***
Разговор между людьми, которые никогда в жизни друг друга не знали, а видели только раз в жизни, во время предоставления должности технолога совсем ещё юному безымянному мальчишке, был настолько максимально сжат и лаконичен, что те кто их могли прослушивать не за что в жизни не смогли бы догадаться, что речь шла о встрече у предместья Понтфиката, со стороны железной дороги. Собеседники пользовались особым речевым приёмом технологов, так называемом инстинктивном логосе, который предусматривал образования новых слов со стороны каждого коммуницирующего, но при этом не разу не искажал сути содержания, не давая понять о чем говорят собеседники обычному обывателю. За это тоже не любили в Курии контору «служащих». Ещё мгновенье и технолог сидел за рулём специально обустроенной самоходной повозки, которая позволяла при помощи пара воспроизводить в движение два передних колеса, двигаясь при этом со своростью, сопоставимой со скоростью транснационального паровоза. I завернул в район Андерстаут, где начиналась магистраль для самоходных видов транспорта, предназначенных исключительно для пути по направлению в Понтификатский анклав. Она располагалась вдоль железной дороги и была так же ограждена решетчатым забором высотой в четыре метра под высоким напряжением. Транспорт технолога добрался до специально обозначенного приёмного пункта, у которого был въезд на магистраль. Подъехав к вратам комрад, не выходя из машины, вытащил из кармана три золотых тайлера — невиданную роскошь для многих жителей не только субкоролевства, но даже большой части населения самой столицы, просунул их в окно и поочерёдно закинул в приёмный автомат. Деньги были приняты, а врата тут же распахнулись настежь. И наш герой на всех парах в прямом смысле этого выражения понёсся к предместьям Понтификата. По дороге I вновь обратил свои мысли к незнакомцу Ромусу Мезаресу. Пересматривая документацию о санкционированных чумных Виннерхайма он никак не мог найти этого человека в этих списках и это было невозможно. Потому как, в законах Мироса «чумные», проживающие в столице не имеют право не быть на учёте в районных администрациях, а въезд и выезд в сам Виннерхайм строго по пропускам, санкционированным под личную подпись главного помощника мэра Мироса. А по учётным картам тридцатилетней давности (именно такой возраст был установлен медиками в психодиагностическом отделе) и до сегодняшнего дня человек с именем Ромус Мезарес не фигурировал. А имя этого человека было взято конечно же с его собственных слов во время допроса с методом устрашения шестой и седьмой степеней. То есть иными словами ошибки не могло быть и этот «лишний человек» умудрялся скрываться от мультиучётной административной системы Мироса целых тридцать лет. И этот факт снова мог лечь тенью на организацию «Служащих Машине». Сопоставляя все известные факты у технолога непроизвольно стало сосать под ложечкой, а дышать стало тяжело, словно его кто-то держал за горло стискивая пальцы всё сильнее. «Кольцо сжимается, комрад I, кольцо сжимается…» — сказал про себя технолог.Глава 5. Следствие и учёт
29 января 2021 г. в 17:52
В конце недели ситуация с историей несанкционированных технологий из Виннерхайма, ситуация так и не разрешилась, а после утилизации последних участников вопросов даже не уменьшилось и дело стало заходить в тупик. Из материалов дела можно было прийти к выводу, что у каждого из бывших участников данного дела была своя версия происходящего, которая разнилась с показаниями других участников дела, а некоторые показания даже шли в разрез с остальными. Материалы визуальной психодиагностики тоже не дали внятных результатов. Кроме информации, что все были напуганы и не понимали что вокруг происходит у ведущих дело технологов больше ничего не имелось.
В ночь пятого на шестой день недели I сидел в четырёх глухих стенах кабинета, в котором позволялось сидеть с одной ручкой и блокнотом. Всё остальное должно было держаться в голове. Самое главное, что его заботило было даже не делом без внятного решения и обнаружения виновных, а сохранность и реабилитация в психодиагностическом отделе «Служащих Машины» единственного выжившего из всех «чумных» Ромуса Мезареса. Этого человека технологу I удалось вырвать из цепких зуб системы в самый последний момент, когда тело чумного находилось в печи отдела утилизации. Конечно можно было подумать, что упомянутый Ромус Мезарес мог скорее всего быть однофамильцем или даже случайной жертвой обстоятельств, но служащего смущал именно то вопиющее совпадение, когда человек с фамилией чумного в день накануне фигурировал в документе, упущение которого грозило независимому существованию всей их структуры.
И это как раз не давало покоя I. Он погрузился в глубокие раздумья. С помощью своих высокотехнологичных очков и свойственной всем технологам фотографической памяти ему удалось сгенерировать и визуально отобразить перед собой все детали последней встречи с Q. Эта встреча тут же была визуально отображена в окулярах, поначалу в туманном изображении, а через несколько минут в более четком. Эту встречу он перематывал по нескольку раз и знал наизусть каждую фразу, воспроизведённую его собеседником при помощи жестов. И вот он достаёт из той самой папки, в которой был вложен рапорт подчинённого вот этот конверт с тем самым документом — письмом на регенство. Небывалая вещь. Об этих так называемых «письмах счастья» по всему союзу ходили легенды и только трём представителям «служащих» за всю историю структуры было суждено видеть воочию подобный документ. Одним из этих трёх теперь мог смело себя считать сам I.
Технолог сосредоточился ещё сильнее. Документ был увеличен в несколько крат раз. Благодаря хорошим знакомствам у I были окуляры последней модели, что позволяло рассматривать объекты с самых разных сторон в трёхмерном пространстве. Рассматривая все реквизиты, стараясь даже ментально нащупать материал, из которого был изготовлено письмо и обследовав сам почерк с печатью со всеми предыдущими известными образцами писем на регенсво технолог пришел к глубокому убеждению, что все письма имеют одну и ту же идентичность и были исполнены одной и той же рукой (даже письма столетней давности). Этот вывод довольно сильно впечатлил технолога, но не настолько, чтобы тот испытал физический дискомфорт или нервозность. И это было известно только ему, и должно будет известно примерно через месяц после отправки на экспертизу письма. Теперь I понимал, что все обстоятельства были подведены именно к тому, чтобы на дело о письме на регенство был назначен именно он. Но, в таком случае ему было необходимо было убедиться, нет ли во всём этом тёмной руки интригана Q, с чьей подачки он чуть не поехал обратно на край Мироса, в те дикие места.
Для такого старожила технолога «служащих», как он было очевидно, что архитектура прежних отношений внутри структуры и вне её начинала постепенно рушиться. И по большому счёту таких опытных и самостоятельных технологов, как он сам оставалось довольно немного. Подавляющее большинство теперешних служащих технологов были довольно примитивного мышления, так как им привили любовь к роскоши и жажду лёгкой наживы, поощряя предательство и разврат, тем самым развращая коллектив. Архитектура власти в самом Миросе начала концентрироваться всё больше в руках Понтификата. Былая автономизация всех структур, не считая «Служащих Машине» стала ущемляться и поэтому сам I был настроен на поиск независимо мыслящих союзников не только в своей системе, а и за её пределами.
В этот самый момент, нежданно на внутреннюю связь непосредственно I раздался звуковой сигнал входящего звонка, слышимый исключительно хозяину электронного устройства в виде провода, торчащего из уха. На дисплее окуляров он обнаружил значок шифровой связи и сохранённый номер человека, который казалось бы никогда не мог связаться с рядовым технологом. Подписант входящего звонка был никто иной, как «Кардинал Брутиус».