Вы весь дрожите, Поттер

Fear and panic in the air I want to be free from desolation and despair And I feel like everything I saw is being swept away When I refuse to let you go «Map of the Problematique» by Muse

Таких ночей в моей жизни еще не было. Прошлогодние впечатления после поцелуя с Чжоу не идут ни в какое сравнение с тем, что я ощутил накануне, вернувшись в спальню. От гремучей смеси эмоций меня колотило в ознобе: потрясение чередовалось с радостью, затем накрывали волнение и страх, охватывали сомнения — не приснилось ли мне? Все ли я правильно понял? Бесконечно проматывать в голове те эпизоды, вспоминать каждый взгляд и анализировать каждое слово изнуряло, но казалось необходимостью. В довершение возбужденный член стоял до победного, пока я не кончил, вновь фантазируя о Снейпе и впиваясь от напряжения и удовольствия зубами в костяшки пальцев. На сей раз из-за плотно задернутого полога доносились стоны, а потом вскрик, но их никто не услышал благодаря предусмотрительно наложенному заглушающему заклинанию. Из своих наблюдений я кое-что вынес. Профессор играл со мной, осторожно прощупывал почву, давая нам обоим шанс к отступлению. И из-за моей горячности сразу же разгадал влечение к нему. Но я не видел отвращения, как тогда, в сентябре. Без свидетелей он вел себя совсем иначе. А это значит, его тоже привлекают мужчины. Он почти отважился на нечто большее, чем игра в гляделки. Не смутился моих пылких просьб, а раздумывал над ними. СНЕЙП РАЗДУМЫВАЛ, НЕ ПОЦЕЛОВАТЬ ЛИ МЕНЯ. А это значит, его привлекаю... я сам. * * * Первым уроком у нас сегодня Зельеварение. Если смогу пережить его, то мне уже ничего не будет страшно. Перед выходом из гостиной я царапаю на клочке пергамента несколько фраз и зову: — Добби! Эльф появляется мгновенно и воодушевленно таращится на меня огромными глазами размером с теннисные мячики. — Гарри Поттер, сэр! Что Добби может сделать для друга? Я сажусь на корточки и понижаю голос, а он растопыривает большие уши и обращается в слух. — Помнишь сына своего прошлого хозяина? Драко Малфоя. Эльф рассерженно упирает ручки в бока и отчаянно кивает. — Добби помнит! Добби ничего не забыл! — Принеси ему эту записку. Но аккуратно. Положи куда-нибудь, где найдет только он, например, под подушку. И не рассказывай ни единой душе. — Добби понял и сейчас же сделает! — Огромное тебе спасибо! — я благодарно пожимаю его маленькую ладонь. — Для Гарри Поттера — все, что угодно! — домовик важно выпячивает грудь и с хлопком исчезает. Хорошенько обдумав за выходные увиденное в сознании Волдеморта и обсудив это с Гермионой, я решил предупредить Малфоя об опасности. Пусть сидит в замке и никуда не высовывается, как бы его ни выманивали письмами и что бы ему ни обещали. Об этом и шла речь в записке. * * * На занятии Снейп не удостаивает меня ни словом, ни взглядом. Игнорирует весьма искусно, не прилагая особых стараний. Будто Гарри Поттера вообще здесь нет. Так было и в сентябре — сразу после происшествия с приворотным зельем. Поражаюсь его умениям. Наверное, они крайне ценны в шпионском ремесле. Всегда оставаться невозмутимым. Не обнажать истинных чувств. Но от этих навыков ужасно щемит в груди, и хочется что-нибудь вытворить, чтобы он наконец меня заметил. Должно быть, профессору стыдно, подсказывает здравый смысл. Он чуть не поддался на провокационное поведение обезумевшего от влечения ученика. Скорее всего, сердится и на себя, и на меня. Относится как к пустому месту, лишь бы показать, что минутная слабость была ошибкой. Лишь бы я не обольщался и не думал о повторении случившегося. Но я не просто думаю. Мне хватило единожды вспомнить выражение его лица в тот миг, чтобы начать МЕЧТАТЬ о повторении. Смесь эмоций, которую я заставил его испытать, не на шутку изумляет и заводит. Даже про себя страшно это произнести. Ко мне неравнодушен мой преподаватель. Взрослый