I cannot lie, I know it isn't right to want you Most of the time I stop myself from trying to touch you I'm magnetized, I'm magnetized by you «Magnetized» by Garbage
Если бы еще полгода назад какой-нибудь провидец вдруг заявил, что я пересплю с Гарри Поттером, и более того, лишу его девственности, то не уверен, что не применил бы к гнусному шарлатану одно из Непростительных заклятий. Но сейчас я бы со всей внимательностью выслушал наставления глубокоуважаемого оракула, дабы разобраться, как, черт побери, мне теперь жить со всем, что я натворил. Не он! — юный, пылкий гриффиндорский максималист, у которого в штанах гормоны то и дело устраивают вечеринку. А именно я — ослепленный страстью, виноватый во всем великовозрастный козел, который на поводу у своих желаний позволил мальчишке вскружить себе голову. В голове в тот вечер изредка трепыхалась тщедушная мысль, тихонько пища: «Последствия! Последствия!», но ее тут же безжалостно душили и топтали соседние, куда более радушно встреченные, сильные, взращенные моим эгоизмом помыслы. Я не должен был брать то, что мне так щедро и настойчиво предлагали. Но байка о запретном плоде по сей день не теряет своей актуальности. Это было превосходно, и тем хуже я почувствовал себя сразу после. Поскольку захотел повторения в будущем, а от понимания, что спать с красивым, страстным, податливым юношей, — непозволительная роскошь, становилось дурно. Мне доводилось делить постель с опытными мужчинами и искушенными женщинами, но ни один из моих бывших партнеров не был столь открытым и невинным, столь хорошо подготовленным к необходимой мне покорности. Никто из них не загорался от вожделения, повинуясь моим желаниями. В темные времена моей молодости, когда я был незрел и опасен для себя самого, секс являлся неотъемлемой частью жизни Пожирателей. Эти жаркие оргии утоляли страсть, но не причиняли удовлетворения человеку, у которого в крови потребность доминировать. Все люди, разделявшие со мной оргазмы, были такими же хищниками. А мне нужно совсем иное. Так уж устроено, что характер, привычки, страхи, комплексы и фетиши формируются еще в детстве. Я, будучи ребенком, перенял некоторые повадки своего деспотичного отца, но впитал с молоком матери хладнокровие и самоконтроль. Тобиас Снейп сделал меня суровым, язвительным и отчужденным, но любящей Эйлин Принц удалось смягчить удар и не позволить своему сыну превратиться в монстра. Демоны моей тирании насытились с принятием метки — во времена службы Лорду. А после гибели Лили и вовсе заснули беспробудным сном. Все это время они лениво приоткрывали один глаз, когда среди моих студентов попадались непроходимые тупицы или невыносимые наглецы. Кроме того, они напоминают о своем присутствии, если мне нужно утолить свою похоть. Словом, Гарри Поттер стал для них звонким сигналом к пробуждению. От растянутых в улыбке губ и горящих надеждой зеленых глаз перехватывало дыхание. В тот вечер он и не ведал, насколько был привлекателен и желанен. Но красивое лицо, рельефный живот, упругий зад и восхитительный твердый член — далеко не все, что так сильно распаляло. Это же Поттер. Нахальный, дерзкий, не знающий границ бунтарь, ну просто заноза в самом неподобающем месте. Усмирить спесь строптивого гриффиндорца, заставив его буквально умолять о близости, стало для меня высшей степенью наслаждения. Овладев им, я словно был награжден за то, что все эти годы терпел его непростительные выходки и ярые провокации. Судя по увиденному в воспоминаниях на прошлогодних занятиях по Окклюменции, наше детство было похожим. С той разницей, что обо мне с горем пополам заботилась мать, а когда Поттер остался без родителей, его