Пора возвращаться домой

За последние пять минут я для себя чётко и раз и навсегда запомнил две вещи. Во-первых, Рем в интеллектуальном плане превосходит большинство моих старых знакомых вдесятеро. Потому что тень удивления, на секунду мелькающая в его глазах при виде моей рожи в знакомом ему со школы зеркале, испаряется так же быстро, как и появилась — и он спокойно выпрямляется, делая вид, что разглядывает что-то на столе и под ним. А затем и вовсе отворачивается к шкафу и методично изучает полки как ни в чём не бывало. До этого момента я боялся даже подумать, друзья ли мы всё ещё или он ненавидит меня так же сильно, как и почти весь остальной мир. И до сих пор не знаю правильного ответа на этот вопрос. Но эти действия как минимум означают, что он даёт мне возможность решить всё самому, а не выбирать из оставшихся вариантов, которых, прямо скажем, было бы не особенно много: либо срочно сдать Рему происходящее, объяснив ему всё до последней детали, либо… Либо, возможно, быть пойманным министерством из-за сообщения о том, что я жив. Волна благодарности, затапливающая меня, могла бы быть высотой с Хогвартс, существуй она на самом деле. Ну и вторая вещь, понимание которой вызвало у меня бурю эмоций — Снейп не такой уж и внимательный, каким хочет казаться. Потому что на слова и действия Лунатика он реагирует совершенно обычно. В смысле, не кидается заклятьями и даже не проявляет недовольство. Просто проходит мимо стола, достаёт с полки шкафа длинный узкий флакон из голубого стекла — и всё это практически бесшумно, подумать только, — и отдаёт его Рему, при этом даже не съязвив. И не заметив меня, что самое главное. Обязательно потом спрошу об этом — у них обоих. Ужасно интересно, как так вышло, что они со Снейпом тоже в некотором роде сотрудничают. Но я не дурак и отказываться от предоставленного судьбой шанса не стану ни за какие посулы. Поэтому я осторожно перехватываю зеркало, стараясь не издавать ни единого звука и даже не дыша, чтобы не привлечь внимание, и переворачиваю медную раму амальгамой вниз. Связь прерывается. У меня есть пара минут, которые стоит выждать, пока Люпин уйдёт из подземелий, и тогда я постараюсь повторить этот безумный, в некоторых смыслах, поступок. Но сейчас я ложусь на пол прямо там, где сидел, и, по внезапному внутреннему желанию, беззвучно смеюсь. Так сильно, что спустя какое-то время чувствую, как по щекам пролегают мокрые дорожки, что делает веселье больше похожим на истерику или нервный срыв, но останавливаться на этом я не собираюсь. Мерлин, хорошо-то как. Может, однажды всё снова будет как раньше? За исключением того, что в этот раз лично я не собираюсь кого-либо травить. Даже Снейпа. Он заслужил уважение. Нет, но выглядит Луни, конечно, так себе. Я ведь совсем ничего не знаю о том, как он жил все эти годы, но выглядит друг весьма потрёпанно. Я и сам, конечно, не лорд сейчас, но… Может, однажды я смог бы… ну, не знаю… поддержать его. Возможно, даже позвать жить на площадь Гриммо — когда мы с Гарри освободимся от нашей общей проблемы и сможем туда вернуться. Если сможем. Всё-таки вместе веселее, а комнат в фамильном доме хоть задницей жуй — места всем хватит. Я рад увидеть его снова. Я даже не думал, как скучал по нему всё это время. К тому моменту, когда я наконец успокаиваюсь, прошло от силы полчаса, но на улице почти темно. Спальник, вынутый из тайника, отчего-то запорошен опилками, но это ерунда. Магический шар света, к счастью, всё ещё работает; я касаюсь его пальцами, ощущая мягкое тепло на ладони, и снова беру зеркало. В этот раз мне отчего-то не хочется ругаться. Странно, кстати, что агрессия, которая была со мной довольно часто, отступила именно сейчас…  — Северус Снейп, — снова произношу я. В этот раз осечек быть не должно… надеюсь, что их не будет. Когда зеркальная гладь проясняется, я наконец вижу то, что изначально и должен был увидеть: хмурое и подозрительное лицо Снейпа, смотрящего на меня так близко, что я невольно отшатываюсь. Не дай Мерлин такое увидеть в самом деле, это же и умереть можно, толком не поняв, от чего именно. — Чего тебе? Вежливо, ничего не скажешь. А вдруг я жизненно важные сведения принёс? — Во-первых, здравствуй, — невозмутимо уточняю я, изо всех сил стараясь не рассмеяться. — Смею напомнить, что