Предай меня

Она вынырнула из мрака также быстро, как и погрузилась в него. Вдохнула ртом воздух, как утопающий, что на мгновение вытянул шею, чтобы в последний раз глотнуть живительного газа и в следующий миг захлебнуться морской пеной... И захлебнулась, только не пеной, а раздирающим глотку страхом. Ноги слушались с трудом, но она все равно поднялась на них, заставила тело подчиняться разуму и оперлась мертвецки-холодными руками о потрескавшуюся и сплошь покрытую льдом колонну. Темница превратилась в заснеженную пустошь. С потолка падали редкие белые хлопья, они в полной тишине опускались на сверкающий бледно-голубыми оттенками пол. Холод, пронизавший все вокруг гибельным дыханием, царапал кожу своими когтями, заставлял щурить глаза, чтобы не ощущать гуляющего вокруг сквозняка чувствительной сетчаткой. Сигюн смотрела сквозь пелену белесого тумана, надеясь выхватить из его обманчивых лап нужную ей фигуру. Она уже нарисовала ее в голове и ждала лишь, когда этот образ материализуется, но напрасно - и камера трикстера, и длинный коридор были пусты, насколько об этом позволяли судить чуть рассеявшиеся сумерки. Она вздрогнула, когда чьи-то руки схватили ее за плечи и грубо развернули спиной к шершавой колонне. Не обращая внимания на жгучий холод, что пробрался сквозь доспех и тысячей мурашек прошелся вдоль хребта, подняла руку с зажатым в ней кинжалом к горлу своего обидчика. Знала, что на схватку сил не хватит, но все равно пыталась обороняться в силу давней привычки. Когда минутное потемнение в глазах прошло, колдунья увидела перед собой лицо Локи. Кожа трикстера приняла синеватый оттенок, на ней бледно-голубым проступили узоры, еще более углубляющие природные морщины на лбу и под впалыми щеками, а глаза, красные, горящие странным огнем, смотрели так, будто еще не знали, что сделать: убить Сигюн за опрометчивую затею или порадоваться тому, что все кончилось благополучно для обоих. - Идиотка! - рявкнул принц, все еще оставаясь на границе первого и второго. Сигюн опустила кинжал и нервно, истерически рассмеялась. Она чувствовала себя бабочкой на шпильке, когда его ладони сжимали ее плечи и впечатывали тело в колонну. Если бы она оторвала подкосившиеся ноги от земли - повисла бы в руках Бога. Эта беспомощность раздражала и в то же время вселяла интерес. Локи мог бы бросить ее здесь в отместку за предательство и уйти один - ее воины послушаются мужа своей госпожи, а если и нет, трикстер все равно найдет способ покинуть Асгард. Сигюн подняла на Локи взгляд и поняла, что такие же мысли витали и в его голове. С минуту он колебался, а потом, что-то неразборчиво прорычав сквозь стиснутые зубы, наклонился и запечатлел на устах жены долгий поцелуй, похожий скорее на жест изголодавшегося зверя, а не тоскующего любовника. Колдунья не сопротивлялась, лишь податливо приоткрыла рот, позволяя трикстеру проникнуть в него. Его губы были холодными - такими, какими она их запомнила. Так он целовал ее перед битвой в Митгарде, когда до нападения на жалкий людской мирок оставалось всего ничего... Только тогда все было наоборот. Изголодавшимся зверем была она, раздавленная своими амбициями и эгоизмом предательница, что уже решила покинуть своего мужа. Знала, что этот поцелуй - последний миг шаткого доверия между ними. - Надо спешить, - тихо сказала она, когда кислород кончился и легкие уже рвало изнутри ощущение его недостатка; выдохнула такие реальные слова, несовместимые с иллюзорным миром страсти, что уже затягивал их в свои лапы. - Мои воины ждут нас. Локи ничего не ответил. Отошел на шаг и, в последний раз с усмешкой осмотрев свое бывшее место заключения, подобрал с земли ларец етунов - слишком ценную реликвию, чтобы оставить ее здесь. Когда он снова повернулся к Сигюн, лицо его уже приняло нормальный цвет, а глаза снова полыхали изумрудно-зеленым. Принцесса не могла решить, каким трикстер нравился ей больше, но знала, что в любом обличье он превосходит каждого мужчину во всех Девяти мирах и за их пределами. По крайней мере для нее. - Почему ты не раскрыла мне свои намерения? - спросил он, когда они поднимались по витиеватой лестнице, что вела к тайному выходу из дворца. - Ты бы их не одобрил, - Сигюн споткнулась о тело эйнхерия, но не упала, ответив на беспокойный взгляд обернувшегося трикстера недовольной гримасой. - Я не учил тебя опрометчивости, милая, - Локи свернул в тесный коридор, не освещенный факелами, и поднял руку, в которой держал светящийся куб, чуть выше. Сигюн не без зависти смотрела на то, как легко он держит эту довольно тяжелую вещь, и никак не могла избавиться от мысли, что в случае нового предательства эти руки, невероятно сильные, несмотря