***
Экзамены были далеко не самой главной заботой Ремуса. Он был относительно уверен в своих силах, — он даже прочитал правила проведения экзаменов (четыре с половиной метра пергамента!) и убедился, что использование Скрибоклары для улучшения почерка не запрещено, если только учащийся способен наложить чары самостоятельно. Ремус пользовался заклинанием с ноября, поэтому не переживал. Кое-что волновало Ремуса сильнее, чем конец года. Во-первых, его не покидало мрачное осознание того, что в июне ему придётся вернуться в приют. Несмотря на то, что Ремус провёл в школе всего несколько месяцев, разница между Святым Эдмундом и Хогвартсом была так же очевидна, как разница между чёрно-белым и цветным. В то время, как другие студенты с радостью предвкушали долгое и жаркое лето, с отдыхом за границей, приключениями и ленивым времяпрепровождением, Ремус чувствовал себя так, словно ему грозило изгнание. До семнадцати лет им было запрещено колдовать за пределами Хогвартса, что значило не только потерю всех контактов с друзьями, но и отказ от чтения. Впереди простиралось лето, — пустое и одинокое, прерываемое лишь длинными, полными злобы ночами, которые ему предстояло провести запертым в клетке. Тут-то и высовывала свою уродливую волосатую морду его вторая проблема. Как и предполагала мадам Помфри, с момента, как Ремусу исполнилось двенадцать, его обращения стали гораздо хуже. Ни в одной из прочитанных им книг этому не было нормального объяснения, лишь пара расплывчатых фраз о взрослении и пубертате. Если раньше Ремус мог очнуться с парочкой безобидных укусов и царапин, — такие оставались от игривых щенков, — то теперь он просыпался с глубокими ранами, которые не переставали кровить до тех пор, пока их не обрабатывала мадам Помфри. Боль от самого обращения достигла немыслимой силы, и его часто начинало тошнить за несколько часов до полнолуния. Что ещё хуже, Ремус всё дольше и дольше оставался в больничном крыле, и ему становилось всё сложнее и сложнее оправдывать свои отлучки. Его товарищи начали вслух задавать вопросы, — чем таким смертельным ты, чёрт возьми, болеешь? Иногда они предполагали, что он притворяется, чтобы смыться с уроков; иногда шутили, что он заразный. По крайней мере, в приюте у него не было друзей, которых беспокоило бы то, куда он пропадает каждый месяц. Сириус тоже был не в восторге от приближающегося лета. Он становился непривычно тихим, когда речь заходила о каникулах, — взгляд туманился, весь цвет стекал с лица. Джеймс пригласил всех остаться у него столько, сколько они захотят, но и это ни капли не улучшило Сириусу настроение. — Ты же знаешь, они никогда мне не позволят, — вздохнул он. — Выше нос, дружище, — Джеймс обнял его за плечи. Они вдвоём сидели на большом диване в гостиной, а Питер примостился на подлокотнике кресла, сосредоточенно пытаясь превратить банан в тапочку. Не получалось. Ремус лежал на животе на коврике перед камином. Эта поза была самой удобной, поскольку у него была распорота спина, и порез никак не хотел срастаться даже после хлопот мадам Помфри. Сириус явно не желал держать свой нос выше. — Меня не отпустят. В июне эта чёртова свадьба у Беллатрисы, — готов поспорить, я буду обязан быть там всё время. — Нас тоже пригласили, — внезапно сказал Питер, отвлекаясь от своей тапочки, которая всё ещё была ярко-жёлтой и неприятно мягкой. — Наверное, увидимся. — Ага, здорово, — Сириус фыркнул так сильно, что длинные пряди волос со лба взметнулись в воздух. — Если к этому моменту меня не превратят в саламандру. Или не заточат в портрет, — они однажды провернули такое с Андромедой. С тех пор она не была прежней, всей душой ненавидит магические портреты. — После свадьбы, — настаивал Джеймс, тактично уводя разговор от семьи Блэков. — Тогда мы что-нибудь придумаем. Если придётся, то я сам вызволю тебя оттуда, клянусь. Сириус улыбнулся Джеймсу, и Джеймс улыбнулся в ответ. Они зеркально отражали жесты друг друга, и Ремуса вдруг почувствовал укол одиночества. Он знал, что Сириус был паршивой овцой, и знал, что на этом его семейные проблемы не заканчивались, — об этом говорили шрамы, которые Сириус показал ему в сентябре, но Ремус считал их совершенно приемлемыми. Ему попадало от Матушки, если он начинал дурить, да и магловские учителя частенько охаживали его тростью, — так что, у Ремуса не было причин подозревать, что дома у Сириуса что-то не в порядке. Джеймс, очевидно, знал гораздо больше. Ремус догадался, поскольку семья Сириуса была единственной темой, над которой Поттер никогда не шутил. Они много говорили по ночам, наедине, — Ремус не раз слышал, как