Ремус никогда бы не признался, но ему даже нравились экзамены. Уроков не было целых две недели, и пока все остальные метались туда-сюда как сумасшедшие, Ремус вообще не переживал.
Зато переживали его однокурсники. Лили Эванс подкарауливала людей в библиотеке или гостиной и заставляла гонять её по гоблинскому восстанию восемнадцатого века. Питер, казалось, постоянно бубнил что-то себе под нос, заламывая руки. Марлин Маккинон и Мэри Макдональд, гриффиндорские первокурсницы, которых Ремус старался избегать, всё время срывались на истерический смех. Джеймс и Сириус стали ещё больше хорохориться; они то и дело взрывали бездымные петарды в коридорах и накладывали исчезающие чары на чужие сумки в библиотеке. Ремус не мог сказать наверняка, было ли это реакцией на всеобщую истерию, или так они выплескивали свою собственную тревожность.
Старшекурсники не выказывали никакого сочувствия к своим младшим товарищам. За последнюю неделю Фрэнк Лонгботтом раздал больше отработок, чем за весь год, и даже угрожал снять с Гриффиндора пятьдесят очков, если Джеймс и Сириус не прекратят левитировать чернильницы по всей гостиной. Ремус считал, что мальчишки ещё легко отделались, — Беллатриса Блэк однажды вечером по-настоящему прокляла половину Слизерина только за то, что те слишком громко болтали, пока она готовилась к ЖАБА. Несчастные не могли говорить три дня, — мадам Помфри пришлось обратно отращивать им языки.
Их первым экзаменом были Заклинания, и это дало Ремусу хороший старт. Всё, что нужно было сделать, это заставить кокосовый орех станцевать ирландскую джигу. Легкотня. Он, так же, как и Джеймс с Сириусом, справились на отлично, а вот кокос Питера поначалу никак не хотел шевелиться, а потом сразу же вырвался из-под контроля и, по итогу, свалился на каменный пол и раскололся.
Трансфигурация прошла так же удачно, хотя сам предмет был гораздо сложнее. Им нужно было превратить жука-рогача в перечницу. Справившийся с заданием за считанные минуты Сириус чуть ли не лопнул от гордости, когда Макгонагалл похвалила его, сказав, что на её памяти это лучший результат среди первокурсников. Перечница Ремуса тоже вышла неплохо, хотя всё ещё оставалась чёрной и блестела, в то время как Сириусу удалось сделать свою стеклянной. Джеймс попробовал наколдовать фарфоровую посудину, и у него, казалось, даже получилось, но когда Макгонагалл попыталась вытрясти из неё немного перца, она расправила крылышки и вылетела в окно, заставив Мэри и Марлин завизжать. У перечницы Питера даже спустя час так и не исчезли ножки и рога.
На Травологии и Истории Магии была только письменная часть. К собственному удивлению, Ремус сочинил самое длинное эссе в классе, — ему даже пришлось просить у Питера дополнительный листок пергамента. Сколько же всего, оказывается, можно сказать о гоблинских восстаниях! Зелья оказались проще, чем Ремус ожидал, — они должны были по памяти сделать отвар от бородавок. Чего-чего, а хорошей памятью его не обделило. Пусть ему и не хватало навыка зельеварения, Ремус прекрасно знал все ингредиенты и их пропорции, и этого было достаточно.
Всё время между экзаменами Ремус наслаждался последними крупицами свободы. Он либо бродил по замку, дополняя свою карту (когда был один), либо ел мороженое на берегу озера (если остальные были с ним). Не так давно он обнаружил коридор, из которого смутно пахло шоколадом. Это показалось ему странным, — кухня была далеко.
Дни стали гораздо теплее, и когда наступление июня ознаменовало конец экзаменов, мысли Мародёров вернулись в прежнее русло. А именно, — планирование шалостей.
— Это должно быть масштабным, — решительно высказался Джеймс. Он всегда оставлял бесполезные комментарии, ожидая, что кто-то другой выдвинет идею, которую он сможет одобрить. — Наше последнее дело.
— Не последнее, — ответил Сириус, пощипывая траву. — Мы вернёмся через два месяца.
— Вы может и вернётесь, — вздохнул Питер. — А я точно завалил все экзамены.
Джеймс поднял руку, словно отмахиваясь от тревог Питера. День разморил их так сильно, что сил на ободряющие речи ни у кого не осталось. Они праздно развалились на своём новом любимом местечке неподалёку от озера. Питер сидел в тени кустарника, прячась от солнца, — он был бледным и легко обгорал. Джеймс и Сириус сняли мантии и закатали рукава белоснежных рубашек, чтобы хоть как-то спастись от жары. Ремус просто лежал на солнышке, грея свои ноющие суставы. Он не снял мантию, поскольку та прикрывала его свежие раны. Место ему нравилось, — Гремучая Ива была позади, и им не приходилось смотреть на неё.
— У нас остались навозные бомбы? — спросил Ремус и, сощурившись, посмотрел на голубое-голубое небо. Потом он закрыл глаза, разглядывая выжженные на сетчатке солнечные узоры.
