***
Чонгук впервые настолько четко осознает, сколько давления выдержал за последнее время и как сильно вымотался. Идя по коридору в направлении кухни около десяти утра, он прихрамывает и морщит лицо от заметной боли, размышляя, что этот ответственный день станет решающим не только для каждого гонщика, но и для их ебаного противостояния с Тэхёном, который на этот раз будет иметь последний шанс швырнуть в него гранату, чтобы попытаться разорвать все в жалкие клочья. Чонгук действительно не знает, сколько попыток сделать это он уже предпринял. Настало время покончить со всем этим раз и навсегда. Сокджин еще довольно слаб, несмотря на то, что недавно его выписали из больницы. Чонгук не хочет поднимать его с постели раньше времени, потому решает приготовить завтрак в одиночестве. Ведомый желанием позаботиться о хёне, Чонгук вытаскивает продукты из холодильника и включает плиту, затем распахивает окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Солнечный свет игриво заглядывает в помещение, играет бликами на черном столе, на котором Чонгук неосознанно задерживает взгляд, прежде чем прийти к мысли, что все изменится навсегда, как только солнце исчезнет, уступив место черной ночи. Исключительно жестокие и продуманные попытки Тэхёна испортить все, что он выстроил, нанести неисчислимое количество ударов по всему, чем дорожил Чонгук и что имел, вынуждают его снова морщиться от воспоминаний о прошедших событиях. Тэхён давит на каждого вокруг него, включая не только людей, которые пострадали, но и на личность Чонгука, которая была вынуждена меняться под этим давлением. Чонгук достает соль, задумавшись о том, насколько сильно изменился на самом деле как человек. Приглушенная боль под рёбрами вновь вспыхивает, словно отвечая на вопрос. Тэхён заставлял его принимать сложные решения, делать сознательный выбор в пользу вещей, которыми он действительно дорожил, тем самым подталкивая к осознанию того, что для Чонгука имеет наибольшую ценность. Оглядываясь на коридор, слишком яркий сейчас из-за утреннего солнца, Чонгук прищуривается. Каждый раз он без сомнений выбирал Сокджина. И последний раз не стал исключением: получив сообщение с его номера, он чувствовал, что блядский Тэхён может быть замешан, но все равно сорвался в больницу без всяких раздумий, чертовски боясь за хёна. Чонгук разбивает яйца для омлета, привалившись бедром к черной столешнице, потому что не может долго стоять. Не зажившие синяки на животе отзываются болью на каждый его выдох, когда кожа сокращается под движением лёгких, вынуждая его каждый раз поджимать губы. Однако даже эти чертовы ощущения не заставят Чонгука жалеть о том, что он примчался к больнице, потому что Сокджин всегда действовал на него таким образом. Вновь ударившись в воспоминания, Чонгук слегка усмехается, когда понимает, что волновался за старшего, даже когда тот чертовски раздражал его. Изначально не зная ничего по поводу его конченого бывшего и всех издевательств, он просто чувствовал, что этот невыносимый хён стал раздражающим человеком по какой-то серьезной причине. Чонгук всегда полагался на интуицию, которая нередко оказывалась права в таких вещах. Наблюдая за Сокджином после их знакомства, он и не догадывался, что на самом деле заставляет его с недоверием относиться к людям и не принимать чужую помощь. И Чонгук действительно был в бешенстве, когда выяснил, что Тэхён вытворял с ним. Мирно спящий сейчас Сокджин наверняка не догадывается, какие мысли посещают Чонгука за приготовлением завтрака. Какие мысли вообще способны появиться в его голове, когда он вспоминает, сколько Тэхён предпринял попыток сломить всю команду вместе с ним, выпотрошить, вытащить из него каждый орган наживую, наблюдая, с каким забавным лицом Чонгук корчится от боли на земле. Начиная от избиения и запугиваний, заканчивая каждой чертовой манипуляцией, которую тот придумал, чтобы выжать из Чонгука все, словно это всерьез могло его остановить. Чонгук добавляет молоко в омлет и ехидно посмеивается, размышляя, что всем этим тварям придется действительно убить его, чтобы он перестал любить Сокджина и защищать его всеми силами. Чонгук впервые приходит к мысли, что без вмешательства Тэхёна гонки не стали бы значить для него настолько много. Его всегда возбуждали сильные соперники, которые заставляли двигаться вперед без оглядки, преодолевать какие угодно трудности, испытывая самого себя на прочность. Чонгук прищуривается, наблюдая за омлетом, который принимает более оранжевый цвет на огне. Без испытаний Тэхёна выяснить настоящую ценность Сокджина он бы не смог. И в какой-то момент Чонгук почти чувствует благодарность за все дерьмо, которое тот натворил, потому что иначе он действительно не осознал бы, насколько сильно может быть влюблен. Сокджин вдохновлял его, заставлял решительно отвечать на все атаки, кидаться без раздумий в бой и сражаться. Чонгук жарко выдыхает, не в состоянии справиться с мыслью, что именно из-за Тэхёна осознал, как сильно он может любить. Разбираясь с завтраком, Чонгук швыряет быстрый взгляд на черную спортивную сумку в кресле. Вчера они забрали оставшиеся вещи Сокджина из клиники, получив документы о его выписке. Каждый раз боясь, что отец вернется, Чонгук оставался возле его палаты как можно дольше, однако отец, похоже, не собирается больше возвращаться в его жизнь, словно неудавшееся лечение от гомосексуализма было последним, что он мог себе позволить в попытках исправить сына. И теперь Чонгук впервые за долгое время чувствует себя полностью свободным, отказавшись от всего, что давал отец, и даже от мысли встретиться с ним вновь. Чонгук ощущает, что освободился от невероятной тяжести, которая давила на него все это время. Раны еще немного болят, заживая, но Чонгук старательно не обращает внимания, переворачивая омлет на плите. Дом выставлен на аукцион, осталось только забрать вещи. Чонгук сталкивается с этой мыслью, доставая специи, и понимает, насколько легче стало дышать, когда он решил, что больше не вернется туда. Изначально бывший дом Тэхёна был слишком большим и неприятным из-за огромного пространства внутри, бесчисленных комнат и широких коридоров, но Чонгук действительно не жалеет, что поселился в нем после возвращения из Америки, ведь понимает, что иначе не познакомился бы с Сокджином. И всей командой. Некоторые вещи просто обязаны случиться, даже если изначально к ним приводит нечто плохое. Негромкие шаги заставляют Чонгука обернуться. Сокджин появляется в кухне, негромко постукивая костылями по светлой серой плитке. Бледная молочная футболка на нем не скрывает красивых ключиц, за которые предательски цепляется взгляд Чонгука, прежде чем он заставляет себя посмотреть в его глаза. Черные, как всегда, но на этот раз немного удивленные, ведь младший едва ли стоял возле этой плиты раньше: — Ты решил приготовить завтрак? — спрашивает Сокджин необычным тоном, каким спрашивают разве что «тебе действительно сказали полететь в космос» или «ты действительно выиграл в казино вчерашним вечером». — Это всерьез? Чонгук не сдерживает ухмылки, ведь даже не задумался о том, насколько это решение было странным для него. Этот человек действительно заставляет его делать непривычные вещи, на которые раньше он никогда бы не согласился. Чонгуку прежде не нравилась даже мысль о заботе, но сейчас, после двадцати минут борьбы с омлетом, он приходит к выводу, что приготовил бы его снова ради него. Сокджин заслуживает видеть не только лучшие стороны Чонгука, но и нечто гораздо большее, чем жалкий омлет на завтрак. Иначе ему никогда не отплатить за то, что Сокджин практически вытащил его из преисподней, несмотря ни на его состояние после аварии, ни на страх, который наверняка окутывал его со всех сторон той ночью. Чонгук поджимает губы, размышляя, что хочет подарить ему все на свете в благодарность за это. Медленно подойдя ближе, Чонгук аккуратно обнимает хёна за талию и дарит несколько мягких, приятных поцелуев, которые старший принимает без малейшего недовольства. Обниматься с ним в последнее время кажется чем-то необходимым Чонгуку, особенно когда он вспоминает все испытания, через которые они прошли в попытках дожить до этого дня. Все проблемы и трудности рано или поздно заканчиваются, думает он и прикрывает глаза, каждой частичкой души наслаждаясь этой секундой, но Сокджин немного отстраняется, когда понимает, что стоять так довольно неудобно, пытаясь не опираться на костыли. Оглядывая омлет на плите, он предлагает помочь, однако Чонгук использует свой самый серьезный взгляд, чтобы отказать. — Я сейчас здесь, значит, просто садись и жди завтрак, — усмехается Чонгук, вновь переворачивая омлет, когда Сокджин тяжело выдыхает, забираясь на высокий барный стул, на котором неплохо сидеть, не вытягивая травмированную ногу. — Очень надеюсь, что эта штука окажется вкусной. Я правда старался, хён. Немного заспанное лицо старшего выглядит милым со стороны, пока Чонгук не отворачивается. Сокджин вместо ответа только покачивает головой с обреченным видом, когда омлет начинает шипеть из-за слишком большого огня. Поднимая взгляд, он мельком оглядывает системы пожарной сигнализации на потолке, прежде чем улыбается Чонгуку, давая понять, что тот отлично справляется. Язык не поворачивается сказать что-нибудь дерзкое, как Сокджин любит делать — он приходит к мысли, что даже если омлет окажется полностью сгоревшим, он съест его без единого замечания. Ведь Чонгук очень старается для него. — Джей-Хоуп доработал шеви? — спрашивает Сокджин позднее, когда еда