Сириус плачет. От этого ему хотелось наложить собственные заглушающие чары; он ненавидел чужие слёзы и редко плакал сам. — И ты тоже, Люпин, — донёсся до него голос Джеймса. — А? — отозвался Ремус, выныривая из своих мыслей. Он осторожно выгнулся и постарался не сморщиться от боли, которая молнией пронзила его спину. — Ты бы тоже приехал и остался на лето. У нас куча комнат, и мама будет совсем не против. — Не могу, — покачал головой Ремус, снова уткнувшись в книгу. Спина горела огнём. — Матушка не разрешит. Она типа моя законная опекунша, это магловские штуки. — Должна быть лазейка, — уверенно заявил Джеймс. — Вы оба приедете, да? Я всё устрою. Ремус улыбнулся, но он знал, что Джеймс ничего не сможет сделать. Полнолуние как обычно выпадало на последние числа месяца, поэтому он бы не смог уехать даже на неделю в конце августа. Кроме того, Матушка бы точно его не отпустила. — Кажется, у меня получилось! — внезапно ахнул Питер, высоко подняв свою жёлтую тапочку. — Умница, Пит, — без особого энтузиазма ответил Сириус. — А теперь примерь-ка её. Ремус сел, его спина разрывалась от боли. Выпрямившись, он почувствовал, как тёплая струйка крови побежала по позвоночнику и впиталась в пояс штанов. Встревоженный, он быстро поднялся на ноги. — Иу! — взвизгнул Питер, вытаскивая босую ногу из тапки, теперь покрытую липкой банановой слизью. — Пит, он же пошутил! — расхохотался Джеймс, его очки съехали набок. — Тебе пора перестать делать что-то, только потому что мы попросили. — Люпин, ты в порядке? — внезапно поднял взгляд Сириус. Ремус замялся, всё ещё стоя на коврике. Ему было позарез нужно в больничное крыло, но он понятия не имел, как отмазаться. — А, да, просто… я, наверное, пойду погуляю. — Куда? Уже почти отбой, — лицо Сириуса просветлело. — Что это ты замышляешь? — Да нет, ничего… Я просто хотел… — Мы идём! — Джеймс тоже встал. — Пойду возьму мантию. — Нет! — рявкнул Ремус. Все замерли, даже Питер прекратил вычищать из пальцев ног банановые шкурки. — Я… — заикаясь, пробормотал Ремус, — Мне нехорошо. Я просто хотел сходить к мадам Помфри, вот и всё. — Всё хорошо, приятель, — Джеймс поднял руки в примиряющем жесте. — Успокойся. Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? — Я пойду, — быстро сказал Сириус. Он поднялся, взял Ремуса под локоть и легонько подтолкнул его к портрету прежде, чем остальные двое успели сказать хоть слово. — Сириус… — начал Ремус, как только они вышли в пустой коридор. — Да всё нормально, Люпин, я просто тебя провожу. Внутрь пойдёшь один. Ремус растерянно посмотрел на него, затем кивнул и зашагал настолько быстро, насколько позволяла больная спина. Теперь он знал Сириуса достаточно хорошо, чтобы понимать, — тот не передумает. Питер бы дал своей тревожности взять вверх и просто убежал. Джеймс бы ушёл, уважая его просьбу. Но Сириус… Сириус всегда давил его до конца. — Ты в порядке? — спросил Сириус, разглядывая его. — Ты еле идёшь. — Мне нехорошо, — повторил Ремус сквозь стиснутые зубы. Пусть Сириус подумает, что он просто злится на него, а не сдерживается едва-едва, чтобы не зарычать от боли. — Понял, — спокойно ответил Сириус. Дальше шли в тишине. Дойдя до больничного крыла, они несколько неловких минут топтались снаружи. Ремус словно провоцировал Блэка задать ему вопрос, — горячий янтарь его глаз впился в холодную голубизну глаз Сириуса. — Надеюсь, тебе станет лучше, — только и сказал Сириус. — Если останешься на ночь, можно нам прийти навестить тебя завтра? — Наверное, — осторожно ответил Ремус. Он попытался пожать плечами, затем поморщился. Сириус даже глазом не повёл. — Береги себя, Люпин, — тихо сказал он, прежде чем повернуться и поспешить обратно тем же путём, которым они пришли. Ремус смотрел ему вслед, пока тот не повернул за угол. У него было странное чувство, что Сириус оглянется прежде, чем исчезнуть. Когда он этого не сделал, Ремус не смог сдержать разочарованного вздоха, хотя следовало бы уже запомнить, — Сириус Блэк был непредсказуем. Он вздрогнул, — частично из-за усиливающейся боли, и частично из-за чего-то ещё, — и толкнул больничную дверь.Глава 18. Год первый: Подготовка к экзаменам
4 ноября 2021 г. в 21:49
После дня рождения Ремуса время, казалось, ускорилось. Дни стали длиннее, и весна ворвалась в замок, наконец-то заполнив его солнечным светом и свежим воздухом после долгой зимы. Надвигались экзамены, и Ремус стал всё чаще и чаще бывать в библиотеке, преодолев свой страх читать прилюдно. Теперь, вместо планирования шалостей, вечера Мародёров были посвящены отработке заклинаний и бесконечной зубрежке ингредиентов зелий.
