Предай меня

Тишина угнетала ее. Обволакивала все вокруг и мертвым грузом ложилась на обнаженные плечи, подставленные порывам лютого ветра, что врывался в комнату сквозь распахнутые настежь двери на балкон. Он подхватывал темные волосы и легкую ткань накидки, играл с ними, заставлял щекотать кожу. Колдунья казалась видением, принесенной метелью мимолетной картинкой, которая вот-вот рассыплется в прах. Полупрозрачная ночная рубашка, такая неуместная в мире вечных снегов, сползла на поясницу и открыла спину с чуть выпирающими позвонками и четко обрисованными лопатками. Под чуть покрасневшей на морозе бледной кожей, казалось, можно было рассмотреть каждую косточку, каждое сухожилие, каждую вену. Он рассматривал ее фигуру долго, наслаждаясь видением. Легкая дрожь, что сотрясала удивительно маленькие теперь плечи, говорила о том, что ей холодно, но этого никто не замечал. Локи сделал шаг вперед, достаточно громкий, чтобы она услышала его, и Сигюн обернулась - плавно, неторопливо. Сначала в льдистых глазах вспыхнул оттенок недоумения, потом на губах расползлась привычная ядовитая улыбка. Такая, будто обладательница этих пухлых розоватых губ знала все на свете и теперь лишь снисходительно насмехалась над тем, кто в этом усомнился. - Что привело тебя сюда в столь поздний час, муж мой? - она на мгновение отвернулась, чтобы закрыть двери балкона, и когда ее руки поднялись, ветер снова подхватил накидку и раздул ее вокруг стройной фигуры. Теперь, без всех этих дорогих побрякушек, темных платьев и сияющих доспехов, она показалась Локи слишком невинной... нет, далекой. Далекой от этого мира, от честолюбивых планов, от жестокости и кровавой войны. Далекой от него. - Неужели я не могу навестить свою жену? Трикстер подошел к изножью высокой кровати с подпирающим потолок балдахином. Занавеси, что должны были укрыть спящего, теперь были раздвинуты и небрежно подвязаны к подпирающим всю конструкцию столбикам. Поверх расшитого золотистыми нитями покрывала ручной работы, изготовленного, вероятно, мастерицами Ванахейма, лежало меховое одеяло, достаточно теплое, чтобы принцесса не замерзла в первую же ночь пребывания в стране ледяных великанов. Локи окинул все это взглядом, с виду быстрым и мимолетным, а на деле цепким и привыкшим подмечать малейшие детали; потом приблизился к жене с едва уловимой улыбкой на губах. - У меня нет настроения на дискуссии и споры, - заметив, что рука Бога уже поднялась для прикосновения, Сигюн вдруг отошла в сторону и остановилась у трюмо на тонких изогнутых ножках. Бросила на мужа блестящий лукавыми искорками взгляд через отражение в зеркале и улыбнулась. Тонкие пальцы ловко выудили из открытого ящика небольшой флакон и вынули затычку. По комнате распространился приятный аромат, который Локи, сколько ни пытался, не мог сравнить ни с одним знакомым запахом. Одно знал точно: так пахла только она. - Забавно, у меня тоже. Сигюн снова повернулась к нему лицом, однако на этот раз с непроницаемым и даже отчужденным выражением. - Не играй со мной, трикстер, - предупредила она и прошла мимо, чуть задев его плечо. От этого короткого жеста Локи захотелось перестать наконец тратить слова на бесполезные споры и взять ее целиком, как тогда, в их первую брачную ночь. В тот день между ними не было предательства... Разве что капля лжи. - Я слишком хорошо тебя знаю, - добавила она. Бог медленно обернулся и застал колдунью сидящей в изножье и расчесывающей длинные темные кудри массивным гребнем. - Ты слишком умен, чтобы испытывать ко мне малейшие чувства, и слишком мстителен, чтобы спустить с рук предательство, - как ни в чем не