Вы весь дрожите, Поттер

С того злополучного вечера, когда наша с Роном дружба дала трещину, прошло полтора месяца. Сегодня канун Хэллоуина — профессионального праздника чародеев, как его называют в волшебном мире. Весь замок украшен яркими, немного зловещими атрибутами — паутиной, парящими в воздухе черными свечами и рыжими тыквами с вырезанными глазницами и улыбающимися ртами. Даже не знаю, кто ведет себя более возбужденно — студенты, потирающие руки в ожидании завтрашнего пира, или привидения, предвкушающие торжество по случаю 504-й годовщины смерти Почти Безголового Ника. Рон и Гермиона частенько вспоминали одну из его вечеринок с протухшей едой и призрачным оркестром, которую нам «посчастливилось» посетить на втором курсе. Кажется, это было лет сто назад и вообще случилось не с нами. Мы с Роном так ни разу и не поговорили по-человечески: друг всячески меня избегает, а я чувствую себя преданным и слишком уязвленным, чтобы самому делать шаг навстречу. Да и нужен ли этот шаг хоть кому-то из нас? Уверен, что у него тоже тяжело на сердце. Но не лучше ли мне быть одному, чем с тем, кто не принимает меня таким, какой я есть? Стоит отметить, Рон сдержал обещание и не выдал мой секрет. Только вот сам он отныне переодевается за пологом, как полный придурок, и старается не оставаться со мной в спальне наедине. Будто теперь, когда все карты раскрыты, я при первой же возможности стяну штаны и наброшусь на него в порыве страсти. Парни думают, что черной кошкой, пробежавшей между нами, стала Гермиона. Мол, не поделили девчонку, с кем не бывает. Красоток полным-полно, а лучший друг — один, пора мириться. Пусть чешут языками, их невозмутимость успокаивает. Она означает, что Рон нем как рыба, а они сохраняют нейтралитет, не занимая чью-то сторону. Мне и так с лихвой хватило презрительных взглядов и издевательских насмешек в прошлые годы учебы. Рону, в общем-то, сейчас совсем не до меня — он встречается с Лавандой и целуется с ней по углам, то и дело зарабатывая от преподавателей штрафные очки. Видимо, распад нашего трио дал старт их отношениям. Кстати, Лаванда дорого заплатила за измену Рона: на следующий день после его признания Гермиона, переехавшая к семикурсницам, на пару минут заглянула в свою бывшую спальню. Пожелав всем доброго утра, она применила к опешившей Браун прием, похожий на прошлогоднюю месть Мариэтте Эджком — на лице девушки до сих пор видна надпись «ябеда». На лбу же пришедшей на завтрак Лаванды красовалась сотня прыщей, образовавших слово «потаскуха» (на счастье, мадам Помфри свела их за короткий срок). Парвати тут же сдала Гермиону профессору МакГонагалл, и ей сильно досталось за эту выходку. Наш декан молнией метнулась к гриффиндорскому столу и прилюдно отчитала лучшую ученицу курса, назначив ей два месяца отработок раз в неделю под присмотром Филча, а также лишив факультет 50 очков. Я был шокирован тем, что Гермиона не просто ни капельки не расстроилась, узнав свою участь, а продолжала сиять от счастья. Когда МакГонагалл увела рыдающую Лаванду в больничное крыло, подруга довольно придвинула к себе овсянку и заключила: «Иногда, Гарри, месть действительно бывает сладка». Вернуть 50 баллов ей удалось весьма быстро. У Гермионы словно открылось второе дыхание, или же она хотела показать Рону, кого он потерял. Во-первых, она стала блестяще выглядеть: всегда нарядная и очень ухоженная, а во-вторых, ее ответы из занудных трансформировались в остроумные. Она оттачивает свое красноречие и на уроках наслаждается вниманием притихшей аудитории, в то время как Лаванда и двух слов связать не может. С того утра парни посмеиваются над Роном и репутацией его новой девушки (мол, он скачет от прилежных всезнаек к глупышкам легкого поведения, где же золотая середина?). Рон в ответ лишь огрызается и просит не лезть не в свое дело. Я с этим полностью солидарен. Первые пару недель Гермиона украдкой плакала и вообще казалась грустной, но на людях держалась с достоинством. Сейчас я уже не замечаю у нее опухших глаз или других признаков слез и бессонных ночей, что безумно радует. Про Рона мы не говорим, он стал ей противен. Теперь и у меня появился Тот-Кого-Нельзя-Называть, но, в отличие от Волдеморта, его имя я и впрямь опасаюсь произносить. По крайней мере, в присутствии подруги — что-то совсем не хочется накликать ее гнев. Кстати, я рассказал Гермионе свой секрет на следующий же день после