оказывается на столе. Немного подгоревший запах не вызывает никакой реакции. Чонгук кивает на его вопрос, присаживаясь напротив. — Проверь все еще раз перед стартом. Нужно поставить новые шины. Дождя быть не должно, потому выбирай резину с более гладким протектором. Это поможет в качественном заносе. — Да, я поменял вчера, когда забрал твои вещи, — кивает Чонгук, замечая, насколько Сокджин напряжен. Довольно неприятное на вид зрелище, которое заставляет протянуть руку вперед и коснуться его ладони на столе, накрывая сверху своей. Сокджин замирает, глядя на прикосновение, как на змею, медленно проползающую по черной поверхности. — Не переживай, хён. Джей-Хоуп сделал все возможное. Машина должна выдержать. — А ты? — неожиданный вопрос вырывается из горла приглушенным звуком, прежде чем Сокджин поднимает еще один нервный взгляд. — Чонгук, это все не шутки. Ты должен проверить все еще раз. Лучше даже два. Безопасность превыше всего для нас. Чонгук кивает несколько раз и сжимает его ладонь немного сильнее. Сокджин опускает взгляд и начинает неспешно есть, откусывая небольшие кусочки омлета, который на самом деле выглядит довольно жалким. Оранжевая корочка стала коричневой, а в некоторых местах даже черной из-за слишком большого огня. Чонгук внимательно следит за хёном, выхватывает взглядом его полные губы, которые тот вновь облизывает, и не может справиться с мыслью, что Сокджин все еще не вышвырнул его из дома за такой дерьмовый завтрак. Чонгук чувствует, что Сокджин слишком дорожит им в последнее время, и прощает гораздо больше вещей, чем раньше. И позволяет тоже многое. Чонгук с опозданием понимает, что сегодняшней ночью был едва ли второй раз, когда Сокджин позволил им спать на его личной кровати. — Что ты решил по поводу Дионис? — вдруг спрашивает старший, сверкая взглядом, когда омлет оказывается почти съеден. Гынвон дал ровно два дня на размышления. Чонгук отводит взгляд, когда очередное волнение прокатывается по коже вибрацией, как от сирены пожарной машины, которая пронеслась по соседней улице. Они все еще не обсудили это после того, как вытащили Чонгука из заточения. Сокджин был слишком белый и должен был немного отвлечься от всех неприятностей, потому младший просто позволил ему сделать это, не напрягая лишними вопросами и разговорами. И сам не заметил, как забыл задать этот вопрос, но сейчас понимает, что должен, потому что без одобрения хёна и всей команды он не сможет принять решение, которое в конечном итоге повлияет на многие вещи. — Гынвон объяснил, как сделать бэквард, и я мог бы попробовать, — начинает Чонгук, отпивая немного апельсинового сока из стакана. Не хочется смотреть на Сокджина, но он щекой чувствует его напряженный взгляд. — Но если речь идет о том, чтобы победить твоего блядского бывшего, который из всех нас давно душу вытащил, то это единственный выход. Дионис может победить как со мной, так и без меня, но Гынвон сказал, что бэквард в городских условиях очень опасен. И он все равно готов сделать его, чтобы не пытался Мингю и… я. Сокджин прищуривается, когда наконец выхватывает его бегающий по стенам взгляд. Чонгук мрачно покачивает головой, имея в виду, что идея присоединиться к чужой команде ему не нравится, но нужно видеть преимущества. Прежде всего безопасность и гарантию того, что единственным соперником для него останется Тэхён, с которым придется бороться и удерживать, как разъяренного быка, готового разорвать их всех до последнего ради победы. Чонгук готов сделать то же самое, потому что в глубине души знает, насколько болезненным для Тэхёна окажется поражение. Представлять его перекошенное гневом лицо кажется лучшим на свете для Чонгука, который на самом деле почти ничего не делал, чтобы отвечать на его грязные выходки. Не считая карты памяти и освобождения Санха, возможно, но даже этого недостаточно, чтобы вывести его из равновесия. Чонгук хмыкает носом, понимая, что для этого даже смерти Чондэ недостаточно. Очевидно, что достаточно будет только поражения. Чонгук вновь смотрит на Сокджина, пытаясь понять его мысли на этот счет, прежде чем старший раскрывает рот, чтобы поделиться ими: — Я действительно хотел, чтобы эта команда выиграла, когда мы искали четвертого, — негромко говорит Сокджин, переводя взгляд на костыли, напоминающие кости животного. — Все изменилось, когда я понял, какими жестокими оказываются эти гонки. Я надеялся только на то, чтобы никто из вас не пострадал. Сейчас я тоже об этом думаю. Не имеет значения, насколько большой денежный приз они обещают, потому что деньгами не вытащить человека из комы или с того света. И когда Тэхён использовал твоего отца… я действительно не хочу, чтобы эта команда победила, потому что именно он был человеком, который настоял на ее создании. Чонгук мрачнеет, цепляясь за пальцы Сокджина, которыми он рассеянно перебирает палочки. — Эта команда всегда будет напоминать о том, каким человеком был четвертый, — объясняет Сокджин, выпуская очередной шумный выдох. — Я ненавижу это всеми силами, потому что эти парни для меня очень важны, но не он. Именно он все испортил. Тэхён придумал название, Тэхён предложил больше тренироваться, Тэхён находил новые площадки для работы. Несмотря на то, что Намджун был лидером, именно Тэхён ощущался самым значимым из нас, потому что постоянно что-то решал. И когда Намджун распустил команду год назад, после его исчезновения, я до смерти испугался, потому что тогда очень хотел сохранить это чувство. Я хотел сохранить Тэхёна рядом. Но не сейчас, Чонгук. Напряженное молчание повисает в воздухе тяжелым весом, когда Сокджин замолкает, пытаясь бороться с неприятными воспоминаниями и тем, какие чувства они приносят. Чонгук не смеет вмешиваться, размышляя, что это должно быть действительно сложно для него, прежде чем тот решает довести мысль до конца: — Дионис прекратит существование после следующей гонки, как сказал Гынвон, — негромко продолжает Сокджин, выдыхая теплый воздух. Черный взгляд цепляется за наручные часы Чонгука, показывающие без десяти минут полдень. — И я задумался, что наша команда тоже должна. Это поможет нам начать заново, избавиться от прошлого окончательно, просто вышвырнуть его и жить дальше, не повторяя старых ошибок. Я понял, что правда хотел бы этого. Я чертовски люблю дрифт, но все происходящее в команде для меня относится к дерьмовому периоду моей жизни, когда мне было очень плохо. Из-за него, из-за себя, из-за всего подряд. Я хочу просто выкинуть это из головы, отпустить и жить дальше наконец. Создать что-то новое на этих руинах, то, что будет вдохновлять меня двигаться дальше, не цепляясь за прошлое. Чонгук несильно поджимает губы и наклоняет голову, пытаясь заглянуть Сокджину в глаза, прежде чем тот смотрит на него. И в этом взгляде столько печали, сколько Чонгук не ожидал увидеть. — Что Намджун думает обо всем этом? — спрашивает он. — Я не знаю, но вряд ли он хочет что-нибудь продолжать, как и Джей-Хоуп, — отвечает Сокджин, вновь отводя взгляд, словно чтобы набраться смелости и сил продолжить. — Решение только за тобой, Чонгук, никто не должен принимать его за тебя в этом случае. Просто помни, что эти парни всегда будут на твоей стороне, как и я, потому что не общая команда делает нас близкими людьми. Это не имеет значения в конечном итоге. Да, именно она объединила нас, но не она удерживает нас всех вместе. Как и машины, это всего лишь инструмент, маленькая деталь, но не все на свете. И если для безопасности будет лучше перейти в Дионис, то никто из нас не остановит тебя, наоборот, ведь мы понимаем, что это правильно. И в составе этой команды… ты будешь настоящей угрозой для Тэхёна. Сейчас он наверняка взбешен из-за того, что мы вытащили тебя, и переход в Дионис разозлит его еще больше. Он всегда их ненавидел, сколько они существовали, потому что не был настолько же хорош. Поражение из-за них вытащит его сердце, я уверен в этом. Чонгук не выдерживает и ядовито усмехается под конец, осознавая, что хочет именно этого. Подгнившее сердце этой скотины должно расколоться в его пальцах, и он с огромной радостью сделает это, даже в составе чужой команды. Необходимо немало сил, чтобы признать сейчас, что в одиночку Чонгук не справится. Каждая тренировка делала его сильнее, позволяла улучшать навыки на дороге, однако сейчас он в полной мере осознает, что не справится один, потому что его дрифт имеет предел. Тэхёна этот предел не остановит, и придется бороться с ним при поддержке более сильных гонщиков, потому что только сообща они могут действительно справиться с ним. Чонгука не слишком устраивает эта мысль, но он чувствует, что это правильное решение. Тэхён не сможет с ними справиться, потому что он один. Человек должен быть чертовски уверен в своих силах или же чертовски глуп, чтобы избавиться от всякой поддержки перед самым тяжелым испытанием. Вероятно, он слишком гордый для того, чтобы признать, что не всесилен. Чонгук не собирается быть таким же самонадеянным, ведь это, очевидно, будет ошибкой. Чонгук жарко выдыхает, прежде чем понимает, что принимать такие решения на самом деле не в его стиле. Раньше он тоже считал себя лучшим во многих вещах, был таким же чертовски гордым и самонадеянным, и только команда вместе с Сокджином заставили его понять, что лучше быть рациональным и признавать свои слабости, чем считать, что нет никого сильнее и однажды разочароваться. — Я хочу этого, — негромко отвечает Чонгук, когда Сокджин замолкает, задумчиво разглядывая свои пальцы. — Думаю, я правда сделаю это. Сокджин медленно