мужчина. Умный, опытный, сильный. Вдобавок, прежде на дух меня не переносивший. Мог ли человек, пять лет доказывавший, что я никакой не особенный, теперь выделить меня среди остальных... персонально для себя? Снова и снова восстанавливаю в голове цепочку событий, и по телу всякий раз пробегает приятная дрожь. Я и не представлял, что буду настолько желать подобного. Что чувство молниеносно разгорится и достигнет вселенских масштабов. Что сперва я стану разглядывать Снейпа с интересом, а через неделю — откровенно его хотеть. — Поттер! Долбанный Поттер, да очнись ты! — Пэнси больно пихает меня в ребра, отрывая от порочных фантазий. — У нас получилась та еще дрянь! Какого хрена ты добавил в зелье ветку сандала вместо пачули? У тебя же четыре глаза, и все равно слепошарый? — Перепутал. Бывает. Отнеси как есть, — смущенно бормочу я. — Кретин! А Драко ничего не путал! Нет, ну ты смотри! У них с этой лахудрой все получилось! Идеальный отвар, — чуть не плачет она. — Уж он с кем хочешь сработается, даже с такой кикиморой! — Заткнись! Сама кикимора, — не выдерживаю я, и Паркинсон, презрительно на меня зыркнув, относит Снейпу образец испорченного зелья. — Выше ожидаемого, — говорит он, не взглянув на пробирку. Вернувшись, Пэнси замечает мой обескураженный вид и самодовольно заявляет: — Это все мой авторитет, Поттер. Наш декан мне симпатизирует. Ты должен быть благодарен. — Я благодарен. Очень, — вторю я ей, не отрываясь от Снейпа. Пару секунд назад он впервые за день на меня посмотрел. * * * В среду после уроков мне приходит приглашение от Дамблдора. Его просьба заглянуть — как гром среди ясного неба. Ведь если в беседе тет-а-тет я не расскажу о своем видении, это будет сродни предательству. А вдруг Гермиона права и ему уже доложил обо всем Снейп? Подтвердив пароль, горгулья пропускает меня на винтовую лестницу, ведущую к тяжелой двери директорского кабинета. Постучав в латунный замок, я слышу мягкое «Войдите!» и, переступив порог круглой просторной комнаты, вновь оказываюсь в царстве мерно постукивающих, пощелкивающих, жужжащих и звенящих механизмов. Дамблдор, сидящий за столом, не выглядит разгневанным или хоть сколько-нибудь напряженным, поэтому и я слегка расслабляюсь. — Не откажешься от горячего шоколада, Гарри? — приглашающим жестом он указывает на стул напротив. — Не откажусь, сэр. Спасибо. И добрый вечер, — я сажусь и осторожно принимаю из рук профессора теплую кружку с ароматной темной жидкостью. А затем внезапно задумываюсь — не добавил ли он туда сыворотку правды, из-за которой я сразу выдам все секреты? Отныне мне есть, что скрывать. Но тут же глубоко устыжаюсь своих мыслей. Дамблдор никогда бы так не поступил. На волне ночных душевных метаний и усердного самоанализа я становлюсь параноиком. — Добрый, Гарри, — радушно улыбается он. — Как твои дела? Как учеба? Профессор Делакур рассказывала мне о твоих успехах в ЗОТИ. Отпив божественно вкусный напиток, я отвечаю: — Все отлично, сэр. Стараюсь справляться. Флер... То есть, профессор Делакур многому нас научила за семестр. — Она также поставила себе задачу наверстать упущенное вами на пятом курсе, — директор вскидывает косматые брови. — О, позволь внести ремарку. Упущенное всеми, кто не состоял в славном Отряде Дамблдора. Его участники овладели блестящими навыками борьбы с темными силами. Подмигнув мне, он продолжает: — Завтра утром у вас последнее занятие по аппарации. Насколько я знаю, сей навык тоже дается тебе хорошо? — Да, вполне неплохо, но Гермионе на нашем факультете нет равных, сэр, — хвалюсь я подругой. — Мне рассказывали об их с мистером Малфоем выдающихся достижениях. Так мотивировать друг друга! Вот что называется здоровой конкуренцией, — усмехается профессор в серебристую бороду, и в его ясных глазах пляшут искорки. — Гарри, я слегка переведу тему и сразу прошу тебя извинить меня за нескромный вопрос. Однако не могу не