Лихие временные петли и их Последствия

Драко не оборачивался, продолжая пялиться на лицо Поттера, обещающее все кары мира, но кожей чувствовал, как все вокруг подобрались, оживились, и на них посыпался целый град бессмысленных вопросов. Поттер выглядел жалко. Он смотрел за спину с выражением ужаса и метался глазами от одного лица к другому, осознавая безвыходность положения. Поток переспрашиваний и уточнений от Грейнджер прервался довольно громким возгласом от Уизлетты: — И ты собирался бросить нас?! — Да, Гарри, какого черта?! Мы твои друзья или как? — Уизел, видимо, ошалел от этой мысли даже больше, чем от самого Маховика. Хотя, он же лучший друг вечно-проблемного Поттера, и везде таскается вместе с ним — должно быть, повидал уже всякого, и Маховиков Времени, возможно, тоже немало. Поттер тискал свои волосы, топорща их еще больше, хотя Драко и сомневался в такой возможности, и пытался отговорить своих ручных самоубийц: — Нет, я не бросаю вас, а пытаюсь обезопасить! Вы ведь и так рисковали из-за меня! Я не хотел, а вы пострадали! Вам теперь стоит держаться от меня подальше. Я вам говорил, а вы не послушали. И вот, к чему это привело! — К тому, что ты жив? — звонкий голос раздался настолько неожиданно и будто бы из ниоткуда. Драко сделал резкий разворот и внезапно обнаружил "Полоумную" Лавгуд с Когтеврана. Что эта тихая и необщительная Когтевранка забыла среди львов, Драко так и не удалось понять в тот день. Возможно, она была чьей-то подружкой, скажем, Поттера. У него ведь уже была Когтевранка? Странно, с его-то интеллектом, конечно, но противоположности притягиваются? Поттер, к слову, являл собой явственное доказательство плохой сочетаемости с Когтевраном — он стоял, раскрыв рот, и пялился на Лавгуд. После ее реплики внезапно все замолкли, но саму Луну это, кажется, ничуть не смущало. Разве у Грифов не принято подавать неприкрытую правду на блюдечке с золотой каёмочкой? — Да, Гарри, — подала голос Уизлетта, тряхнув рыжей гривой, – если бы не мы, ты бы погиб. Признай это. — Как бы крут ты ни был, Гарри, это правда. Мы нужны тебе. — не переставая хмуриться, что делало его круглое и светлое лицо довольно устрашающим, сказал Невилл. — Да и не надеялся же ты, что я отпущу тебя погибать одного. Все равно в итоге мне пришлось бы лезть за твоей неудачливой задницей. — Уизел оказался чуть более сообразительным, чем о нем можно было подумать. Возможно, он был не только подпевалой, но и настоящим другом Поттеру, что сильно озадачивало. — Поверить не могу, что соглашаюсь с Уизли, но тебе стоит задуматься, Потти, как долго ты протянешь без них. — протянул Драко, наслаждаясь сменой эмоций на лицах вокруг, которую сложно было бы описать культурно. — То есть, никого не волнует, что это незаконно, опасно и попросту глупо? — Грейнджер влезла, разрушив сложнейший умственный процесс Поттера. — НЕЗАКОННО??? — взорвался Гриф ни с того ни с сего, — А когда вообще что-либо в нашей жизни было законно?!! Как насчёт убийства Сириуса?! Пытки Амбридж?! А приводить эту розовую жабу кентаврам — просто кошмар как законно было! — Поттер все орал и орал, размахивая руками, и кажется, вымещал всю боль и злость, что накопилась в нем за эти сутки. Драко, к собственному ужасу, почти сочувствовал припадошному идиоту, но не признаваться же ему в этом! Что скажет отец, когда он его спасет? Позор. Драко не имел понятия, почему этому очевидно буйному и травмированному психу не обеспечили уже колдолегиллимента. Однако очевидно, что эту истерику срочно нужно прекращать любыми манипуляциями — стекла на окнах уже слегка задрожали. Помереть от стихийного выброса магии Поттера — самая ужасная гибель, что только мог себе представить уважающий себя Малфой.

