***
Мадам Помфри вылечила его за считанные секунды с помощью обратного заклинания, но вся ситуация её жутко разозлила. — Кто это сделал? — спросила она. — Я хочу знать, если это Поттер или Блэк. Я говорила Минерве, что отпускать тебя на Рождество — это плохая идея. — Почему именно я не должен ехать? — возмутился Ремус. — Сириус едет! — У мистера Блэка нет твоих ограничений. — Но мы едем только завтра, полнолуние уже закончится, это самое безопасное— — Я забочусь о твоём здоровье, Ремус! Ты очень слабый— — Я не слабый! — снова стал закипать Ремус. — Конечно нет, милый, — сказала она, особо его не слушая. — А теперь посиди-ка тут тихонечко, хорошо? Ты уже завтракал? Мадам Помфри заставила его провести в больничном крыле целый день. Сама она готовила новое зелье, которое, в теории, должно было облегчить его превращение. Было не так уж и плохо, — Ремус валялся в пижаме и читал одолженные у медсестры книжки, — но он всё равно ощущал себя каким-то инвалидом. Его лицо всё ещё покалывало, хотя отёк заметно спал. Добротное проклятие, нужно попросить Сириуса научить и опробовать потом на Снейпе. Около часа дня, сразу после обеда, пришли Джеймс и Сириус. — Накладывать проклятье на своего товарища по факультету! — с порога накинулась на них мадам Помфри. — Да что там, факультету, комнате! В моё время за такое пороли! И я знаю, что вы знаете о его положении, профессор Макгонагалл мне всё рассказала! И даже это не прибавило вам ума! Джеймс рассыпался в извинениях, а Сириус, который обычно даже ухом не вёл в ответ на грязные ругательства матери, опустил голову и выглядел невообразимо пристыженным. Как потом понял Ремус, этого мадам Помфри и добивалась, потому что сразу после она впустила мальчишек в его палату. Они встали в ногах его постели, словно на похоронах, и уставились в пол. — Ремус, прости нас, пожалуйста, — начал Джеймс. — Ты ничего не делал, — цыкнул языком Ремус. Джеймс пнул Сириуса, и тот тоже поднял голову. — Прости меня, Ремус. На его левой щеке, чуть выше скулы, налился тёмный синяк, а глаза выглядели подозрительно красными. Плакал, что ли? От этой мысли Ремусу стало некомфортно. Он покачал головой, весь его гнев куда-то улетучился. — Я первый начал. Прости, что ударил тебя. — Прости за кричалку. — Прости, что у тебя кошмарная мать. — Прости, что ты оборотень. Оба рассмеялись, и обиды были тут же забыты. — Тебя отпустят? — спросил Джеймс. — До полнолуния ещё есть время. — Вряд ли, — ответил Ремус. — Она хочет опробовать какое-то новое зелье. — Так есть лекарство?! — Нет, — быстро исправился Ремус. — Это просто… Не знаю, думаю, чтобы облегчить мне превращение. Оба товарища непонимающе посмотрели на него. Ремус неловко поёрзал на месте. — Это, наверное, как обезболивающее. Магловское на мне не работает. — Так тебе больно? — спросил Сириус, склоняя набок голову. Стоило воцариться миру, как он тут же вернулся к рассматриванию Ремуса под микроскопом, как какую-то интересную козявку. — Ну да, — нахмурился Ремус. Он думал, что прожив всю жизнь среди волшебников, они знали больше него, поэтому неосведомленность Сириуса его удивила. Они не знали о его боли, хотя боль была единственной вещью, которую знал он. Долгое, долгое время. Оба, Джеймс и Сириус, вызвались остаться с Ремусом в больничном крыле до полнолуния, чему он был несказанно рад. Они сыграли пару партий во взрыв-карты, после чего мадам Помфри строго приказала им вести себя потише, поэтому они переключились на плюй-камни. Вечером никто из них не пошёл на ужин, вместо этого мальчишки съели ту же самую больничную еду, что и Ремус. Для них этот вечер не был чем-то особенным, — Джеймс и Сириус проводили время так же, как и в любой другой день; больничная койка была просто продолжением их спальни. Для Ремуса этот вечер был всем, — для него это время обычно проходило в тревоге и одиночестве. Это было самое близкое к семье, что Ремус мог себе представить. В конце концов, их разогнала пришедшая за ним Макгонагалл. Ремус шагал в хижину с улыбкой на губах и смехом, всё ещё звучащим в ушах. Зелье мадам Помфри не дало никакого эффекта, но всё же, стерпеть это превращение Ремусу оказалось чуточку легче.***