разузнать о происходящем между вами двумя. От напряжения у меня из ушей готов повалить пар. — Тобой и мистером Уизли, конечно. Мне кажется, или ваша дружба переживает нелегкий период? — У нас с Роном... Возникли некие разногласия, — осторожно отвечаю я и с облегчением перевожу дыхание. — Не замешана ли здесь мисс Грейнджер? — лукаво спрашивает он. — О! Нет, сэр! Ну, разве что, Рон и Гермиона расстались пару месяцев назад. Но не из-за меня. Вернее, я немножко этому поспособствовал... Я не хотел, они сами, ведь так было справедливо, и... В общем, наша с ним размолвка не связана с их отношениями, — подытоживаю я скомканное объяснение. — Ах, юность! Пылкий разум, молодая бурлящая кровь... Превратности любви, в пучину которой норовишь с разбегу нырнуть с головой. Испытать бы ее вновь! — ностальгически изрекает Дамблдор. — Но теперь я просто молчаливый наблюдатель, падкий на чужие сердечные истории. Знаешь, Гарри, мне не нравится мысль, что ваши с мистером Уизли дороги разойдутся. Но если это по личным причинам неизбежно... Спасибо тебе за откровенность. Наверное, все же перейду к тому, зачем я позвал тебя. Директор приподнимается в кресле, устало снимает очки и, посерьезнев, говорит: — Вчера в Хогвартс приезжал министр магии. Впервые с момента его назначения на пост. Мы говорили о разном, но главной целью его визита был ты. Господин Скримджер пытался подступиться со всех сторон, лишь бы встретиться с тобой. Хочет, чтобы ты сотрудничал с Министерством, повышая его имидж среди жителей магической Британии. — Превратился в рекламного мальчика? — хмуро уточняю я. Дамблдор выразительно кивает. — Я всячески стремился избавить тебя от неприятного диалога. Но, боюсь, Руфус не оставит попыток. — Ни за что не стану помогать Министерству после того, как «Пророк» выставлял меня дураком и обманщиком! Серьезных мер в правительстве по-прежнему не принимают! Ловят не пойми кого, создавая видимость бурной деятельности! А по факту главные приверженцы Волдеморта до сих пор на свободе! Не собираюсь этому потворствовать, — наотрез отказываюсь я. — Ты совершенно прав, Гарри, — успокаивает Дамблдор. — Поэтому будь осторожнее. Не покидай Хогвартс без особой надобности. Вне замка тебе может угрожать встреча не только с Пожирателями, но и с работниками Министерства. Будешь получать подозрительные письма — немедленно сообщай мне. Впрочем, как и обо всем остальном, что настораживает. Тебе ведь пока не о чем мне рассказать? Вот он, шанс для чистосердечного признания. Но вполне очевидно, Снейп ни о чем не оповестил директора. Почему? И могу ли я поведать Дамблдору правду, если его личный шпион промолчал? Не в силах открыться, покуда этого не сделал мастер зелий, я качаю головой. — Нет, профессор. Он, просканировав меня своим проницательным взором, принимается задумчиво поглаживать Распределяющую шляпу, раскинувшую ветхие поля на стопке древних настольных фолиантов. Молчание затягивается, и я начинаю нервничать. — Не исключено, что мы с тобой, Гарри, сейчас стали свидетелями серьезного шага к спасению волшебного мира. Но не смею тебя более задерживать, профессор Снейп не любит опоздания. Ступай. * * * Размышляя, что же имел в виду Дамблдор, и никак не находя ответ на свой вопрос, я чуть ли не бегом устремляюсь в подземелья: до семи остается всего несколько минут. — Припозднились, Поттер, — недовольно замечает Снейп. Вижу его, слышу волнующий голос, и внутри все сжимается. Эти длинные черные волосы, хмурое умное лицо, высокая худощавая фигура в облегающем темном сюртуке, тонкие пальцы, выстукивающие по столу замысловатый ритм. Так удивительно смотреть на него другими глазами! Сглотнув, я несмело произношу: — Простите, сэр, задержался у профессора Дамблдора. И... Наверное, вы должны знать, о своем сне я ему не рассказал. — Зато рассказал я, — раздраженно отзывается Снейп. — А с вашей стороны это был в корне