вообще никто не любил. Он подсознательно ищет принятия, понимания, ласки от всех, кто может подарить ему хоть немного этих сокровищ. Готов ради этого на подвиги. Но почему его выбор пал на черствого и скупого на эмоции меня? Того, кто в принципе не умеет любить и проявлять нежность. Как пить дать, заслужить мое поощрение было для него вызовом, очередной, казалось бы, непреодолимой стеной, способной пасть только под его настырным напором. И хотя в обычной жизни мальчишка смело объявляет протест всему, что кажется ему несправедливым, и рьяно сопротивляется любым указкам, в постели ему уготовлено судьбой возбуждаться от собственного подчинения. И если задатки этого проявились в его первый раз, то каким же страстным, бесстыдным любовником он будет в свои двадцать пять? В тридцать? О боги. Многое бы отдал, чтобы трахнуть его снова лет через десять. Мерлин, Лили испепелила бы меня. Одно дело, когда я, пока мы еще дружили, рассказывал ей о своих любовных похождениях со слизеринцами... Она смеялась, краснела, била меня кулачком по плечу, но все равно слушала и даже давала советы. И совсем другое — то, на что я решился с ее сыном. Пообещав больше не пускать эту мысль в свою голову, я настроился во что бы то ни стало сдержать данное Поттеру слово. И вот уже три недели ничего не происходит. Мальчишка ходит как в воду опущенный, периодически следит за мной во время трапез в Большом зале, а на Зельеварении и вовсе позволяет себе беззастенчиво буравить меня взглядом. Возможно, от того, что Поттер перестал бояться встречаться со мной глазами, он начал лучше усваивать информацию. Его успеваемость пошла в гору, а Паркинсон, как бы ни ненавидела гриффиндорца, плохо сдерживает восторг от оценок, которые они с ним получают за добротно сваренные зелья. Пожалуй, конкуренцию им могут составить лишь Грейнджер с Малфоем. Следить за этими двумя стало для меня отдельным развлечением. Сперва они метали друг в друга молнии, толкались, отнимали из рук инвентарь и, борясь за главенство у котла, ненароком портили ингредиенты. Но после того как Драко защитил гриффиндорку от проклятия Лестрейндж, все, безусловно, изменилось. Теперь за их рабочим столом всегда царит тишина, подозрительно напоминающая гармонию. Всезнайка сложила лидерские полномочия и уступила партнеру, тот же, напротив, стал прислушиваться к каждому ее скупому замечанию. Действуя слаженно, раз за разом они сдают мне хорошие образцы, и то, какие выводы я делаю из всего происходящего, порой заставляют мои брови ползти вверх. В этом замке определенно все посходили с ума. И я в том числе, ибо никак не соберусь с силами и не отменю отработки, продленные мной в прошлый раз до Рождества. Это было бы правильно, но способен ли я на кровожадное моральное уничтожение Поттера? И самое интересное — он упрямо продолжает их посещать. Понятия не имею, что и кому гриффиндорец желает этим доказать, но дабы свести наши контакты к минимуму, я нагружаю его работой и малодушно скрываюсь в лаборатории. Мелькать друг перед другом после всего произошедшего — не лучшая идея. Ведь моя выдержка далеко не столь крепка, как я демонстрирую. С глаз долой — из сердца вон, если оное у меня, конечно, вообще имеется. * * *I want to kiss the scar that rips your shoulder Get so close that it hurts Every time I feel us growing closer You pull back «Magnetized» by Garbage