На следующее утро Джеймс и Сириус заявились с первыми лучами солнца. Ремуса только недавно принесли обратно в замок, и теперь он дремал на больничной койке. Лицо болело, и на этот раз — не из-за проклятья. На прикроватной тумбочке, стеклом вниз, лежало зеркало, но Ремус был слишком изнеможён, чтобы посмотреть. Он проснулся от резкого вздоха, кто это был — Джеймс или Сириус, — он не понял, но стоило ему открыть глаза, как выражение лиц обоих мальчишек тут же сменилось наигранной беспечностью. — Всё хорошо, приятель? — спросил Джеймс с той полуулыбкой, с которой обычно обращаются к детям. — Хорошо, — прохрипел Ремус, подтягиваясь в сидячее положение. Он взял тяжёлое зеркало и посмотрел. Оу. Благодаря стараниям мадам Помфри, порез наполовину зажил, но даже так выглядел пугающе. Он был покрыт грубой чёрной коркой, с раздражённой красной кожей по краям. Порез тянулся от внутреннего уголка одного глаза, по диагонали пересекал спинку носа и заканчивался посередине другой щеки. Ремус мало, что помнил, но это выглядело так, будто он пытался раскроить себе лицо. — Моё прекрасное личико, — сказал он со слабой улыбкой, пытаясь пошутить, но в его груди зрел ужас. Теперь все узнают. До этих пор он мог прятать свои самые страшные шрамы под одеждой, но теперь он понял, что удача в любом случае рано или поздно покинула бы его. — Всё не так плохо, — поспешил успокоить его Джеймс. — Отвечаю, он очень скоро заживёт… — Как ты… — начал Сириус, но в этот момент в палату ворвалась мадам Помфри. — Опять вы! Мальчишки испуганно шарахнулись в сторону, тем самым выказывая медсестре больше почтения, чем когда-либо той же Макгонагалл. Помфри задёрнула шторы прямо перед их лицами. — Ты уже посмотрел? — обратилась она к Ремусу гораздо более мягким тоном. — Знаю, что выглядит не очень, но шрам побледнеет, как и все остальные. К новому году будет практически не заметно. Ремус ей не поверил. Даже самые старые шрамы на его теле были ещё как заметны. Медсестра внимательнее всмотрелась в порез, после нанесла на него прозрачную мазь. — Возьми с собой, — сказала она, передавая ему баночку. — Наноси два раза, утром и вечером. Ещё болит? Ремус покачал головой. Медсестра недоверчиво прищёлкнула языком. — Даже если так. Будет немного чесаться, пока заживает. Может, попробовать подстричь тебе ногти в следующий раз? Хотя, я думаю, когти всё равно появятся. — она вздохнула с раздражением. — Скорее всего, твоё лицо чесалось даже после того, как мы убрали припухлости. — Пусть, — отмахнулся Ремус. Он прекрасно знал, что его друзья были прямо за шторкой, и хотел поскорее отвязаться от медсестры. — Можно я уже пойду? Я нормально себя чувствую. — Может, лучше немного поспишь? — Нет, — Ремус яростно затряс головой, — Я проголодался, хочу пойти на завтрак. Он знал, что это сработает; мадам Помфри вечно пыталась его накормить. — Ну, ладно. Одевайся и беги. За завтраком Сириус не проронил ни слова, оставив Джеймса и Ремуса самих по себе, — ни один из них, к слову, не был хорош в разговорах. Наевшись, они отправились наверх собираться, потому что оба, Сириус и Ремус, отложили это дело напоследок. Джеймс, не в силах смотреть на этот кошмар, пошёл к Макгонагалл проверить, всё ли готово, оставляя мальчишек наедине. Ремус уложил в чемодан пару вещей, — подарки он не подготовил и взял с остальных слово ничего ему не дарить. Это было нечестно. Кроме крошечного свёртка от Матушки, который она прислала заранее, больше подарков не предвиделось. Он бросил сверху немного магловской одежды: остальные, наверное, носили дома мантии, но у Ремуса была только его школьная («его» тоже стояло под вопросом, он не был уверен, что на самом деле владел какой-либо из своих вещей). Закончив, Ремус обернулся и обнаружил Сириуса, стоящего за его спиной. Выглядел он даже хуже, чем днём ранее. — Что такое? — удивлённо спросил Ремус. — Это из-за меня, — ответил он подозрительно безжизненным голосом. — Я