неверный шаг. Меня прошибает холодный пот. — Но... Но он и виду не подал, что знает! Я думал, вы решили промолчать, и тоже сохранил все в тайне! — Глупец! — яростно шипит зельевар. — Как вам пришло в голову скрывать столь важные вещи от директора? — Вы велели сообщить ему только о новых видениях! — защищаюсь я, жутко разозлившись, и позволяю себе съязвить: — Что мне было делать, если босс вам не доверяет? Докладывать второму боссу? Кто я такой, чтобы распоряжаться вашей судьбой из-за случайно подслушанной во сне беседы? Хотя, пожалуй, не стоило ради вас предавать доверие Дамблдора. — Действительно. Творить подобную дурость вас никто не просил, это явный признак недостатка ума, — холодно информирует Снейп. — И с каких пор вы стали за меня переживать? От его недоброй усмешки гнев внутри разрастается и клокочет. Я буквально выплевываю: — С недавних. Черт попутал. Так чем мне заняться сегодня? — Ваши отработки окончены, Поттер, — равнодушно объявляет он, по обычаю утыкаясь в документы. — Я отменяю их. Вы свободны. Потрясенно застыв на месте, я ощущаю, как заныло сердце. Куда же все катится? Снейп наказывает меня, лишая своего общества, и это меня по-настоящему ранит! Сам виноват. Позволил ему догадаться, чем можно на меня надавить. Жуткое унижение! — Ну же, Поттер, не отравляйте тупостью ауру подземелий — у вас есть Гриффиндорская башня. Вот ведь урод! Глубоко уязвленный оскорблениями, я ухожу, не попрощавшись, и, подталкиваемый бешенством, миную длинную винтовую лестницу в два раза быстрее обычного. Но на подходе к портрету Полной дамы остываю и задумываюсь. А чего ты хотел? Чтобы он похвалил тебя за обман величайшего в мире волшебника? На днях выяснилось, что благодарить Снейп умеет. Когда поступаешь правильно. Надо же было все испортить и свести его признательность на нет! Залетев в гостиную, я по-хамски пропускаю мимо ушей приглашение Колина Криви посмотреть на испытание навозных бомб и скрываюсь в спальне. До отбоя довольно далеко. Достав свою «Молнию», я любовно глажу ее древко и решаю пойти полетать перед сном. Бесценный подарок от крестного не должен лежать без дела. Отработки закончены, а Снейп оказался неприступной сволочью, так что мне ничего не мешает вернуться в команду, как того хотела МакГоналл. Это, наверное, к лучшему. Я тепло одеваюсь, выхожу из замка и, устремившись через луг к квиддичному полю, смотрю в чернильное небо. Мерцание самой яркой звезды на его просторах по обыкновению приободряет. Спасибо Сириусу: он решил составить мне компанию. * * * Я вызвался дежурить вместе с Делакур на последнем занятии по аппарации, дабы обезопасить студентов и не привлекать внимания Министерства. Из-за рассказа Поттера пришлось поделиться с Дамблдором одним нехорошим подозрением. Естественно, поведав и о сне мальчишки. Директор был удивлен. «Отношение Гарри к тебе стало настолько доверительным, Северус?» Скорчив кислую мину, я то ли кивнул, то ли пожал плечами — сам толком не понял странного языка своего тела. С недавних пор оно неоднозначно реагирует на все, что касается вышеупомянутой персоны. Если бы вы увидели, Альбус, каким, помимо доверительного, стало его отношение ко мне… Еще бы не так обомлели. А узнай вы о душевном подъеме, который испытываю по этому поводу я, тотчас вручили бы мне бумагу об увольнении. То, что творит со мной мелкий мерзавец, плохо поддается словесному описанию. Я ненавидел его всеми фибрами после тошнотворной сцены с думоотводом. Мстил как заведенный. Заставив меня опять искупаться в позоре (на глазах у кретина Уизли!), этот пакостник на блюдечке преподнес шанс отыграться. Но кто мог подумать, что ежедневная компания Поттера откроет мне, насколько он... другой? Вовсе не зазнавшийся пижон и не самовлюбленный выскочка, какими были его папаша и Блэк. Да, порой даже строжайшие школьные правила не останавливают его на пути к очередной сомнительной