываясь на охранника, который с криками отскакивает прочь от машины. Сокджин не может поверить, что это безумное дерьмо действительно сработало. — Итак, — выдыхает Гынвон, швыряя нервный взгляд на Сокджина, после чего вновь давит на газ. Мерседес послушно отзывается на малейшее давление на педаль, проникая за ворота на территорию дома. — Давай наконец вытащим Чонгука. Очевидно, дьявольский шум разбудил каждого охранника в округе. Высокий полноватый мужчина выбегает во двор с рацией наперевес, размахивая руками над головой, словно принял мерседес за самолёт на взлетно-посадочной полосе, который необходимо посадить на землю. Гынвон криво усмехается с нелепой мысли за мгновение до того, как остановиться прямо перед белой лестницей с огромной входной дверью на крыльце. — Назад! — угрожающе кричит охранник, кидаясь к машине, но вылетевший из тойоты Джей-Хоуп жестким ударом валит его на землю. — Не приближайтесь! — вопит второй мужчина, однако за него берется Намджун, впервые на памяти Сокджина озверевший настолько, чтобы начать кричать на людей и начинать драку. Гынвон не медлит, распахивая двери, чтобы помочь Сокджину выбраться из машины. Вспыхнувший свет на втором этаже наводит на мысль, что хозяин дома тоже проснулся, но это скорее заставляет адреналин прокатиться по телу, чем остановить дерзкое вторжение. Гынвон рывком вытаскивает костыли и подает Сокджину, прежде чем подняться на крыльцо. Времени может быть совсем мало. Чонгук, если еще в состоянии бороться или просто разговаривать, должен дождаться их любой ценой. Гынвон жестко выбивает дверь, обещая себе идти до конца ради этих людей. Бледный как смерть дворецкий на пороге резко отступает назад. — Вам сюд-да нельзя, — заикается он, расширенными глазами глядя на обоих парней. — Охрана уже вызв-вала полицию. — Отлично, — огрызается Сокджин, бесцеремонно входя в дом. Блестящий мраморный пол вмиг вызывает волны отвращения в его груди. — Я с радостью расскажу полиции о том, как хозяин этого дома издевался над своим сыном. Вы будете осуждены вместе с ним, потому что молчание значит согласие, черт подери. А теперь говорите, в какой комнате заперли Чонгука, пока парень за моей спиной не сломал вам челюсть. Гынвон мрачно усмехается, не сразу вспоминая, что он вообще-то против насилия. Удивительно, насколько принципы могут приглушаться, отступая немного назад, когда дело доходит до несправедливости и угрозам жизни важного человека. Очевидно, некоторые вещи нельзя решить иным способом, кроме запугивания и давления, даже если он все еще считает это неправильным. Дворецкий тем временем отступает назад еще дальше. Вытянутое лицо бледнеет сильнее, когда парни проходят мимо. Назвав правую дверь слева от лестницы на втором этаже, он словно покаялся перед Господом за то, что работал на богатого садиста и морального урода все это время, не вмешиваясь в его гадкие дела. Сокджин не принимает его извинений, даже если бы они были озвучены. Никто не вернет Чонгуку нормальное детство, не подарит шанс прожить его вновь без вечных скандалов и наказаний. Сокджин идет вдоль широкого коридора и ненавидит каждую деталь этого дома, не представляя, что чувствовал Чонгук, когда снова оказался здесь. Им любой ценой нужно вытащить его отсюда. — Я слышал гневные вопли откуда-то сзади, — заявляет Гынвон, когда они достигают массивной лестницы из красного дерева, которая закручивается вокруг своей оси в глубине дома. — Это его отец выскочил из спальни, я уверен. Насколько сильно хочешь ему вмазать? — Чертовски, — выдыхает Сокджин, почти задыхаясь из-за усталости, но решительно сжимает челюсти, перетаскивая костыли на каждую следующую ступень, которая отделяет его от Чонгука. Не время испытывать жалость к себе, не время останавливаться для отдыха. Надрываясь, он ускоряется, даже когда усталость всего дня подкашивает колени, а истощенные переживаниями нервы накаляются, как от огня. Сокджин не позволит себе медлить. Чонгуку может быть очень плохо сейчас, ведь никто не знает, что это животное успело сделать с ним за это время. Огромные двери на втором этаже оказываются закрыты. Все до единой, словно никто и не использует эти комнаты. Сокджин швыряет взгляд во мрак коридора и понимает, что придется вломиться в каждое помещение, чтобы найти Чонгука. Волнение в груди вновь подскакивает, но они должны сделать это в любом случае. — Чонгук! — начинает звать его Сокджин, дергая ручки каждой двери возле лестницы, в то время как Гынвон идет в самый конец, чтобы проверить дальние помещения.