бывало продолжала она. Сердце дернулось в странном спазме и замерло, утихомиренное привычной холодностью. - Приятно видеть, что ты это прекрасно понимаешь, - холодно усмехнулся он. "Или слишком глупа, - добавил про себя. - Как и я." - Тогда к чему дальнейшие разговоры? Локи медленно, словно нехотя подошел к ней и остановился совсем рядом, так что колдунье пришлось невольно задрать голову вверх. Она изучала резкую линию подбородка и острые скулы, нос с небольшой горбинкой - все слишком грубое и как будто вытесанное из камня. Слишком знакомое и притягательное, чтобы отвести глаза. - Иногда я хотел бы, чтобы ты осталась той наивной интриганкой, которой прибыла ко двору Асгарда, - неожиданно соткровенничал он. - И попала в твои сети, чтобы задохнуться в них? - тонкие ниточки бровей поползли вверх то ли в насмешке, то ли в искреннем недоумении. Собственно, это не имело никакой разницы. - Ты и так в моих сетях, милая, - он усмехнулся с притворной злобой, слишком неумелой, чтобы она не раскусила игру. - Боюсь, у нас разные взгляды на нынешнее положение вещей. Локи наклонился над ней, оперся кулаками о недавно взбитую перину и застыл над девушкой, что отложила гребень и полулежала, согнув полуобнаженные руки в локтях. Льдистые глаза смотрели спокойно и даже как-то лукаво, в то время как зеленые изучали, размышляя о чем-то слишком далеком и недосягаемом. Сигюн опустила глаза, пытаясь стряхнуть с себя то странное оцепенение, что охватило ее, и этот жест не остался незамеченным. Трикстер на мгновение прикрыл глаза, с шумом втягивая воздух, напитанный этим одновременно раздражающим и манящим ароматом, еще сильнее стиснул пальцы в кулаках и опустил голову. Темные волосы, растрепанные и кудрявые, почти коснулись лица колдуньи. - Скажи мне одно, Сигюн, - наконец медленно протянул Бог. Льдистые глаза поднялись в немом вопросе и остановились где-то посреди изумрудной радужки. - В твоей мелочной сущности еще осталось место для совести? - Если ты хочешь знать, жалела ли я о том, что совершила, - также неспешно отозвалась она, - то придется разочаровать тебя, муж мой. Я не для того вытащила тебя из темницы, чтобы наблюдать сопливые разговоры о верности. - Не выводи меня из себя, милая, - трикстер одним движением повалил девушку на кровать, нависая над ней всем телом. Невольно задержал взгляд на разметавшихся по мягкому меху волосах, потом в деталях изучил освеженное румянцем лицо. - Отвечай на поставленный вопрос. - Ты ведь хочешь знать вовсе не это, - ее натянутый смех эхом отбился от стен и замолк где-то вдали. - Только не возьму в толк, почему бы тебе не найти себе более приятную и сговорчивую добычу. Слышала, в Митгарде полно наивных смертных, которые не прочь поиграть в любовь с Богами. - Мне не нужны смертные, - пальцы, холодные и удивительно нежные, прошлись по изгибу ее талии, чуть выпирающим ребрам и наконец остановились там, где над ключицей пульсировала артерия, полная жгучей крови. Мне нужна ты. Твоя покорность. Твоя отвратительная любовь. - Мое мнение о тебе заметно испортилось, муж мой, - слова дались с трудом. Губы, отчего-то такие сухие теперь, повиновались нехотя, не желая изобразить так нужную сейчас усмешку. - С каких пор тебя волнует такая мелочь, как личная привязанность? Пальцы на ее горле сжались, будто капкан, что наконец поймал хищника в свои лапы. Сигюн выдержала пристальный взгляд Бога и ответила на него упрямым молчанием. Выдал только пульс - сбитая нить жизни, скачущая из крайности в крайность. - Ты думаешь, я не знаю, где ты была все это время, - трикстер наклонился к ее уху, обдавая кожу морозным дыханием, и