цели. Он хитроумный и пронырливый, но все это не отменяет его наивности и порядочности. Будто Лили подарила сыну свое доброе сердце и благородный нрав, а Поттер-старший — лишь неуемную тягу к опасным авантюрам. Теперь, спустя время, я осознаю, что безобидное раздражение вполне закономерно пришло на смену отвращению, заполнявшему всего меня раньше. Мальчишка предложил мне помощь в момент слабости от садистских выходок Лорда. Лелеять к нему презрение отныне не получалось, как я ни старался. Меня потянуло разгадать, что же будет дальше, поэтому я прекратил его изводить. Иногда срывался, но, скорее, по многолетней привычке, чем от искреннего желания задеть и уколоть. В маленьком шаге навстречу Поттер, с детства лишенный тепла и поддержки, разглядел и протянутую руку, и белый флаг, и подписанный мирный договор. Это одновременно бесило, вызывало жалость и порождало странное чувство. Желание оберегать. И то, что он — Ее сын, было уже ни при чем. Спасовав перед несвойственными мне сантиментами, я убеждал себя: подобно своему крестному, Поттер — пустобрех, его извинениям и благодарностям грош цена. Но самообман не мог длиться вечно. После нашей беседы на Астрономической башне он раз и навсегда перестал быть мне чужим. В ту ночь я словно наконец им проникся, и это вовлекло меня в водоворот из противоречивых эмоций. Гриффиндорец больше не вызывал ни капли отторжения, зато каким мягкотелым идиотом я казался в собственных глазах! Когда он, выражая недюжинную любознательность, ассистировал мне в лаборатории, я ощутил интерес и вместе с тем беспокойство: проводить время с нелюбимым студентом и упиваться этим граничило с безумством. В один из дней перед очередной встречей меня впервые окутал сладкий мандраж, и тогда тревога отступила. Пришла паника. Я не верил, что испытаю в жизни нечто такое, и совсем не был готов. Тем хуже оказались последствия. Непонятное шевеление в груди побуждало встать и нарезать круги по кабинету, унимая дрожь от предвкушения. Это сводило с ума, выводило из равновесия, но поначалу меня выручала железная воля. А затем Грейнджер взяла и спутала все карты. Не сумев совладать с ревностью, я чуть не перевернул стол от злости на самого себя. Сын моего врага. И лучшей подруги, которую отнял и погубил этот враг. И я, точно малолетка, с досадой наблюдаю, с какой нежностью девчонка его гладит. А их вечные объятия — противно смотреть! Лишь в прошлую пятницу мне стало ясно, что всезнайка не имеет на Поттера видов: у нее намечается личная, не менее захватывающая история. И уже в понедельник меня было не остановить. Раскрасневшийся, с мокрыми от пота волосами, в прилипшей к телу рубашке Поттер предстал передо мной слишком красивым. Невинность и застенчивость сделали его еще более желанным. Сам того не ведая, он пробил своей робостью брешь в моем самообладании. А гриффиндорская смелость, проявленная в «нужный» момент, и вовсе сражала наповал. Я едва устоял. Точнее, и не устоял бы, не отвлеки нас Пивз. Одно-единственное слово из уст Поттера подействовало на меня, как на моряка — песня Сирены. Нельзя допустить этого снова, в пятидесятый раз повторяет добропорядочный ангел на правом плече. Но между вами что-то происходит, нашептывает дьявольское отродье в левое ухо. Он твой ученик, втолковывает небесное создание. Совершеннолетний ученик. Отвечающий взаимностью. Никто не узнает. К тому же, твоя выдержка не из камня. Поддайся, и будет та-а-ак хорошо, — щедро осыпает аргументами довольный демон, и я со стоном валюсь на кровать, до смерти устав слушать доводы рассудка. * * * — Тишина, силь ву пле, — командует напомаженная француженка, хлопнув в ладоши. Соплячке наверняка известно, как именно я отношусь к каждому из конкурентов на желаемую должность. Она слегка неуверенно чувствует себя в моем присутствии и всячески старается расположить к себе, окутывая магией вейл (и сладким ягодным