поднимает взгляд и немного кивает, соглашаясь с тем, что это правильное решение. Чонгук разглядывает его лицо, привычно мрачное и невыносимо красивое, но уставшее, как будто он вовсе не проснулся полчаса назад. Его вид вынуждает Чонгука податься вперед через стол, нависая над ним, подцепить пальцем подбородок и поцеловать нежно, ласково, как никогда прежде. Мягкие губы просто невероятны на вкус. Сокджин немного выгибает шею и прикрывает глаза, подается еще ближе, позволяя делать это. И все снова исчезает, осыпается пеплом на пол, растворяется в воздухе, в горячем выдохе старшего, в его негромком полустоне, когда Чонгук проскальзывает языком в его рот, делая поцелуй еще более сладким, почти приторным для них. Изнутри что-то вырывается с тихими воплями, как из-за стены, большое и приятное, заполняющее Чонгука до самой последней клеточки. Какой-то частью сознания он понимает, что это и есть чувства к Сокджину, которые в самом деле разрывают его на части. Именно они заставляют его двигаться к цели на всей своей скорости, на которую он способен, вырывая из земли все преграды до единой. Чонгук всем своим существом хочет рассказать об этих чувствах. Медленно отстранившись от восхитительного хёна, он почти готов сделать это, однако слишком задумчивый вид Сокджина словно молча говорит, что сейчас не время для подобных разговоров. И Чонгук разве что поджимает губы, оглядывая старшего с едва заметным волнением. Сокджин должен больше отдыхать. Не стоит напрягать его всем этим сейчас. — Через несколько часов приедет врач, — выдыхает Чонгук, швыряя взгляд на наручные часы. Сокджин приподнимает брови, проследив за ним. — Даже не пытайся спорить, это я его вызвал. Очень хороший врач, не переживай. Несмотря на то, что тебя выписали из больницы, кто-то все равно должен следить за твоим состоянием. — Я в порядке, — отвечает Сокджин. — Не нужно, я… — Это не обсуждается, — усмехается Чонгук, но его глаза серьезны как никогда. — Я хочу заботиться о тебе, хён, но перед гонками я должен встретиться с Джей-Хоупом, с Дионис и заправиться. Врач немного побудет с тобой. Расскажи все, что тебя беспокоит, договорились? Вместо ответа Сокджин только немного усмехается, поджимая полные губы, когда Чонгук накидывает куртку на плечи. Сегодня хён и правда выглядит немного рассеянным, размышляет он, пытаясь вслепую зашнуровать кроссовки. Для его состояния это должно быть нормально: капельницы и лекарства все еще действуют, заставляя его быть непривычно спокойным, даже если несильный блеск волнения никак не исчезнет из его взгляда. Чонгук поднимается, приятно удивленный молчанию, в котором хён не собирается с ним спорить. Сокджин медленно выходит из кухни, чтобы проводить его до двери, хотя Чонгук сказал, чтобы он не беспокоился и не вставал. — Когда перенесешь свои вещи? — вдруг спрашивает Сокджин нарочито спокойно, смотря на младшего с таким видом, словно это обычный разговор. Чонгук приподнимает брови, пытаясь поверить, что он на самом деле спросил это. — Ты же продаешь дом, — быстро добавляет Сокджин, чтобы ни в коем случае не признать, что он действительно предложил жить вместе. — Я подумал, что ты привык жить в этом районе, да и вообще… я тоже привык, что ты рядом. Этот человек просто не может быть еще более милым, когда пытается все отрицать. Чонгук криво усмехается, замечая краснеющие уши хёна, бесстыдно выказывающие все его мысли и чувства. Сокджин старательно избегает его взгляда, прощаясь до вечера, однако Чонгук резво останавливает его, чтобы вновь притянуть ближе и сладко поцеловать, через поцелуй отвечая, что согласен переехать. Прежде он и не мечтал жить с Сокджином, даже боялся, однако сейчас обнаруживает, как сильно хочет этого, потому что этот человек действительно значит для него слишком многое.***
Черный шевроле камаро выглядит совершенно иначе. Часть переднего бампера оказывается отпилена вместе с решеткой радиатора, которая теперь имеет еще более жирные просветы для залетающего воздуха. Из-под внешней конструкции кузова выглядывают дополнительные стальные части, напоминающие клыки зверя, которые торчат в стороны на манер шипов. Чонгук приседает на корточки перед машиной и цепляет один из шипов пальцем, пытаясь понять, насколько они острые. И они действительно острые и мощные, как настоящее оружие, которое внедрили в тачку для защиты и атаки. Чонгук прищуривается, отходя немного назад, чтобы взглянуть на них издали. Не хочется верить, что уличные гонки, изначально игривые и забавные, превратились в это в конечном итоге. Однако, очевидно, стоило ожидать чего-нибудь подобного, потому что и здесь Тэхён был тем, кто изначально запустил эту цепную реакцию в действие. Именно он вынудил Чонгука принять это решение. — Нравится? — слышится голос Джей-Хоупа за спиной. Чонгук оборачивается и замечает, как он вытирает пальцы от автомобильного масла. — Эта машина сильно пострадала спереди, так что я подпилил арки и бампер, укрепил каркас безопасности и сделал немного защиты по бокам. Если эта свинья будет тебя таранить, как он любит делать, его машина тоже пострадает, причем гораздо больше, чем шеви. Чонгук усмехается по-черному, пытаясь игнорировать кричащее в груди сердце. Этого всего оказывается слишком много для него, но нужно довести дело до конца. Иначе он действительно не простит себе, что ввязался в это. Вновь переводя взгляд на шеви, Чонгук понимает, что настолько злобным он еще никогда не выглядел. Дьявольская машина смерти, мысленно шутит он, оглядывая выпирающие детали и прищуренные глазницы фар, смотрящие на него с видимой угрозой во взгляде. Чонгук чувствует, что выглядит так же со стороны. Машина всегда отражает хозяина, и сейчас это заметно сильнее всего: они оба изменились, немного пострадали, но стали гораздо злее, зубами готовые прорываться вперед через какие угодно трудности. Неприятно нервный пульс бьется на его шее, как взрывчатка, когда Чонгук рывком вытаскивает сигареты из кармана. На следующей гонке явно не произойдет ничего хорошего, но он не хочет думать, что все может закончиться катастрофой, если Тэхён тоже решил модифицировать своего зверя. Им предстоит сражаться насмерть при таком раскладе. — А еще я прикрепил огнетушитель в салоне, — добавляет Джей-Хоуп и прикуривает сигарету по примеру Чонгука, кивая на водительскую дверь, на которой видны заметные вмятины от ударов доджа. — Не хочу сказать, что возгорание случается каждый день, но это меры безопасности. Просто знай, что можешь использовать его в любой момент. — Спасибо, — отзывается Чонгук, выдыхая густой дым, прежде чем посмотреть на парня с искренней благодарностью, которую он не сможет выразить никакими словами, даже если попытается. Ветер немного развевает черные волосы, заставляет спадать челкой на лицо, и он дергает головой, чтобы видеть его полностью. — Я серьезно, спасибо не только за это, но и вообще за все. Когда вы приехали за мной, вы… не должны были выбивать ворота своими тачками. — Да брось, — отвечает Джей-Хоуп со сдержанной улыбкой, рассеянно стряхивая пепел. — Я всегда говорил, что люди должны защищать близких, как самих себя, иначе зачем вообще выстраивать отношения. Нет никакого смысла делать это, если всем на все насрать. Это неправильно. И ты часть каждого из нас, даже если мы не говорим этого вслух, ты должен понимать, на что мы готовы ради тебя. Чонгук вновь понимающе улыбается, ощущая огромную благодарность всем этим людям, прежде чем блики заходящего солнца отсвечивают на черной стали, как маленькие огоньки, отвлекая от разговора. Джей-Хоуп швыряет окурок на землю и похлопывает парня по плечам, словно пытаясь мысленно настроить его на хороший заезд. Время стремительно заканчивается, отсчитывая жалкие часы до начала последней гонки. И собственное сердце словно предчувствует это, иногда ускоряя ритм, как разгоняющийся товарный поезд по ржавым рельсам. Чонгук шумно втягивает носом воздух, чувствуя сильный запах резины: напротив автомастерской Джей-Хоупа всегда пахнет шинами гораздо сильнее, чем где-либо еще, даже если находиться на улице. — К двенадцати приезжай к хёну, — перед прощанием говорит Чонгук, нервно поправляя часы на запястье, словно слишком беспокоясь о том, как быстро несется время. — Дионис тоже приедет. Все должны быть в одном месте, чтобы координировать нас по связи. — Хорошо, — отзывается Джей-Хоуп, одергивая край черной куртки, когда снова оглядывает шеви, которого ремонтировал последние несколько дней с особым вниманием, прекрасно понимая, как безопасность этой машины важна для гонки. В его взгляде блестит уверенность, смешанная с горячим волнением. — Кстати говоря, Санха будет следить за гонками? Он очень помог Сокджину, когда забрал его после аварии. — Да, он написал мне вчера, — отвечает Чонгук. — Надеюсь, дело не дойдет до него, но его помощь не помешает. Какое угодно дерьмо может случиться, как мы все уже поняли.***