Начало декабря принесло в окрестности Хогвартса ветер с мокрым снегом. На озере образовалась тонкая ледяная корка, в которой гигантский кальмар, еще не впавший в спячку, там и тут пробивает брешь своими мощными щупальцами. На улице промозгло, холодно, серо — прямое отражение моего внутреннего состояния. Оставшиеся в замке студенты уже в предвкушении каникул, а для меня это время — лишь тоскливое напоминание о том, что грядущее Рождество точно не будет таким счастливым, как прежде. Из-за Рона Гермиона не поедет в Нору, и наши уютные вечера в семейном кругу Уизли, похоже, канут в лету. Не представляю, насколько несуразными они станут, приведи он в свой дом крикливую, взбалмошную Лаванду. Спустя всего десять минут в компании Браун от ее неумолкаемого хихиканья у меня начинает гудеть в ушах, а голова становится чугунной и заполняется сумрачной дымкой подобно магическому шару Трелони. Неужели для Рона секс настолько важен, что ради него он готов терпеть ЭТО? Впрочем, размолвка друзей и визит Лаванды в Нору — не главная причина, почему я решил никуда не ехать. На душе так паршиво, что изображать на людях радость выше моих сил. А понурый вид и отсутствие аппетита однозначно вызовут вопросы, особенно у любопытной матери семейства. Как я буду на них отвечать? «Понимаете, миссис Уизли, я запал на своего учителя. Самого неприятного типа в Хогвартсе. Его все терпеть не могут, и я в том числе, но когда смотрю на него, сердце так и бросается в пляс. Я страстно захотел его и все же добился своего, отдал Снейпу невинность, не помнил себя от счастья, а потом меня хладнокровно выпроводили вон. Он притворяется, будто ничего не случилось. А я схожу по нему с ума. Думаю о нем, засыпая и просыпаясь. Вспоминаю изгибы шеи и плеч, теплые пальцы, мягкие губы, взгляд внимательных черных глаз. И ни с кем не могу поделиться своей тайной. Вот, рассказал вам. Валяйте, сдавайте меня в Мунго». Занятия стали пыткой. Трапезы в Большом зале — тоже. В поле зрения уже не просто учитель Зельеварения, а некто... мой. Да, я присвоил его себе лишь в своей голове, но это не меняет факта, что мое отношение к Снейпу до конца жизни не станет прежним. Это очень личное. Ведь я помню, что скрывается за строгой черной мантией. Помню, как выглядит его суровое лицо в момент экстаза. Каким глубоким становится его голос, когда он возбужден. Как выглядит его комната. Как пахнет от его волос. Это знаю я один. И бережно лелею мои знания, поскольку теперь даже их мне ничтожно мало. Я хотел бы ежедневно понемногу его изучать. Разглядеть каждую родинку на теле и каждую морщинку на лице. Беречь сон профессора и согреваться в его объятиях по ночам. Попробовать все его любимые позы. Изведать все привычки и быть в курсе, чем он любит заниматься в свободное от работы время — для собственного удовольствия. И отныне я машинально подмечаю любую деталь. Мне нравится, как, добавляя сыпучий ингредиент в котел, Снейп сначала растирает щепотку в пальцах, подносит к носу, вбирает запах в легкие и только потом бросает в отвар. Как деловито он прищуривается, оценивая на глаз объем жидкости в колбе. Как выстукивает ногтями по столу ритм, проверяя студенческие работы. Зельевар предпочитает крепкий чай и изредка ест мятное печенье. Его любимое блюдо — корнуэльский мясной пирог. Свою еду Снейп не солит, зато сыплет много перца. Будто в жизни и без того мало горечи. Он одевается с иголочки: мантия и брюки идеально выглажены, выглядывающие из-под рукавов сюртука манжеты рубашки всегда безукоризненно белоснежны. Склонившись над ученическими эссе, профессор часто заправляет за ухо прядь черных волос. От сильного нажима его перо скрипит на бумаге. Заканчивая писать, в конце он с размаху ставит на пергаменте жирную точку, точно подытоживая: «Ты идиот». Ту же самую жирную точку Снейп решительно поставил и со мной. Продырявил мне душу хладнокровным, категоричным росчерком, и все равно не выходит из моей головы. Пока мы не видимся, я