ароматом), но на меня эта чушь не действует: к женщинам я всегда был равнодушен. Уилки Двукрест приступает к уроку, и я ухожу от белокурой бестии на противоположный конец зала к слизеринцам и гриффиндорцам. Сегодня задача шестикурсников — аппарировать за пределы замка и благополучно вернуться назад, после чего экзамен будет успешно сдан. Наблюдая за перемещением студентов, я нервно считаю минуты до конца занятия. Накануне Лорд не устраивал собраний, метка не болела и все было спокойно. Но нападение могли спланировать в обход меня, если верить видениям Поттера. За Финниганом как раз настает его очередь: гриффиндорец на время исчезает из поля зрения и вновь появляется в Большом зале, улыбаясь и утопая в объятиях воодушевленной Грейнджер. Следом идет Драко и справляется безупречно. Остается всего несколько учеников, когда случается то, от чего волосы на моем затылке начинают шевелиться: огромное помещение вдруг заполняется звуками аппарационных хлопков, а потом — потрясенными возгласами и визгами. В толпе я выхватываю взглядом несколько фигур в масках и темных одеждах. Кому-кому, а мне сложно не узнать их, даже не видя лиц: Хогвартс почтили своим присутствием Беллатриса, Яксли, Крэбб, Гойл, Долохов и... Люциус?! Люциус! Безусловно, эта потрепанная, потускневшая шевелюра, все еще хранящая в себе остатки былого лоска, принадлежит Малфою-старшему. Для наступательной операции Лорд освободил-таки его из Азкабана! Все происходит буквально за секунды. Хаффлпафцы и рейвенкловцы разбегаются по углам. За ними, вереща, убегают Патил и Браун (последняя пытается утянуть за собой Уизли, дергая его за рукав с криками «Скорее, Бон-Бон, нужно спасаться!»). Особенно умные решают поскорее аппарировать, среди них, разумеется, и Двукрест — доблестный слуга Министерства. Ну и переполох там теперь поднимут! Гриффиндорцы, столпившись в центре, тянутся за своими палочками. Слизеринцы, напрягшись, замирают, но ничего не предпринимают: для многих из них эти люди — близкие родственники, и они ощущают себя неприкосновенными. Кроме одного. — Вот он! — Беллатриса указывает на остолбеневшего племянника, и под прицелом ее искривленной палочки остальные студенты тотчас расступаются. Паркинсон и Забини отскакивают от него как от прокаженного, а Крэбб и Гойл с сомнением переглядываются — похоже, они только что лишились работы телохранителей. Драко, стоящий метрах в пяти, не выглядит донельзя удивленным. Могу предположить, кто его предупредил. Он кидает на меня тяжелый взор и медленно пятится — подальше от них и поближе ко мне. — А вон там — Поттер! — доносится плотоядный возглас. Все глаза обращаются к мальчишке, которого тут же окружают однокурсники — Уизли, Томас, Лонгботтом, Финниган, а сам он закрывает собой Грейнджер. Эта сцена ярко контрастирует с тем, что одновременно творится на слизеринской стороне. Меня пронзает мимолетный укол раздражения, ведь я не воспитывал своих учеников такими малодушными и слабовольными! От мадемуазель Делакур толку нет: помертвев от ужаса, преподаватель Защиты от Темных искусств застывает как вкопанная и, кажется, разом забывает английскую речь. Осознавая, что на подходе мое разоблачение и иного решения попросту нет, я первым применяю магию, резко наслав на Поттера и Малфоя антиаппарационные путы, дабы никто не смог утащить их с собой. И этот поступок навсегда завершает мою шпионскую карьеру. Реакция следует незамедлительно: Большой зал в одночасье тонет в разноголосице гневных выкриков, а дальше на нашу голову обрушиваются многочисленные заклинания, от которых вдребезги разлетаются десятки витражных окон. С момента вторжения прошла всего минута: ее слишком мало для появления здесь моих коллег, но вполне достаточно, чтобы понести непоправимый ущерб. Я выискиваю среди мечущихся людей главный объект своих волнений: Поттер стоит плечом к плечу с Уизли и Грейнджер. Вместе они