нашей с Роном размолвки. Так было честно и правильно. Я с замиранием сердца ждал ее реакции, а она не слишком-то сильно и удивилась, только крепко обняла, поблагодарила за доверие и подчеркнула, что в наших отношениях это ровным счетом ничего не изменит. И в тот момент стало настолько легко и спокойно, будто меня согрела и утешила мама. Я понял, что принял верное решение и ни в чем не виноват. Гей я или нет, но ради Рона готов был на все — даже закрыть его собой от смертоносного заклятия. И если ему не нужен Гарри, которому нравятся мужчины, то ему в принципе не нужен Гарри. По пятницам мы с Гермионой выдвигаемся на отработки вдвоем, но я сворачиваю на лестницу в подземелья, а она — к кабинету завхоза. Филч не щадит подругу: он подключает фантазию и постоянно придумывает новое «развлечение» — то заставляет ее голыми руками драить кубки в Зале Славы и мыть полы в учительской, то чистить утки в больничном крыле. С отработок в башню Гриффиндора плетемся тоже вместе, делясь подробностями о том, чем занимались на этот раз, и показывая друг другу покрасневшие ладони. Несмотря на то, что ей приходится тяжело трудиться и терять драгоценные часы, предназначенные для учебы, Гермиона не жалуется. Как она утверждает до сих пор, оно того стоило. Ее срок наказания подходит к концу — осталось всего два пятничных вечера, а вот моим конца и края не видать, до рождественских каникул еще целых два месяца. Я так привык пять раз в неделю спускаться в подземелья — то на уроки, то чистить инвентарь, что изучил класс зелий от и до. К счастью, мое отсутствие пока никак не сказалось на игре гриффиндорской сборной: первый в сезоне матч по квиддичу прошел для нашего факультета удачно. Благодаря тому, что Джинни поймала снитч на сорок третьей минуте, мы выиграли у Хаффлпафа со счетом 230:90 и сразу оказались на второй строчке в турнирной таблице. Следующая игра Гриффиндора будет против Слизерина и состоится в конце февраля. Жду не дождусь очередного триумфа, чтобы полюбоваться на кислые физиономии Малфоя и Снейпа. Вероятно, профессор решил, что для победы своего факультета нужно лишить конкурентов хорошего ловца, но не тут-то было. Уверен, этот интриган надолго запомнит свое предстоящее поражение. Ему, судя по всему, наскучило отрываться на нас с хорьком, и он большую часть времени ведет себя так, будто нас вообще не существует. Мы почти не контактируем, к тому же, в сезон простуд у зельевара прибавилось работы: убедившись, что на отработке никто не халтурит, он запирается в своей лаборатории и готовит снадобья для больничного крыла. По отношению ко мне Снейп стал казаться чуть более адекватным. Кажется, тогда, в сентябре, его смягчили мои поступки, но кто знает? Я никогда не умел прочитать хоть что-то, кроме ненависти, в этих черных глазах. И то, что отныне я вижу в них просто высокомерное недовольство, — настоящий прогресс. Ведь худой мир гораздо лучше доброй ссоры. Должно быть, профессор и сам пожалел, что в порыве ярости наказал нас на целых четыре месяца, украв у себя личное пространство и возможность отдыхать в одиночестве. Но на попятную, конечно, не пойдет: для него уступить в чем-то Поттеру — смерти подобно. Зато он начал делать поблажки Малфою. Это произошло после того, как тот, к великому удивлению, последовал моему совету и извинился перед Снейпом. При их беседе я, разумеется, не присутствовал, но все было очевидно, когда декан резко стал к слизеринцу благосклоннее и даже позволил ему уходить с отработок на полчаса раньше. В общем, если не считать, что отец в Азкабане, а мать продолжает терпеть в своем доме Волдеморта, дела у Малфоя понемногу наладились. К тому же, на Зельеварении прибавилось поводов для его развлечения: еще в сентябре Снейп почему-то начал придираться к Гермионе по любому пустяку, и наши оценки быстро скатились, что не может не радовать пакостника. Теперь на каждом уроке он пялится в нашу сторону с наглой улыбочкой, издевательски приподняв бровь. Мне неприятно признавать, но он — достойный конкурент и в знаниях, и в умениях. Летом перед вторым курсом я подслушал, как отец пристыдил его в лавке «Горбин и Бэркес» — Малфой пожаловался, что Гермиона у учителей в числе любимчиков. «И тебе не стыдно! Какая-то простачка превосходит тебя по всем предметам», — услышал Драко, и ответ, похоже, врезался ему в память. По сей день стремится превзойти соперницу, так разозлившую когда-то