Powerslide

Meg Myers — Little Black Death Eliza Grace — Long Suffering Limp Bizkit — Behind Blue Eyes BTS — Interlude: Shadow SATV Music — Open up Your Eyes ORKID — Hands Jacob Lee — Zen Eels — I Need Some Sleep

Роскошный особняк семейства Чон поздним вечером освещался красивой скрытой подсветкой и напоминал просто настоящий сказочный замок в безупречном и идеальном районе Лос-Анджелеса. Только в нём жила далеко не прекрасная принцесса Белль, а настоящее чудовище, отнюдь не заколдованное волшебными чарами. За этим высоким забором и рядами живой изгороди обычно прятался от всего мира Джихван. Именно там он мог снять свои маски и стать собой, но не всегда. Даже перед своими детьми он никогда не был искренним, ведь они понятия не имели, что он за человек. Поразительное лицемерие, которое так искусно скрывалось в одной личности. Но это абсолютно не удивляло, зная всю правду о нём теперь. Эта мразь должна была приехать домой уже совсем скоро. Чонин знал это, потому что следил за ним с самого утра. Он притаился у дерева в полной темноте и просто ждал этой встречи. Он рассматривал периметр и камеры повсюду. Охрана стояла практически на каждом углу. Этот дом — какая-то неприступная крепость, поэтому ближе он не мог подобраться, иначе его сразу заметили бы. У него не было никакого грандиозного плана. Он даже не собирался сегодня в итоге оказаться здесь. Ему лишь нужно было посмотреть на этого урода своими глазами, но в итоге захотелось убить его. Всё, о чём он думал прямо сейчас — смерть. Такая же жестокая, какую он подарил родителям. Больше всего на этом свете он желал уничтожить этого человека. Это дикое желание горело в нём каким-то адским пламенем сейчас, сжигая все внутренности и даже кости в пепел. Дождь вновь сегодня барабанил по асфальту, оставляя в глубоких лужах круговые следы и спокойный шелест вокруг. Такой холодный, что должен был пробирать до самого нутра, но даже он не мог остудить тот пыл, что горел внутри него в эту минуту. Он лишь мочил кожу, но не проникал до глубины. Там были настоящие Помпеи. Маленький разрушенный мир, покрытый вулканическим пеплом после сильного извержения, и множество стен, снесённых лавиной сильной боли. Всё было сломлено, и залечить это, казалось, было просто невозможно. Пак лишь ощущал пустоту и воющий внутренний голос, словно гуляющий ветер в пустоте. Он наблюдал за каплями безжизненными глазами, затуманенными воздействием наркотика, и размеренно дышал. Вода стекала по волосам, лицу и рукам, но он будто даже этого не чувствовал. Наверное, сейчас он был похож со стороны на побитого и бездомного щенка. По крайней мере, ощущал себя он именно таким образом. Сила воли его подвела, и он сорвался. Всё это время он боролся, но не смог остановить себя, когда полез в свой тайник и нашёл спрятанную дозу. Он солгал брату, когда сказал, что всё выбросил. Сомнения были лишь на несколько минут, но вдруг так захотелось сбежать от этой реальности, что он и сделал. На самом деле он не хотел когда-то вернуться к этой зависимости, но ему было просто необходимо сейчас отключиться от жестокого мира вокруг и хотя бы несколько часов не чувствовать эту тупую боль в груди. Это помогало, но скоро все чувства вернутся и начнётся вновь маленький апокалипсис. В своей руке он крепко сжимал пистолет, который стащил у брата в ту ночь, когда всё узнал. Затем он уехал, а Чимин проспался ещё несколько часов и после этого отправился на гонку, на которой его вновь пытались убить. Зачем взял оружие, он и сам не совсем понимал. Тогда это был порыв эмоций. Они не утихали ни на одну чёртову секунду и душили своей силой. Сейчас они управляли им, а не наоборот. Он полностью потерял контроль над собой. Ту самую последнюю ниточку, что связывала его с реальностью. Она просто порвалась из-за этой никому не нужной правды, которую он совсем не хотел знать. И теперь тьма всё больше поглощала его в свою пучину, не давая шанса выбраться. Ему было необходимо как-то вылезти на свет, но каким образом, он не понимал. В голове лишь беспрерывно крутилась та ночь, когда их жизнь разрушили люди в чёрной одежде: громкие звуки тупых ударов, когда они били ногами беззащитную женщину, её истошные крики, переходящие в скулёж, мольбы о помощи и слёзы. В его память врезались так ярко и отчётливо её невероятно несчастные глаза, в которых медленно угасала жизнь. Она умирала мучительно и долго. А в последний момент, лежа на полу, беспомощно смотрела на створки платяного шкафа, за которыми прятался её сын. Что может быть более разрушающим, чем это? Всё, о чём думала она в этот момент, было написано в её глазах, наполненных слезами. Никакая физическая боль не шла в сравнение с её чудовищным страхом. Она буквально безмолвно просила маленького мальчика сидеть там тихо, чтобы с ним ничего не сделали, и он это понял, несмотря на то, что был жутко напуган. Он услышал её на каком-то телепатическом уровне и выполнил эту последнюю просьбу. Чонин думал, что в те секунды переживал самые страшные мгновения в своей жизни, когда её взгляд потух и дальше произошло ещё одно потрясение — звук выстрела и тишина. Такая страшная тишина, что он оглох от неё на долгие годы и жил в ней. Он помнил, как надрывно кричал, а после не смог произнести больше ни слова. Но он ошибался, самый страшный миг был сейчас, когда он вернулся в это всё спустя годы. Сейчас, когда эту болезненную рану вновь вскрыли, он ощутил, что это опять надломило его. У него не было сил кричать, плакать или выплёскивать всё это наружу. Он просто продолжал существовать дальше, не ощущая себя живым. Что его могло спасти от всего этого? Он не понимал. Парень слегка вздрагивает, слыша тихий звук двигателя и замечая свет фар на дороге у поворота. Две машины приближаются к центральным воротам дома и медленно тормозят у них. Из внедорожника впереди выходит охрана. Один из людей идёт в сторожку у въезда, а другой бежит с зонтом к чёрной тачке. Спустя мгновение из неё, держа в руках документы, вылезает Чон Джи, когда охранник открывает ему заднюю дверь. Мужчина говорит по телефону и что-то рьяно обсуждает с кем-то, наверняка очередную грязную сделку. Внутри Чонина происходит просто атомный взрыв в тот момент, когда он видит его опять. Именно сейчас он понимает такое дикое желание брата уничтожить его. Невозможно смотреть на него спокойно, зная всё это. По каким-то абсолютно неведомым никому причинам, этот человек… нет, эта тварь решает, что имеет право влиять на чужие судьбы. Он почему-то примеряет на себя роль Господа Бога, которую ему никто не давал, и он выбирает, кто будет жить, а кто умрёт. Но не в этот раз, теперь ему конец. Пак решительно поднимает руку с пистолетом и наводит его на мужчину у автомобиля. Перед глазами у него стоит белая пелена от наркотического опьянения и ярости, которая сильно глушит все остальные эмоции, но он чувствует каждую на пределе возможности. Он полон уверенности, но ладонь так сильно дрожит в этот момент. Это не страх и далеко не смятение, но он никак не может собраться. У него есть несколько минут, пока тот находится на линии огня, только он не может хорошо прицелиться из-за собственных бушующих чувств. Он глубоко вздыхает и быстро моргает несколько раз, чтобы прогнать помутнение в своём взгляде. — Не стоит этого делать, — раздаётся тихий голос рядом. Парень резко поворачивает голову на звук и видит, как из темноты расслабленной походкой выходит хорошо знакомая фигура. Он раздражённо вздыхает и закатывает глаза. Что он-то здесь делает, твою мать? Дэмиан медленно подходит к нему ближе и глубже натягивает капюшон лёгкой куртки на голову, пряча лицо от дождя. Чонин замечает, что сегодня он выглядит иначе. Неизменно безупречный и элегантный в своих дорогих костюмах, сейчас похож на обычного парня в простых джинсах и тёмно-серой ветровке, даже скинул лет пять как минимум. Такое ощущение, что он не планировал вообще с кем-то сегодня видеться, потому что этот образ значительно отличается от привычного для него, который тот старательно создаёт. Лима сложно застать врасплох, значит, эту встречу он в самом деле не планировал. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — спрашивает Пак недовольно и отворачивается. Он убирает капли дождя с лица рукавом толстовки и зачёсывает волосы назад, снова готовясь стрелять. — Катись, куда шёл. — Я сюда и шёл. Заметил тебя ещё у твоего дома. Ты показался мне странным, и предчувствие меня не обмануло. Решил последовать за тобой, чтобы убедиться. Что, захотел осуществить неизбежное и ускорить свою скорую встречу с тюрьмой? — тихо смеётся он. — Я не нуждаюсь в твоих нравоучениях. Вали отсюда. — Ты сейчас допускаешь большую ошибку. — Убить эту тварь — самый достойный поступок в моей жизни, а не ошибка. Не думай даже защищать своего папашу сейчас. — Я не об этом, — спокойно говорит Лим, останавливаясь в двух шагах от него, и ёжится от прохлады. — Твой темперамент сейчас идёт во вред. Основа точного выстрела — правильная изготовка. При занятии огневой позиции нужно использовать любую возможную поддержку, например, собственную ладонь, — продолжает он, склоняя голову на бок и с интересом осматривая его. — Для осуществления хорошей стрельбы нужно стремиться удерживать оружие, наведённое на цель, абсолютно неподвижно. Но, тем не менее, сам выстрел требует некоторого движения в самый ответственный момент, только твои руки заметно дрожат. Ты суетишься и сильно нервничаешь, это всё испортит. Знаешь, в чём залог точного выстрела? — Пошёл ты, — фыркает Чонин. — Спокойствие, — отвечает на свой вопрос мужчина. — Ты меня учить будешь? Отвали! — возмущается шёпотом парень и смаргивает темноту в глазах. — Ты мешаешь мне! — У тебя неправильный хват, дрожь в руках, нарушена фокусировка, позиция не для стрельбы, дождь — весомая помеха и одурманенный взгляд. Ты под дурью, не так ли? Судя по взгляду — да. Ты промахнёшься, Пак, — говорит Дэмиан, глядя на Хвана у ворот особняка. — Охрана тебя поймает быстрее, чем ты сможешь добежать до укрытия. Это фактически самоубийство. Советую тебе опустить оружие. — А я советую тебе заткнуться, пока я не выстрелил и в тебя тоже. — Я — единственный человек, который может спасти твоего брата, ведь с технической стороны системой «Powerslide» управляю я. Она создана мной и только лишь я могу её отключить, если будет возможность. Ты этого не сделаешь, — отвечает Лим и усмехается. — В твоих интересах сейчас быть моим союзником. — Если я убью его, то гонка навсегда закончится. Никто не будет отдавать приказы и убивать людей. Он же этого заслуживает, тогда почему я должен его пощадить? — Ты прав, он этого заслуживает. Но сейчас ты не убьёшь его, а лишь создашь дополнительные проблемы, — отвечает он, указывая пальцем на камеры по сторонам и охрану, которую тот не заметил сразу. — Опусти пистолет, Чонин, — уже мягко говорит Дэмиан, вновь переводя взгляд на него. — Я всегда только что и делаю, так это создаю проблемы, ничего удивительного. Так что заткнись и отвали от меня. — Давай рассуждать логически. Ты нажимаешь на спусковой крючок, но не попадаешь в цель. Охрана реагирует автоматически на звук выстрела, и спустя несколько минут хаотичного преследования, тебя поймают. Подумай головой, какое будет следующее действие Хвана, когда он осознает, что ты в курсе всей ситуации? Что ты, человек, которого он хочет убить, знаешь все его грязные секреты? — вопросительно выгибает бровь он. — Это принесёт неприятные последствия для тебя, твоего брата и, вероятнее всего, для Чонгука. Остановись сейчас, действовать нужно умнее и аккуратнее. Это не тот враг, с которым можно допускать ошибки и торопиться. Нам необходима стратегия. — Нам? Так ты теперь на стороне добра? — недоверчиво усмехается парень. — Нет. Я ни на чьей стороне. «Добро» и «зло» понятия относительные. Злодей ли я? Вполне. Герой ли я? Определённо нет. Моя позиция в этой ситуации — защитить то, что не должно пострадать. И я уничтожу ради этой цели родного отца, если потребуется. Яблоня от яблони. — Чонгук? — Чонгук. — Почему ты хочешь защитить его? — Он напоминает мне самого близкого человека, которого уже нет в живых. Знаешь, иногда он кажется безрассудным мальчишкой, но в глубине его глаз видна такая немыслимая сила. Он мужчина, который не боится ничего в этой жизни. Ничего, кроме того, что может потерять твоего брата. Почему-то я верю в то, что они способны провести друг друга до конца живыми. — Это совсем не значит, что они в безопасности. Джихван не остановится, пока не убьёт нас, а значит, он пойдёт по голове собственного сына ради этой цели. — Ты как никогда прав. Его родство не остановит, — медленно кивает Дэмиан. Возле особняка происходит какое-то передвижение, привлекая их внимание. Охранник закрывает судью, останавливаясь за ним, и Пак раздражённо вздыхает, когда понимает, что упускает окончательно момент для выстрела. Через несколько секунд тот явно собирается скрыться за высокими воротами. — Он убил мою семью и Юнги, — злобно шепчет Чонин и стискивает зубы. — Я его так сильно ненавижу. — Он изнасиловал и убил мою мать, — отвечает мужчина, легко пожимая плечами. — У меня тоже есть причины презирать его, поверь на слово. Но не торопись, сейчас не лучший момент быть мстителем. — Вся эта кровь на его руках. И он хочет убить моего брата сейчас, я не могу просто ждать этого момента. Я должен сделать хоть что-то, чтобы защитить его. — Забавно, что мы оба хотим защитить кого-то, но совершенно бессильны в этом случае. Мы мало что можем сейчас, — задумчиво произносит Лим и глубоко вздыхает. — Ты прав, но ты хотя бы умный говнюк, а я вообще всегда бесполезен. Всю мою жизнь Чимин только что и делает, так это решает мои проблемы. Я приношу одни неприятности ему. Даже сейчас, когда он так нуждается в защите, я просто не могу ничего сделать, — шепчет Чонин и опускает руку с оружием, замечая, что объект его злости уходит. — Ты всегда был прав на мой счёт, считая меня тупым и никчёмным. Кому нужен такой брат, в котором невозможно найти защиты и опоры? Кому нужен парень, который не способен полюбить? Кому нужен друг, из-за которого у всех жизнь превращается в то ещё дерьмо? Зачем я вообще нужен, если не могу сделать ничего для них? — он несколько раз пожимает плечами, болезненно морщась, а мужчина молчит, внимательно глядя на него. — Вот и я не знаю. Моё существование бессмысленно, если честно. Внутри я мёртв, так зачем тогда цепляюсь за пустую оболочку? Я лишь безмозглый наркоман с убитой психикой. Всем в этом мире будет лучше без меня. Он резко поднимает пистолет и приставляет дуло к виску, глядя перед собой пустым взглядом. Лим удивлённо распахивает глаза и едва заметно качает головой, будто не верит в то, что видит. Он не думал, что этот парень способен на столь смелые поступки, но сейчас Чонин выглядит довольно решительным. Он скользит указательным пальцем по спусковому крючку, будто решаясь нажать на него, и крепче сжимает рукоять оружия в своей ладони. Похоже, что уровень его отчаяния сейчас просто запределен, если он готов пойти на этот страшный шаг. Он так хочет быть нужным и полезным, но не понимает, что способен сделать. Ему кажется, что единственное верное решение в данной ситуации — уйти из жизни. Это сразу облегчит боль и закончит его никчёмное существование. Но до тех пор, пока в жизни есть хотя бы один человек, который готов за тебя бороться, это определённо не выход. — Я не хочу больше быть проблемой, — едва слышно говорит Чонин, и его глаза вдруг наполняются слезами. — Не хочу ассоциироваться лишь с болью и неприятностями у близких мне людей. Не хочу, чтобы меня жалели словно я маленький ребёнок. Не хочу, чтобы со мной носились, будто я беспомощный. Не хочу быть таким жалким. Я противен сам себе, потому что позволяю ему так сильно оберегать меня. Он не обязан этого делать. Всю жизнь я мечтаю лишь о том, чтобы Чимин мной гордился, но что я сделал для этого? Ничего. Лишь только я причина его постоянной огромной боли. Я же родной брат, но именно я причиняю ему больше всего боли. Он был счастлив, когда я отошёл в сторону и позволил ему заняться только своей жизнью. Мне не хочется признавать этого вслух, но ведь это правда. Без меня ему было лучше. Он встретил Чонгука, и посмотри на него… мой брат был счастлив без меня. Он сиял, любил и был такой беззаботный. Моё существование приносит ему лишь разочарование, страхи и глубокую паранойю, разве это правильно? — В твоих силах это всё исправить. Вы ведь всё, что есть друг у друга. Тогда разве может быть поздно для этого? — спрашивает Лим, изучая его внимательным взглядом. — Умирать вот так — глупо. Ты не сделаешь ему легче тем, что убьёшь себя. Он любит тебя. — Любит, но эта любовь делает ему больно. Может, это единственный способ облегчить его жизнь? — с надеждой спрашивает он и сильнее жмёт холодным железом на свой висок. — Может быть, он вздохнёт спокойно, когда меня не станет? Не нужно будет постоянно бояться за меня, решать мои проблемы, спасать меня, носиться со мной. И не нужно будет разочаровываться во всём снова и снова, когда он даёт мне шансы. Потому что так всегда и будет, понимаешь? Всегда, чёрт возьми так будет со мной! Его голос срывается на крик и утопает в шуме дождя. Он начинает делать рваные вдохи, хватая ртом воздух, и его губы заметно дрожат. Дэмиан понимает, что это порыв души разбитого жизнью человека, и поэтому просто держит руку наготове, чтобы в случае чего помешать ему пустить себе пулю в голову. Он не хочет видеть, как эта жизнь оборвётся прямо на его глазах. Не потому что у него доброе сердце и ему жаль его, и не потому что он хороший человек и ведёт себя как герой. Просто это весьма глупо, это то же самое, что отдать Хвану в руки победу добровольно. — Всегда так будет, потому что я кусок бесполезного дерьма, — продолжает Пак уже тихим голосом. — Я неисправим, а он надеется, что я стану лучше. Люди не меняются, Дэмиан. Мы оба это знаем, да? И я не какое-то исключение из правил. Я постоянно лгу ему, что мне когда-то полегчает, что завяжу с этим всем, что никогда больше не стану употреблять наркоту, но, твою мать, — горько усмехается он и качает головой. — Даже сейчас я под кайфом. Сорвался снова, хотя клялся ему. Я знаю, что моя жизнь закончится тем, что я сопьюсь или схвачу передоз. Это неизбежно, ведь я гублю сам себя. А что ещё более вероятно, я умру на очередном бое, — шепчет парень и медленно стучит дулом по своему виску. — Там творится такой тихий ужас. Моё сознание — личный ад. Пугающая и беспроглядная тьма, которая постоянно говорит мне, что я ничтожество. Мне уже не помочь, понимаешь? А он верит в это. Он так верит в меня. Я не хочу быть очередным разочарованием, но постоянно становлюсь им. Меня не излечить ни временем, ни психологами, ни таблетками, ни заботой, ни алкоголем, ни «коксом», ни нанесением физического вреда самому себе. Я всего лишь хочу вернуться к нормальной жизни, но не могу. Каждый божий день я лишь задыхаюсь от этой боли внутри. Как же я хочу перестать это чувствовать. Но для того, чтобы мне больше никогда не было больно, я должен, наверное, вырвать себе душу. Иначе как? Объясни мне. Может, я чего-то не понимаю? Как ты живёшь? Как ты так спокойно ходишь по земле, будто тебя ничто не разрушало? Ведь у тебя тоже есть своя боль внутри, я читал все эти бумаги. Твою мать убил он, ты нашёл её тело, а потом рос с настоящим садистом. Он превратил насилие в одну из форм воспитания. Я знаю, о чём говорю, потому что мне известно, каким образом он обращался с Лиёном. Как же ты научился относиться ко всему вокруг так хладнокровно? Что тебя сделало таким? Дэмиан нервно сглатывает ком, застрявший удушающей тяжестью в горле, и медленно моргает. Ещё никто не задавал ему именно этот вопрос. Обычно он слышал в свой адрес: «Что же ты за чудовище такое?», «Как тебя земля носит, ублюдок?», «Есть ли в тебе хоть капля человечности?», но не это. Это было неожиданно, если честно, и слегка вывело его из равновесия. Чонин оказался первым, кто увидел за его жестокостью какую-то не самую приятную историю. Он прочитал о ней и понял, что причина такого его поведения гораздо глубже, чем казалось. Жестокими людьми не рождались. Он стал таким, каким его хотели видеть. Его слепили именно таким, и он не понимал, в какой момент стал плохим человеком. — Тебя сломали обстоятельства, а меня — человек, — наконец-то произносит Лим, глядя на него немигающим взглядом. — Это далеко не оправдание, я действительно чудовище, но секрет моего равнодушия — воспитание. За все мои эмоции меня наказывали, поэтому я научился просто выключать их. Большую часть своей жизни я считал себя совсем бесчеловечным. Тем, у кого нет ни сердца, ни души. Я думал, что ничто не способно меня тронуть, пока не увидел вновь большие глаза, напоминающие мне о матери. Это заставило моё сердце биться снова, я любил её. — Чонгук стал причиной, разбудившей в тебе что-то человеческое? — спрашивает Пак. — Похоже на то. Он заслуживает быть защищённым, разве нет? — Всё равно я не понимаю, почему вдруг ты помогаешь? Почему защищаешь его? Почему встал на нашу сторону? Почему ты даже сейчас стоишь здесь и слушаешь меня, если я для тебя пустое место, как и все? — удивляется парень, хмурясь. — Потому что не хочу, чтобы Хван сломал кого-то ещё, — тихо говорит он, делая маленький шаг к нему. — Он уже нанёс тебе колоссальный удар однажды. Если ты вот так глупо убьёшь себя, то он просто в очередной раз победит. Ты же понимаешь, что он этого и хочет? — Ты помешал мне убить его и не даёшь убить себя, да что с тобой не так? — Я могу предоставить шанс убить его, если ты действительно хочешь этого, но не здесь и не сейчас. Это риск для всех вас, не подставляй брата снова. Ты не можешь сейчас вот так поступить с ним, Чонин. Твоя глупая смерть ничего не изменит, а лишь сильнее сделает ему больно. Ты же хочешь, чтобы он выжил? — Больше всего на этом свете. — Тогда найди в себе силы побороться. — Но их нет. Их просто нет, понимаешь? Я исчерпал всё. Зачем он лез в это? Я же просил его и умолял. Для чего было копаться в этом? Кому легче стало от этой долбанной правды? Он разбит, Чонгук тоже, а я… я просто не... могу. Месть этого стоит? Ответь мне, как тот, кто убивает людей. Как тот, чьих близких убили. Стоит оно того? Ответь мне, твою мать! — кричит Чонин, находящийся на грани нервного срыва. Дэмиан смотрит на его дрожащую руку с оружием, а затем аккуратно кладёт свою ладонь на неё, продолжая гипнотизировать его сосредоточенным взглядом. Ему легко удаётся перехватить пистолет, ведь тот полностью переключает внимание на его голубые глаза. Он спокойно опускает их руки и осторожно вытаскивает ствол из его ледяных от дождя и вечерней прохлады пальцев, и только лишь потом наконец-то моргает и отводит взгляд в сторону. Впервые он видит настолько избитого жизнью человека, и от всего этого ему как-то не по себе. Много чего он видел за эти годы. Сталкивался с бесчеловечной жестокостью в различных её проявлениях, сам творил её налево и направо, но почему-то, глядя на этого парня, внутри всё едва ощутимо сжималось от странного чувства, напоминающего сочувствие. Чонину было настолько больно, что он готов был просто навсегда уйти, и это было хорошо ему знакомо, ведь множество раз в жизни он испытывал такое же чувство, пока его растил настоящий подонок. Это настоящая безысходность, абсолютная невозможность завершения всего этого кошмара. Когда умом понимаешь, что погибаешь, но не способен себя спасти, и никто не может этого сделать. Сначала отчаянно борешься, но после просто принимаешь это, и приходит смирение. В таком случае остаётся только плыть по течению и безнадёжно гибнуть в этом всём очень медленно и мучительно. Это чувство было знакомо ему гораздо лучше других. Столько раз Дэмиану самому хотелось завершить свою жизнь, но смелости всегда почему-то не хватало. Это было странно, ведь он совсем не ценил её. Но он всегда считал, что если умирать осознанно, то определённо с какой-то целью. А он не находил этой цели, ведь даже если умрёт, никто не будет об этом сожалеть. Вот что такое действительно никчёмная жизнь, но освободиться от боли — весомая цель. Если бы он достигнул своего предела однажды, то, наверное, решился бы на это. Поэтому в данный момент он понимал его, в нём говорило отчаяние. Чонин сейчас был на той тонкой грани, когда действительно готов был убить себя, чтобы ощутить облегчение. Ему казалось, что это уничтожит множество проблем вокруг, но на самом деле это была бы самая бессмысленная смерть. Возможно, ему бы она принесла спасение, но пусть он лучше попытается пожить ещё раз. Последний и единственный. Сейчас он очень уязвим, но это состояние обусловлено моральной слабостью и наркотиками. Возможно, ему станет немного лучше, если он успокоится. Он может пожалеть даже об этих мыслях, когда его разум прояснится. Кажется, в такие моменты обычно рядом с ним был брат, но сейчас ему самому нужна была опора, которой не мог стать Чонин. Всё, что ему сейчас необходимо — плечо поддержки. Он потерял это в лице Чимина и поэтому балансировал на грани, бросаясь из одной крайности в другую. У него больше никого не было: ни отца, ни матери, ни человека, который любил бы его так же сильно, как Чонгук любил его старшего брата. А Лим знал по себе, как тяжело жить, когда одиночество — твой единственный друг. Он глубоко вздыхает, а затем неожиданно для самого себя, мягко берёт его за шею и притягивает к себе. Он не обнимает его, потому что они чужие друг другу люди. Объятия — это завладение чужим личным пространством, чего они оба не любят. И он не удерживает его силой, потому что в этом нет никакой необходимости, парень сам упирается лбом в его плечо и даже не сопротивляется. Он просто молча стоит рядом и тяжело выдыхает, как будто сейчас разрыдается. Его последние силы дают трещину. Чонин послушно продолжает оставаться в одном положении и получать от него немую поддержку. Насколько же нужно быть в отчаянии, чтобы опираться в трудный момент на плечо своего врага? Никогда Дэмиан никого не жалел, не пытался кого-то поддержать и никогда не испытывал желание подарить кому-то немного заботы. Обычно он абсолютно хладнокровный, но сейчас его сердце едва заметно дрогнуло. Где-то в самых дальних глубинах его тёмной души что-то на несколько коротких секунд почувствовало себя обычным человеком. Этот парень, который стоял сейчас рядом и глотал собственную боль, старательно не поддаваясь слезам, был абсолютно ни в чём не виноват. Много лет назад его сломало то, что он увидел своими глазами, и в тот момент он навсегда похоронил часть себя. Разве можно было винить его в этой слабости? Он одновременно очень сильный и слабый человек. Просто сейчас его жизненный двигатель заглох. Вероятно, он был прав, его уже нельзя было спасти и вытащить из этого болота. Но он был обязан взять себя в руки, ведь внутри него жил потенциал, который просто спал. Он сильнее, чем сам думал. Сейчас только лишь от него зависело, решит он сдаться или продолжить своё существование. Людей никто и никогда не спрашивает, готовы ли они к трудностям. Просто нужно было продолжать бороться. Только Чонин в данный момент принимает это важное решение о том, с какой скоростью и каким образом будет входить в очередной крутой жизненный поворот. Он может выбрать обычное торможение и оборвать свою жизнь, пустив себе пулю в лоб. Простой метод для сломавшихся людей. Таким образом он просто поддастся обстоятельствам и позволит им себя добить окончательно, но у него есть и другой вариант развития событий. Он может стать тем, кто наконец-то возьмёт себя в руки и сам будет нести ответственность за свои поступки, если соберёт последние силы в кулак. Он может совершить символичный управляемый занос не в буквальном, а в фигуральном смысле этого слова, и от этого непростого решения зависит сейчас не только его собственная жизнь, но и жизнь его родного брата. — Я не знаю, чего стоит месть. Но думаю, что ослепление этим чувством не приводит ни к чему хорошему. Убить своего врага исподтишка проще простого, но не гордо. Если ты действительно хочешь кого-то победить, нужно делать это у него на глазах как достойный соперник, — говорит Дэмиан.