отражают вредоносные чары и посылают в противника череду атакующих заклятий. Что ж, деятельность их подпольной группировки в прошлом году принесла щедрые плоды. Чуть поодаль сразу с тремя — Финниганом, Томасом и Лонгботтомом — дерется Яксли. Тем временем Беллатриса отпихивает одного за одним — студентов, других Пожирателей — и пробивает себе путь к цели. Поттер бросает в нее Экспеллиармус, Петрификус Тоталус, Ступефай, но все тщетно: для столь опасного темного мага, как мадам Лестрейндж, подобные манипуляции — детский лепет, и она с легкостью отбивается от множества лучей, летящих в нее от гриффиндорцев. Понимание этого придает мне сил, и я перевожу внимание ведьмы на себя. — Не тронь его, — мановением палочки я отшвыриваю Долохова, намеревавшегося мне помешать, и, в два счета оказавшись рядом с Поттером, прикрываю его и остальных — кого удается. Гарри хватается за мое запястье, и наши взгляды встречаются. Он бесстрашно и благодарно смотрит на меня: огромные зеленые глаза, как два морских омута, светятся безумной надеждой. И я не могу ее не оправдать. Делакур, пискнув нечто нечленораздельное, под градом проклятий устремляется ко мне. Наконец опомнилась! Выставив мощный щит для себя и учеников, она позволяет мне приняться за Беллу. — Ах ты поганый урод! — кричит та и трясется от ярости. — Господин будет счастлив узнать, что я прикончила грязного предателя! Не отвечай, сосредоточься на контратаке, велит внутренний голос. Наша схватка невыносима для обоих. Я рассекаю ей бедро Сектумсемпрой, а она обжигает мое плечо. От боли противница взвизгивает и на миг теряет контроль: за эту долю секунды я успеваю обезоружить и оглушить ее, а затем переключиться на Люциуса. Драко, вплотную подобравшийся ко мне, в ужасе застывает — раньше ему не доводилось лицезреть отца, сражающегося с бывшим товарищем, и лихорадочно выбирать, чью же принять сторону. Ну конечно. Как еще они могли выманить Малфоя-младшего из Хогвартса, если не при помощи глубоко почитаемого им родителя, которому он безропотно внимал с малых лет? Беллатриса проявила исключительную смекалку, продумав этот ход. — Сын, — Люциус, выставив против меня прочный щит, властно обращается к Драко и протягивает дрожащую руку вперед, как бы стремясь обнять наследника и удержать его рядом с собой. — Нам пора. Давай же. Я вижу колебания юноши и уже ожидаю худшей развязки, но вдруг... — Драко! — отчаянно взмолившись, из толпы вперед подается растрепанная Грейнджер с рассеченной бровью и кровоточащей губой. — Не уходи! Боги! Моя проницательность не подвела: мисс Всезнайка испытывает далеко не то, что привыкла показывать! Слизеринец, оглянувшись, ошеломленно смотрит на нее. Он оказывается меж двух огней: девица, чье внимание он страстно желал завоевать, и отец — главный в жизни авторитет. Но долго думать ему не дают: очнувшаяся Беллатриса, узрев неуверенность племянника, молниеносно решает устранить препятствие в виде Грейнджер и кидает в нее проклятие. — Нет! — вопит Драко и, оттолкнув гриффиндорку с траектории луча, отражает его мощным Protego. — Ты якшаешься с ней! — в бешенстве Люциус наставляет на него палочку. — И смеешь защищать грязнокровок! — истерически надрывается Лестрейндж. — Ты же видишь, Люциус, он не хочет идти с вами, — взываю я. — Старый друг, — сухим шелестящим голосом отзывается Малфой. — Не зря господин усомнился в тебе. — Наскучило служить тому, кто в страхе отсиживается в укрытии и ждет, когда ему принесут готовенькое. Двух смертельно опасных шестикурсников, — насмешливо отзываюсь я. Если попаду в плен к Волдеморту, за эти слова он меня изувечит. — Закрой рот! — свирепеет Беллатриса и посылает в меня смертоносный луч. Я уворачиваюсь и направляю его в стену, где тут же расползается громадная трещина и разлетается россыпь камней и пыли. В стороне среди студентов образуется потасовка. Крэбб и Гойл, скрутив Финнигана, как