***

Взгляд медленно плывет по комнате, рассеянно осматривает знакомые стены, прежде чем подключается слух. Приглушенный шум из-за двери слышится все ближе, пока не превращается в высокие надрывные крики и звуки тяжелых шагов. Чонгук переводит взгляд на дверь, возвращаясь в реальность окончательно, прежде чем понимает, чей голос слышит на самом деле. Напрочь забывая о боли, он рывком вскакивает на ноги. Чудовищное головокружение вмиг накрывает его, вдавливает обратно в пол со страшной силой, и он едва успевает вцепиться в стол, чтобы не свалиться. Все тело разрывается, как от тысячи порезов. Сокджин. — Хён, — хрипло шепчет Чонгук, ладонью зажимая висок, словно голова отвалится, если ее не придерживать. Невыносимая боль из-за голода и усталости разрывает ее на две части. — Хён! Я здесь, хён! И собственные крики заставляют зажмуриться, потому что головная боль становится еще сильнее, но Чонгук не может молчать. Сокджин, черт подери, это совершенно точно был его голос. Чонгука выворачивает от мысли, что ему причудилось, если вдруг истощенный мозг решил так жестоко поиграть с ним в иллюзию. Не может быть, господи, это точно был хён. Чонгук сжимает челюсти изо всех сил и кидается к двери, чтобы влететь в нее всем своим телом и начать бить кулаками, производя как можно больше шума. — Хён! Сокджин! — надрывается Чонгук с голым отчаянием, пытаясь выбить дверь, но едва ли на это сейчас хватит сил, потому он просто продолжает кричать, чтобы его услышали. — Хён, я здесь, хён! Неразборчивый шум слышится ближе, когда кто-то подлетает к двери с обратной стороны. Чонгук почти может почувствовать привычный сладкий запах одеколона даже через толстую деревянную преграду, словно Сокджин действительно настолько сильно пахнет. Чонгук продолжает надрывать связки, жестко толкая дверь, прежде чем наконец слышит его голос так отчетливо, будто он находится совсем рядом. И что-то в груди обрывается от звука собственного имени, когда Сокджин вновь произносит его настолько нервным, дрожащим, сорванным от ужаса голосом. Чонгук зажмуривается, но в этот раз не от боли. Он должен был заботиться о том, чтобы состояние хёна после аварии улучшалось, а не вновь срывалось вниз из-за всего этого дерьма. Вина обхватывает его со всех сторон, как железные цепи, однако он рывком дергает плечом, скидывая их на пол. Впредь он никогда больше не допустит этого. — Чонгук, слушай меня, ты должен отойти, — внезапно слышится низкий голос Гынвона, причем настолько серьезный, каким никогда прежде не был. Чонгук шумно сглатывает. — Сейчас Намджун поможет мне выбить эту блядскую дверь. Не стой слишком близко. — Не смейте трогать двери, вы! — приглушенные вопли ненавистного с детства голоса звенят высоким эхом откуда-то издали. Чонгук вмиг напрягается всем телом. Отец здесь. — Я вызвал полицию, выродки! Сейчас же убирайтесь из моего дома к чертовой матери! Чонгук в немом ужасе отступает назад. Напряженные нервы предательски натягиваются и брякают, как рождественская гирлянда, задетая неосторожным движением. Они все пришли за ним. Чонгук задыхается от волнения и благодарности, но прежде всего из-за той же вины, которая пожирала его минутой ранее. Никто не должен рисковать собой ради его шкуры, особенно имея представление о том, каким моральным уродом является его папаша. Чонгук делает жалкий вдох, когда вновь слышит шум из-за двери, стараясь не обезуметь от переживаний, прежде чем в дверь прилетает жесткий удар. Чудовищный звук разлетается по всему дому, похожий на падение огромного тяжелого предмета. Чонгук вздрагивает, истощенный волнением за последние сутки. Он прожигает взглядом дверь, которая не хочет отпускать его, словно смертельно преданный охранник, поклявшийся держать его взаперти до последнего, прежде чем происходит еще один удар. Дерево поддается, скрипит и с дьявольскими воплями разрывается, как куски пенопласта, когда замочная скважина остается заперта, а окантовка двери — разорвана мощным ударом. Не дыша, Чонгук по инерции отступает еще дальше, первые секунды видя лишь пыль и осыпавшуюся со стены штукатурку. Глазные яблоки щиплет, и он свирепо моргает несколько раз, прежде чем знакомые лица становятся достаточно