***

Кажется, с того самого момента, как Чонин по глупости чуть не покончил с собой и вернулся домой, он практически не шевелился и не дышал. Его напугала собственная слабость. Он долго сидел у своей кровати на полу, рассматривая ту самую папку, что Лим отдал Чонгуку, и пытался найти в себе силы жить дальше. Он взял её, чтобы детально разобраться во всех хитросплетениях этой истории. Она, чёрт возьми, переходила из рук в руки словно никому не нужный трофей. От Чонгука к Чимину, после — к его младшему брату, а тот планировал отдать ее Лиёну. В ней было всё. Вся правда, которую не все хотели знать. Он уже изучил её вдоль и поперёк, и больше даже не хотел прикасаться к ней. Она словно обжигала руки своим страницами. Знание истины никогда не вернёт ему родителей и не залечит его разрушенную психику. Стоило задеть этот болезненный триггер, и всё было для него кончено. После того разговора с Дэмианом, который застал его в таком состоянии, что-то внутри будто изменилось. Это был в своём роде нужный пинок под зад. Он постоянно думал о его словах. Этот говнюк действительно умный, и заставил его поразмыслить о многих глубоких вещах. Пак ни с кем не желал больше разговаривать, а пытался достучаться до своего внутреннего голоса. Он всего лишь хотел протянуть руку помощи самому себе, чтобы изменить жизнь к лучшему. Возможно, не свою собственную, но если он соберётся с силами, то перестанет доставлять проблемы Чимину, и это будет большим шагом вперёд. Но, увы, он не слышал даже дыхания жизни своей души. Кажется, внутри он погиб. Если его старший с большим трудом, но продолжает бороться каждый раз, когда его бьют обстоятельства, то он не мог. Не в этот раз, ведь он далеко не брат. Это у него лишь больше обострилось желание отомстить, и он стал ещё более жадным до этого, а Чонин успокоился. Минутное помутнение прошло, и он ощущал лишь угнетение сейчас. Но в ту минуту действительно хотел убить этого подонка своими руками, только бы Чимин получил долгожданное успокоение благодаря этому. Осознание того, кто именно виновник в смерти двух самых близких для него людей, разумеется, бил нестерпимо больно. Но, что ещё ударял не менее сильно, так это факт того, что он влюблялся в сына этого человека всё это время. Это словно полный нокаут. Их отношения изначально были очень большой ошибкой, и сейчас он это понимал очень хорошо. Он никогда не был достоин Лиёна, этот прекрасный мужчина был слишком хорош для него. Такой человек, как он, заслуживал лучшего. И глупо было полагать, что у него когда-то получилось бы достигнуть его уровня. Ён не всегда был открыт в полной мере для чувств. Довольно сдержан и замкнут. Они могли неделями топтаться на одном месте, потому что в эмоциональном плане такие жутко одинаковые. У него тоже было очень тяжёлое детство, наполненное жестокостью и болью, зачем же он тогда связался с тем, кто сам и есть одна сплошная головная боль для всех? Это неправильно. Как бы не было сильно притяжение между ними, не стоило допускать этой слабости и поддаваться ей. Чонин тот человек, который тянул его на дно, а ему нужен был тот, кто помог бы выбраться из этого. Это было ясно изначально, но Боже мой, как же хотелось ощутить себя счастливым хотя бы ненадолго. У него это, кажется, получалось, но теперь вся ситуация перевернулась. Вся вскрывшаяся информация резко откинула его далеко в прошлое, где он маленький и беззащитный ребёнок. Сломленный ребёнок. Он чувствовал в глубине своей души какой-то могильный холод, расползающийся по всему телу. Наверное, это означало лишь то, что внутри него погибло всё живое. Возможно ли было спастись? Вряд ли. Но он должен был собраться в последний раз и попытаться жить дальше. Сейчас было главной задачей — обезопасить близких от осколочных ранений после этого внутреннего взрыва. Чтобы хоть как-то заглушить боль, он пришёл к одному единственному способу, который напрочь выключал все чувства. Это паршивый метод, но всегда был действенный. Он прервал свою абстиненцию. Его добровольный и волевой отказ от «кокса» длился не самый долгий срок, но для него это было маленькой победой. Он действительно очень старался и подавлял в себе дикое влечение, но этот срыв был очень ожидаем. После того, что он узнал, спустя уже пару часов накачался наркотиками в первый раз. Того запаса хватило, чтобы сделать пару «дорожек» и на время просто отключить себя от мира. Только вернувшись домой на автопилоте, Чонин понял, что этого ему было недостаточно. Боль не ушла окончательно, а стало только хуже. Настолько, что он чуть не пустил пулю себе в лоб в порыве обострённого отчаяния. Поэтому он достал весь свой небольшой оставшийся запас, чтобы догнаться и получить эффект эйфории. Действие кокаина весьма краткосрочно и хоть его шлейф всегда довольно яркий и приятный, отпускает он достаточно быстро. Но в данный момент он рад и этому. Сейчас по каким-то причинам ему недостаточно привычной для него раньше дозы. Он выравнивает «дорожки» на столе пластиковой картой, подпирая лоб ладонью. Резкая боль в области висков вновь заставляет его поморщиться, но он уже привык к этому чувству. Чонин повторяет уже привычные действия, вдыхая носом порошок, и затем откидывается назад. Он опирается спиной на кровать и закидывает тяжёлую от мыслей голову на матрас, разглядывая потолок стеклянным взглядом. Приглушенный звук телевизора постепенно превращается в монотонный гул, а тело медленно начинает реагировать на наркотик спустя долгих минут пять. После вдыхания всегда сперва чувствуется лёгкое жжение в носу и из-за этого неприятного чувства возникает резкая слезоточивость. Он вытирает глаза тыльной стороной ладони и вновь устремляет пустой взгляд в потолок, ожидая яркого «послевкусия». Спустя ещё пару минут он ощущает, как в верхней части головы возникает точечное покалывание, не самое приятное, но оно довольно быстро проходит, а затем с ним вовсе ничего не происходит, как будто он ничего и не употреблял. Обычно коротких мгновений вполне хватает для достижения нирваны, но не сейчас. Ему кажется, что этого совсем недостаточно, раз никакого эффекта не наступает, поэтому он повторяет все действия снова. Вновь выкладывает длинную «дорожку» из оставшегося кокаина и опять втягивает вещество крыльями носа. В этот раз покалывание в черепную коробку приходит моментально и так сильно, что Чонин морщится. Он садится в прежнюю позу и снова смотрит в потолок, опустив руки по швам и вытянув ноги вперёд. Спустя минуту начинает появляться лёгкая слабость в теле, которая стремительно нарастает по мере всасывания наркотика в кровоток. Эта слабость лишь отдалённо напоминает ожидаемый эффект, но это тоже весьма неплохо. Он испытывает приятное расслабление и затем закрывает глаза, наслаждаясь этим чувством. Покой. Наконец-то душевную боль, кажется, получается заглушить. Никакого удушающего ощущения в груди. Никакой тоски или депрессии. На всё просто так наплевать. Он так давно не испытывал этого, чёрт возьми. Раньше он расслаблялся так практически каждый вечер. Понемногу, но часто. Чонин чувствует, как начинает бешено скакать сердце и вдруг становится очень жарко. На лбу выступает испарина, и он облизывает пересохшие губы. А когда открывает глаза, то понимает, что наступает момент наркотического опьянения. Краски вокруг становятся ярче, звуки громче, а тело абсолютно ватным. Его уносит в состояние максимального удовлетворения, и обманчиво кажется, что ему легче. Он практически физически ощущает, что его зрачки сейчас размером с огромную планету, и готов поспорить, что он слышит, как начинает растворяться запрещённое вещество в его крови. Он теряет ход времени и просто сидит в одной позе минуты, а быть может, часы. Он просто смотрит на белый потолок, где висит резная люстра с маленькими хрусталиками, и медленно удаляется от реального мира всё дальше. Сейчас он даже не владеет собственными конечностями, настолько ему хорошо и одновременно безразлично на всё. Руки безвольно висят вдоль тела, а ногами он даже не может пошевелить, но с этими