девушка с шумом втянула воздух, из которого стремительно пропадал кислород. - Признай: ты умирала от тоски. Ты заперлась в своем замке наедине со своей совестью и жалкими чувствами, никому не нужными... Никем не признанными... Жалкие? Пожалуй, он был прав. Ее ничтожная привязанность валялась на дороге, измазанная пылью и грязью, затоптанная гордостью и упрямым нежеланием признать очевидное. А рядом корчились от боли его чувства, такие же истерзанные и отвратительные. - А ты, - ее ладони, маленькие и онемевшие от холода, скользнули под рубашку Локи и обожгли прикосновением, - трикстер, что делал ты в своей клетке? - жилки на ее шее натянулись под его пальцами - колдунья тихо засмеялась. - О ком ты думал? Кто разбил твое черствое сердечко? - она высвободилась из крепкой хватки и запечатлела на его шее поцелуй, такой знакомый и обезоруживающий, будто клеймо, что изгоняет прочь все мысли. - Мы оба знаем друг о друге слишком многое, Локи. - Меня это устраивает. Мгновение - и контроль утерян. Все жестокие и злые слова, вся холодность и напускное равнодушие - все исчезает в водовороте страсти. Холодной, как ледяные пустоши этого затерянного мира, однако отравленной изнутри ярким пламенем. Только оно не дарит тепло, а сжигает. И вскоре не останется ничего.

...

- Локи, сын Лафея, принц Асгарда и Ётунхейма, - голос Бельторна эхом разносился под сводами погруженного в полумрак зала в самом сердце дворца, древней твердыни льда и покрытых вечной мерзлотой скал. Здесь испокон веков обитали короли Ётунхейма, здесь каждый новый правитель принимал корону из рук своего предшественника. Локи стоял перед советником Лафея, опустившись на одно колено, и терпеливо ждал, пока тот закончит свою речь. На трикстере были те же парадные доспехи, что Сигюн впервые увидела на коронации Тора, которая, пожалуй, и положила начало всем безумным событиям, развернувшимся позже. Иронично, ведь закончит их тоже восшествие на престол. Ледяные великаны столпились у подножия помоста, на котором стоял трон будущего короля. Сигюн стояла впереди всех, защищенная заклятьем, что не давало ощутить напитавший все здесь холод, и неотрывно следила за происходящим на несколько ступеней выше, там, где трикстер ожидал заветного часа своего триумфа. - Наш мир утратил своего последнего правителя, великого Лафея, - продолжал великан, обращаясь уже к своим собратьям. Его руки, испещренные жилами и мускулами ядовито-голубого оттенка, медленно поднялись вверх. В них сверкал Ларец вечных зим. - Мы лишились реликвии нашего народа, священного ларца, что был доказательством мощи ётунов. И вернул нам его сын и наследник павшего в бою правителя. Ему мы и вручаем Ларец вечных зим, как свидетельство законной власти, - Бельторн наклонился и поставил куб у ног будущего короля. В душе Сигюн черной кошкой скреблось разочарование. Не так она представляла себе все это. Честолюбие - ненасытный зверь. Когда он уже полакомился твоей плотью, отогнать его не так-то просто, особенно, если от всего хорошего, что есть в душе, несет падалью. - Клянешься ли ты исполнить обещанное и освободить Ётунхейм из-под власти асов-захватчиков? - Клянусь! Его голос, грубый и холодный, показался чужим. И синяя, будто неживая кожа только подтвердила это ощущение. Сигюн не могла видеть глаз Локи, но знала, что они пылают красным огнем, и боялась того, что однажды они останутся такими навсегда. - Клянешься ли ты защищать Ётунхейм любой ценой? - Клянусь! Она знала, что клятвы эти яйца выеденного не стоят. Лофт слишком эгоистичен и коварен, чтобы править для других. Он будет править для себя. И для нее. - Тогда сегодня