***

Гарри мог раздражаться на свою подругу из-за оригинально названного ГАВНЭ, или из-за ее стремления к следованию свода школьных правил, но так он не злился на нее никогда. Их спор продолжался, уже, казалось, целую вечность, а аргументы у всех были одни и те же и повторялись по кругу. — Я не могу оставить Сириуса в этой арке! — орал Гарри в сотый раз. — Сириус мертв, Гарри, ты же видел, как и я… — тихо, твердо и неизменно вставлял Невилл. — Он. Не. Мёртв! Я видел красный луч, это была не Авада! — не сдавался Гарри. — Есть сотни проклятий, которыми можно убить, помимо Авады, ты же знаешь, мальчик. — утверждала Тонкс непривычно вяло. — Он мог выжить! — упрямо доказывал Гарри. — Эта штука не изучена до конца, мне отец рассказывал, что до сих пор Невыразимцы не могут понять, что именно она делает с человеком. — гнул Рон, насупившись. — Именно поэтому я не могу его оставить там! — кричал Гарри в отчаянии снова. — Мы все тебя понимаем, Гарри, но мы не можем просто взять и нарушить временной континуум прямо в Министерстве Магии! Там сотни мощных магических артефактов, все может пойти не так в любой момент. Сириус был жив последние два года только благодаря нашему путешествию во времени, куда меньшему по размеру, он уже представляет собой некую ошибку, все эти два года он, с неисчислимой вероятностью, тянул за собой пространственно-временную петлю. Никто, даже лучшие специалисты, не смогут теперь ответить, что произойдёт с временной нитью, если он всё-таки вернется. Не говоря уже о том, что мы нарушим полмиллиона магических законов. Закон, Гарри — это тебе не школьные правила. За такие вещи можно отправиться на поцелуй дементора. — твердила свои умные, правильные и неоспоримые аргументы Гермиона, иногда используя слова, от которых голова у Гарри шла кругом, хоть подруга и старалась максимально смягчить ему понимание. Гарри действительно понимал и осознавал, насколько опасным и рискованным будет это путешествие, насколько серьёзнее и непредсказуемее, чем то, что они совершили в его тринадцать. Однако на все сложные и увесистые аргументы Гермионы у него был лишь один: Сириуса. Нельзя. Бросить. Все. Здесь не было правых и виноватых, здесь давно уже была только цель, и Гарри упёрто к ней стремился, что бы они ни говорили. — У нас есть мощный маховик и Малфой, который утверждает, что умеет им пользоваться. — уже почти рычал он, загнанный в угол друзьями и обстоятельствами. — Вот кому-кому, а Малфою доверять жизни своих друзей я точно не собираюсь! Он в любой момент может напасть со спины! — звонко отбивала Джинни, стреляя яркими глазами и еще больше разжигая пламя внутри Гарри. — Вот поэтому я иду один. А вы ждёте меня здесь. — шипел он практически на парселтанге, едва сдерживая бушующий шторм. — Ты такой смешной, Гарри — думаешь, что сможешь не погибнуть совсем один-одинешенек? Дракончик — спору нет — чудесный лекарь и добрый мальчик, и вы отлично сойдетесь, но кто знает, какие тайны поджидают тебя на границе Времён… — певуче рассуждала Луна. Гарри удержался от соблазна полюбоваться на выражение лица Малфоя после этакого заявления, лишь из страха, что может случайно приколотить его. Однако какой же бред она несёт! Будто ему есть дело до этих глупостей сейчас... Его стихийная магия вырывалась наружу, стекла звенели и трескались, и он тяжело дышал, стараясь ни на кого не смотреть, чтобы не навредить. Все находящиеся в палате наперебой пытались успокоить его, их голоса сливались в одну безумную какофонию звуков, и добил Гарри окончательно тихий и вкрадчивый голос Малфоя: — Так и будешь позволять своей саблезубой няньке командовать тобой, Потти? Она, может, и хороший выбор, но не настолько же, чтобы так прогибаться. Когда пальцы взревевшего Гриффиндорца уже почти сомкнулись на Хорёчьей шее, Малфой вдруг, спокойно, как удав, словно они не находились посреди бушующего шторма, вызванного стихийной магией человека с явными намерениями его убить, произнес: — Я понимаю, что это достаточно сюрреалистично — говорить об опоздании в контексте работы с Маховиком Времени, но все же. Эта чудная штучка переносит только на сутки, и если мы не поторопимся, то можем опоздать к моменту битвы. Внутри Гарри словно щелкнул выключатель, и шумный ветер, наполняющий палату, прекратился.