Белоснежный спорткар выглядит идеально чистым, припаркованный в гараже, освещаясь ярким зеленым светом из небольших округлых лампочек, гирляндой свисающих со стены напротив. Холодный воздух заполняет помещение, шуршит снимками и целлофановыми обертками новых автозапчастей, аккуратно выложенных на столе, как донорские органы перед операцией. Тэхён прищуривается, медленно оглядывая все детали. Металлические болты и гайки сверкают зеленым, как нечто мистическое, создавая еще более сильное ощущение холода, который на этот раз вырывается изнутри него, как прохладное напоминание о том, что эта машина готовится к своей последней гонке. Медленно скользя пальцами по гладкой стали, Тэхён оглядывает лексус с каждой стороны, дотрагиваясь до дверей и крыши. Нежно, даже ласково, как если бы касался человека. Прикосновения всегда были важны. Его личное напоминание о том, что каждая вещь, отпечатавшая следы его пальцев принадлежит ему. Тэхён медленно обходит лексус, приглаживая его с таким видом, словно печать ставит, выжигает на стали собственные инициалы, оставляет невидимые ядовитые метки своего имени. Каждый раз это становится для него ритуалом, занятием, которое позволяет расслабиться, поверить, что все это действительно принадлежит ему и никто этого не отнимет. Лёд проносится по каждой вене, словно он провел по руке замороженным пакетом. Тэхён мрачнеет издали, останавливая взгляд на пассажирской двери и вспоминая день, когда Сокджин отказался сесть внутрь. «Иди к дьяволу». Тэхён отчаянно пытался навязать себе, что это ошибка и Сокджин на самом деле не всерьез, что он хочет вновь оказаться рядом. Иллюзия, которой Тэхён подпитывал свое воображение и самомнение, оказывается разрушена. Сокджин был готов на все ради Чонгука, даже оказавшись в больнице. Как же сильно побледнело его лицо, как сильно поджались губы, какой невероятной злостью зажглись глаза, когда Сокджин осознал, что Тэхён собирается причинить Чонгуку боль. Вспоминая каждую деталь этого момента, он хмурится, впервые настолько четко осознавая, что не может больше касаться Сокджина, не сможет оставить на нем метку своего имени, напомнить, чей он на самом деле, не сможет вернуть себе власть над ним, сделать своим окончательно. Больше не получится. Медленно поднимая взгляд, Тэхён осматривает железный каркас безопасности через стекло водителя. Этот чертов хён должен был восхищаться им, как делал всегда, валяться в его ногах преданным животным, задыхаться из-за переполняющих его чувств любви и обожания, смотреть только на него и повторять, насколько же Тэхён прекрасен. И ничего больше. Сокджин не может просто подняться и сказать, что теперь Тэхён не настолько хорош, как раньше, что он не хочет больше его видеть, разговаривать с ним, не желает вновь ощутить его член глубоко в горле. Это немыслимо. Сокджин не может сделать это. Сокджин не имеет права сделать это. Тэхён медленно сжимает пальцы в кулак, и напряженная кожа белеет, как свежевыпавший снег, когда он продолжает мысленно отказываться от реальности, не признавать того, что Сокджин сделал. «И ты должен исчезнуть из моей жизни навсегда. Я никогда больше не хочу тебя видеть и разговаривать с тобой. И даже если ты спасешь ебаную планету, я не прощу тебя». Рывком разжав пальцы, он сильно встряхивает кисть, надеясь избавиться от неприятного онемения мышц. Нельзя терять контроль над ситуацией, над собственными эмоциями. Тэхён шумно вдыхает холодный воздух, приподнимая голову, чтобы немного размять шею. Испытывая удовольствие, только если люди единогласно признают его силу, могущество и власть, как делал это Чондэ, каждый день подпитывая его самооценку восхищенными взглядами и обожанием, которое никогда не исчезало с его лица, он не может поверить, что больше не испытает этого. Тэхён прищуривается, мысленно возвращаясь в Санчхон, небольшой жалкий город, в котором они познакомились. Чондэ всегда развлекал, вызывал легкие улыбки своей преданностью, которыми Тэхён иногда отвечал, еще сильнее мотивируя Чондэ стараться в попытках заработать больше внимания. Тэхён искренне любил это в нем, потому что раньше любил и в Сокджине. И причина, как он считал, никогда не была в его изначально низкой самооценке, которая впервые заявила о себе в момент, когда он увидел недосягаемого Сокджина в колледже. Ведь он даже не смотрел на него, не замечал, не интересовался им или его именем. Тэхён вынужден признаться самому себе, что никогда еще не хотел заполучить человека настолько сильно. Ледяной холод и равнодушие Сокджина действительно заставили самомнение Тэхёна потрескаться по швам. И они заставляют его трескаться и сейчас, даже после того, как он уже добился Сокджина однажды. Время словно оборачивается вспять, возвращая его ко времени, когда этот человек смотрел на него как на червя, не считая достойным даже приветствия. И это вновь ощущается настолько болезненным, что Тэхён рычит, наклоняясь над машиной, которая служит отличным напоминанием того, что Сокджин вновь его отталкивает. Именно здесь его размышления достигают Чонгука. Изначально Тэхён считал забавным то, что Сокджин нашел другого человека, потому что прежде он никогда не смотрел на остальных, считая Тэхёна единственным и неповторимым. Человеком, ради которого он был готов на все, человеком, который все значил для него. Тэхён раздраженно разминает шею, размышляя о том, насколько жалким выглядит Чонгук по сравнению с ним. Черт подери, он даже водить нормально не может. Тэхён в злости вспоминает, каким взволнованным был взгляд Сокджина, когда Чонгук оказался в палате. Это щенячье дерьмо не может затмить его перед Сокджином, не способно нравиться ему сильнее, чем он. Каким образом это вообще возможно, черт возьми. Чонгук раздражает, потому что не достоин занимать его место возле Сокджина, не заслуживает наслаждаться его компанией, дотрагиваться до него, быть рядом с ним. Чонгук жалкий, неидеальный, с целой тысячей слабостей. Тэхён наклоняет голову набок, прежде чем приходит к неожиданной мысли. Чонгук раздражает, потому что он человечный. Сокджину никогда не нравились люди, насколько бы невероятными они ни были. Любой человек в колледже имел не больше шансов заинтересовать его, чем умереть из-за упавшей на его дом кометы. Тэхён прекрасно знал это с самого первого дня. Сокджин был недосягаем не только для него — для всех. И заполучить его внимание можно было только чем-то необычным, чертовски незаурядным, особенным, не похожим совершенно ни на что. Тэхён полностью закрывает глаза, чтобы как следует сконцентрироваться на мелькающих в голове картинках. Сокджин не смотрел на людей. Человек не может быть настолько необычным, никогда не мог — любой особенности даже самого разностороннего студента было всегда недостаточно, чтобы привлечь внимание Сокджина. И ведь Чонгук совершенно обычный. Рывком распахивая глаза, Тэхён выдыхает, когда осознание накрывает его огромной волной. Чонгук обычный, с множеством проблем и ошибок, неидеальных кривых сторон. Вспыльчивый, эмоциональный, не умеющий просчитывать свои действия наперед. И, что еще хуже для Тэхёна, — Чонгук не боится таким быть перед Сокджином. Не боится своей человечности, которая и делает его неидеальным. Эмоциональное решение заставило Тэхёна покинуть город год назад. Необходимо быть действительно сильным человеком, чтобы признать свои слабости и избавиться от них. Тэхён прекрасно знал, что эмоциональность — это первая на очереди в мусор человеческая черта, которая делала его действительно слабым. Тэхён выдрал ее из груди, вышвырнул вон и закопал на обочине Санчхона, прежде чем встретил Чондэ, чтобы начать нечто новое в своей жизни. Однако эмоциональность Чонгука, которая должна тоже делать его слабым, по какой-то невероятной причине является его сильной стороной. Тэхён морщит лицо, вспоминая, с какими горящими глазами Чонгук ворвался в палату больницы, переживая о состоянии Сокджина настолько сильно, что каждая вена на его шее оказалась напряжена. И эта же эмоциональность заставила его бросить все дела и примчаться туда, словно Сокджин действительно мог быть при смерти. И эта же эмоциональность показала в нем силу — его личный двигатель, источник энергии, который позволил бы Чонгуку наброситься на Тэхёна, если бы он знал, что тот скрывается за дверью. Ненависть к мысли, что обычный человек оказался лучше него кажется разрывающей, обжигающей каждый сантиметр его кожи дьявольским пламенем, которое сжигает Тэхёна прямо здесь с невероятной легкостью, как частички ткани из-за неосторожно брошенного окурка. Уличный воздух, прежде гуляющий вдоль стен гаража, вдруг испаряется, когда тяжесть вваливается в помещение огромным весом, выламывая чертовы стены, обрушивая бетонный потолок на его голову, разбрасывая всюду эти ебаные автомобильные детали. Каждая частичка его внутреннего мира оказывается объята пламенем из-за единственной мысли. Сокджин выбирает человека с дефектами. Человека, на лице которого выжжены слабости, человека с множеством страхов, подверженного эмоциональным и глупым решениям, человека, которого Тэхён все время легко обводил вокруг пальца, играя на его чувствах. Для Сокджина ничто из этого не оказывается причиной уйти, разочароваться или понять, что Чонгук — нечто очень недостаточное для него. Сокджин думает совершенно иначе. Блядский Чонгук для него лучше Тэхёна, который из шкуры выпрыгивал в попытках соответствовать его требованиям раньше. Избавившись от ничтожных человеческих эмоций, он искренне гордился умением оставаться рассудительным, спокойным и иногда даже вежливым. Желание держать эмоции под контролем подпитывалось лекарствами, на которые он подсел, чтобы в полной мере контролировать каждое дерьмо, которое вырывается из него, пытаясь разрушить все, что он выстроил. Всепоглощающий хаос, необъятный и дикий, как смертоносный торнадо, который прежде им двигал, когда он был в команде, поглощал все хорошее, как обжорливое чудовище, что всегда жило внутри него. Это чудовище никогда ему не нравилось. Тэхён всегда ненавидел бардак, озабоченный порядком и аккуратностью, чтобы каждая чертова вещь знала свое место, как и человек, который находится рядом. Он просто не мог