постоянно думаю о нем. Изменить положение вещей и заставить его хоть немного разговаривать со мной и смотреть на меня способны исключительно взыскания, потому что это единственное время, когда мы находимся один на один. На удивление зельевар не отменил отработки, и я по-прежнему принципиально посещаю его кабинет после ужина каждый понедельник, среду и пятницу. Пускай не думает, что я просился на них только ради секса. Пусть знает: я не какое-то похотливое ничтожество, не дешевка и не хлюпик. Я — гриффиндорец! А гриффиндорцы честны и благородны. Он еще преисполнится ко мне уважением, богом клянусь. Конечно, мое состояние не могла не заметить Гермиона. И если остальных хоть как-то можно убедить, что моя апатия — результат недосыпа и усталости от отработок и домашних заданий, то проницательную подругу не проведешь. Она понимает: со мной что-то происходит, но у меня сердце в пятки уходит в моменты, когда я воображаю, как она отреагирует на мою историю. Да, милая Гермиона спокойно приняла новость о том, что я гей. Но так ли непоколебима она будет, узнав, что я спал с нашим учителем? Подруга не оставляет попыток меня растормошить, но собственные догадки словно пугают ее, и она не углубляется в расспросы. Герми всегда была тактичной, она деликатна и сейчас всякий раз, когда я лгу, что у меня просто болит шрам и я скучаю по крестному. Жалеет, утешает, подбадривает, но смотрит с недоверием. Я свихнусь, точно свихнусь, если ей не расскажу. Она всегда защищала Снейпа, отстаивала его перед нами с Роном, пока мы подозревали того в самых страшных гнусностях. Но так ли мягка она будет к нему на сей раз? Подруге ничего не стоит отомстить взрослому состоявшемуся магу, разозли он ее. Вспомнить хотя бы Риту Скитер, которую она быстро поставила на место после всех унизительных статей, наклепанных журналисткой два года назад. Если Гермиона сделает вывод, что Снейп попросту воспользовался мной, а затем безразлично оставил в разрозненных чувствах, в ней может проснуться мстительная фурия, и тогда все полетит в тартарары. К несчастью, Гермиона — не единственная, кто начал что-то понимать. Недавно на Травологии, пересаживая ядовитую тентакулу, мы с Малфоем случайно оказались бок-о-бок, и он, убедившись, что его слышу я один, спросил: — Это же ты на прошлой неделе налетел на меня в подземельях ночью? Я пришел от его догадки в такой ужас, что едва ли смог как следует спрятать свои эмоции, промямлив: — Не понимаю, о чем ты. — Очень хорошо понимаешь, — прищурился Драко. — Ты был в мантии-невидимке. Той, в которой я однажды видел тебя в Хогсмиде. На третьем курсе у Воющей хижины, помнишь? Я не идиот. Неплохая тогда выдалась отработка, а, Поттер? — Заткнись, — вспыхнув, как маков цвет, я уже не делал попыток отнекиваться. Главным было, чтобы остальные ничего не услышали. Затыкаться Малфой не стал, но голос понизил: — Спокойно, Поттер. Никто не в курсе. Он ТАК смотрит на тебя, что я был бы недоумком, если бы не смог сложить два и два. Да и ты на него пялишься, как кретин, за завтраком, обедом и ужином, будто хочешь сожрать вовсе не отбивную, а его самого. — Ты ничего не знаешь, — я резко бросил лопатку в пустой горшок, и многие обернулись. — Понятия не имеешь! — О, я знаю многое, — осклабился Малфой. — Думаешь, я не заметил, как Снейп по одному твоему капризу разжег в классе камин, чтобы согреть задницу Поттера? Признай, я оказал тебе услугу в начале сентября. Не назначь он отработки, кто знает, кто знает... — Это шантаж? — не выдержал я. — Сейчас будешь что-то требовать за молчание? — Дурень, мне нужно только одно — чтобы ты ничего не испортил! Если для тебя мой декан — любовничек, то для меня