слышал Помфри. — А? — Твоё лицо… Из-за проклятия ты расчесал его, когда обратился… — А, — Ремус неосознанно тронул щёку. Сириус отвёл взгляд. — Это не совсем твоя вина, — неловко произнёс Ремус. — Я имею в виду, что я и без того всё раздираю. Это случилось бы рано или поздно. — Зачем ты это делаешь? Сириус уже спрашивал это однажды, когда разглядывал его старые шрамы. Только на этот раз он явно понимал, о чём спрашивает. Только ответа у Ремуса всё так же не было. — Не знаю, не помню. — Вообще ничего? — Не совсем. Я знаю, что чувствую голод, — так, будто всю жизнь не ел. И злость. — Из-за чего? — Не знаю, — покачал головой Ремус. — Просто злость. — Мне так жаль, Ремус, — Сириус снова погрустнел. Ремус больше не мог этого выносить. — Мерлин, да заткнись ты уже, — шутливо сказал он. — Ты бы ни секунды не думал, чтобы наложить проклятье на Джеймса или Питера. — Да, но ты… — Молчи, — оборвал его Ремус, боясь окончания этого предложения. — Пожалуйста, не обращайся со мной так, словно я больной, или просто другой, да что угодно. Это всего одна ночь в месяц. Если я тебя бью, тебе можно проклинать меня, договорились? — А ты планируешь ударить меня ещё раз? — казалось, Сириус вот-вот расхохочется. Ремус бросил в него носок. — Только если ты не разберёшься с этими долбаными кричалками.***
Летучий порох оказался детским лепетом по сравнению с ломающимися ежемесячно костями, поэтому Ремус так и не понял, к чему был весь сыр-бор. Он вышел из камина прямиком в гостиную Поттеров вслед за Джеймсом. Пока Ремус наскоро отряхивал сажу с плеч и сходил с каминного коврика, оставляя место для Сириуса, Поттеры уже втянули Джеймса в свои крепкие объятия. И мистер, и миссис Поттер оказались немного старше, чем представлял себе Ремус, но у обоих были добрые, жизнерадостные лица с чертами, в которых ясно читались черты их сына. Волосы мистера Поттера были белее снега, но при этом торчали в разные стороны, прямо как у Джеймса. У миссис Поттер была обезоруживающая улыбка и добрейшие карие глаза. Они оба обняли Сириуса, в то время как Ремус отшатнулся в сторону, чувствуя себя не к месту. Наконец-то, миссис Поттер с улыбкой повернулась к нему. К счастью, она не стала его обнимать, очевидно заметив его дискомфорт. Вместо этого она нежно кивнула ему: — Привет, Ремус, мы о тебе наслышаны, я очень рада, что ты празднуешь Рождество вместе с нами. Ремус неловко улыбнулся в ответ и не произнёс ни слова. Но ему было и не нужно, — Джеймс и Сириус тут же облепили мистера Поттера, который со своим озорным взглядом и сам выглядел, как мальчишка, и завалили его вопросами. Гостиная, — по крайней мере, Ремус решил так, увидев три дивана, — была самой огромной из тех, что ему доводилось видеть. Сквозь высокие окна в комнату мягко падало зимнее солнце и оставалось лужицами света на полированном деревянном полу. В углу сияла серебром шикарная ёлка, окруженная горой разноцветных подарков. Под потолком и вдоль стен были развешаны бумажные цепи и растяжки, и даже двигающиеся портреты были окружены горящими огоньками. Пока их вели по дому («Ради всего святого, Флимонт, дай мальчикам убрать свои вещи прежде, чем втащишь их в то, во что ты там планируешь»), Ремус успел разглядеть, что каждая комната, даже коридоры, были украшены гирляндами, мишурой и сотнями маленьких праздничных открыток. Должно быть, Поттеры и правда были очень известны. Богаты были точно, — широкая лестница из красного дерева вела вверх ещё на целых три этажа. Комната Джеймса оказалась достаточно большой, чтобы вместить их всех, — места было больше, чем в их спальне в Хогвартсе. Посередине, на четырёх столбиках, стояла двуспальная кровать, но больше всего Ремуса удивило наличие ещё четырёх таких же огромных спален, причём абсолютно пустых. Сириус сразу же занял ту, что рядом с комнатой Джеймса, поэтому Ремус оставил свои вещи в другой, гадая, какого это — спать одному первый раз в жизни. — Ребятишки, идёмте! — послышался с первого этажа громогласный клич мистера Поттера. — Сегодня пол дня шёл снег, а я достал санки!