выдерживать этот хаос. Сдержанность и контроль стали его козырем, любимыми качествами, как только он в полной мере освоил их. Они же подпитывали его самомнение, позволяя смотреть свысока на людей, которые рядом с ним выглядели жалкими в своих истериках. Люди, которые не умели держать себя под контролем. Прежде всего этим его забавлял и Чонгук, который мог превратиться в настоящее животное, поддаваясь всем эмоциям на свете при виде него. Тэхёна действительно развлекала его вспыльчивость, ведь он считал, что рядом с ним гораздо выгоднее смотрится. Лекарства заставили его почувствовать, что он повзрослел. Чонгук рядом с ним казался сопливым ребенком, не способным не только на самоконтроль, но и на взвешенные решения. Тэхён не замечает, как начинает вновь раздражаться. Сигарета дрожит, зажатая нервными пальцами, прежде чем он чиркает зажигалкой, отойдя немного назад от машины. Размышления сдавливают его со всех сторон, как невидимые сети, в которые он попался в попытках разобраться, чем же этот человек может быть лучше него. Дым вырывается изо рта маленьким облаком, размывает лексус перед глазами, который теперь кажется олицетворением бессмысленности всего, через что он прошел за весь год. Каждое действие ощущается ошибкой, каждая мысль — неправильной, каждый поступок выглядит нелепым и бесполезным, направленным совершенно не на то, на что должен был. Челюсти крепче сжимаются, словно пытаясь остановить вырывающийся наружу дым, который все же находит выход через его сжатые зубы. Как в агонии сжатые, если бы кто-нибудь сейчас сказал, что смерть неизбежна, стоит лишь сделать следующий вдох. Цепляясь рассеянным взглядом за вещи, заполняющие гараж, Тэхён приходит к мысли, что победа, казавшаяся столь реальной два дня назад, отдаляется на целые мили, издевательски возвышаясь где-то вдали, на высоте, до которой никак теперь не добраться. Тэхён слепо смотрит на нее и начинает чувствовать, как проигрывает, и это оказывается намного хуже всего, что он когда-либо ощущал. Осознавая, что не самый лучший, не самый достойный всего, чего хотел, он приходит к мысли, что и борьба окажется напрасной. Борьба за вещь, которая на самом деле давно стала чужой, сколько бы раз он к ней ни прикасался, желая выжечь вечное клеймо на коже Сокджина. Пепел рассеивается в воздухе вместе с уверенностью, что Сокджин еще когда-нибудь в этой жизни посмотрит на него без ненависти. Прежде чем сознание Тэхёна внезапно вспыхивает совершенно другой мыслью — это все бред. Бессмысленным не было ни одно решение. Сокджин не перестал восхищаться им по своей воле. Тэхён прищуривается, вспоминая, что пришлось опустить его с небес на землю, когда тот пытался быть на вершине, возвышаясь недосягаемым божеством для всех смертных. Сокджин никогда им не был в реальности. Изначально собираясь обманывать каждого своим мнимым величием и превосходством, он добился результата — Тэхён и все остальные чувствовали себя ничтожными рядом с ним, не заслуживающими ни единого взгляда. Однако это было иллюзией, которую Сокджин специально выстроил. Тэхён глубоко затягивается, прежде чем рот искривляется в неприятной даже для него улыбке. Сокджин не был божеством. И выбирает сейчас Чонгука лишь из-за того, что блядский Чонгук наверняка завалил его приятными словами, комплиментами, возвышая на привычный пьедестал, с которого Тэхён его раньше выкинул. Сокджину ведь это до смерти нравится. Черный взгляд выжигает дыры в машине, прежде чем вновь становится стальным. Тэхён наклоняет голову немного набок, приходя к смешной мысли. Сокджин — вот кто всегда изнывал от низкой самооценки, искусственно завышая ее до полнейшего абсурда каждый раз, когда возвращался в колледж, нацепив этот божественный образ на свое блядское красивое лицо. Тэхён не должен его заслуживать, как это наверняка делает Чонгук сейчас. Именно Сокджин тот, кто должен заслужить, чтобы Тэхён был рядом, и он действительно идиот, раз считает иначе. Вышвырнув бычок прочь, Тэхён вновь подходит к машине, вытаскивая телефон из кармана черных джинсов. Блядский Сокджин совсем скоро поймет, насколько неправильный выбор сделал.***
Чонгук приваливается к бензоколонке, засовывая пистолет в бак около полуночи, приехав к этой заправке незадолго после встречи с Дионис, во время которой они обсудили последнее, что должны были. Чонгук задумчиво оглядывает стикер «Dionysus», приклеенный на заднем стекле шеви. Небольшая белая надпись почти не видна издали, но сейчас она кажется Чонгуку огромной, потому что на самом деле имеет тяжелый вес. Присоединение к команде может многое изменить: не только заставить Тэхёна озвереть от раздражения, но и поднять их шансы в глазах зрителей на трансляции, привлечь еще больше внимания не только обычных людей, но и городской полиции. Чонгук швыряет взгляд на цифры, отсчитывающие количество залитого топлива, и осторожно вытаскивает пистолет, закрывая крышку бензобака, как только тот заполняется. В кармане вибрирует мобильный, отвлекая от размышлений о будущей гонке: Чимин: Я приехал, чтобы поддержать тебя. Сокджин меня впустил. Вместе будем смотреть трансляцию. Надеюсь, чертяка шеви не подведет. Удачи вам обоим. Вновь пробегаясь взглядом по черным словам на светлом экране, отсвечивающим ему в лицо, Чонгук слегка улыбается. Чимин не похож на себя, потому что чаще всего издевался, осыпая дружескими шутками, на которые невозможно было обижаться, но сейчас словно и он чувствует, как дело принимает серьезный оборот. Чонгук покачивает головой, спрятав телефон в карман, прежде чем забраться в салон. Запах кожаного руля и бензина мгновенно врывается в лёгкие, заполняет его изнутри, заставляет сделать еще более глубокий вдох. Чонгук вспоминает, какой в машине был запах во время каждой тренировки, когда он надрывался, работая под палящим летним солнцем в попытках разобраться, что делает неправильно. Внимательный и изучающий взгляд Сокджина вновь чувствуется откуда-то издали, как и всякий раз, когда он ошибался. И это впервые заставляет его усмехнуться, потому что он вспоминает слова Джей-Хоупа, сказанные в больнице: «Это его любовь к тебе. Сокджин постоянно смотрит на тебя, когда ты не видишь». Чонгука едва не разрывает от желания услышать его голос прямо сейчас, чтобы сказать, что он чувствует на самом деле. Сокджин заслуживает знать правду как никогда. Не только из-за того, что его не остановила даже боль, когда он выбрался из больницы посреди ночи, чтобы вытащить Чонгука из жестких лап его конченого отца. Сокджин слишком многое для него делал и раньше. Чонгук хочет сделать еще больше, чтобы в полной мере ответить ему тем же. Избавить от боли прошлого оказывается первой целью. Тэхён должен быть остановлен любой ценой. Рычание разносится по всей заправке, когда Чонгук заводит двигатель. Электронный циферблат на приборной панели показывает, что осталось совсем немного до последней гонки, которая поставит всему конец.***
Омрачневшее ночное небо нависает над городом невероятной тяжестью, явно готовое в любой момент сорваться вниз и придавить каждого, кто решил оказаться на улице. Часы показывают почти два часа ночи, когда шеви сворачивает к центру города из Каннама, непривычно опустевшего в это время, словно все люди разом исчезли, боясь попадаться гонщикам на глаза. Чонгук сильнее втягивает носом холодный воздух, залетающий в салон через окно, и может чувствовать напряжение, будто именно оно накачивает кислород электричеством, заставляющим каждый орган внутри изнывать от давления всепоглощающих страхов этой ночи. Конец совсем близок, размышляет он, сильнее надавливая на педаль газа. Мертвые улицы проносятся мимо неразборчивыми зданиями, сверкающими во тьме высотками, напоминающими огромных застывших монстров. Чонгук удерживает в голове мысль, что придется сражаться до конца, но старается не нервничать слишком сильно, ведь Сокджин будет рядом. Настолько близко, насколько это сейчас возможно, координируя все его действия через наушники. Чонгука одновременно вдохновляет и пугает эта перспектива, ведь голос этого человека обладает невероятной силой в том, чтобы каждый раз сводить его с ума. За очередным высоким зданием появляются знакомые машины, вынуждая замедлить скорость. Четверо гонщиков в полном составе выстраиваются в идеальную линию на старте, очерченным на дороге красным цветом. Пылающие бочки исчезли: вместо них появились небольшие мощные лампы, освещающие машины и дорогу впереди. Дроны привычно выставлены в ряд, как экспонаты в музее техники. Все оборудование готово к последним гонкам. Чонгук сжимает руль, прежде чем замечает белоснежный лексус, выделяющийся среди черных спорткаров, как чертов прожектор, что прорывается светом сквозь мрак безлюдной улицы. Тэхён стоит рядом невзрачной темной фигурой, выдыхая небольшое облако дыма, и даже не оборачивается на звук подъехавшего камаро, словно изо всех сил делая вид, что Чонгук ни капли его не волнует. Мысль оказывается настолько мерзкой, что почти приятна, вынуждая его рывком дернуть дверь от себя и выбраться из машины. Чонгук отлично знает, что это очередная иллюзия, ведь иначе Тэхён не надрывался бы все лето в попытках остановить его на пути к этой ночи. Злость закипает внутри за жалкие секунды, образуя бурлящий вулкан под его рёбрами, когда он решительно приближается к белой машине, привлекая внимание Дионис и самого Тэхёна, который наконец поворачивает голову на звуки тяжелых шагов. Равнодушие заполняет его взгляд, как раковая опухоль истощенное тело, однако это такая же иллюзия, как и все остальное. Чонгук