***
Джеймс пригласил Сириуса и Ремуса погостить на каникулах, догадываясь, что в противном случае их обоих ждёт не самое счастливое Рождество. Ремус был вынужден отказаться — и проблема была даже не в том, что одна мысль о встрече с родителями Джеймса и ночёвке в их доме приводила его в ужас. Юридически, он всё ещё находился под опекой Святого Эдмунда, и ему нужно было письменное разрешение от Матушки, чтобы покинуть пределы Хогвартса. Сириус, который был бы рад возможности провести каникулы с Джеймсом, гоняя на мётлах и поедая шоколад, тоже отказался. Его семья ясно дала понять, что не одобряет поездку к Поттерам, и все уговоры бесполезны. — Беллатриса, эта мерзкая дрянь, напела что-то моим родителям, — угрюмо объяснил Сириус. — Очевидно, я уже достаточно их опозорил. Прости, дружище, но если я поеду к тебе, будет только хуже. В последний день учёбы Ремус распрощался с мародёрами у границы школьных угодий. — Мы будем присылать сов! — пообещал Джеймс. — А ты попробуй придумать, как разделаться со Снейпом! Ремус фыркнул и сказал, что постарается. Хорошо, если письма Джеймса будут не очень длинными. Все первокурсники разъехались, и Ремус одиноко побрёл по тропинке обратно в замок. На следующий день он всё утро провалялся в постели — невиданная в Эдмунде роскошь. В десять его окончательно разбудил Фрэнк Лонгботтом. — Вставай, Люпин! — позвал он, просунув голову в дверной проём. — А не то проспишь завтрак! Ему нравился Фрэнк — широколицый добряк, который ни с кем особо не церемонился.Он походил на их общего старшего брата, надёжного и ответственного. Фрэнк прекрасно знал, что Ремус привык держаться в стороне, и поэтому всегда старался ненавязчиво его тормошить. После завтрака Фрэнк убежал в совятник, а Ремус остался сидеть в гостиной, мрачно думая о том, что следующие две недели его верными друзьями будут лишь тоска и одиночество. Как только он решил выйти прогуляться, начался дождь. Он послушал несколько пластинок Сириуса и пролистал стопку журналов, забытых каким-то четверокурсником. В основном, там были фотографии красивых волшебников и волшебниц — очевидно, ему попались журналы о моде. Последующие дни мало чем отличались от предыдущих. Его всё так же будил Фрэнк, потом был завтрак в Большом зале, а затем — целый день в его распоряжении. В какой-то момент Ремусу стало настолько скучно, что он решил взяться за учёбу. Попытка улучшить почерк сразу же провалилась — и всё из-за этих идиотских перьев. За всё время никто так и не сумел внятно объяснить ему, чем перья были лучше обычных шариковых ручек. Или хотя бы карандаша. Затем он попытался читать, но забросил и эту затею после первого же абзаца из учебника Травологии. В конце концов он просто перечертил в тетрадь несколько графиков — рисование его особо не напрягало, в нём была хоть какая-то свобода. Несколько часов в день он бродил по замку со своей картой. Остальные мальчишки давным-давно обходились без них, запомнив расположение всех нужных классов ещё в первую неделю. Но Ремус никак не мог успокоиться. Его всё мучила мысль о том, как много можно добавить на карту, — этим он и занялся. Он помечал каждое необычное и интересное место в замке, каждый обнаруженный им тайный ход и туннель. Оставшееся время Ремус скрывался от преподавателей, которые очень беспокоились о том, чтобы он не был один. Конечно, кроме него в Хогвартсе остались и другие ребята, но большинство их них были старшекурсниками и постоянно пропадали в библиотеке, готовясь к экзаменам и работая над курсовыми. Слизнорт организовал дополнительные занятия по Зельям, но Ремуса никто не пригласил, — впрочем, ему не особо то и хотелось. Время от времени он оттачивал заклинания. В последний раз он развлекался тем, что пытался поднять и удержать в воздухе как можно больше предметов. Соревновался он сам с собой, подбрасывая в воздух всё, что попадалось под руку — книжки, плюй-камни, колоду карт, — и пытаясь остановить вещи в полёте. Но и эту игру пришлось прекратить, когда в дверь постучал Фрэнк и раздражённо велел ему не шуметь.***