он был и остается покровителем, главной защитой в этом замке. Продолжишь раздевать его глазами — остальные тоже догадаются. Подорвешь репутацию Снейпа — и Министерство легко уличит его в связи со студентом. Достаточно одной капли Веритасерума. Старикашка под шквалом писем будет вынужден попросить его покинуть Хогвартс. А дальше о судьбе своего милого друга можешь и без моих подсказок догадаться. В ту же секунду до меня наконец дошли мотивы поступков Снейпа. Он ведь бывший Пожиратель, у представителей закона к нему и так доверия серединка на половинку. А если зельевара еще и уличат в связи со студентом, во что превратится его жизнь? Предположим, великодушный Дамблдор не выгонит его, как в прошлом году не выгнал Трелони. Но тот сам не вынесет всеобщего осуждения и уедет из замка. Тогда его найдут слуги Волдеморта и убьют... Или хуже — для начала отыграются за все предательства и многолетний шпионаж. Конечно, он захотел разорвать нашу связь, покуда не стало слишком поздно. Профессор должен быть максимально осторожен, но ради меня решился на такое, а я... А я... Какой же я эгоистичный, тупой придурок, не видящий ничего дальше своего носа! — Даже не знаю, Поттер, как можно быть настолько бесхитростным! Ходишь с бегущей строкой на лбу: «У нас со Снейпом кое-что было!» — На себя посмотри, Малфой! Сам-то хорош, — огрызнулся я, вспомнив о том, какими странными стали их с Гермионой отношения. — Конспиратор из тебя никудышный. Забрал у Филча кота и назвал его Смарти! Серьезно? Всезнайка? Не мог придумать имя, которое не выдало бы тебя с головой? — А может, мне хотелось, чтобы она поняла, — спокойно ответил Драко, и в тот момент я разглядел в нем то, что никогда не видел раньше: некий стержень, внутреннюю силу. И это внушило к нему незнакомое доселе чувство уважения. В их дела я решил не вмешиваться без надобности. Гермиона ведь не настаивает на том, чтобы я ей все рассказал. Она тоже имеет право хранить свой секрет столько, сколько потребуется. А меня пусть пока добивает своя собственная драма. * * * В субботу утром Рон, соскочив с кровати, сразу принимается заманивать меня на квиддичное поле: — Гарри, пойдем полетаем? У нас сегодня тренировка. Твоя «Молния» уже пылью покрылась! Сегодня никаких отработок, ну-ка собирайся! А вот и твоя форма. Я ловлю на лету наколенники, перчатки, спортивный костюм и красно-золотую мантию. Рон так увлекает меня своими прогнозами предстоящей игры, что я и сам не замечаю, как подхватываю метлу и воодушевленно устремляюсь за ним на стадион. Позднее к нам присоединяются Дин и Симус — новые гриффиндорские загонщики. Матч против Слизерина состоится только в конце февраля, до него еще как до луны, но наш главный противник на днях одержал победу над Рейвенкло и опережает все команды на двести очков. Не могу не признать: Малфой, завершивший отработки и вернувшийся в команду на место ловца, был великолепен и поймал снитч мастерски. И хотя одноклассники преисполнены к нему ненависти, после игры яду в них значительно поубавилось, так что Драко вновь ходит по замку задрав нос. Правда, без своих громил он кажется просто высокомерным одиночкой, но это, в общем-то, его не портит. Гриффиндор сохраняет второе место в турнирной таблице: у нас останутся шансы выиграть Кубок школы лишь в том случае, если мы победим Слизерин в грядущем матче. Если же мы проиграем, дальнейшие победы весной уже не спасут положение, о чем Рон неустанно твердит. И постоянно науськивает Джинни против Малфоя, ведь именно ей предстоит побороться с Драко за снитч. — Давай, Джиневра, шевелись! — кричит он сестре, заставляя ее тренироваться до десятого пота. — Слоупер настучит ему по репе