гаденько усмехается, вскидывая брови, когда наконец встречает его ответный взгляд, прежде чем замахнуться и одним мощным движением разбить его нос. Светлая голова по инерции откидывается назад, кровь брызжет алым потоком, пачкая каплями идеальный белый капот лексуса. Тэхён ошарашенно выдыхает с тяжелым свистящим звуком, прежде чем медленно поднять ладонь и потрогать нос, размазывая багровые капли по лицу. Чонгук усмехается еще шире, как обезумевший, искренне наслаждаясь этой картиной. Драки никогда не решают проблемы, он прекрасно знает, однако удержаться было чертовски сложно. И сейчас он чувствует, от какой огромной тяжести избавился, как только действительно врезал этой твари, выкачавшей невыносимое количество сил из него за все лето. — Удачной тебе гонки, — ядовито желает Чонгук, как только Тэхён медленно поднимает голову, чтобы стеклянными в ярости глазами посмотреть на него. — Это за Сокджина, который должен был лечиться, вместо того чтобы вытаскивать меня из дерьма из-за тебя. За самого себя я отвечу на дороге. Черный взгляд напротив наливается оранжевой лавой, наверняка способной выжечь бетонные стены толщиной не менее десяти дюймов, но даже это не действует на Чонгука. Видеть этого парня в бешенстве из-за предчувствия его же собственного провала — настоящее наслаждение, с которым может соперничать разве что приятный визг стираемой об асфальт резины. Жажда крови заметно бурлит внутри Тэхёна, как кипящий яд, когда он продолжает смотреть на него, взглядом пытаясь выдрать все кости до единой, оставляя его тело совершенно мягким, как игрушечное. Именно этого стоит ждать от него, предчувствует Чонгук, прищуривая глаза с ехидным блеском, прежде чем разворачивается и кивает Гынвону, нервно курящему сигареты, и возвращается к шеви. Асфальт начнет плавиться под его шинами — Чонгук знает это заранее. — Итак, — громко заявляет мужчина в белоснежной длинной накидке, похожей на медицинский халат. Заявление для камеры и зрителей проводится четко впереди машин, чтобы люди разглядели каждого гонщика. Чонгук швыряет на него равнодушный взгляд, надевая наушники. Лицо мужчины искажается едва заметной улыбкой из-за его действий, ведь этот парень позволил себе напасть на соперника перед гонкой, однако он решает никак не комментировать это. — Добро пожаловать на последний этап турнира по дисциплине дрифтинг. Остались всего четыре участника, и сегодня мы выясним, кто же на самом деле сильнейший из них. Вены прожигает желанием надавить на газ изо всех сил, до судороги в ноге, однако Чонгук разве что криво усмехается, открывая окно, чтобы отдать подошедшему парню свой навигатор. Маршрут последней гонки оказывается секретом для гонщиков вплоть до ее начала, что, несомненно, является правильным, ведь никто не должен знать испытания раньше времени. Рычащий камаро испускает клубы дыма, когда Чонгук разогревает двигатель, выжимая сцепление заранее. — И должен сказать, что сегодняшняя гонка особенная, потому что четвертый участник из команды Стигма принял решение присоединиться к Дионис, — говорит мужчина, многозначительно взмахивая руками перед объективом жирной камеры. Чонгук хмыкает. — Не ожидали, правда? Год назад именно эта команда стала победителем. Более того, прошлогодний победитель и сейчас попытается повторить успех. Сможет ли он сделать это, как вы считаете? Делайте ставки, дамы и господа. И не забывайте, что именно благодаря вам турнир существует! Мужчина на эмоциях кричит что-то еще, но рычание мощного двигателя сводит на нет все звуки, оставляя только жесткий ритм сердцебиения Чонгука, которое мечется в груди, как загнанное животное, не позволяя сделать ни один спокойный вдох. Чонгук закрывает глаза, настраиваясь на заезд. Волнение всегда все портит, заставляет совершать ошибки, отвлекаться от дороги на все подряд. Чонгук не позволит себе облажаться. Не после того, что обещал не только себе, но и хёнам, включая даже Гынвона, который теперь надеется на его помощь. Давление ответственности за все свои слова и решения кажется еще более тяжелым с каждой секундой, словно разрастается в размерах внутри машины, но Чонгук рывком дергает плечом в попытках сбросить часть напряжения. — Чонгук, — настраивает связь Сокджин, из-за чего слышится какое-то копошение. Чонгук резко открывает глаза, словно хён может находиться рядом. — Не волнуйся, ты обязательно справишься, а потом мы поедем куда-нибудь на целый день и будем просто отдыхать. И никакое дерьмо нас не коснется. Вместо ответа Чонгук мрачно хмыкает, чувствуя нечто странное, пока не вспоминает все до единой трагедии из кино, в которых подобные обещания никогда не сбывались, ведь один из персонажей обязательно умирал, не дождавшись счастливого будущего. Чонгук непонятно усмехается, прежде чем вспоминает разбитый додж, бесполезной грудой металла валяющийся на дороге. Иглы вмиг пронзают все тело, вызывая дрожь, но Чонгук вновь дергает плечом, стараясь ни о чем не думать. Взгляд кидается на дроны, взлетающие с земли с негромким звуком, но и его не услышать, потому что спорткары создают еще больше шума, разогревая двигатели. «Когда перенесешь свои вещи?» Чонгук отвлекается на приятное вдохновляющее воспоминание, прежде чем слышит высокий звуковой сигнал, оповещающий о начале заезда. Рывком вдавив педаль газа, он сжимает челюсти, и шеви кидается вперед с началом последней гонки. — Итак, не рвись в лидеры раньше времени, как мы и договаривались, — серьезно говорит Сокджин, впившись взглядом в монитор компьютера, на котором черный камаро слегка виляет, чтобы затем закрепиться на последней позиции. — Гынвон захочет быть первым. Когда он начнет сокращать путь, следуй за ним через дворы и узкие улицы, потому что копы сегодня наверняка захотят переловить всех вас. Выдавливая газ сильнее, Чонгук резво крутит руль на первом повороте. Черный город выглядит как никогда пустым: гонщиков встречает мертвая тишина и безлюдие, широкие дороги и одинокие светящиеся фонари, прежде чем машины вылетают в Каннам-гу из центра. Чонгук шумно выдыхает, немного отставая, когда Мингю впереди берет направо, вылетая на встречную полосу. Мигающие желтым светофоры швыряют на них взгляды, как выстрелы, наблюдая со своей высоты за отрывом Гынвона, за которым несется лексус, выписывая изящные волны на дороге. Чонгук рывком дергает ручной тормоз. Гладкие шины помогают в дрифте: срываясь, они пронзительно визжат, не пытаясь цепляться за асфальт, когда шеви проходит в заносе широкий перекресток. — Чонгук, не отставай, — рыкает Сокджин, наверняка едва позволяющий себе моргать, когда следит за ним. — Слушай меня, на соседней улице замечены копы. Сынгван взламывает полицейскую волну, так что не… Чонгук резко расширяет глаза, прекращая слышать его, как только видит лексус, который нагоняет мерседес и рывком берет влево, чтобы накинуться на него. Омерзительный визг металла похож на крики: дернувшись на дороге, Гынвон уворачивается, однако Тэхён вновь пытается таранить его, выбивая из рамы стекло со стороны пассажира. Чонгук громко ругается и сильнее давит на газ, замечая, что Мингю не может добраться до них, чтобы остановить это безумие. — Извини, хён, но я должен, — шипит Чонгук, быстро набирая обороты, чтобы попытаться оторвать ублюдка от мерседеса. — Не ввязывайся, Мингю прикроет его раньше, — мрачно спорит Сокджин, но приятный голос искажается волнением слишком сильно, чтобы поверить, что они держат ситуацию под контролем. — Теперь это и моя команда тоже, потому я не позволю, чтобы этот кретин угрожал им, как будто это можно делать, — рычит Чонгук, прежде чем ракетой пронестись мимо Мингю и мощным ударом впечататься в задний бампер лексуса. Жесткое столкновение заставляет подскочить на дороге, подпрыгивая, словно шеви собрался залететь на его крышу, однако это срабатывает — лексус рывком берет направо, увиливая от возможной следующей атаки. Чонгук гадко посмеивается, слыша матерные крики Сокджина через наушники, но не собирается жалеть, что сделал это. Машины пулями проносятся по черной улице, не освещенной ничем, словно весь свет разом выключили. Черная сталь спорткаров сливается с мраком, и видны только яркие передние фары, выхватывающие контуры зданий на обочинах. Чонгук переводит дыхание, швыряя цепкие взгляды на летящий впереди лексус, прежде чем наконец слышит вой сирены из машин полиции. Сердце резко дергается вместе с шеви, налетевшим на яму в асфальте. Пальцы вмиг сжимают руль почти до боли, не желая терять контроль над управлением. — Черт подери, они здесь, — выдыхает Чонгук, прежде чем зрение само выхватывает красно-синие блики в стороне, похожие на огни в ночном баре. — Хён, я… хён! Отвлекаясь на чертовых полицейских, Чонгук слишком поздно замечает маневр Тэхёна, когда лексус вновь разгоняется, делая небольшую петлю, и одним мощным ударом сшибает Мингю с дороги. Черный бмв отлетает налево, как игрушечный, не выдерживая внезапной атаки. Растеряв управление, он кидается боком в ограждение низкого здания, похожего на ювелирный магазин. Высокий звук удара прошибает вибрацией весь затылок Чонгука, и он впивается взглядом в дым и пыль, прежде чем пролететь мимо на высокой скорости. Сокджин отвлекается на гневные вопли, переговариваясь с кем-то рядом, что слышит Чонгук словно издали, перед тем как возвращается к микрофону связи: — Все нормально, Мингю не пострадал, не отвлекайся, — приказывает он. — Не отставай от них, тебе ясно? Сердце ускоряет бешеный ритм, жестко пульсируя в висках, как маленькие разряды тока. Чонгук рвано