деловые отношения между нами не позволяют тебе грубить или… — Блэк. Заткнись, будь добр, — устало перебивает он, и отчего-то я послушно захлопываю рот. — Выкладывай, что случилось, раз уж ты здесь. И скажи спасибо, что никто не находился сейчас рядом с моим столом. Неподходящее время для связи. Выходит, он и в самом деле ничего не заметил? Тем лучше для меня. — Видишь ли… Затея начинает казаться более идиотской с каждой секундой, которую я трачу на обдумывание формулировки. Но отступать вроде как уже поздно. — Я кое-что видел здесь сегодня, и мне это показалось странным, так что я подумал… Снейп смотрит на меня как на больного и не слишком любимого приёмного ребёнка, но ничего не говорит. Спасибо и на этом. Я на экзаменах меньше волновался, чем из-за этой ерунды. Нет, но с другой стороны — а чего тянуть. — Я не уверен… Но скажи: Петтигрю здесь? Снейп долго смотрит на меня с нечитаемым выражением лица, но затем молча кивает. Я чувствую, как в глубине души снова поднимается огненный шар, готовый в любую секунду разбиться вдребезги, чтобы окончательно уничтожить моё и без того сомнительное умение владеть собой.  — Я нашёл его на твоей карте, — вдруг добавляет он уже тише, как будто виновато. Заколдовали его, что ли? Странно как-то даже. — Ну, знаешь… Я ведь хорошо помню, кто это. И мне пришлось пойти его искать — в тот момент только ради того, чтобы убедиться, что карта врёт. Но оказалось, что не врёт. А когда он понял, что я ищу именно его, а не просто шарахаюсь ночью по школе без цели… Он сбежал. В целом, у меня было несколько вариантов, куда именно, так что я действительно не мог предполагать… Круто. Человек, убить которого я хочу больше всего на свете, мало того что жив, так ещё и здравствует у меня под самым носом в то время, как я отложил его поиски ради другого дела — а Снейп даже не удосужился мне об этом в первые же секунды разговора рассказать?! Может, даже не в этот раз, а ещё тогда, когда разглядывал Карту? Потрясающе. — Не рассказал, — неожиданно покорно соглашается Нюнчик. Телепат хренов. Ему я бы тоже врезал, честно говоря. — Но только потому, что считал тебя не слишком способным так беспокоиться из-за этого. Вижу, что ошибался. Да и в итоге выяснилось, что ты и без меня в курсе. Надо подышать. Сейчас ярость уже не такая сильная, как была в прошлые разы, но всё-таки она есть, и источник мне не нравится. Впрочем, их несколько, и один из них сейчас разговаривает со мной. — Это же, мать его, Петтигрю! — медленно говорю я, произнося каждое слово предельно отчетливо — чтобы не сорваться. — Ты же знаешь, что он сделал! Как ты, блять, можешь быть на его стороне после этого?  Нюнчик даже в лице не меняется. Впрочем, в его глазах мелькает что-то такое, что я отчетливо понимаю, как сильно ему хочется шарахнуть меня чем-нибудь темномагическим — до банальной  драки такой пижон вряд ли опустится. В курсе я, ага. Потрясающая логика, особенно в контексте того, что Гарри из-за этого мог попросту погибнуть или пострадать! — Я не на его стороне. И никогда не был, если ты не в курсе.  — Как я вообще могу быть в курсе чего-либо, — ворчу я, но обида уже,  пусть и медленно, сходит на нет. — В Азкабане как будто нет еженедельной рассылки новостей, а прислать Патронуса никто из вас не удосужился. — А ты бы сразу сказал, что ты не виноват, и всё было бы хорошо, — язвит Снейп в ответ. Я так понимаю, конфликт исчерпан. — Выходит, Петтигрю живёт в доме у Поттера? Мальчишка об этом знает? А вот это хороший вопрос, конечно. Правильный. — Мы ещё не виделись после того, как я обнаружил. Завтра утром, может быть, он мне что-нибудь скажет. Этим ответом Снейп оказывается недоволен. Ну конечно, как самому такое проворачивать, то нормально, а если я не могу сию минуту рассказать любую деталь проблемы, так сразу вот эта кислая мина. Тем не менее, за выражением лица не следует никакого упрёка, и тогда я понимаю, что это была гримаса досады. Чисто по-человечески я понимаю. Ему небось не только за нами приходится следить, и любая неудача не слишком продвигает решение общей проблемы. — Ладно, давай так, — наконец говорит он. — Если что-то случится, связывайся в любое время суток. Даже я уже не понимаю, что к чему приведёт, так что ориентируйся по обстоятельствам. — Разве у тебя не было