Люциуса. Вот и на занятиях по аппарации им с Гермионой нет равных. И хотя многие ученики уже смогли попасть в обруч, в том числе и я, по четвергам между этими двумя разворачивается неистовая баталия. Гермионе первой удалось целенаправленно аппарировать за десяток метров от обруча, приземлившись рядом с учительским столом и заработав аплодисменты, но на том же уроке Малфой обставил ее, появившись аккурат у дверей Большого зала — из-за антиаппарационных чар Хогвартса перемещаться дальше было просто некуда. На следующем занятии, пока все оттачивали навыки с более дальними дистанциями, а бедный Невилл даже схлопотал расщеп, лишившись маленького кусочка кожи на животе, эти двое продолжили молчаливое соревнование. Переместившись из одного угла зала в другой с обручем в руках, Гермиона сорвала бурные овации, и тогда Малфой взял за шкирку ничего не понимающего Крэбба и аппарировал в свой обруч вместе с ним, после чего толстяка с непривычки стошнило. Этой выходкой слизеринец шокировал преподавателя Уилки Двукреста и разъярил МакГонагалл, которая тут же оштрафовала его на десять баллов за неоправданные риски. Тем не менее хорек произвел на всех неизгладимое впечатление — Гермиона тоже была ошарашена и наблюдала за развернувшейся сценой, открыв рот. Рон в тот момент и вовсе выглядел раздосадованным: сам он не очень-то справляется с аппарацией. Думаю, ему стыдно промахиваться на глазах у Гермионы, прежде указавшей ему на лень и безалаберность, так что пару раз он прикрикивал на Лаванду, отвлекавшую его болтовней. В общем, жизнь в Хогвартсе как всегда бурлит, словно кипящее в котле зелье. * * * В Хэллоуин весь замок по обычаю стоит на ушах, ведь студентам официально разрешено не быть в кроватях после отбоя: праздничный пир каждый год начинается в полночь. Наверное, не радостно здесь лишь мне. Сегодня годовщина смерти моих родителей. Когда мы спускаемся в Большой зал, столы уже ломятся от разнообразных яств, а Дамблдор объявляет начало трапезы и торжественно поднимает вверх свой серебряный кубок. Поковыряв отбивную котлету и съев пару жареных помидоров, я уныло оглядываю зал: остальные с аппетитом налегают на ароматные угощения. Гермиона, сидящая рядом, не задает вопросов, все понимая без слов. Подняв голову и взглянув на зачарованный потолок, усыпанный яркими звездами, я решаю удрать отсюда. Эта прекрасная ночь заслуживает того, чтобы подняться на Астрономическую башню и полюбоваться фантастически красивым небом — сейчас оно настолько ясное, что все созвездия как на ладони. Под всеобщий гул и звяканье столовых приборов я незаметно отлучаюсь с праздника, объяснившись с Гермионой и попросив меня прикрыть. Конечно, ученикам строго запрещено подниматься на такую высоту в одиночестве, поэтому сперва я заглядываю в спальню и закутываюсь в мантию-невидимку. Теперь можно спокойно идти куда угодно — мне не страшен ни Филч, ни миссис Норрис, ни даже Пивз. Миновав бесчисленные лестничные марши, я наконец оказываюсь у двери в башню. С первого толчка она не поддается, но со второго открывается с визгливым скрипом. Охваченный резким порывом ветра, я едва удерживаю на себе распахнувшуюся мантию-невидимку и лишь спустя несколько секунд обнаруживаю, что у огромного окна, облокотившись на перила, кто-то стоит. Вот я идиот! Не догадался хоть одним глазком взглянуть на карту, прежде чем подниматься сюда! Но я и предположить не мог... Ведь весь замок пирует в Большом зале! Затаившись у двери и для верности задержав дыхание, я надеюсь только на свое везение — может быть, человек не обратил внимания и мне удастся тихо улизнуть. Но не тут-то было. Высокая фигура срывается с места и стремительно приближается ко мне. В свете его Люмоса я с ужасом узнаю хмурое лицо с черными глазами и ястребиным носом. О нет, пожалуйста, нет! Это Снейп! Одним взмахом волшебной палочки профессор на ходу срывает с меня мантию-невидимку, и я, застанный врасплох, сжимаюсь в комок. Уже готовый пасть жертвой кровожадной расправы, я неожиданно для себя слышу, как он спокойно и насмешливо произносит: — Какая встреча, Поттер. Я поднимаю глаза на чуть ли не вплотную стоящего Снейпа и тут же стыдливо отвожу их. Видеть эту победоносную ухмылку так близко — просто невыносимо. Под его пристальным, обличающим взглядом я ощущаю себя, словно средневековый мученик на костре — все тело горит огнем, а деваться некуда. — Добрый вечер, профессор. Простите, я