соглашается, швыряя единственный взгляд в зеркало заднего вида, прежде чем черный бмв исчезает из поля зрения. Машины набирают больше скорости, вылетая в квартал Мёндон. Полицейский вой сирены становится громче, яростнее с каждой секундой, пока яркие мигающие лампочки не заливают светом фасады ближайших зданий, красноречиво рассказывая о начале погони. Шеви вновь подпрыгивает, заставляя Чонгука вжаться в сиденье на повороте, вновь дергая ручной тормоз. Ближайший полицейский вдруг оказывается совсем близко, в нескольких метрах позади, но рывок шеви отбирает возможность накинуться на него. — Сукин ублюдок, он пытался зацепить меня, — рычит Чонгук, резво вращая руль. Высокий писк резины разносится по всей улице, как плач ребенка. — Хён, они сейчас как стая собак набросятся, нужно сваливать отсюда. — Направо, — командует Сокджин по связи, внимательно всматриваясь в огни ночного города, замечая каждого полицейского на экране, словно все они под прицелом. — Затем снова направо, пока Гынвон не развернется. Следуй за ним и не упускай из виду. Чонгук подчиняется, рывком поворачивая направо. Тэхён исчезает на соседней улице, отказавшись следовать за ними, и на какое-то время Чонгук чувствует невероятное облегчение, словно больше никогда не увидит его. Удивительно, насколько этот человек заставляет его волноваться — гораздо больше, чем чертова полиция, несмотря на то, что копы выскакивают из каждого поворота в надежде остановить гонщиков. Гынвон рывком берет направо впереди, огибая высокое здание бизнес-центра в красивом заносе. Чонгук зеркально повторяет все движения его машины, швыряя взгляд в навигатор. Красная стрелка словно пульсирует, давит ответственностью вернуться на прежний маршрут, однако Чонгук не поддается, прекрасно зная, что полиция устроит засаду на главной площади. Чонгук шумно дышит, не замечая даже, как грудь пронзает низкой вибрацией от встречи с лексусом, вновь появившимся прямо перед носом. Размышляет, что они должны сделать бэквард в ближайшее время, если не прямо сейчас, пока копов не стало еще больше. Как только их число увеличится, о бэкварде можно забыть навсегда, потому что его исполнение окажется концом для всех. Напоровшись на эти мысли, Чонгук рвано выдыхает, поправляя наушник одной рукой, прежде чем снова вцепиться в руль. — Черт возьми, — вырывается из Чонгука, когда полиции действительно становится больше, и времени не остается вовсе. Он решает действовать. — Хён, скажи, когда будет прямая дорога, потому что Гынвон должен… Мысли внезапно обрываются на полуслове, когда Тэхён впереди ускоряется, вылетая на встречную полосу, кидается налево и тотчас меняет направление, разворачиваясь в мощном бэкварде — красивый, как из кино, идеальный и чертовски быстрый маневр. Лексус пролетает широкий участок дороги задом наперед, сверкая передними фарами прямо в камаро позади, прежде чем выравняться вновь с высоким визгом резины, отлетающей во все стороны света. Чонгук хрипло выдыхает, слыша яростные вопли его двигателя, которые в тот же момент перебивает мощная полицейская сирена. — Дьявол, он сделал это, — шепчет Чонгук, как молитву, вновь прижимая наушник к щеке. — Я должен прикрыть Гынвона прямо сейчас. — Осторожнее, — рыкает Сокджин, и его голос отзывается очередной дрожью внутри Чонгука, как подключенный к пальцам электроприбор. — Следующая улица расходится на две. Отрывайся от блядской полиции и попытайся заманить Тэхёна налево. Гынвон возьмет направо и сделает бэквард. Тэхён собирается помешать ему, нельзя этого допустить. Чонгук кивает и сильнее давит на газ, прежде чем из-за поворота выскакивает огромный внедорожник, точно выпрыгнувший из ниоткуда цирковой клоун, пугая до мерзкой дрожи в коленях. Чонгук рывком берет налево, пытаясь оторваться от него. Визжа стираемой резиной, лексус мчится впереди ураганом, словно чувствует намерения Гынвона. Нельзя позволить ему накинуться на него. Чонгук рычит на огни за спиной, когда двое полицейских машин пытаются протаранить его. Уворачиваясь изо всех сил, шеви кидается боком в поворот, прежде чем улица становится ровной, в конце разделяясь на две дороги. Сейчас или никогда, черт подери. Чонгук не думает, что Дионис на самом деле не его настоящая команда. Сейчас нет никакой разницы, единственное, что важно — не позволить Тэхёну испортить бэквард, потому что попытка сделать его всего одна. Гынвон рывком берет направо и быстро отдаляется, набирая чудовищную скорость. Тэхён кидается за ним. Чонгук бросается на его горячие следы, как ищейка, и видит, как мерседес делает петлю для трюка, чтобы создать инерцию для мощного заноса. Тэхён приближается, жадным зверем проглатывая каждый метр дороги, и Чонгук просто не успевает догнать его. — Нет! — крик вырывается из Чонгука, как в дешевом кино из телевизора, когда сердце заходится на бешеной скорости, а лексус кидается на машину впереди, неспособную отразить атаку, прежде чем в последний момент появляется внедорожник. Чонгук дергается, выкручивая руль, когда полиция таранит Тэхёна и тем самым позволяет Гынвону завершить маневр. — Господи, мать твою! Сокджин кричит что-то в наушник, но знакомый голос слышится как сквозь толщу воды, потому что уши закладывает невыносимый шум двигателей, визжащей резины и сирены, как на концерте, разрывающей мозги Чонгука на две части. Рывком переключив передачу, он тщетно пытается сделать ровный выдох. Сокджин говорит, что Гынвон справился, однако даже это не позволяет Чонгуку восстановить дыхание, рвущееся на неровные низкие хрипы. Шеви проглатывает метры идеальной дороги, пролетая мимо большого торгового центра, который во мраке кажется огромной черной глыбой, прежде чем что-то взлетает над улицей, похожее на вертолет. Чонгук задерживает дыхание, пытаясь не верить, что копы вызвали подкрепление с воздуха. — Вертолет прямо над головой, — объявляет Сокджин, как ведущий новостей, и Чонгук почти видит, насколько нервно тот сжимает пальцами монитор с картинками гонки. — Чонгук, отрывайся от сраных внедорожников, они самые опасные. Вертолет не упустит тебя из виду, но не думай о нем. Сейчас самое важное не позволить Тэхёну выкинуть вас обоих из гонки, что он наверняка захочет сделать. Отрывайся и прикрой его, но не любой ценой, ясно? — Да, — рвано выдыхает Чонгук, вновь надавливая на газ. Высотки проносятся мимо одна за другой, вросшие глубоко в землю, и он старается всеми силами не отвлекаться на рёв за спиной и проклятый вертолет, освещающий им путь через весь город. Гынвон не должен вылететь из гонки, ни за что. Чонгук чувствует, насколько обязан защитить его, потому что иначе всем их стараниям наступит конец. Машины проносятся по широкой дороге Содэмун-гу и сворачивают в переулок направо, чтобы скрыться, но вертолет действительно видит их всюду, а затем появляется и второй. На его корпусе сверкает огромное название одного из сеульских новостных каналов. Большая камера смотрит четко вниз, снимая погоню полиции и уличных гонщиков, но все это оказывается неважным для Чонгука, незначительным, как что-то слишком далекое, неспособное повлиять на исход гонки. Сейчас и правда важны другие вещи. Закрыв глаза на мгновение, он вспоминает невыносимо симметричное лицо Тэхёна, привычно отражающее лишь равнодушие и эгоизм. Большой широкий лоб словно нависает над его бровями. Слишком много места для мыслей, грязных планов и намерений, которые он непременно воплотит в реальность. Чонгук рывком распахивает глаза, ныряя в следующий поворот. Времени больше нет — он должен остановить его. Пыльный грязный мерседес заворачивает на Инчхон, пролетая яркую заправку на обочине. Тэхён ловко лавирует между машинами полиции, которые пытаются зажать его, подсвеченный ярким прожектором из летящего над ним вертолета. Полиция действительно готова подстроить аварии, чтобы переловить гонщиков, однако этого парня остановить не так просто. Чонгук с кривой усмешкой давит на газ и наконец догоняет его. Вспоминая о шипах на кузове в последний момент, он с особым удовольствием кидается на его задний бампер, как голодная пантера на беспомощного оленя, который пытается спастись всеми силами. Скрежет металла закладывает уши, смешиваясь со всеми остальными звуками в единый чудовищный оркестр. Сокджин кричит в наушник, приказывает не действовать настолько радикально и необдуманно, говорит быстрее и громче с каждым словом, но Чонгука теперь не остановить ничем. Ни машинами полиции, ни блядским вертолетом, ни мыслями о том, как гадко он поступает, играя на правилах безнаказанности в этой гонке. Тэхён давно вынуждает его принимать гадкие решения. Чонгук не может больше удерживать себя от них, наблюдая, как он вершит ад на земле, и ничего с этим не делать. Больше так нельзя. — Я остановлю его, — рычит Чонгук по связи, прежде чем снова взять вправо и с силой впечататься в белоснежный кузов. Вопли озверевшего двигателя и крик стали разносятся по всей улице, как дьявольская мелодия. — Он не выиграет, мать твою, ни за что! — Чонгук, шипы! — кричит Сокджин, врываясь в его мозги очередным громким звуком. Чонгук вздрагивает и рывком кидается налево, чтобы проскочить острые полоски на асфальте, блестящие в полутьме, как маленькие кристаллы. Задние колёса почти цепляют их, но все обходится, позволяя продолжить заезд. Чонгук сжимает челюсти и вновь кидается на Тэхёна, как только тот пытается отдалиться, воспользовавшись свободной дорогой. Гынвон мелькает задними фонарями, красными, как глаза демона, вылетая на соседнюю улицу в очередном красивом дрифте. Полиция давит, сирена словно