— Парочка завалялась. Но этого мало для наших масштабов.
— Уточни, каких таких масштабов?
— Громаднее простых навозных бомб, — ответил Джеймс, протирая очки. Он всегда так делал, когда думал. — Чтобы все поняли, что это мы.
— Все и так узнают, что это мы. Макгонагалл всегда узнаёт, — вставил свои пять копеек Сириус, поднимаясь и пуская «блинчик» по воде. Камушек пять раз отскочил от воды, — Сириус был в этом деле мастером. Он обладал той плавной грацией, что делала его больше похожим на зверя, нежели на человека. Ремуса это злило, — в конце концов, это он, а не Сириус, был не совсем человеком, но в изяществе он больше походил на червяка.
— Может, они подумают на Прюэттов, — отмахнулся Джеймс. — Они весь год дышали нам в спину.
— Ничто не сможет превзойти пикси! — Сириус занял оборонительную позицию. Он бросил ещё один камень. На этот раз длинное серебристое щупальце поймало камешек на четвертом прыжке и лениво бросило его обратно. Сириус хмыкнул.
— Признай, чесоточный порошок тоже был ничего, — пробормотал Ремус, прикрывая лицо рукой.
— Да! — с энтузиастом продолжил Сириус. — Нам нужно дать очки за смекалку.
— А помните дождевую тучу!? — подал голос Питер, которому тоже не терпелось вступить в разговор. Все тут же притихли. Ремус сел. Они не говорили об этом инциденте с самого января. Питер закусил губу, осознавая, что брякнул.
— Ну да ладно, — тряхнул головой Сириус, меняя тему. — Я пытаюсь сказать, что за этот год мы вчетвером наловили больше отработок, чем весь Гриффиндор вместе взятый. Чего ещё ты хочешь от нас, Джеймс? Чтобы мы подписали свои труды?
Он замахнулся, чтобы бросить ещё один «блинчик», но Джеймс вскочил и схватил его за плечо, заставляя уронить камень.
— Эй! — нахмурился Сириус. — Чего тебе?
— Именно! — подпрыгнул Джеймс от нетерпения. — Мы подпишем свои труды!
— Мы что? — покосился на мальчишек Ремус. Он пожалел, что так долго глазел на солнце. Теперь он ничего не видел, и начинала болеть голова.
— ПОДПИШЕМ НАШИ ТРУДЫ, — повторил Джеймс так, словно его слова имели смысл, а ребята просто не догоняли. Он нетерпеливо вздохнул. — Мы оставим свой след в Хогвартсе, буквально.
— Ты говоришь о порче школьного имущества, Поттер? — тёмная бровь Сириуса изогнулась, на его лице читался чистый восторг.
— Может и говорю, Блэк, — Джеймс тоже подвигал бровями, — в отличие от Сириуса, он не мог поднять только одну.
— Послушайте, что я Вам скажу, старина, — ухмыльнулся Сириус, переключаясь на вычурный аристократический говор.
— Что же Вы скажете, мой добрый друг?
— Я скажу, что это феноменальная идея.
— Блеск!
— Ещё бы!
Оба зашлись хохотом, а потом повалились на траву и стали бороться. Ремус и Питер переглянулись. Подобное случалось всё чаще и чаще: Джеймс и Сириус настолько погружались в общество друг друга, что напрочь забывали об остальных. Ремус пересел к Питеру.
— Ты понимаешь, о чём они? — спросил он коротышку. Лицо Питера раскраснелось, а лоб сморщился. Явный признак того, что тот глубоко задумался.
— Они хотят где-то написать наши имена. На стенах? — медленно произнёс он.
— Чего? — удивился Ремус. — Типа… нацарапать на камнях или что? Такое, по-моему, в жизни потом не уберёшь.
Сириус и Джеймс продолжали бороться. Джеймс был крупнее и обыкновенно побеждал, но Сириус не стеснялся грязных приёмчиков.
— А где ещё? — пожал плечами Питер. — Джеймс сказал, что это должно быть масштабно… Что ещё, кроме стен… хм… О-О-О! — он подпрыгнул. — Ребята! — пропищал он. — Я придумал!
— Ого! — Джеймс и Сириус тут же замерли. Джеймс зажал голову Сириуса под мышкой, а Сириус подцепил своей лодыжкой лодыжку Джеймса, готовый в любой момент опрокинуть их обоих. — Петтигрю, ты себя точно хорошо чувствуешь?
— Газон! — воскликнул Питер, расхаживая туда-сюда и продолжая рассуждать вслух, — У него огромная площадь, и ничего не нужно царапать… если мы используем зелье быстро-роста…
Ремус глубоко вздохнул. И почему все сегодня несли какую-то бессмыслицу?
***
Всё свелось к тому, что стремление Джеймса к дурной славе и отчаянное желание Питера проявить себя сыграли ключевую роль, — и в последний день учёбы, после наступления темноты, все четверо снова оказались на улице. У них ушло две недели на подготовку. Все эти дни мальчишки таскали необходимое из теплиц и учили различные заклинания изменения цвета. В то же время они узнали, что сдали экзамены, — все, даже Питер. Ремус был первым на курсе в Истории Магии и вторым в Заклинаниях (первой была Лили, которую Ремус старательно игнорировал).