Суббота, 24-е декабря, 1971 Утром накануне Рождества Ремус проснулся раньше обычного — ещё даже не начинало светать. За окном поливал дождь, гулко барабаня о стекло — в пустой комнате эхо звучало особенно тоскливо. Но не это разбудило Ремуса. Не успел он как следует очухаться, как дверь со скрипом отворилась, и кто-то вошёл в комнату. В густом сумраке Ремус ожидал разглядеть Лонгботтома, как обычно явившегося, чтобы позвать его на завтрак. Но это оказался не Фрэнк. Вместо него на пороге стоял помятый и вымокший до нитки мальчишка, с длинными волосами, липнущими к его горделивому лицу. — Сириус! — Ремус подпрыгнул на кровати, вне себя от радости. Сириус откинул с глаз мокрую прядь — судя по его виду, он всё утро проторчал под дождём. Сняв с себя тяжёлую от воды дорожную мантию, он небрежно бросил её на пол. — Утречко, Люпин, — хмыкнул Сириус. — Ну и холодина, — ткнув палочкой в камин, он пробормотал, — Инсендио. — Почему ты не дома?! — Нагостился, — кратко ответил он, стягивая облепленные грязью ботинки. — Поругался сначала с отцом, потом присоединилась и остальная семейка. Ничего необычного. Кем меня только не назвали: предатель рода, позор семьи и так далее, и тому подобное… — закончив раздеваться, он плюхнулся на свою кровать. — Ну, я и ушёл. — Ого, —с благоговейным трепетом протянул Ремус, потирая глаза. — И как ты сюда добрался? — Летучий порох. Сначала до бара в Хогсмиде. Потом пешком. — Ого, — только и мог повторить Ремус. — Меня вчера отправили спать без ужина, умираю с голоду. Шевелись, Люпин! Завтрак! К сожалению, МакГонагалл не разделила с Ремусом его восторг от прибытия Сириуса. Её высокая фигура выросла будто из ниоткуда, стоило мальчикам прошмыгнуть в Большой зал и как ни в чём ни бывало попытаться усесться за стол. — Мистер Блэк, — сказала она с нотками угрозы в голосе, Ремус прекрасно знал этот тон. — Что всё это значит? — И я по вам скучал, профессор, — широко улыбнулся ей Сириус. Уголок её рта дрогнул, но старушка смогла сохранить хладнокровие. — В шесть утра вас видели по дороге из Хогсмида в замок. Не желаете объясниться? — Если честно, то нет, профессор, — покачал головой Сириус. — Вы сами только что всё рассказали. МакГонагалл тяжело вздохнула и едва заметно покачала головой. Она смотрела на Сириуса тем же жалостливым взглядом, который обычно берегла для Ремуса. — Допустим. Но я всё равно должна сообщить вашим родителям о том, что вы в школе, мистер Блэк. — Можете не утруждаться, профессор, — ответил он, кивком показывая на влетевших в зал сов. Самая крупная из птиц, величественный филин, отделилась от остальных и уронила толстый красный конверт Сириусу в тарелку. Мальчик посмотрел на конверт, затем обратно на МакГонагалл и криво ухмыльнулся. — Думаю, они прекрасно знают, где я. Он подцепил зловещий конверт и вскрыл его, не сводя глаз с МакГонагалл. В ту же секунду письмо пронзительно завизжало на весь зал. МакГонагалл поморщилась. Голос из конверта принадлежал никому иному как матери Сириуса. — СИРИУС ОРИОН БЛЭК, — вопило письмо на одной ноте. — КАК ТЫ СМЕЕШЬ ТАК РАЗГОВАРИВАТЬ СО СВОИМ ОТЦОМ! — Ремус прикрыл уши. Сириус же продолжал невозмутимо смотреть на МакГонагалл. — ЯКШАЕШЬСЯ С ПОЛУКРОВКАМИ И ПРЕДАТЕЛЯМИ КРОВИ! ОТВОРАЧИВАЕШЬСЯ ОТ СОБСТВЕННОЙ СЕМЬИ! БУДЬ ЖИВ ТВОЙ ДЕД, ТЕБЯ БЫ ВЫЖГЛИ С ГОБЕЛЕНА СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ! ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ В ШКОЛЕ ДО КОНЦА ГОДА И ПОДУМАЕШЬ О ТОМ, КАКОЙ ПОЗОР ТЫ НАВЛЕКАЕШЬ НА НАШЕ БЛАГОРОДНОЕ ИМЯ! И НЕ НАДЕЙСЯ, ЧТО МЫ НЕ ЛИШИМ ТЕБЯ НАСЛЕДСТВА! ТЫ НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ НАШ СЫН! С этими словами письмо загорелось и в мгновенье ока обернулось кучкой белого пепла. Тишина, воцарившаяся вслед за этим, была оглушительной. Все уставились на Сириуса. Он, в свою очередь, невозмутимо потянулся за тостом и стал накладывать на него омлет. Затем поднял взгляд на МакГонагалл. — Вы, конечно, можете отправить моей матери письмо, профессор, но на вашем месте я бы не надеялся на ответ. — Что ж, Сириус, — кивнула МакГонагалл. — Просто… постарайся не хулиганить, хорошо? — с этими словами она чинно двинулась обратно к учительскому столу в дальнем конце зала. Сириус доел свой завтрак в тишине. Годы спустя Ремус вспоминал, что в этот момент Сириус Блэк казался ему самым храбрым мальчишкой на свете.***