становится еще громче, почти закладывая уши, однако Чонгука все равно не отвлечь ничем. Единственная его цель маячит впереди мерзким белым пятном, как бельмо на глазу, привлекая внимание длинным кузовом и острым бампером, который виляет во все стороны, как на ледовой арене. Чонгук кидается на него вновь, жестко швыряя руль налево, чтобы сбить к чертям с дороги и защитить Гынвона, от которого зависит вся их победа. И все отходит на второй план, даже голос Сокджина, умоляющий не делать глупостей. Чонгука действительно ничем больше не остановить. Все звуки внезапно исчезают. Как в замедленной съемке, Чонгук видит собственное движение, выворачивающее руль еще сильнее, направляя машину к неминуемой встрече с Тэхёном впереди. Все происходит за секунду, однако для Чонгука момент растягивается на целые тысячи кадров, сменяющих один другой издевательски медленно и почти лениво, словно нехотя, позволяя в полной мере осознать, что авария неизбежна, прежде чем время ускоряется вновь, взрываясь бешеным ритмом, словно кто-то поставил кассету на перемотку вперед. Шеви влетает в лексус на дикой скорости. Огромная сила удара швыряет их обоих налево в мощном заносе, как чертовы игрушечные машины, напрочь потерявшие контроль. Чонгук на инстинктах вскидывает правую руку и прикрывает лицо, когда водительское стекло взрывается, засыпая его колени осколками. Лексус кренится набок, почти заваливаясь на два колеса из-за сильного удара, и вновь обрушивается на все четыре с сильнейшим звуком падения. Чонгук жарко выдыхает, когда машины останавливаются почти полностью, но не может позволить себе этого. Полицейские накидываются со всех сторон, желая окружить, однако спорткары вновь газуют и рвутся вперед, как ошпаренные, следом за исчезающим впереди мерседесом. — Чонгук, черт подери, я прикончу тебя, как только вернешься домой! — вскрикивает Сокджин высоким взбешенным голосом, но Чонгук лишь с безумием смеется, даже не рассчитывая вернуться в ближайшее время, словно чувствует, что не сможет сделать это. — Извини, — бросает Чонгук напоследок, прежде чем вновь наброситься на соперника. Оглушительный звук столкновения заставляет его вздрогнуть даже сильнее, чем сила удара, когда камаро влетает в лексус вновь, цепляясь за него когтями, словно не желая никогда больше отпускать. Машины сливаются в одно целое, как в чудовищных железных объятиях, осыпая асфальт горящими оранжевыми искрами. Шипы из камаро застревают в кузове лексуса, как железные крюки, не позволяющие отстраниться. Чонгук заливисто смеется и давит еще сильнее, выворачивая руль, чтобы ни в коем случае не позволить Тэхёну вырваться, как жертве, загнанной в железный капкан. — Это конец, дерьма кусок, — рычит зверем Чонгук, прикладывая все силы на то, чтобы задавить Тэхёна к чертовой матери. — Это конец, ты слышал, ебаная мразь. Ты больше никогда не тронешь этих людей! — Чонгук! — кричит Сокджин, надрывая голос из-за этого безумия. — Чонгук, ты что делаешь?! Жалкие несколько километров до финиша светятся красным в навигаторе, стрелка которого летит четко вперед, прежде чем начинает закручиваться, как охваченная дьяволом, когда машины срываются с траектории. Визжащий металл перекрывает все звуки вместе с оглушающим звоном в его голове. Машины вылетают боком в конец улицы, мчась вперед неразборчивым облаком из пыли и грязи, неразлучные в своей яростной хватке, цепляясь друг за друга, как самоубийцы во время прыжка в бездну. Чонгук закрывает глаза, отпуская руль, и видит только пыль перед собой. Мелькающие вдали здания закручиваются еще сильнее, как в безумном вальсе. Шум аварии настолько сильный, что Чонгука почти тошнит, а подскочившее в истерике давление почти разрывает его вены горячей кровью. Однако даже это оказывается неважным по сравнению с тем, что он чувствует, как только понимает, что Гынвон только что победил. Машины отскакивают в разные стороны, как от пламени, когда шипы камаро разрываются вместе с внешней обшивкой кузова, позволяя им наконец расцепиться. Камаро заносит, и Чонгук жестко зажмуривает глаза, мечтая не влететь в здание и не разбиться, как Сокджин, переворачиваясь, словно балерина, однако ничего из этого не происходит. Вместо очередного жесткого удара шеви просто теряет скорость, цепляясь шинами за асфальт в бесконтрольном заносе, прежде чем останавливается посреди черной дороги недалеко от светофора, мигающего привычным желтым, словно записывая это безумие с четырехметровой высоты. Сердце Чонгука готово вырваться, и он почти ощущает, как это происходит, потому отстраняет ладони от руля и прижимает к груди настолько сильно, словно это способно удержать этот истеричный ком в грудной клетке. Горло разрывается от невысказанных проклятий, которые он мечтал швырнуть Тэхёну в лицо, но он лишь молча поднимает взгляд. Дым рассеивается, позволяя увидеть часть улицы и лексус впереди, откинутый на четыре метра. Разрушенный, как и чертова жизнь Тэхёна, он замирает посреди дороги таким же жалким куском металла и пластика, каким выглядел додж после аварии. Чонгук гадко усмехается, впиваясь взглядом в огромные вмятины на его кузове и глубокие порезы, оставленные шипами. И мысленно благодарит Джей-Хоупа за то, что тот внедрил их в камаро, потому что именно шипы позволили всему закончиться. Это правда конец, размышляет Чонгук с дьявольской улыбкой, даже не замечая, как их обоих окружают полицейские машины. — Чонгук… — шепчет Сокджин в наушник едва слышно. Вместо ответа Чонгук просто закрывает глаза, не замечая, как из белой машины вытаскивают Тэхёна, который, красный как дьявол, вырывается из захвата полицейских всеми силами, но не может справиться с ними один. И это действительно конец, понимает Чонгук, когда вновь распахивает глаза, прежде чем чувствует, что готов озвучить то, что вырывалось из него этим утром. Неизвестно, что случится дальше. Идеальный момент едва ли когда-нибудь наступит. Чонгук жадно выдыхает, осознавая, насколько сильно хочет раскрыть рот для этой правды, и ничто не может остановить его теперь, после всего, что произошло, и того, насколько сильно волновался за него Сокджин сегодня. Сокджин обязан это знать. — Я люблю тебя, — резко произносит Чонгук на выдохе, прежде чем из машин вокруг выскакивают полицейские. — Черт подери, я должен был давно сказать это. Сокджин, я правда люблю тебя. И сердце почти останавливается, когда повисает тишина, разбавляемая лишь гневными воплями и сиреной, которая все еще не выключается. Чонгук не может поверить, что действительно озвучил это. — Что ты сказал? — рвано спрашивает Сокджин через целую вечность, даже если в реальности не проходит и нескольких секунд. Чонгук лишь криво усмехается, всем телом ощущая, как по венам расползается спокойствие, полнейшее удовлетворение концом гонки и тем, что он на самом деле сказал это. Язык извивается во рту, желая произнести это вновь, решительно и громко, чтобы чертов хён не вздумал переспрашивать, но Чонгук только прикрывает глаза, не прекращая ухмыляться. Дым рассеивается окончательно, позволяя заметить, как много полицейских вокруг них, но Чонгук никуда не собирается бежать. Силы на исходе, потому он просто сидит в машине, глупо и счастливо усмехаясь пустоте салона, прежде чем водительская дверь рывком распахивается. — Вышел из машины, сука! — рявкает полицейский, разбрызгивая слюни, затем жестко хватает Чонгука за одежду и вытаскивает на воздух. Изо рта вырывается приглушенный болезненный стон, когда Чонгука жестко прикладывают лицом о капот, заламывая руки за спиной. Звенящие наручники размыкают пасти, обхватывая его запястья мертвой хваткой, но даже они не заставят его нахмуриться. Чонгук зажмуривает глаза, но продолжает нелепо усмехаться, едва осознавая, что турнир наконец закончился. Сейчас перед его глазами стоит образ Сокджина, с волнением говорящего что-то в наушник, который Чонгук все еще не снял, приглушая вопли полицейских, на которые тот не обращает никакого внимания. — Я люблю тебя, ты слышишь, я люблю тебя, — шепотом повторяет Чонгук, прикусывая губы, когда чертовы копы давят на него еще сильнее, вынуждая грудиной лечь на капот. И Чонгуку действительно насрать на все, даже когда его силой запихивают на заднее сиденье полицейской машины, огороженное от водителя железной решеткой. Наручники сдавливают кисти, затянутые слишком сильно, но Чонгук лишь прикрывает глаза, вслушиваясь в размеренный вой сирены, когда машина отъезжает по направлению к участку в центре Содэмун-гу. И он не думает совершенно ни о чем, кроме последних слов, которые сказал Сокджин совершенно серьезным тоном, прежде чем копы вытащили его наушники: «и я тебя». Для Чонгука этого достаточно, и неважно, что следующим утром он может проснуться в полицейском участке или даже в тюрьме. Неважно, потому что он как никогда четко понимает, за что боролся все лето. Закрывая глаза полностью, он выдыхает, ощущая скорость полицейской машины, которая несется в участок через пустынные ночные улицы. Это не кажется чем-то забавным, однако губы все равно расходятся в очередной усмешке, как только Чонгук вновь прокручивает их разговор в голове. Невыносимо приятное и вдохновляющее чувство распирает его изнутри как ничто прежде. Это конец. Безумные гонки действительно закончились, как и сомнения Сокджина по поводу того, насколько правильный выбор он сделал в конечном итоге. И Чонгук клянется всегда защищать его, продолжая бороться, как боролся и сегодня. Еще тысячи раз, если понадобится, потому что действительно любит его, как никого и никогда не любил.