— Ай! Это моя нога!
— Прости!
— Я ни черта не вижу.
— Потому что ночь, идиот.
— Ай! А это
моя нога!
— Может уже снимем мантию?
— Да, наверное…
Из башни они притащили тяжеленный мешок с семенами гортензии. Ну, тащили только Ремус и Питер. Джеймс и Сириус взяли на себя почётную роль проводников.
— Ага, — кивнул Джеймс, уперев руки в боки, — Так что мы решили, пишем «от» или «с любовью»?
— «От», — сказал Питер.
— А мне нравится «с любовью», — парировал Сириус.
— Ну, ещё бы тебе не нравилось с любовью, Блэк, — Джеймс игриво взъерошил Сириусу волосы, от чего тот тут же отпрянул и скорчил кислую мину. — Любовь так любовь. Ну-ка, господа, за работу!
Спустя час они опустошили мешок. Ремус заканчивал работу, следуя по дорожке из семян и разбрызгивая зелье быстро-роста.
— Мы точно написали всё правильно? — Джеймс почесал затылок, ещё больше взъерошив волосы.
— Ну, уже поздно что-то менять, — ответил Сириус, вытирая пот с лица. — Так, давайте быстрее, солнце вот-вот взойдёт, — он указал на небо, которое начинало розоветь.
— Заклинание, быстро!
— Я уже всё сделал, — сказал Ремус, выливая последние капли зелья. — Когда семена были ещё в мешке.
— Молодчина, Люпин! — Сириус похлопал его по плечу. — Я всегда знал, что ты у нас самый здравомыслящий.
Это я-то?! — подумал про себя Ремус.
— Давайте пока не будем возвращаться, — предложил Джеймс. — Может, посмотрим рассвет?
— Мерлин, — рассмеялся Сириус. — Да ты у нас «сладенький».
Однако они остались и с трепетом наблюдали, как пылающее оранжевое солнце выплыло из-за горизонта, разбрызгивая по озеру золотые искры, а затем стало бледнеть, поднимаясь всё выше и выше по такому-же бледнеющему небу.
— В следующем году будет ещё лучше, друзья мои, — ухмыльнулся Джеймс, в его очках отражалось ещё одно солнце. Он обнял за плечи Питера и Сириуса. Ремус стоял немного в стороне, довольный тем, что просто находится рядом с ними.
Они возвращались в башню со странным чувством, чуть не забыв спрятаться под мантией. Питер и Джеймс снова попытались уснуть, но Ремус не мог. Во-первых, Сириус наконец-то начал паковать чемоданы, — он неделю оттягивал это дело, и теперь шумно и небрежно бросал свои вещи в сундук из красного дерева. Как и на многих других вещах Сириуса, на нём была выгравирована змея.
Во-вторых, Ремус просто не хотел засыпать. Его последние часы в Хогвартсе утекали сквозь пальцы, и он не желал тратить их на сон. Он сидел на подоконнике и наблюдал, как разрастается их творение на лужайке. Семена уже принялись, и ростки всё быстрее тянулись к солнцу, переплетаясь и извиваясь, как в каком-то научно-фантастическом фильме.
— Выглядит замечательно! — воскликнул Сириус, тоже выглядывая в окно. Видимо, он уже закончил собираться, но Ремус очень сомневался, что сундук закроется.
— Мне всё ещё кажется, что надо было писать «сдесь», а не «здесь», — сказал он.
— Ну ты и грамотей, Люпин, — зевнул Сириус. — У меня даже сердце заболело. —Он лениво потянулся и упал на ближайшую кровать (которой оказалась кровать Ремуса), сворачиваясь калачиком.
Некоторое время Ремус смотрел на него с подоконника. С закрытыми глазами и нежным солнцем на щеках, Сириус выглядел мягче и моложе. Ремус провёл целый год, обожая его и Джеймса; обожая то, какими неукротимыми они были, какими смелыми. Но в конце концов, все они были просто детьми. И неважно, насколько зрелищным они сделали своё финальное «до свидания», оно всё ещё оставалось прощанием и не могло задержать завтрашний поезд. Поезд, который заберёт Ремуса обратно в Святой Эдмунд, а Сириуса домой, где бы он ни жил, — в дом, где на него кричали портреты, и где его семье было всё равно, что их сын стал лучшим в Трансфигурации.
Ремус снова посмотрел в окно, прижимаясь лбом к прохладному стеклу и тяжело вздыхая. Их творение и правда было зрелищным; им всем стоит гордиться. МакГонагалл точно закатит истерику, а Дамблдору, наверное, даже понравится. Нет никаких причин грустить, — это всего лишь два месяца.
Гортензии наконец-то расцвели. Сердце Ремуса пропустило удар. Цветы вспыхивали внизу один за одним, ярко-красные и сияюще-золотые, — цвета Гриффиндора, — складываясь с кривовато выведенное послание.
ЗДЕСЬ БЫЛИ МАРОДЁРЫ!