бладжером, а ты в это время обязана глядеть в оба! Увидишь снитч — тут же спикируй! Клянусь, позволишь хорьку выиграть — и я сигану с Астрономической башни! — Не ори на нее! — угрожающе предостерегает Дин. — Джинни и так трудится на пределе возможностей! Смотри, вся побледнела от усталости! Младшая Уизли и правда выглядит осунувшейся, словно потеряла привычную бодрость духа. Устав и запыхавшись, через пару часов она уходит в замок в сопровождении Дина. Остальные тоже закругляются, но мы с Роном летаем над полем еще около часа, исполняя в воздухе крутые виражи и сложные маневры. В холл замка после тренировки мы вбегаем разгоряченные, со смехом и задорными мальчишескими возгласами, будто нам снова по двенадцать. — Классно полетали, скажи, Гарри? — взмыленный, раскрасневшийся Рон довольно хлопает меня по плечу. — Не то слово! — впервые за долгое время я ощущаю прилив эндорфина и чувствую душевный подъем, от которого за спиной прорезаются невидимые крылья: тело кажется невесомым, а все насущные проблемы — легко решаемыми. Глядя на Рона, я вдруг замечаю, что он резко меняется в лице, пятится к стенке и ускоряет шаг. — До-обрый день, сэр, — на ходу выдавливает друг. Я смотрю вперед — на источник его ужаса, и встречаюсь глазами со Снейпом. Профессор безмолвно идет нам навстречу, явно направляясь из Хогвартса куда-то по своим делам. Зельевар отстраненно, бесстрастно смотрит сквозь меня, будто потолок и стены гораздо интереснее персоны Гарри Поттера, и не удостаивает ни приветствием, ни простым кивком. Сердце точно пронзает стрелой. Широкая улыбка сползает с моего лица, окружающий шум исчезает, я застываю и смотрю на него, без тени сомнения понимая: ни одна вещь в этом мире — кубок по квиддичу, отмена экзаменов, да даже победа над Волдемортом — не принесет мне такого счастья и успокоения, как ЕГО возвращение в мою жизнь. Все эти мимолетные прикосновения и едва заметные усмешки... Мы понимали друг друга, общаясь взглядами и жестами. О боги, как я не хочу все потерять! Что это за чувство? Почему так щемит в груди? По обычаю кисло скривившись, но не произнеся ни слова, Снейп отводит взор и устремляется прочь. Через несколько секунд я нахожу силы обернуться, но фигура профессора уже растворяется в толпе громкоголосых студентов, вернувшихся из Хогсмида. Что ж, беспокоиться не о чем: Снейпу проще простого не выдавать в себе моего бывшего любовника — на его лице при случайной встрече со мной не дрогнул ни один мускул. И не поймешь — лицедействует он, или я и впрямь стал ему совершенно безразличен... — Не стой, как истукан! — поторапливает Рон. — Будто демона увидел! Давай быстрее, а то он вспомнит, что не снял с нас баллы за грязь на ботинках, и, чего доброго, вернется. * * * Вторая неделя декабря ознаменовалась жутким событием. В понедельник во время утренней почты все совы еще не успевают улететь, как по Большому залу тут и там начинают раздаваться ошеломленные возгласы. В руках студентов и преподавателей мелькает «Ежедневный пророк», на первой полосе которого устрашающий заголовок гласит: «Пожиратели жестоко казнили бывшего директора школы Дурмстранг Игоря Каркарова». — Он знал, что так будет, — бормочет Гермиона, погружаясь в чтение статьи, где говорится, что Каркаров, последние полтора года находившийся в бегах, был пойман приспешниками Темного Лорда на севере Европы. — Помнишь? Когда два года назад расспрашивал Снейпа о метке. Он уже тогда представлял собственную участь. Я киваю и бросаю взгляд на профессора. Тот с безучастным видом пробегает глазами по строчкам, а затем, отложив газету и придвинув к себе тарелку, принимается завтракать. Невероятный самоконтроль: я бы