я, Бельторн, сын Гиллинга, по воле моего народа нарекаю тебя, Локи Лафейсон, полноправным королем Ётунхейма! Крики за спиной заставили ее поморщиться. Ликование ётунов было слишком фальшивым, чтобы верить в него. А даже если в нем и была толика искренности, причиной тому служила вовсе не симпатия к новому правителю, а желание поскорее сбросить с себя власть Одина Всеотца, выползти из под его тяжелого сапога и провозгласить эру своего господства. Когда на голову трикстера легла тяжелая корона, по жилам колдуньи растеклось приятное ликование. Такая же, только более изящная, ждала и ее. Бог подобрал ларец и, поднявшись на ноги, обернулся к своим подданным с неуловимой полуулыбкой на лице. Сигюн знала, кому он ее адресовал, и ответила ленивыми рукоплесканиями, что утонули в криках великанов. - Я благодарен вам за оказанную честь, - начал Локи, когда шум утих. Неискушенный слушатель уловил бы в его голосе искреннюю признательность, однако Сигюн не поверила в эту напускную благодарность. Слишком долго и хорошо она знала своего мужа. Она была уверена, что внутри него кипят презрение и ненависть. Да, он ненавидел своих собратьев за то, что принадлежал к ним. Ненавидел всей душой, может быть, еще сильнее, чем свою обворожительную жену, к которой имел слабость привязаться слишком сильно. Это забавляло Сигюн. Ей нравилось, когда он стоял и, разрываясь от желания выпустить наружу грызущую внутренности ярость, расплывался в улыбке и сыпал красивыми словами, пустыми, ничего не значащими... Ломал себя, но все равно лицемерил. Пожалуй, такова его суть. Такой он сделал и ее. - Дарованное мне царство я разделю... Тут глаза трикстера метнулись к колдунье, что стояла среди великанов со странной насмешкой на лице, в своем необычайно привлекательном платье, что подчеркивало все изгибы соблазнительной фигуры; с забранными назад волосами и льдистой радужкой, что рядом с щедро подведенными дымчато-черным глазами казалась искрой в кромешной тьме... Вот она, истинная королева. Та, кто достойна стоять здесь рядом с ним. - ... со своей женой, принцессой Асгарда, Ванахейма и Свартальвхейма Сигюн Ванадис, дочерью Сигурда и Фрейи, а отныне полноправной королевой Ётунхейма! Она взошла по массивным ступеням, явно не предназначенным для столь низкого ростом существа, с удивительной легкостью, встала рядом с трикстером и тут же расплылась в обворожительной улыбке. Локи взял ее за руку и с упоением ощутил легкую дрожь этих тонких пальцев. Позволил себе сжать их слишком сильно, но колдунья и бровью не повела, лишь царапнула ногтем кожу на его ладони. Эта месть, маленькая, несущественная и злобная, развеселила Бога. Бельторн возложил на голову новой повелительницы Ётунхейма корону. Ее тяжесть не согнула величественную осанку колдуньи, лишь воспламенила в глазах величие и могущество того, кто эти свои привилегии осознал и принял. - Преклоните колени перед своим властелином. И все они повиновались. Толпа, всколыхнувшись, как потревоженное волной бурное море, опустилась на одно колено и склонила головы. - Твоя мечта исполнена, милая. - Полагаю, твоя тоже, муж мой, - ответила она также тихо, чтобы слышал лишь он один. - Ошибаешься, - черты его лица ожесточились. - Она исполнится, когда Тор будет лежать у моих ног, поверженный, и умолять о пощаде, а его войско отправится к праотцам. - Честолюбиво и самонадеянно, - хмыкнула колдунья. - Тогда начнем с малого, любовь моя, - он повернулся к Сигюн с опасной улыбкой, которая могла напугать гораздо больше выражения неконтролируемой ярости. - Я все еще жду, что ты ответишь на мой вопрос. - Не жди, муж мой. Состаришься.