четкими, чтобы узнать каждого человека. И Сокджин, кошмарно бледный от всех переживаний и волнения за младшего, впивается ответным неверящим взглядом в Чонгука, но лишь на миг, пока не делает шаг навстречу, рывком скидывает костыли и обнимает Чонгука настолько крепко, словно они не виделись целое столетие. Запах близкого человека смешивается с вонью крови и пылью, забирается желанным ароматом в нос, окутывает Чонгука со всех сторон. Невыносимое желание обнять старшего так крепко, чтобы трещали кости накрывает его с головой, и кажется, что Чонгук умрет сейчас же, если не сделает этого. Выдыхая со сдавленными хрипами и полустоном, который против воли вылетает изо рта, он прижимает Сокджина к себе с небывалой жадностью. И ничего в мире не существует, кроме его тяжелого дыхания и приглушенного одеждой «Чонгук, я здесь», которое слышится настолько приятным и необходимым сейчас, что сердце едва выдерживает. Как же сильно он скучал. — Сокджин, черт, хён, — шепчет Чонгук, вытаскивая слова прямо из своей чертовой души, пока продолжает обнимать его самыми крепкими в мире объятиями. — Как вы нашли меня здесь? Я даже не надеялся, что увижу вас в ближайшее время. Эти твари хотели отправить меня обратно в штаты. — Долгая история, но сейчас это неважно, — отзывается Сокджин на тяжелом выдохе, но не отпускает его, наслаждаясь моментом их близости как никогда прежде. — Как же я испугался, когда они забрали тебя, Чонгук… я не мог поверить, что это произошло, я просто не мог. Чонгук раскрывает рот для ответа, потому что хён не должен так сильно волноваться сейчас, однако подлетевший с лестницы разъяренный мужчина разрушает все разговоры, как внезапный шторм посреди ясного неба. — Назад в комнату, Чонгук, сейчас же, — низко рычит отец, выжигая взглядом дыры во всех парнях напротив, привычно не принимая чужие правила и превосходство. — Полиция уже на подходе. Каждый из вас окажется за чертовой решеткой до конца жизни, вам ясно? Чонгук, назад! Чонгук поднимает полный бешенства взгляд, забывая обо всем на свете, сконцентрированный только на выедающем до костей желании выколоть его глаза, прежде чем вмешивается Гынвон, неожиданно и решительно, словно почувствовал, что нужно сразу же осадить его и защитить Чонгука: — Чонгук был похищен, насильно заперт здесь, избит и унижен. — Гынвон дерзко вскидывает брови, указывая на заметные раны и внушительный синяк на шее Чонгука, красноречиво рассказывающий о каждом зверстве, которое произошло за эти сутки. — Дождемся приезда полиции, чтобы он во всех деталях рассказал обо всем, что здесь произошло? Я знаком с отличными адвокатами, которые не только подтвердят избиения, но и попытку насильственного лечения от гомосексуальных наклонностей, которое в Южной Корее нелегально, как и в любой другой нормальной стране. Не уверен, что после этого за решеткой окажется кто-нибудь из нас, а не вы. Итак, мы дождемся полиции? Мужчина, красный от злости, едва не дышит пламенем, однако закрывает свой блядский рот, как только Гынвон замолкает. На перекошенном лице мельком отражаются эмоции страха, которых Чонгук никогда прежде не видел, но теперь они столь реальны, что не остается сомнений — этот человек больше не притронется к нему. — Забирай ебаный дом и все остальное, если хочешь, — серьезно говорит Чонгук, смотря на отца в последний раз. — Я больше никогда не хочу тебя видеть. Ты испортил все, что только мог, и теперь я хочу, чтобы ты забыл мое блядское имя раз и навсегда. Я больше никогда не приеду к тебе, не заговорю с тобой, и неважно, что ты попытаешься сделать, чтобы все исправить. Насрать на все. Я больше не твой сын, ебаный ты садист. Прощай. Разговоры с ним никогда не были чем-то легким и приятным, но этот отличается от всех предыдущих. Чонгук словно каждым следующим словом вытаскивает из себя весь яд, выпущенный этим человеком в его вены, который все это время бурлил, как вулканическая лава, напоминая о зависимости от отца, о жажде его признания, даже когда Чонгук всерьез решил не зацикливаться на ней больше. Это все исчезает резко и стремительно, как падающий карточный домик, который никогда больше не собрать заново. Мужчина разве что презрительно хмыкает, однако