нарушил ваше уединение. — Потрудитесь объяснить, что вы делаете на Астрономической башне, — медовым голосом просит он и кивком указывает на серебристую ткань, лежащую на каменном полу. — В этой замечательной вещице. Я машинально наклоняюсь за мантией, поднимаю ее и отряхиваю. Понимая, что моя отработка теперь будет продлена на неопределенный срок, а завтра предстоит объяснять своему факультету, почему в песочных часах Гриффиндора почти не осталось рубинов, я обреченно смотрю через его плечо на самую яркую звезду в черном небе. Мерцающий в ночи Сириус будто бы ободряюще подмигивает мне, и я решаю сказать абсолютную правду. — Профессор, я знал, что нарушаю правила, и не хотел, чтобы меня увидели. Мне нужно было побыть в одиночестве и подумать о своем. Как, наверное, и вам. Еще раз извините, что помешал. — Вам нужно было подумать о своем... Здесь? — Снейп в притворном удивлении поднимает брови и скрещивает руки на груди. — Нашей знаменитости не достаточно для этих целей пределов своей спальни? Вы особенный, и законы Хогвартса вас не касаются? — Касаются, — рассердившись, бросаю я. — Но вы верно заметили: я и впрямь особенный. Больше ни у кого из студентов в этот день не были казнены оба родителя! Снейп, на секунду застыв, прищуривается: — У вас не получится разжалобить меня, Поттер. — Я и не пытался. Всего лишь честно ответил на ваши вопросы, — пожимаю я плечами. Моя невозмутимость бесит его: — В вас столько нахальства и заносчивости. Вестимо, откуда. — От отца, — киваю я, храбро уставившись на него. Будь что будет: эту тираду я готовил с прошлого курса, но был убежден, что никогда ее не произнесу. — Вы не единожды говорили, что я такой же высокомерный и спесивый выскочка. Но я давно хотел сообщить — это не так. За некоторые его поступки мне невероятно стыдно. И я сожалею о том, как узнал о них. Но не увидь я все своими глазами, не посмел бы разрушить тот незыблемый образ благородного рыцаря, придуманный мной в далеком детстве... — Умолкните, Поттер! — пытается прервать мою речь взбешенный Снейп, которому я насыпал соли на рану, напомнив об унижении, подсмотренном в думоотводе. Но меня не остановить. Когда еще набраться смелости, если не в день их смерти? — Понимаю, вам неприятно это слышать. Но если бы вы знали, сколько бессонных ночей я провел, мучаясь от стыда и за отца, и за себя! Я прошу вас о прощении. И я безумно благодарен. Я знаю, сколько раз вы спасали мне жизнь. Уверен, что отец, каким бы паршивцем он ни был в школьные годы, тоже хотел бы искренне извиниться. И поблагодарить. Как и мама! Наверное, и у нее были недостатки, просто о них я ничего не знаю. И она по-прежнему остается для меня очень хорошей, доброй... Дрогнув, мой голос обрывается. Мерлин, куда меня понесло? В испуге от самого себя я наблюдаю за реакцией Снейпа. Пристально глядя мне в глаза, он несколько секунд медлит, а затем выдает: — Она такой и была. Без всяких недостатков. — Что? — потрясенно выдыхаю я. — Вы... общались с ней? — Мне кажется, или вы упорно пытаетесь добиться разговора по душам? — Снейп пренебрежительно вздергивает бровь и, плотнее запахнув мантию, приказывает: — Немедленно прочь с обзорной площадки. Придется сопроводить вас вниз. — Я вполне могу дойти сам, — бормочу я. — И тут же пуститься в приключения, будучи невидимым, — издевательски протягивает Снейп. — Сказки будете рассказывать своему декану. Живо на выход! Оказавшись на винтовой лестнице, я начинаю спускаться, а Снейп шагает двумя ступенями позади. Когда мы наконец оказываемся на первом этаже, студенты, разморенные вкуснейшим поздним ужином, уже разбредаются в свои гостиные. Многие из них с любопытством и опаской поглядывают на нас. Заметив зевак, Снейп принимает жутко грозный вид и заявляет напоследок: — И чтобы духу вашего больше здесь не было, Поттер! Вон с глаз моих! Еле сдерживая нервный смех, я разворачиваюсь по направлению к Гриффиндорской башне и натыкаюсь на Дамблдора, который, оказывается, все это время наблюдал за нами, а значит, видел в моих руках мантию-невидимку и прекрасно знает, откуда меня выпроводил Снейп. При виде доброжелательной улыбки директора мне становится так стыдно, что я, поравнявшись с ним, быстро желаю спокойной ночи и, опустив голову, устремляюсь в гостиную своего факультета. И только на полпути я осознаю — Снейп не снял баллы. И не продлил отработки. Он вообще никак меня не наказал.