Моральные ориентиры бога и чумазого соседа по парте

— Пожелал бы, чтобы тебя отодрал черт, но за дверью уже очередь из хвостатых ебарей. Да, отец? Люцифер ждет пощечины. Излюбленного отцовского удара по коленям. Или особого наказания: поджог крыльев. Демон уже чует запах из детства — запах опаленных перьев. Лишь единожды он благодарил Шепфу: за то, что Сатана плохо знаком с людским бытом. Иначе окунул бы сына в чан с кипятком и ощипал, как курицу. Властителя ада пробирает злоба от бессилия. После недавней встречи, оставившей на Люцифере множественные свидетельства отеческой любви, он не решится. Репутация — единственное, что встает в один ряд со словом «семья» в устах и мыслях Сатаны. — Приходишь и обвиняешь меня в убийстве какой-то серой вши и ангельской игрушки Ади. Ошибочно полагал, что тебе некуда падать в моих глазах. — Просто скажи, что знаешь. Это в твоих же интересах: я всё ещё главный представитель ада в школе. Люцифер не поддается провокации и выдает себя. Сатана и за миллион лет не получил бы звания «отец года», но сына знает. В тысячный раз высказанное разочарование — безотказный способ заставить Люцифера ринуться на всемогущего папу. Он всегда нападал, не боясь сгинуть в неравной схватке. А теперь — поджимает губы и молчит, не шелохнувшись: Люцифер нашел причину дорожить жизнью. Сатана не торжествует от того, что подозрения подтвердились. Руки чешутся повторить показательную порку, отхлестать сына до хруста в крыльях, но станет только хуже. — В вашем детсаде в кои-то веки что-то интересное, а я ни при чем, — с усмешкой отвечает Сатана, выдержав напряженную паузу. Верховный демон старается не выдать смятения. Не получается: сын знает отца не хуже. — Странно это произносить, но я верю тебе, — Люциферу хочется заесть эти слова, смыть с языка глифтом и слюной первой встречной. — Поверь и тому, о чем я говорил в прошлый раз. Выскочка Непризнанная натворит дел — не отмоешься. У неё дурная кровь. — Да что ты приебался?! Отчитываешь меня из-за бабы, к которой и по пьяни тошно подкатить? Пиздец. Увечья не помогут вправить мозги Люциферу, и Сатана знает об этом. Но он не может отказать себе в удовольствии. К тому же на слегка поредевшие крылья никто не обратит внимания. Зал окутал запах паленых перьев.

***

В тюрьме ада копошатся заключенные. Шепотом передают из карцера в карцер весть о его возвращении. Толком не понимают, кого ждут, но знают, чего просить — крови, мести, свободы. Маль прокрадывается в камеры по трещинам, выбоинам в камнях, отблескам адского пламени на стенах, по узловатым пальцам заключенных и отравленных безумием глазам тюремщиков. Надзиратель, вросшийся в стены каземата за тысячи людских жизней, ломается первым. Его сознание с треском разваливается, как лесной орех. Маль расправляется в его трухлявой плоти и вырывает из камня подобие тела. Шепот заключенных перерастает в гул. — Молчать. Тюремный рой тотчас смолкает. — Скоро я обрету тело и освобожу тех, кто готов уничтожить старый порядок. Кто пойдет против Сатаны. Несколько заключенных радостно взвизгивают. — Кто пойдет против Сатаны и ангельского престола. Против Шепфа. Тишина, будто в вакууме, бьет по ушам. Тени бесшумно мелькают на пропитанных потом и кровью стенах: испугавшиеся имени создателя мрази ищут спасения в углах камер. Мечущиеся силуэты заслоняет плотная тень, подобная той, что спасает от жары в летний полдень. — Зачем нам это? — Мульцибер, — голос подстрекателя звучит бесцветно. — Мое уважение архитектору ада. — Маль, я полагаю, — демон отвечает тем же, не выказывая эмоций. — Уважение за то, что спроектированный мной капкан не сдержал вас? — Надеюсь, вы не в обиде за разрушенное детище. Было бы жаль из-за такой мелочи потерять союзника. — Я понимаю, чем неугоден Сатана — из-за бунта против него я заточен здесь. — В одном мы сошлись, хорошо. Сатана потерял хватку. Он даже не заметил, как я освободился. Не почувствовал, когда я притаился прямо за его спиной. — Свергнуть его просто, если заручиться поддержкой Люцифера. — Как мелко вы мыслите... — Послушай совет старшего, Маль, — Мульцибер крепнет в голосе. — Забирай ад, забирай рай, но даже не думай о свержении Шепфы. Обречешь всех на небытие. Маль смеется — плоть тюремщика с хрустом надламывается. Скелет разрастается, обнажая прогнившее мясо и пульсирующие болью вены. Один бросок, и решетка камеры Мульцибера рассыпается в металлическую крошку. Кровь архитектора ада липкой лужей растекается там, где мгновение назад лежала его тень.