ощущениями спустя некоторое время почему-то приходит резкий упадок сил и полная апатия ко всему, что происходит вокруг. Сильная боль в зоне затылка и лба начинает стискивать голову, как будто тугой обруч. В груди что-то сильно давит и сжимает так сильно, что становится трудно сделать вдох. Такое странное чувство, что кто-то сжимает его лёгкие. Сердцебиение молотит по вискам, а всё тело пробивает странный озноб. Ему становится холодно, но кожа горит диким пламенем. В руках и ногах он ощущает то слабые, то сильные болезненные спазмы, и вновь закрывает глаза, потому что чувствует резкую и сильную сонливость. Звуки вокруг постепенно затихают, словно он погружается в глубокий сон, и парень слышит лишь удары собственного сердца, которые ведут отсчёт его жизненному циклу подобно старым часам. Так громко и чётко, будто оно колотится у него прямо в ушах. Удар. Тишина. Удар. Чонин окунается в какие-то глубины своего сознания, и там маленький черноволосый мальчик одиннадцати лет достаёт старенький проектор. Он сдувает с него пыль, а затем достаёт плёнку с фильмом о собственной жизни. Она начинает быстро крутиться и гудеть, перебирая самые красивые воспоминания в его памяти. Сразу же перед глазами всплывает такая яркая и красивая улыбка его родного брата. Самый близкий и важный человек. Тот, кто был рядом с самого зачатия и никогда не оставлял одного на этом свете. Чимин всегда держал его за руку с момента рождения и до сегодняшнего дня. Вся жизнь одна на двоих. Душа и сердце тоже на двоих. Не разлей вода. В детстве они даже почти не ссорились, лишь с возрастом всё изменилось. Удар. Тишина. Удар. Ему вспоминается семейная поездка в Корею, где они сидели под большим деревом вишни на зелёной поляне и болтали о всякой ерунде, будучи ещё школьниками. Множество маленьких цветов были над головой и их лепестки срывались из-за ветра. Они путались в волосах брата, которые сейчас по цвету напоминают их. Такие же нежно-розовые, как сакура, как клубничный зефир, как угасающее солнце на прекрасном закате. Он просто не может не улыбаться, думая о нём, поэтому уголки губ сами неосознанно ползут вверх. Этот человек делает его жизнь лучше. Страшно даже представить, какой бы была эта жизнь без него. Чимин дарит ему счастье абсолютно бескорыстно, и никто никогда не полюбит его так, как делает это он. Тогда почему он не может отплатить ему тем же? Это же так просто. Удар. Тишина. Удар. Он подарил ему столько заботы, нежности и тепла. В детском доме у них было любимое произведение Экзюпери, которое брат часто читал в то время, когда он не разговаривал. И сейчас Чонин понимал, что Чимин всегда был его Маленьким принцем, а он его Лисом, ведь он приручил его и учил жить заново. В его голове почему-то всплывают обрывки знакомых фраз из той книги, прочитанные множество раз родным голосом. «— Я ищу друзей. А как это — приручить? — Это давно забытое понятие, — объяснил Лис. — Оно означает: создать узы. — Узы? — Вот именно, — сказал Лис. — Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…» Он никогда не обделял его вниманием, хотя сам катастрофически нуждался во всём этом. Тогда он действительно приручал его, как маленького зверька, потому что Чонин не понимал ещё как жить во взрослом мире. Всегда на первом месте для Чимина был лишь младший брат, а он сам был для него эпицентром жизни, пока она не понеслась по наклонной. «— Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис. — Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно; ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил… — Да, конечно, — сказал Лис. — Но ты будешь плакать! — Да, конечно. — Значит, тебе от этого плохо. — Нет, — возразил Лис, — мне хорошо…» Чонин знал, что часто причинял ему боль, но это никогда совершенно не было намеренно. Просто он такой человек: проблемный, сложный и часто очень глупый. Его главная проблема заключалась в нём самом, и большая часть их испытаний была именно на его совести. Но как бы больно не было Чимину, он никогда не видел его слёз. Старший брат не показывал ему слабости, зная, что должен быть сильным примером, надёжной опорой и защитой для него, и у него это великолепно получилось. Он много лет буквально тащил его жизнь на своих сильных плечах. На самом деле, всем вокруг прекрасно было известно, что без него он не протянул бы и дня. «— Прощай… — сказал он. — Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. — Самого главного глазами не увидишь, — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить. — Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей все свои дни. — Потому что я отдавал ей все свои дни… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить. — Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу. — Я в ответе за мою розу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить». Удар. Тишина. Удар. Он слышит в своей голове мягкий шелест зелёной листвы из-за тёплого ветра, шум воды от водопада, отголоски сердцебиения в груди, к которой прижимался, и ему вспоминается такой приятный аромат хвои и свежести. Охай. Место, где он был по-настоящему и безгранично счастлив. Рядом с ним были все его друзья: Юнги, Скай, Тэхён, Джин, Чонгук. Чимин и, конечно же, Лиён. Человек, подаривший ему первую влюблённость и невероятный по своей силе комфорт. Он был с ним аккуратным и предельно осторожным, заботясь о его чувствах в первую очередь. Их отношения не были никогда похожими на те, что привыкли все считать нормальными. Они иногда больше были друзьями, а иногда любовниками. Старались понимать друг друга и выстраивать связь, полную доверия, и эта работа была сложной для них обоих. Но та самая поездка стала для них в каком-то смысле просто судьбоносной, ведь они позволили себе влюбиться. Они делали робкий шаг вперёд и два назад, но, тем не менее, сильно сблизились за это время. И как бы не сложилось всё между ними дальше, оба понимали, что останутся близкими друг для друга. Удар. Тишина. Удар Калейдоскоп счастливых воспоминаний вертится так быстро, словно в каком-то вихре, и он не может перестать расслабленно улыбаться. Так глупо. Ему вновь больно в груди, но он продолжает испытывать счастье и с его губ не сходит улыбка. Это какая-то приятная боль, приносящая облегчение. Может, у него действительно очень хреновая жизнь, но всё же он смог почувствовать себя абсолютно счастливым. И от осознания этого у него всё внутри приятно дрожит, а по его виску медленно стекает одинокая слеза от эмоциональной уязвимости. Чонин ощущал, как его руки дёргались в слабых конвульсиях и пальцы легко дрожали. Он не понимал, что творилось с его телом. От резкого повышения давления сильно болела голова и начинало тошнить. Он отключался, а веки стремительно тяжелели. Почему-то действие наркотического вещества в этот раз было другим, и приятный эффект был совсем коротким, даже меньше, чем обычно. Начинали появляться острые негативные последствия, и в первую очередь они сказывались на его психическом состоянии — обострялось депрессивное расстройство, от которого он убегал. Нарастала тревога и паника, скачок настроения был такой сильный, что боль, от которой он хотел спрятаться, накрывала теперь с неистовой силой. Он с трудом поднимает тяжёлую голову и выпрямляется, но чувствует такую мгновенную слабость, что просто падает на бок и вновь закрывает глаза. Удар. Тишина. Удар Страшно. Становилось очень страшно, потому что он понимал, что натворил, но не способен был даже позвать на помощь. Он не хотел этого, но было слишком поздно. Его тело и сознание погружались в какое-то коматозное состояние. Парень не мог владеть собой, а лишь ощущал пустоту и темноту, которая забирала его. Чувство одиночества, которого он всегда так сильно боялся, было сейчас необычайно острым. Хотелось скулить. Он, кажется, умирал и был совсем один в этот миг. Даже не мог сказать брату напоследок о том, как сильно его любил. И это самое ужасное, что случалось с ним за эти годы — опустошение в тотальном одиночестве. Удар. Тишина. И после он вдруг больше ничего не чувствует.