на мнимое отсутствие мышц, раздавят ее в мгновение ока. - А потратить всю свою энергию на заклинание и понадеяться на мою доброту было опрометчиво. - В любом случае, я вернула тебе должок, муж мой, - она постаралась скрыть невольную дрожь в голосе. Последние слова Локи произнес с такой холодностью и такой угрозой в голосе, что Сигюн невольно заподозрила его в намерении все-таки оставить ее в Асгарде. - Тешь себя этой надеждой, женушка, - усмехнулся трикстер, оборачиваясь к ней с насмешливой улыбкой. Они вышли на узкую террасу без перил. Там, где мощеный серым камнем пол кончался, начинался скалистый обрыв, который мог унести в морскую пучину любого неосторожного любителя уединенных местечек. Многие жизни были отняты здесь, когда хитрые интриганы толкали своих недругов вниз, никем не замеченные и не заподозренные. Сигюн сделала смелый шаг вперед и стала рядом с принцем, глядя на занимающийся над водой рассвет. Уверенность, что трикстер не посмеет сбросить ее вниз, была в ней сильнее страха за свою жизнь. Нет, Локи не был настолько отвратителен. Он был еще хуже. Смерть - слишком мягкое наказание в его понимании, и Сигюн давно это уяснила. На Радужном мосту шла ожесточенная схватка между темными эльфами, воинами Сигюн, и эйнхериями Одина. Могучую фигуру Тора, что разбрасывал врагов ударами своего молота, было заметно даже отсюда. В этот миг лица Локи и Сигюн являли удивительное подобие: одинаково прищуренные глаза, легкая злая усмешка, чуть приподнятые в ожидании неизвестного события брови. Верхняя губа колдуньи, по привычке насмешливо вздернутая, подрагивала от напряжения: силы все еще не вернулись в ее ослабленное магией тело, и на ногах девушку держало только чувство собственного достоинства и нежелание выглядеть беспомощной в глазах мужа. Пресытившись наконец наблюдениями за своим братом, Локи перевел взгляд на жену. Она стояла, немного пошатываясь, и наблюдала за схваткой с ленивым интересом, вызванным скорее скукой, чем любопытством. Трикстер сразу понял, что ее попытки расправить плечи и принять уверенную позу - пустая бравада, и это осознание вызвало внутри волну приятного удовлетворения. Ему нравилось видеть ее слабой, беспомощной и ничтожной - тогда собственное величие казалось еще большим и прекрасным. И вместе с этим тщеславием все мысли занимала жгучая необходимость укрыть Сигюн от всех опасностей, спрятать подальше, чтобы никто не смел тронуть этот хрупкий сосуд с такой противоречивой смесью внутри, чтобы в одиночку любоваться ею, как искусно написанным портретом, чтобы ее сладкие и ядовитые речи предназначались лишь для его собственных ушей... - Смерть в водной пучине кажется тебе более привлекательно, чем место рядом со мной? Его бархатистый голос оторвал Сигюн от созерцания боя. Она бросила невольный взгляд вниз, туда, где волны с шумом ударялись о скалы, пенясь и беснуясь, и недовольно поджала губы. - Я не так слаба, как тебе кажется, - отрывисто бросила она, - и способна устоять на ногах. - Кого ты обманываешь, милая? - фыркнул Локи. Мрачное настроение медленно испарялось под веянием свободы и новых возможностей, уступая место слегка шутливому веселью. Какой бы черствой и темной ни была душа принца, в ней тоже было место для забав. Вдалеке, у подножия едва видных отсюда гор, показалась маленькая черная точка, которая вскоре превратилась в скопление нескольких маленьких челноков, увенчанных знаменем дома Сигурда, к которому на половину принадлежала Сигюн. Ее мать, Фрейя, королева Ванахейма, еще в молодости питала некую слабость к темным эльфам, потому зачала с одним из них дитя. Раннее детство будущая принцесса провела в Свартальвхейме, под бдительным надзором свое отца - Сигурда, что пользовался большим авторитетом среди своих сородичей и сохранил несметные владения в покоренном асами мире. После его смерти Сигюн отправилась на родину матери, где из нее всеми силами старались сделать обаятельную и прекрасную леди, однако преуспели в этом лишь отчасти, ведь в сердце девочки уже тогда поселилась злоба, рожденная обидой. - Твое упрямство иногда меня удивляет, - заметил трикстер, когда Сигюн в который раз переступила с ноги на ногу, чтобы занять более устойчивое положение. Он еще с минуту наблюдал за ней, а потом не выдержал и обвил талию жены рукой, прижимая девушку к себе. - Какая забота, муж мой, - с притворным удивлением промурлыкала колдунья. - Знай я тебя немного хуже, подумала бы, что ты действительно боишься, что я упаду. За ядовитым тоном притворного недовольства крылось удовлетворение: трикстер видел это в по-кошачьи сощуренных глазах и легкой улыбке на губах колдуньи. Она же с наслаждением ловила морозное