на Чонгука это никак не действует. Равнодушие всегда было его сильной стороной, и удивлять не должно, потому не удивляет его и сейчас. Чонгук не уверен даже, что этот человек сможет испытывать вину позднее, раскаиваясь в каждой ужасной вещи, которую допустил, но для него это не имеет значения. Чонгук действительно не шутил, сказав, что больше никогда не хочет его видеть. Этот человек теперь мертв для него. Изнутри вырывается шумный выдох, когда маленький Чонгук пытается кричать где-то между его рёбер, вопя изо всех сил о том, что с родителями так нельзя, но повзрослевший Чонгук не собирается его слушать. Нельзя больше цепляться за эти убеждения, ведь даже самые близкие люди не имеют права быть кончеными скотами, и необязательно прощать им все на свете. Чонгук не позволит больше издеваться над собой, особенно когда этот человек пытался лишить его самого ценного, что Чонгук имеет — чувств к Сокджину. Чонгук не простит этого. Мужчина не пытается никого остановить, когда парни выходят во двор, однако Чонгук продолжает чувствовать его едкий взгляд из окна, которое открывает вид на сад со статуями и дорогу, исчезающую во тьме ночи. Однако и это не имеет значения, потому что он действительно не выйдет, чтобы помешать им. Ничто больше не важно для него сейчас, кроме этих людей и Сокджина, которого он продолжает обнимать со всей своей жадностью посреди двора, с каждым теплым чувством, прижимаясь к любимому телу настолько сильно, словно завтрашний день не наступит. Спокойствие приходит впервые за долгое время, накрывает медленно и постепенно, выравнивает его дыхание, заставляет отпустить все чертовы мысли до единой. Холодный ночной ветер забирается под одежду и ласкает щеки, но Чонгук все еще не отпускает Сокджина, вспоминая, как часто мечтал об этом моменте, когда ебаный наставник с безумными глазами повторял, что мужчин любить неестественно. Чонгук не согласен. Неестественно быть монстром в шкуре человека, как они все. — Спасибо вам, правда, — сорванным голосом шепчет Чонгук, силой заставив себя отстраниться от плеча Сокджина. Взволнованный взгляд старшего проходится по его щеке, но теперь ощущается более мягким, чем когда хён появился в проеме его комнаты. — Чонгук, мы ведь одна команда, не забывай, — напоминает Намджун, покачивая головой, прежде чем сесть в машину, оставленную возле ворот, которая оказывается наполовину разбита. Чонгук расширяет глаза, пока не приходит к мысли, что они действительно выбили ворота таким способом. — Чонгук может оказаться и частью моей команды тоже, — усмехается Гынвон, прокручивая ключи от мерседеса, и открывает пассажирскую дверь перед Сокджином. — Обсудим это в следующий раз. Сейчас мы все должны отдыхать после всех этих развлечений. Сокджин осторожно забирается внутрь, но вновь поднимает взгляд, когда Чонгук аккуратно складывает его костыли, забыв даже о том, насколько сильно хочет есть и принять ебаный душ, чтобы отмыться не только от застывшей крови, но и всего, что навалилось на него за эти дни. Чонгук не позволяет себе быть неосмотрительным. Что-то внутри него заставляет относиться к Сокджину еще лучше, чем раньше, и убедиться, что его ремни надежно пристегнуты, а Гынвон в совершенно здравом уме, чтобы довезти его до дома. И только после этого Чонгук направляется к тойоте, которая ожидает его на выезде с территории дома. Отныне этот дом навсегда будет совершенно чужим для него. Джей-Хоуп подмигивает, когда Чонгук с приглушенным стоном забирается в салон, поражаясь, как они могли выбить чертовы ворота своими машинами. Однако Джей-Хоуп разве что пожимает плечами, давая понять, что на самом деле машины значат для них гораздо меньше, чем живой человек. — Но теперь ты просто обязан поехать со мной на мотокросс, потому что ремонт этой тачки будет стоить бешеных денег, как всегда, — мелькает усмешкой Джей-Хоуп, набирая скорость через черный ночной лес, пока вдали не показывается сверкающее огнями шоссе пригорода. Чонгук слегка усмехается и закрывает глаза, позволяя себе наконец расслабиться. Как же чертовски он им благодарен. — Но я не жалею, Чонгук, и никто не жалеет. Все бы сделали это снова для тебя. А теперь едем домой, в твой настоящий дом.