Сириус и Джеймс отнеслись к экзаменам очень серьёзно, — для них это было своего рода соревнование. Хоть они оба это яростно отрицали, Ремус подозревал, что ещё одной причиной такого рвения было желание мальчишек сберечь репутацию чистокровных волшебников, — так повелось, и подобного мнения придерживались даже учителя. Впрочем, Ремусу было всё равно. Да, он не получал наивысших отметок, но всё равно учился лучше, чем когда-либо. Он был даже рад, что у него не было родных, — никакого лишнего давления.
На Питера давили сильнее всего. Во всех отношениях, он неплохо учился, а в Астрономии и Травологии вообще блистал, порой обгоняя даже Джеймса. Но он нервничал, из-за чего его заклинания зачастую выходили коряво. Питер редко говорил о своей семье, но часто получал письма из дома, и Ремус заметил, насколько тактичным в этом вопросе был Джеймс.
— Сколько баллов нужно набрать? — с отчаянием спрашивал круглолицый мальчишка по крайней мере четыре раза на дню.
— Питер, расслабься, — успокаивал его Джеймс. — Всё будет хорошо, ты знаешь теорию от корки до корки, просто воспользуйся ей на практике.
— Я понимаю, почему он так дёргается, — прошептал Ремусу Сириус, убедившись, что их не подслушивают. — В семье Петтигрю было по крайней мере два сквиба. И это только за последние сто лет.
— Сквибы?
— Волшебники без магии, — терпеливо стал объяснять Сириус. — Например, в семье маглов иногда рождаются волшебники. Но случается и наоборот, только об этом стараются не говорить. У моего пра-пра-дядюшки была безумная теория, заключавшаяся в том, что маглы специально подменивают своих детей на наших, чтобы проникать в мир магии. Очевидно, совсем поехал головой.
— Ага, — ответил Ремус, надеясь, что Сириус не догадается, что он ни черта не понял. — Значит, поэтому магия Питера такая… кривоватая?
— Не знаю, — пожал плечами Сириус. — Может. Не знаю, есть ли официальное доказательство того, что сквиббизм передаётся по наследству. Но именно поэтому Петтигрю не входят в число Двадцати Восьми Неприкосновенных.
Ремус тяжело вздохнул, бросив на Сириуса испепеляющий взгляд.
— Ты ведь знаешь, что я не знаю, что это значит.
— Ну, я не знаю, Люпин, — хмыкнул Сириус. — Ты же столько всего читаешь в последнее время. Приятно узнавать, что в чём-то я всё ещё тебя превосхожу.
Ремус фыркнул, снова опуская взгляд на свои конспекты. Сириус, будто не желая упускать его внимание, быстро продолжил:
— Двадцать Восемь Неприкосновенных — самые чистокровные из всех чистокровных. Последние «незапятнанные» семьи.
Ремус наградил Сириуса ещё одним убийственным взглядом.
— Это их слова, не мои! — торопливо заговорил темноволосый мальчишка, поднимая руки вверх. — Ты же знаешь, я не верю во всю эту чушь про чистоту крови.
— Ну да, — поднял бровь Ремус. — А Блэки, вероятно, в этом списке самые первые?
— Вообще-то, — ответил Сириус, пряча во взгляде смешинку, — первые Абботы. Там алфавитный порядок.
Ремус простонал и вернулся к своим конспектам по Зельеварению.