В Святом Эдмунде Рождество всегда проходило чересчур суетливо. Некоторые получали подарки — от родственников, которые заботились о них ровно настолько, чтобы прислать новый свитер, но никак не навестить. Остальные мальчишки довольствовались коробками пожертвований от местных жителей, которые Матушка заворачивала в подарочную упаковку. Подарки не задерживались в одних руках надолго, — мальчишки тут же бросались меняться и торговать своими скудными приобретениями. Затем их всех заставляли привести себя в порядок и длинной вереницей вели в церковь, где они отсиживали Рождественскую службу, зевая и сутулясь. Рождество в Хогвартсе оказалось куда приятнее. Почта прибыла ещё ночью, и на утро Ремус обнаружил подарки в ногах своей постели. Он почти умилился, увидев открытку и какой-то бесформенный свёрток от Матушки. Внутри оказались пакетик орешков, апельсин и пачка печенья. Джеймс, к его удивлению, тоже прислал подарок — набор для игры в плюй-камни. От Питера была коробка шоколадных лягушек. — С Рождеством, — зевнул Сириус, распаковывая свои подарки. Ежегодник «Лихачей с юга», его любимой команды по квиддичу, — от Джеймса, шоколадные лягушки — от Питера. Ничего от родителей. — С Рождеством, — сказал Ремус и тут же виновато поморщился. — Я ничего им не подготовил. Не думал, что они… — Не волнуйся, — оборвал его Сириус, направляясь в душ. — Это от чистого сердца. Ремус всё равно переживал, но старался не думать об этом. Пока Сириус торчал в ванной, в окно влетела ещё одна сова и бросила ему на кровать плоский квадратный свёрток. Когда Сириус увидел его по возвращении в комнату, то тут же просиял и стал с нетерпением разрывать упаковку. — От Андромеды! — крикнул он, показывая новую пластинку. Ремус тут же вскочил и побежал к нему. Магловский альбом. Чёрная обложка, с силуэтом мужчины, играющего на гитаре перед огромным усилителем. У него были длинные встрёпанные кудри, а во всей позе читалась невероятная сила — в широко расставленных ногах, в самом его силуэте, очерченном золотом. «Электрический воин», — кричал заголовок, —«Ти-Рекс»¹. — О-о-о, Ти-Рекс, кажется, я что-то о них слышал, — сказал Ремус, пока Сириус читал список песен на обратной стороне пластинки. — Ставь уже! — взволнованно заторопил его Ремус. Какая к чёрту разница, что там написано? Сириус так и сделал, вытащив гладкий чёрный диск и бережно опустив его на проигрыватель. Пластинка завертелась, и комната наполнилась музыкой — тягучей и пленительной. А под луной Бип-Боп Мне б спеть нон-стоп С тобой… ² Как зачарованные, они сидели и слушали песню за песней, прервавшись лишь однажды на то, чтобы перевернуть диск. Как только пластинка кончилась, Сириус молча перевернул её обратно, и музыка заиграла заново. Они сидели на кровати, то легонько покачивая головами в такт мелодии, то ритмично кивая там, где бит ускорялся. Когда песня доходила до самого цепляющего рифа³, мальчишки переглядывались и улыбались; когда начинала играть медленная, убаюкивающая мелодия, они ложились и задумчиво блуждали глазами по потолку. В конце концов, когда они дослушивали пластинку во второй раз, их прервал Фрэнк. — Счастливого Рождества, молодёжь! Вставайте, завтрак! Мальчишки быстренько оделись и спустились вниз. Преподаватели постарались над украшением — из каждого угла тянулись нитки красной, зелёной и жёлтой мишуры, превращая Большой Зал в сказочные джунгли. Двенадцать ёлок сияли огнями всех цветов радуги, а с их веток свисали игрушки, каждая размером с футбольный мяч. После завтрака мальчишки поспешили обратно в спальню — проиграть альбом ещё разок. — Это лучшее, что я слышал за всю свою жизнь, — объявил Ремус. Сириус с жаром закивал в ответ. Больше всего Сириусу понравилась песня «Джипстер» — он был без ума от её звенящих аккордов и агрессивного стука. Ремусу же пришлась по душе «Монолит»; она звучало плавно и необъятно, бессмысленная и — одновременно — значащая так много.⁴ Ремусу казалось, что он парит над землей. Остаток дня они провели в гостиной, слушая музыку, поедая подаренные им сладости и играя во Взрывающиеся хлопушки. Рождественский ужин был великолепен — впрочем, как и любая еда в Хогвартсе. Ремус объелся так, что казалось, в него больше никогда не влезет и кусочка съестного. Ремус не сказал этого вслух — всё-таки, Сириуса практически выгнали из дома (в первый и вряд ли последний раз), — но это Рождество было лучшим в его жизни.