***

Чонин уже не застал в сознании тот момент, когда в его квартиру пришёл Лиён. Парень не мог дозвониться до него около двух часов, но тот не отвечал, потому что отправился к его отцу, и поэтому он решил приехать без приглашения. Дверь была не заперта и он без препятствий проник внутрь. Чон-младший сразу понял, что что-то не совсем так. Было как-то слишком тихо для этого жилища. Обычно здесь довольно громко играла рок-музыка, и Пак даже абсолютно спокойно мог спать под неё, а в тот момент было до ужаса спокойно. Как он предполагал, всё это было не просто так. Он нашёл его без сознания и чертовски бледного на полу комнаты у кровати. Холодный разум вновь вовремя не поддался собственным эмоциям, и он не стал терять драгоценное время, ведь было совершенно не понятно, сколько времени Чонин лежал в отключке, а дорога была каждая секунда. Он всё очень быстро понял, когда увидел остатки наркотика на журнальном столике. Парень вызвал 911, бил его по щекам и поливал водой целых пять минут, пытаясь привести в чувства, ровно до тех пор, пока не появились врачи. В больнице ему сказали, что у Пака передозировка средней тяжести, но откачать его удалось. Ему провели интенсивную дезинтоксикационную терапию, и сейчас он находился под строгим наблюдением врачей. Чувствовать себя он будет паршиво ещё несколько часов, но, по крайней мере, жив. На данный момент не было ничего важнее этого. Чимин примчался сюда сразу же, как только ему позвонил Лиён. Тот не стал объяснять ему всего по телефону и рассказал о том, что случилось только когда он приехал сюда лично. Сказать, что он был в ужасе — ничего не сказать. С его братом было впервые подобное, несмотря на то, что он давно баловался наркотой. Конечно, он предполагал и всегда боялся, что это когда-то случится, но ведь Чони говорил, что бросил. Он был уверен, что брат не вернётся к этому снова, но, кажется, эта правда, которую они узнали, ударила по нему слишком сильно. Ещё и вскрылась она для него в такой весьма неаккуратной форме. Именно поэтому он не хотел ничего говорить ему так сразу, а ждал нужный момент, но случайно разболтал всё по пьяни. Но, возможно, так было даже лучше. Найти в себе смелость было трудно, но рано или поздно пришлось бы рассказать. Такое невозможно скрывать долго, учитывая, что эта истина касалась всех их. Лечащий врач сказал, что состояние его брата стабилизировалось, но пока нужно было подождать, прежде чем пускать к нему кого-то, и Чимин терпеливо ждал час, два и три. Все сто девяносто минут, пока Чони мирно спал в вип-палате одной из лучших клиник Лос-Анджелеса. Конечно, всё уже было практически в порядке, но это был огромный стресс для него, и для всех его друзей из общей компании. Он проснулся от внезапного звонка, не совсем понимая, что от него хотят и почему не дают отоспаться. Телефон трезвонил как ненормальный несколько раз подряд, а похмелье сняло как рукой за одно мгновение, после фразы «Чонин в больнице». Сейчас он просто ждал в пустом и длинном коридоре, надеясь, что скоро увидит его живым и здоровым. Он сидел, погрузившись в свои мысли. Здесь тихо, потому что было уже позднее время, кажется, перевалило уже за три ночи. Других посетителей не было, врачей практически тоже, а пахло почему-то даже не типичной дезинфекцией и лекарствами, а просто чистотой. Пак вдруг слышит неторопливые шаги слева по коридору, которые звучат слишком громко для такой поразительной тишины, но даже не поднимает головы. Он лишь смотрит на бледно-зелёный кафель на полу и мысленно считает на нём замысловатые завитки, чтобы как-то отвлечь себя в этом трудном ожидании. На скамейку рядом кто-то садится, и она мягко оседает под чужим весом. Парень плавно переводит взгляд на кроссовки посетителя, и в ту же секунду его сердце начинает выпрыгивать из груди. Чёрные, на высокой и массивной подошве. Слишком узнаваемая модель для него, только один человек в его окружении любит такую тяжёлую обувь. Чимин тихо вздыхает и отклоняется к стене, чувствуя моментально какое-то облегчение внутри. Меньше всего он ожидал, что Чонгук приедет в больницу, несмотря на их не самые простые взаимоотношения, да ещё и в такое позднее время. Скорее всего, он только что узнал о произошедшем. Они не совсем вместе, но и не порознь, и это было так странно. Они без всяких слов дали друг другу это нужное время и разошлись в разные стороны. Но сейчас он был так безумно рад, что Чонгук такой смелый, ведь одно его присутствие помогало почувствовать себя гораздо лучше. Он ничего не говорил ему, а просто сидел рядом несколько минут в тишине, нервно дёргая коленкой. Заметно, как он сильно переживал. Это ощущалось даже по его дыханию. Пак бросает быстрый взгляд на него и рассматривает изящный профиль рядом. Большая часть его лица скрыта под полями большой чёрной панамы. Виден только кончик большого носа, мягкая линия подбородка и слегка надутые губы. Чёрт возьми, как же он скучает по ним и как хочет сейчас впиться в них самым жадным поцелуем на свете, но не может. Это испытание для них обоих. Не только ему тяжело принять все это, но и Чону. И, очевидно, что ещё хуже им друг без друга. Мысленно Чимин представляет, как выглядят его прекрасные глаза. Наверное, из-за всего дерьма, что их разлучает, они полны огромной печали, и в них бы было невыносимо тяжело смотреть. Он видел сколько в них столько тоски тогда на финише последней гонки, когда они разошлись в разные стороны после её завершения. Парень вновь отворачивается и проводит пятернёй по волосам, зачёсывая их назад. Между ними всего лишь не больше двадцати сантиметров, но такое чувство, что они стоят на разных берегах над огромной пропастью, и проблема в том, что оба боятся прыгнуть, чтобы быть вместе. Это действительно страшно, потому что если поторопиться, то это вновь разобьёт их на части. Ощутимо висит этот груз недосказанности и напряжения. Пак слегка вздрагивает от неожиданности и неосознанно задерживает дыхание, когда Чонгук вдруг кладёт ладонь на его руку, расслабленно лежащую на сиденье скамейки. Он даже не верит своим ощущениям, а бросает взгляд вниз, чтобы проверить их. Кожу моментально простреливает бешеный ток и её покалывает от такого нежного тепла. Оно пробегает от самой макушки и до кончиков пальцев, заставляя волосы встать дыбом. Всё внутри будто оживает лишь от этого простого прикосновения. Боже, как же ему этого всего не хватает. Этого ощущения его близости и особенно — этого запаха. Просто не передать словами. Чон ласково скользит по его руке своей в заботливом жесте, а затем обхватывает пальцы Чимина своими. Крепко, но очень осторожно. Так, чтобы парень понял, зачем именно он здесь находится. Ему не нужно многое, он просто хочет подарить ему покой и сделать крошечный шаг навстречу. Он слышит, как тот тяжело выдыхает носом и наконец-то принимает его поддержку. Пак старается вести себя спокойно, но его грудь заметно ходит ходуном от тяжёлого дыхания. Для них этот жест говорит громче слов. Этот простой метод способен прогнать всю его тревогу и успокоить его страх, который поднимается внутри всё это время в душе подобно девятибалльному шторму. И он это хорошо знает, единственный, кроме Чонина. Чонгук понимал, что несмотря на их «тайм-аут» сейчас, ни при каких обстоятельствах он не мог оставить его одного в такой момент. Это слишком жестоко. Если бы Чимин остался совсем один с этой трагедией, то, наверное, сошёл бы с ума. Поэтому он приехал на свой страх и риск, ведь эта встреча могла бы сделать только хуже им обоим, но тот благодарно принимал его помощь. Он хватался за него, так же крепко, как и Чон сейчас держал его пальцы, даря ему успокоение и поддержку. — Как он? — тихо спрашивает он. — Всё обошлось благодаря твоему брату, — отвечает парень. — Где Лиён? — Должен быть где-то внизу. Он нервничает, уходил покурить. — А как ты? — осторожно спрашивает Чон. — Ты действительно хочешь это услышать? — усмехается Пак, небрежно дёрнув плечами. — Мне сказали, что ты пьёшь, — говорит Чонгук и недовольно хмурится, глядя перед собой. — Облажался снова, да, — медленно кивает Чимин и глубоко вздыхает. — Ничего удивительного. Видимо, творить всякое дерьмо у нас с братом семейное. — Тебя можно понять. — Тебе тоже сейчас паршиво, но ты не играешь из-за этого. Не пытайся меня оправдать, я этого не заслуживаю. Мне бы твою силу воли. — Нет у меня никакой силы воли, раз я здесь, но не суть. Я приехал буквально на пять минут. Не знаю, — пожимает Чон плечами и покусывает губу, — мне показалось, что тебе нужен кто-то, кто сделает это. Кто же ещё будет держать тебя за пальцы? У тебя больше никого нет. Я волновался о том, как ты будешь это переживать один. — Спасибо, что ты здесь, — шепчет Пак. — Я не отказываюсь от своих слов. Всегда и всюду я буду следовать за тобой, даже если… всегда, просто потому что ты очень важен для меня. — А ты важен для меня, — говорит Чимин, бросая на него тоскливый взгляд. — Чонгук, как ты? — Горю от стыда ежесекундно, так что как в аду каком-то, — отвечает он, опуская голову. — Ты невиновен в том, что он твой отец. — Сейчас не самое лучшее время говорить об этом. Ты должен думать о брате и о себе. Сколько бы времени тебе не потребовалось, я подожду, — говорит Чон и робко улыбается. — Наверное, не знаю. Не удивляйся, если