на его месте не то что есть, а пошевелиться бы от потрясения не мог. Впрочем, он наверняка взволнован, но старается не показывать этого, ведь многие лица в зале сейчас повернуты к нему. Теперь мое беспокойство с каждой минутой растет в геометрической прогрессии, как и понимание, что ни в коем случае, что бы ни произошло, нельзя выдать наши отношения. Пожиратели во главе с Волдемортом мстят предателям, и это, по всей видимости, только начало... На вечерней отработке Снейп не в духе. Он яростно листает эссе четверокурсников и резкими движениями пера оставляет подросткам язвительные комментарии, которые явно в дальнейшем скажутся для них психологическими травмами. Я тем временем кромсаю хвосты гриндилоу и раскладываю их по банкам, стараясь вести себя как можно тише. Безумно хочется поговорить с ним, спросить, в порядке ли он после утреннего известия, но чутье подсказывает, что так можно нарваться и на какое-нибудь Непростительное. Когда в дверь стучат, Снейп быстрым движением палочки раздраженно распахивает ее, даже не удосужившись сказать «Войдите». Увидев, кто стоит на пороге, я невольно открываю рот. В класс неторопливо входит министр магии Руфус Скримджер. Это наша первая встреча: я тут же отмечаю его пытливый металлический взгляд, мгновенно оббежавший все вокруг и словно просканировавший все делатели не хуже волшебного глаза Аластора Грюма, а еще — рыжеватые волосы с проглядывающей сединой и сухое, недовольное лицо, испещренное сеткой мелких морщин. — Добрый вечер, господа, — гость легко склоняет голову в качестве приветствия. — Прошу извинить за мой поздний визит, но к одному из вас у меня есть безотлагательное дело. Сразу перейду к нему: мистер Поттер, не сочтите за труд выйти со мной для приватной беседы. — Простите, сэр, но... — При всем уважении, господин министр, — невозмутимо вмешивается в диалог Снейп, пресекая мое жалкое блеяние. — В данный момент мистер Поттер отбывает дисциплинарное взыскание, и его временем в ближайшие два часа распоряжаюсь я. Он должен быть в своей гостиной ни минутой позже отбоя, и наказание я ему не сокращу. Посему для приватной беседы вы можете явиться в другой день и час, либо вызвать Поттера в Министерство. По согласованию с директором Дамблдором, разумеется. — Мистер Снейп, — без тени улыбки Скримджер поднимает бровь и сжимает губы в тонкую линию. — В свое время вы наделали немало шуму в Визенгамоте, я прекрасно помню ваш омерзительный нрав. Но поверьте, даже самого строптивого дракона можно приструнить. Нужно только знать эффективные способы... Дамблдор доверяет вам, чего не могу в полной мере сказать о себе. Знаете ли, бывших авроров не бывает. Пожалуй, сейчас они со Снейпом могли бы посоревноваться за звание главного козла Хогвартских окрестностей, но не уверен, кому из них достались бы все лавры. — К чему эта непревзойденная тирада, господин министр? — насмешливо интересуется профессор, явно разозленный столь пренебрежительным тоном. — Явились в Хогвартс оттачивать приемы софистики? На страницах «Пророка» у вас это и без того блестяще получается. — Вы правильно подметили мое назначение, — игнорирует колкость Скримджер и смахивает с рукава идеально выглаженного комзола несуществующую пылинку. — Я министр, и мое слово в магической Британии — закон. Поттер идет со мной. Мне ничего не остается, как, оглянувшись на раздосадованного Снейпа, выйти в коридор. Шагая по пустынным коридорам подземелий, перед отбоем погруженных в тишину, Скримджер находит какую-то коморку и, удостоверившись, что за нами никто не наблюдает, пропускает меня внутрь. Судя по легкому запаху трав, который за долгое время так и не выветрился из стен