дыхание на своей щеке и растворялась в странном ощущении покоя, когда рука Локи, будто несокрушимая стена, отгородила ее от внешнего мира. - Суди мои намерения сама, - ответил принц. - У тебя это получается гораздо лучше. На этом их разговор прервался. Корабли, умело лавируя между направленными на них лазерными зарядами пушек, расположенных на небольших площадках вокруг дворца, направились к Бивресту и зависли над водой, поднимая тучу брызг. Воины-эльфы один за другим скрывались в открытых люках, спасаясь от мечей своих противников, которые все прибывали и прибывали. Однако один челнок не последовал за другими; он отделился от общей группы еще несколько минут назад и теперь стремительно приближался к террасе, где стояли принц и его жена. Как раз когда корабль снизился и замер всего метре от террасы, Локи внезапно обернулся, заслоняя собой Сигюн - движение скорее инстинктивное, чем осознанное. Чуткое ухо трикстера не могло не уловить торопливых шагов в глубине прохода, которым они сюда явились. - Это Кэтилридр, - рука колдуньи легла на плечо Бога и, будто чудодейственный бальзам, сняла напряжение с готовых в любой момент броситься в драку мускулов. - Моя служанка. И в этот момент в проходе и впрямь показалась чуть запыхавшаяся Кэтилридр, одетая в дорожный плащ с меховой подкладкой. В руках она держала сверток с самыми дорогими вещами своей госпожи, что не пожелала оставить их асам. - Тогда не будем терять времени, - отрывисто бросил Локи, заметив, что суматоха на мосту уже почти улеглась. Угроза быть обнаруженными была слишком велика, чтобы тратить драгоценное время на разговоры. И, покрепче обхватив жену за талию, он с удивительной легкость перескочил внутрь услужливо распахнувшего шлюз челнока. ... - Добро пожаловать в Ётунхейм, Локи, сын Лафея. Голос, исполненный подлинного почтения, казался трикстеру сладким медом для давно не слышавших уважительных слов ушей. Страх и подобострастие, выражаемые ётунами, укрепляли его тщеславие и успешно залечивали нанесенные гордости раны. - Мы рады снова приветствовать тебя, Сигюн, дочь Сигурда, - ётун отвесил девушке не такой низкий, но не менее почтительный поклон. Видеть это высокое и могучее существо согбенным было странно, и Сигюн, далеко не так подверженная тщеславию, как ее муж, сразу отметила про себя, что пользоваться службой ледяных великанов - это как играть с огнем, пока еще не разгоревшимся в полную мощь, но все равно способным укусить неосторожно протянутую руку. - Мое имя Бельторн, - продолжал великан зычным голосом, что эхом раскатился под сводами дворца, хоть и сооруженного из камня, но все равно пронизанного льдом и холодом, как и все в Ётунхейме. - Я был советником при короле Лафее, и мне поручено проследить, чтобы его сыну было оказано должное почтение. - Моя жена, - Локи бросил на Сигюн быстрый взгляд, - сказала, что вы хотите видеть меня своим королем. - Она не солгала тебе, принц, - Бельторн кивнул головой в подтверждение своих слов. - Мы возведем тебя на трон, трикстер, а ты вернешь нам свободу. Локи в свою очередь ответил многозначительным наклоном головы, что означал то ли согласие, то ли намерение еще раз обдумать условия сделки. - Мы благодарим за оказанный нам прием, - ее голос был хриплым после долго пребывания на морозном воздухе, однако твердым и на удивление любезным. Локи не без восхищения смотрел на то, как менялись до того раздраженно-суровые черты Сигюн и как она улыбалась своей привычной обаятельной улыбкой. Они вышли из челнока рука об руку, и теперь трикстер чувствовал, как пальцы, обхватившие его локоть, слегка подрагивают, онемевшие от здешнего ледяного ветра. - Вы, верно, устали с дороги. Прошу. Ваши покои уже готовы, - Бельторн с медлительностью, свойственной великанам в мирное время и обманывающей противников во время битвы, обернулся и широким жестом указал на две двери, расположенные друг напротив друга в довольно широком коридоре, куда Локи и Сигюн сопроводили всего несколько минут назад. Сигюн, не тратя больше времени на любезности, высвободила свою руку и проследовала мимо ётуна своей слегка ковыляющей походкой, вызванной истощением организма. Локи знал, что ей понадобится не один день, чтобы восстановить свой запас энергии, и невольно осознал, что желание защитить ее сейчас становится сильнее воспоминаний о недавнем предательстве. Он не мог отвести взгляда он дверей, за которыми она скрылась бесшумной тенью, еще несколько секунд, однако потом опомнился и скупо поблагодарил великана уже от своего имени. Затем трикстер отдал какой-то приказ приставленному к нему темному эльфу и тоже скрылся в своих комнатах. На дворец снова опустилась гнетущая тишина.