истинные варвары, по-маггловски мутузят его своими кулаками-дубинками. Но и гриффиндорец не остается в долгу, со всего размаха заезжает Гойлу в лицо, выхватывает палочку и насылает на обоих Таранталлегру. Слизеринцы пускаются в бесконечный неконтролируемый пляс. — Это вы, придурки, все рассказали?! — взбешенный Драко освобождает их от сглаза, чтобы те могли говорить. Ну разумеется. Совершенно очевидно, именно они доложили Пожирателям, когда, во сколько и где в Хогвартсе будет снята защита для уроков аппарации. — Сам придурок, — Гойл сплевывает на пол кровь. — Мы хотим примкнуть к сильнейшим, а ты дальше вари зелья в компании грязнокровки. Мы больше не друзья. Кажется, сейчас я впервые услышал четко сформулированное предложение из уст одного из тупейших учеников за всю историю моего преподавания. Вот ведь удача, больше не нужно рисовать этому троллю липовые оценки! Его вторая половинка по фамилии Крэбб лаконично кивает, и два приятеля присоединяются к своим папашам — таким же безмозглым бугаям, только еще более жирным и обезьяноподобным. — Драко! Немедленно сюда, я сниму антиаппарационные чары, — окликает сына Люциус тоном, каким подзывают к себе собак, чтобы надеть поводок. Будто и не сомневается, что сын не воспротивится. Тот, раздавленный поступком бывших друзей, уже успевших ретироваться из Хогвартса, исподлобья глядит на отца. — Я не стану Пожирателем, — с расстановкой произносит он, и Люциус каменеет. Лорд прикончит Малфоя-старшего. Уставший от противостояния Беллатрисе и изможденный ранами, спустя три минуты после вторжения я с облегчением замечаю в коридоре фигуры Альбуса, Минервы и других коллег. Поравнявшись с дверями Большого зала, они вступают в бой, и у Пожирателей не остается шансов. — У них прибыло подкрепление! Мы не сможем сражаться, старик слишком могущественен! — кричит Яксли, измученный напором гриффиндорцев. Пока Долохов, оклемавшись, оглядывается в ужасе, я пользуюсь моментом и бросаю в него антиаппарационное заклятие. — Хватайте Поттера! Снимайте с него чары! — остервенело вопит Белла. — Ну нет уж! Иди к черту, — орет Уизли и умудряется зарядить в ринувшегося к ним Яксли жалящим проклятьем. С того спадает маска, и красное лицо и без того не особо привлекательного колдуна превращается в раздутый шар. Ревя от боли, он находит в себе силы переместиться как раз тогда, когда Дамблдор посылает в противников целый фейерверк заклинаний. Беллатриса, поняв, что Крэбб и Гойл тоже сбежали, кривится в злобном оскале и напоследок по-звериному оглядывает меня с ног до головы. — Ты сорвал мне задание. При следующей встрече ты поплатишься за это, — и с хлопком исчезает. В разгромленном Большом зале коллеги обнаруживают жалкую кучку едва стоящих на ногах гриффиндорцев по центру, горстку слизеринцев, хаффлпафцев и рейвенкловцев у дальней стены, меня и насмерть перепуганную Делакур — окровавленных, но живых, а также обезоруженного беспомощного Долохова, за которым немедленно присылают авроров. А дальше начинаются хлопоты — Помфри залечивает раны всем пострадавшим, остальные помогают восстанавливать повреждения замка. В десятый раз сердито рявкнув, что не нуждаюсь в помощи, и убедившись в целости и сохранности своих студентов, я устремляюсь отсюда в беспамятстве. Ноги еле держат, плечо адски болит, и все, что мне необходимо, — это тишина и прохлада подземелий. Но перед уходом я не удерживаюсь и оглядываюсь на Поттера. Не обращая внимания на причитания колдомедика, обрабатывающего ему ссадины на лице, тот не сводит с меня глаз и одними губами шепчет «Спасибо». Меня охватывает желание на виду у всех наброситься на него и сжать в тиски: пусть все поймет, пусть ощутит мои прикосновения вместе с неистовым биением сердца. Невыносимо хочу дотронуться до тебя, думаю я, не отводя от него взгляда. Но, в конце концов совладав с мучительным порывом, отворачиваюсь и ухожу прочь.