однажды ночью я буду петь серенаду под твоим окном и умолять вернуться ко мне. Пак тихо смеётся впервые за долгое время благодаря ему и затем глубоко вздыхает. Он вспоминает, как говорил ему о том, что ждёт от него подобного романтичного жеста когда-нибудь, а потом парень подарил ему самое лучшее свидание в его жизни. Оно было настолько идеальным, что он помнит каждое его мгновение и уже никогда не сможет забыть. — Как давно я не слышал этот волшебный звук, словно вечность прошла. Даже сердце дрогнуло, ауч, — тихо говорит Чон, глядя на него, и улыбается. — Ты просто невыносим, знаешь? — улыбается в ответ Чимин, чувствуя почему-то смущение, наверное, впервые в жизни из-за такой простой вещи. — Я просто люблю твой смех. — Чонгук… — Перебор, да? — забавно морщится парень. — Не обращай внимания на это, всё нормально. Мне тяжело держаться от тебя подальше вот и всё. — В этом я тебя хорошо понимаю. Я скучаю по тебе, — шепчет Пак и склоняет голову на бок, опираясь виском на стену. — Но я понимаю, что нам ещё нужно поговорить серьёзно обо всём этом и решить, что делать дальше. Между нами остался незавершённый гештальт. Мы не можем просто вот так всё оставить, не поговорив. Рано или поздно это должно произойти. — Ты прав, должно. Это подвешенное состояние просто убивает. Мы не совсем вместе и не поставили точку. — А ты готов… — запинается Чонгук и коротко вздыхает, — её поставить? — Я не ставлю вопрос таким ребром. У меня он другой: готов ли я закрыть глаза на это, если хочу быть с тобой? — тихо говорит Чимин, задумчиво глядя в его глаза полные надежды. — И каков ответ? — шепчет едва слышно он, глядя на него. — Я… — Мистер Пак? — раздаётся голос врача, который выходит из палаты Чонина. — Ваш брат проснулся. Можете навестить его. Чимин бегал растерянным взглядом от двери к Чонгуку и заметно метался. Видно, как он хотел без раздумий побеждать к нему, но и закончить разговор с ним вот так было бы не совсем красиво с его стороны. Он ждал его. Это первая встреча наедине, которую они оба на самом деле очень хотели. Между ними вновь появилась эта тоненькая ниточка, благодаря которой он понимал, что не всё потеряно. Они одинаково сильно скучали друг по другу, а это было важно. Он боялся, что чувства могли дать трещину, но они имели всю такую же неимоверную власть над ними. Ведь в этот момент, когда Чон прикасался к нему и сидел рядом, в его голове не возникало жутких картинок из прошлого, как ещё неделю назад. Только Пак не может сделать выбор так просто, его разрывает между двумя важными для него людьми сейчас. Именно поэтому Чонгук сам принимает решение за него. Не время в этот момент заставлять его думать о чём-то ещё кроме Чонина. Он медленно поднимается, натягивает плотнее панаму на лицо, а после наклоняется и оставляет мягкий поцелуй в макушку нежно-розовых волос. Он позволяет себе глубоко вдохнуть их аромат, и это приносит устойчивое ощущение, что он наконец-то дома. Этот разговор не закончен, он знает это, и поэтому нежно улыбается. — Иди к брату, Чимин. Однажды ты дождался меня, теперь моя очередь, — шепчет парень, а затем уходит. Его шаги эхом отдавались по всему коридору, пока он расслабленной и медленной походкой направлялся к выходу из больницы. Каждый шаг, был словно удар в самое сердце Пака, который безумно по нему скучал. Было такое чувство, что он уходил от него вновь, как и в тот вечер, но он понимал сейчас, почему Чонгук поступил именно таким образом. И в этот раз было не больно, поэтому и на его губах появляется мягкая улыбка. Чимин бесшумно, боясь сделать неверное движение и издать лишний звук, проходит по больничной палате придержанной в бежевых оттенках с элементами тёмно-синего. Он бегло осматривается по сторонам и тихо вздыхает с благодарностью. Лиён позаботился о комфорте, и Чони сейчас был в лучшем месте из возможных. Здесь тихо, лишь монотонно пищал какой-то аппарат у постели. Обычно в таких лежали богатые и знаменитые пациенты, так что было странно находиться в таком помещении. Так светло, уютно и почти как дома. Даже было предусмотрено место для отдыха родных больного, а на тумбе рядом с кроватью стояли свежие цветы, просто удивительно. О том, что это больница, говорили лишь аппараты для наблюдения за состоянием здоровья и люди в халатах, ходящие по коридорам. Чонин сидит, откинувшись слегка назад на мягкие подушки, и наблюдает за мелким дождём за окном. Он не сразу реагирует на вошедшего гостя, а продолжает задумчиво смотреть куда-то сквозь окно пустым взглядом. Кажется, что его сознание очень далеко отсюда. От того, насколько несчастным выглядит он в этот момент, у Чимина сердце сжимается с дикой силой. Его кожа болезненного белого цвета, чёрные круги под глазами, на его висках виднеются синие вздутые вены от перепадов давления, губы потрескавшиеся и искусанные. Такой хрупкий, что хочется закрыть его своими руками и спрятать от всего мира. Его ладони всё ещё пробивает мелкая дрожь, видно как слабо вздрагивают пальцы, которые он сжимает и разжимает, а по катетеру в его вену медленно капает какой-то прозрачный раствор. Парень тихо кашляет, привлекая его внимание к себе, и садится рядом с кроватью на стул. Чонин поворачивается к нему, и на его лице почти моментально появляется виноватое выражение. Тёмная бровь, выбритая у края, хмуро изгибается, и глаза становятся ещё печальнее. — Мин, — практически шёпотом произносит он и прочищает горло. — Мин… я… — Тише, успокойся, — ласково говорит брат. — Тебе нужно отдыхать сейчас, а не нервничать. — Да, но… — Как ты чувствуешь себя? — спокойно интересуется он. — Честно? — Разумеется. — Паршиво. Чимин медленно кивает и долго смотрит прямо перед собой, задумавшись о том, что этого момента могло бы вовсе не быть, если бы не Лиён. Он прекрасно понимает, что этот несчастный случай не был его осмысленным желанием покончить с собой таким образом, но ведь это действительно была встреча со смертью, и осознавать это очень страшно. Его младший брат убегал от реальности, в которой ему очень больно. Он не рассчитал свои силы после срыва, спустя несколько недель трезвой жизни. Ему это было хорошо знакомо, ведь он и сам сорвал свои тормоза в отношениях с алкоголем, но забавы с наркотиками намного опаснее. Он подходит к нему, аккуратно садится на край кровати и видит, как тот сразу сжимается в комок. Он виновато опускает голову и как будто ожидает, что сейчас получит за свой не самый умный поступок. Всё же какие-то выводы, очевидно, он сделал. Испытывает вину и стыд, а это хорошо. Значит, он понимает, что был буквально в лапах смерти. Чимин подаётся вперёд и обнимает его за плечи. Он мягко гладит его по голове и прижимает к себе, как сделала бы это заботливая мама со своим ребёнком. Он с ним ласков, осторожен, и пытается показать, что не держит никакого зла. Чонин сначала сидит неподвижно несколько секунд. Меньше всего он сейчас ожидал вот такой реакции на свой тупой поступок, но Чимин, как всегда, поражает его в самое сердце. Он робко кладёт руки на его спину и прижимается ближе к тёплой груди, слушая, как внутри волнительно стучит родное сердце. Самый близкий и любимый звук. Самые приятные и нужные объятия. Как бы не были ему дороги люди вокруг, друзья и Лиён, никто и никогда не сможет стать его безопасным местом, как это умеет делать брат. Только лишь он может подарить ощущение необходимости. Каким бы он не был засранцем с ним, Чимин всегда рядом. Он поддерживает, ищет ему оправдания, помогает, защищает и спасает его задницу. Это показывает, насколько он любит его. Ему так хочется дать ему в ответ возможность побыть слабым и самому защищать его, чтобы наконец-то это израненное сердце в груди спокойно выдохнуло и было счастливо, но он не знает, как это возможно сделать. — Ты живой, — тихо говорит Пак-старший и целует его в волосы, продолжая прижимать к себе. — Да, — горько усмехается он. — Мы все испугались за тебя. — И это всё? Ты даже не накричишь о том, какой я бестолковый? Я ждал этого, ведь ты всегда выходишь из себя, когда я творю чёрт знает что. — Не хочу тратить на это силы, — отвечает Чимин и мягко отстраняется. — Это не то, что тебе сейчас нужно. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноким и пытался бороться с этим всем один. Прости меня, я не должен был поступать как эгоист и пить, совершенно забыв о том, что я нужен тебе. — Чимин, ты не обязан носиться со мной. Как же ты не понимаешь, что мне уже не одиннадцать? — удивляется парень и мягко качает головой. — Ты всегда держал меня за руку с того самого жуткого дня, забывая о том, что твоя жизнь тоже существует. Так неправильно. — Я иначе не умею. Ты всегда был эпицентром моей жизни. — До тех пор, пока не появился Чонгук, — говорит Чонин и мягко улыбается уголком губ. Старший брат удивлённо хлопает глазами и растерянно смотрит на него. Почему он так говорит? Неужели он почувствовал себя из-за этого ненужным ему? Это ведь совсем не так. — Он… нет, это… не говори так. — Мы оба знаем, что я прав. И это не плохо, слышишь? Это нормально, Мин, — отвечает Чони, поглаживая его пальцы, и продолжает тепло улыбаться. — Ты его любишь. Так же сильно, как наши родители любили друг друга. А он хороший человек, мне этого достаточно. Сначала я относился к этому всему между вами довольно скептически. Я не думал, что у вас будет всё так серьёзно, но переосмыслил всё. Ты ведь готов весь мир перевернуть ради него, не так ли? — спрашивает он и тяжело вздыхает. — Он сделал для тебя за это время больше, чем я за всю жизнь. Я ему очень благодарен. За то, что он подарил тебе ощущение того, что ты самое лучшее создание на этом свете, ведь так оно и есть. Я не смог этого сделать, о чём очень сильно сожалею. — Чонин, не говори так, — настаивает он. — Я много думал за это время обо всём. Мне удалось пересмотреть взгляды на многие вещи. А то, что случилось… это обнулило меня. Знаешь, я словно спал, но сейчас прозрел. Я ужасный брат, правда, — говорит парень и с сожалением качает головой. — Не отрицай, пожалуйста. И ты в глубине души тоже так думал, я уверен, но никогда этого не скажешь. И если раньше это злило, когда мне об этом говорили друзья, то сейчас я понимаю, что все они были правы. Я абсолютно не заслуживаю тебя. И я жив только лишь благодаря тому, что ты боролся за меня все эти годы. Но сейчас… я не знаю, Мин. Я не хочу, чтобы ты переживал за меня больше, чем я за тебя. — Я понимаю, что тебе трудно… — Вряд ли ты меня понимаешь в полной мере. Никто не понимает, если честно. Даже я сам не знаю, что творится в моей голове. Я стараюсь выбраться, но как будто тону всё больше. Не хочу тянуть тебя в это вместе с собой. Ты должен жить своей жизнью, а не моей. Я понимаю, что тебя это зацепит так или иначе, но… не знаю. Просто теперь я хочу позаботиться о тебе и постараюсь что-то придумать, чтобы защитить, если это возможно. Не хочу, чтобы Джихван забрал тебя. — Эй, — ласково говорит Чимин и мягко сжимает его руку, — всё будет в порядке, с этим мы что-то придумаем. Наша компания никогда не сдавалась. У нас компромат, мы разберёмся как-нибудь с этим больным ублюдком. Сейчас тебе нужно думать о себе и своём состоянии. Ты сорвался, я тоже. Я понимаю, что… неважно. Всё это на самом деле неважно. То, что произошло… — Моя вина. — Нет, это… — Моя вина, — настаивает младший. — От начала и до конца. И я сейчас не только о том, что едва ли не откинулся от передоза. Всё моя вина, понимаешь? — Чони, пожалуйста… — Нет. Хватит, Мин, — шепчет парень и обречённо вздыхает. — Хватит. Я понимаю, что ты в ответе за меня, раз заменил мне родителей. Но ты постоянно ищешь мне оправдания, только они есть не всегда. Всё, начиная с того момента, как я связался с Дэмианом — моя вина. Не будь я таким тупым и слабым, так бы глубоко не вляпался. — Они бы нашли способ нас уничтожить не через тебя. Я тоже во многом виноват. — Ты не можешь знать этого, — отвечает Чонин и задумчиво смотрит перед собой. — Из-за меня в большой опасности я сам, ты и Чонгук. Юнги уже погиб, мы не смогли его спасти, и я не хочу ждать, что ещё кого-то из моих близких не станет. Я этого просто не переживу. Если бы я знал, что могу сделать для тебя сейчас, то положил бы на это все силы. Всё, что осталось во мне, но я бы защитил тебя. — Знаю, — отвечает старший и гладит его волосы. — Мы справимся, да? Как всегда. Что-то придумаем, мы же всегда находили выход из сложной ситуации. — Ты. — Что я? — удивляется Чимин. — Ты всегда находил выход из сложной ситуации, а я был ребёнком позади тебя, которого ты держал за руку. Я не сделал ничего значимого, а лишь полагался на тебя. — Прекрати. Ты делаешь мне больно такими словами. — Правда всегда причиняет боль, но на то она и правда. И я наконец-то осознал её, — усмехается парень, поднимая на него взгляд. — Тебе ли не знать об этом? Одна шокирующая истина подкосила твои отношения с Чонгуком. Где же он сейчас? Не с тобой, а всё потому что вы оба не были готовы к ней. Так на какой чёрт она была нужна нам? — Я уже не знаю, — тихо говорит Чимин и глубоко вздыхает. — Но лучше знать, разве нет? Мне нужно было это. Я хотел понимать, кто виноват во всём этом. А им нужно было знать, кто их отец на самом деле. — И кому же лучше от этого стало? — шепчет болезненно Чонин хриплым голосом. — Правда всегда выходит наружу. Я не виню тебя в том, что ты искал её. Просто… не все готовы были к ней. Я уж точно не был. — Прости меня. Тот в ответ на это лишь переплетает их пальцы и слабо улыбается, тем самым говоря, что даже зла на него не держит. Он несколько минут молчит, обдумывая различные вещи, и затем тихо вздыхает с заметным облегчением. — Это я должен каждый день просить у тебя прощения. Хотя бы за то, что недостаточно показывал свои чувства всё это время. Я люблю тебя, Мин. — Знаю. И я люблю тебя, мелюзга, — отвечает он с ласковой улыбкой. — Но это не то, да? Ты несчастлив, потому что в твоей жизни нет одной важной детали. Он так сильно для тебя важен. — Мы работаем над этим. Чонин несколько раз задумчиво кивает и рассматривает его болезненное выражение лица. Глаза наполняются ещё большей грустью, а стоило лишь упомянуть его, он даже имя не произнёс вслух. Разве это не о многом говорит? — Знаешь, ты недавно спросил у меня о том, смог бы я всё это принять ради того, чтобы быть с Лиёном, — тихо говорит парень и хмурится. — Да, кажется, я помню что-то такое. — Это сложный вопрос. Он многое значит для меня, правда. И я вижу, что имею для него важное значение. Чёрт, он мне жизнь спас и был рядом со мной всё это время. Но… я не… Чимин замечает, как в глазах его брата блестят едва видимые слёзы и он делает резкий вдох, стараясь быстро прогнать их. Ему всегда тяжело говорить о каких-то чувствах, и, кажется, он понимает в чём дело. — Но ты его не любишь, — шепчет Чимин. — Я не смог. Наверное, я не способен любить кого-то кроме тебя. Он мне очень нравится. Думаю, могу сказать, что влюблён в него, но… сдерживаю себя, как будто зная в глубине души, что эти чувства потом меня просто уничтожат. Я не хочу никому отдавать своё сердце. — Но почему? — Потому что не хочу его разочаровывать. Я сложный человек, со мной очень трудно. А Лиён заслуживает любви вот такой, как у тебя и его брата. Он потрясающий, а я тяну его на дно. Я словно одно сплошное напоминание ему о том, что люди бывают очень жестокими. Я постоянно агрессирую и дерусь, мы ругаемся. Я импульсивен, а для него это большая болезненная точка. Мы просто несовместимы, хотя нас очень сильно тянет друг к другу. Наверное, нам стоит отпустить. — Ты с ним говорил об этом? — Конечно, я паршиво скрываю эмоции, ты же знаешь. — Но он всё равно помогает тебе и не оставляет в трудностях. — Я бы тоже сделал многое ради него. Он важен для меня. Так вот, отвечая на твой вопрос, я хочу сказать, что если бы я любил Лиёна так же сильно, как ты любишь Чонгука, то принял бы это, — говорит Чони и уверенно кивает. — А иначе как? Ты не избавишься от таких чувств. Возможно, это было бы непросто. Но я бы пошёл на всё ради того, чтобы не позволить этому дерьму стать препятствием между нами. Такая любовь не должна быть сломлена ничем и никем. Она всё прощает и всё принимает. Ты же хотел сделать первый шаг к нему? — Хотел. Множество раз, — отвечает Чимин. — Думаю, и он этого хочет. Скучаешь? — Невыносимо, — кивает он и робко улыбается. — Вы такие омерзительно счастливые, когда вместе. Но если порознь, то страдают все вокруг из-за вашего несчастья, — смеётся младший брат. — Я знаю, насколько сильны твои чувства к нему. Я это вижу. Но и он на многое готов ради тебя. Гнать на гонке с машинами без тормозов, подрезать других, убивать, мстить и даже мчаться под поезд на полной скорости, навстречу смерти. Он пойдёт на всё, ради того, чтобы защитить тебя. Я уверен, что он тот самый человек, который никогда не оставит тебя. Именно он тот, кто всегда будет поддерживать тебя, когда ты будешь падать. Именно поэтому я доверяю ему тебя. — Почему ты это говоришь мне? — спрашивает Чимин, удивлённо выгибая бровь. — Ты никогда так не говорил. — Потому что я не понимаю, почему ты до сих здесь, — улыбается парень и гладит его плечо. — Но… — За это время он сделал первый шаг к тебе? Звонил? Писал? — Приезжал. Он был здесь до того, как я пришёл к тебе, — говорит он и слегка кивает. — Знаешь что, тупица? Ты дождёшься, пока закончится моя капельница и я усну. А после ты поднимаешь свою задницу и едешь к нему, чтобы вернуть то, что делает тебя по-настоящему счастливым. — Я не могу оставить тебя. — А его ты можешь отпустить навсегда и жить дальше? — Нет, кажется, — шепчет Чимин. — Ведь я никуда не денусь, да? А он может, — говорит Чонин абсолютно серьёзно. — Я не мальчик, которому одиннадцать, Мин. Ты не обязан следить за каждым моим шагом и нести ответственность за всё, что я делаю. У тебя есть своя жизнь, слышишь? — спрашивает он, ласково ероша его волосы. — И она проходит мимо тебя, пока ты пытаешься спасать меня каждый раз. Хотя бы раз в жизни подумай о том, чего ты хочешь. Ты и только ты. Без кого ты страдаешь сейчас? Без кого тебе всё не нужно вокруг? Без кого ты дышать не можешь? Что тебе нужно для счастья? Чего ты хочешь? Просто ответь сам себе на эти вопросы хотя бы себе в голове и вот здесь, — настаивает брат, кладя ладонь на его грудь. — Мы оба знаем, кому принадлежит то, что находится внутри. — Чонгуку, — отвечает Пак-старший. — Да. Поэтому не забирай у него это, потому что он тоже принадлежит тебе. Вы нужны друг другу больше чем кто-либо на этом свете. Поэтому не отпускай его никогда больше, — говорит парень и крепко обнимает его.