закутка, здесь раньше хранились ингредиенты для зелий. Стоит напрячь извилины, представить карту Мародеров и расположение подземных объектов на ней, и я вспоминаю, где мы. — Не сочтите за грубость, сэр... Но вы собираетесь беседовать в... заброшенной аптекарской кладовой? — Видите ли, мистер Поттер, — Скримджер, изобразив подобие улыбки, зажигает свет на кончике палочки и накладывает на помещение заглушающие чары. — Директор Дамблдор всячески препятствовал нашей с вами встрече. Вероятно, у него были на то известные лишь ему одному причины, но, так или иначе, я был вынужден импровизировать. Можете считать мой визит неофициальным, а кладовую — приватным местом для беседы. — О чем же вы хотели со мной поговорить? — О содействии и взаимовыручке. О помощи друг другу в эти непростые для всех времена, мистер Поттер. Мне порядком надоедает ходить вокруг да около, и Скримджер видит это по моему лицу. — Вы ведь слышали о произошедшем с Игорем Каркаровым. Пожиратели множатся в числе, становятся все сильнее и мстительнее, заходят дальше в своем терроре. Убиты уже сотни магглов. От пойманных аврорами преступников польза есть только поначалу — они докладывают все, что знают, но о дальнейших планах Темного лорда, конечно, не осведомлены. Мирные волшебники на грани паники, и если она начнется, то мы погрузимся в хаос... Я перейду к сути, мистер Поттер. Вы — Мальчик, который выжил после Убивающего заклинания и сделал Темного Лорда жалким бесплотным духом. Люди верят вам, видят в вас надежду. Дайте им почувствовать себя защищенными, подарите уверенность в силе властей, позвольте засыпать с мыслью, что никакие Темные силы не навредят их семьям, поскольку мы — и вы вместе с нами — этого не допустим. Согласитесь на интервью с журналистами «Ежедневного пророка», поучаствуете в официальной пресс-конференции. Станьте добрым вестником, громким гласом правительства, убедите народ, что у нас все под контролем! Все под контролем? Серьезно? — Что, если я откажусь? — вскидываюсь я, с отвращением думая о том, в какую лживую, мерзкую историю меня пытаются втянуть. — Другой подобный разговор не состоится. И вы упустите мое предложение. Должен предупредить, что ваше решение способно с легкостью разрушить судьбы других людей. — Намекаете на моих близких? — вспыхиваю я, и Скримджер поднимает ладонь. — О, Гарри. В этой войне рискует пострадать кто угодно. И я, и вы. И дорогие вам люди. Расслышав в этих словах скрытую угрозу, я хватаюсь за ручку двери и серьезно говорю: — Спасибо за предложение, сэр, вынужден его отклонить. Мне нужно вернуться на отработку. С вашего позволения. Уязвленный Скримджер понимает, что повлиять на меня сейчас не удастся, и выходит следом. Глава магической Британии, вылезающий из пахнущей розмарином и кориандром (прямо как на кухне у миссис Уизли) темной коморки, выглядит столь комично, что я еле сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Мы холодно прощаемся, и я возвращаюсь в класс. Хмурый Снейп ожидает меня, стоя у книжных стеллажей и скрестив руки на груди. Он выглядит слегка встревоженным, но ни о чем не спрашивает. И тогда я подаю голос первым: — Сэр... Спасибо, что в очередной раз за меня заступились. Знаю, вы хотели помочь мне избежать неприятной беседы. Я и не надеюсь на ответ, но мои ожидания не оправдываются. — Не стоит благодарности. Он уже собирается было уйти в свой кабинет, но внезапно останавливается. — И еще, Поттер. Вы моя головная боль. А вы не понаслышке знаете, как это тяжело — когда головная боль овладевает вами. Я отменяю отработки. Играйте в свой квиддич. С недавних пор уныние на вашем лице перестало вызывать во мне приятное удовлетворение.