плана? — Был, и ты послал его далеко и надолго, — парирует Снейп. — Причём сразу же. Я не могу тебе сказать, как действовать, потому что я не там. Будем надеяться на то, что дементоры не пообедали однажды твоими мозгами. — Нет, зато ты регулярно этим занимаешься, — негромко ворчу я, глядя на то, как Снейп переворачивает зеркало. И снова как будто никакой пользы от связи не получилось. Более того, я напоминаю себе ребёнка, чуть что бросающегося к родителям с жалобами. Значит, решено: больше я так делать не буду и справлюсь со всем сам. Возможно, это не самая хорошая идея, но других, хоть минимально подходящих, мне в голову не приходит. Зеркало отправляется в самую чистую из имеющихся тряпок, чтобы не разбилось, а затем — в тайник за дровами. Я сажусь обратно в спальник, опираясь ладонью на пол, и пальцы натыкаются на что-то холодное и маленькое. Кулон ещё этот… На сто процентов уверен, что из-за него моё настроение опустилось на много дней ниже нуля. Да к чертям эту штуку — я разберусь с ней потом, сейчас она не имеет вообще никакого значения. Я пинаю амулет, и даже от лёгкого толчка он улетает куда-то в щель между двумя досками пола. Ночью куда-то идти бессмысленно. Конечно, на моей стороне собачье обоняние и зрение, но крысуну будет намного легче сбежать в темноте. Выходит, в любом случае придётся ждать нового дня. А может, и не одного даже. Ждать, бессильно наблюдая, как мой крестник всё глубже погружается в насилие и негатив. Я ложусь на спину, подложив под голову руку, и долго смотрю в темноту, прежде чем уснуть.

***

Странный был денёк. Не очень люблю праздники и не понимаю, за что их любят остальные: лично для меня любой праздник заканчивается сраной уборкой, причём не чисто символической. Вот и сейчас, пока они за столом чокаются бокалами, проливая на пол шампанское, я собираю разбросанный прямо на пол мусор, стараясь не особо отсвечивать. В последнее время дядя стал более агрессивным, причина мне не известна, зато последствия очень хорошо понятны — до сих пор синяк на плече болит. К моему счастью, один способ не быть в очередной раз униженным или побитым есть, и это, собственно, молчаливое подчинение. Какие-то у него нездоровые пристрастия, будем честны. Когда мусор на полу заканчивается, я обозреваю пакеты. Их целых четыре, и весят они немало — среди мусора есть и стеклянные бутылки, и металлические банки, и ещё бог знает что. Поэтому я решаю вынести их сейчас. Не только из-за вынужденных обязанностей, конечно — может быть, пока они пьют и веселятся, у меня будет лишних минут пятнадцать на то, чтобы поиграть с Блэком. Зашнуровать кроссовки отчего-то получается не с первого раза. Я прикрываю глаза и запрокидываю голову, чтобы выдохнуть, а когда открываю, мне чудится какой-то светлый комочек, исчезающий за дверью в кухню. Поспать бы — покажется же всякое. Я наконец завязываю шнурки и, подхватив пакеты, открываю дверь. Только выходя на улицу, я понимаю, как сильно устал. Даже не столько телом, руки давно привыкли к этой ерунде, но морально — безумно сильно. Наверное, вся эта дрянь никогда не закончится. Может быть, разве что побег… Нет, нельзя об этом думать. Я толком не был нигде за пределами своего небольшого города, так что даже с трудом могу представить, куда именно бежать. Пока мы идём, Блэк пытается развеселить меня как может. Он, похоже, единственный, кто не ненавидит меня. Я очень ценю это, но на душе кошки скребут. — Я так хочу сбежать отсюда, — говорю я вслух, негромко, чтобы никто кроме пса не услышал. — Просто взять и убежать от них. Куда угодно. Да, и меня будут искать с полицией, а по возвращении устроят такую выволочку, которую я запомню до конца жизни, явно не слишком длинной. Эту часть фразы я благоразумно не произношу вслух, но в голове она вертится до тех пор, пока я не поднимаюсь на крыльцо снова. Открывая дверь, я не ожидаю ничего. В смысле, мне настолько всё равно, что я бы не удивился даже сорокафутовой каракатице в фартуке. Но за дверью не обнаруживается ничего, зато, как только я сажусь на корточки, чтобы разуться, раздаются шаги. Когда я поднимаюсь, надо мной стоит дядя, и отчего-то он сильно не в духе. — Почему так долго? — спрашивает он, и его тон не сулит ничего хорошего. — Где ты был? Ответа не требуется. Не то чтобы вопросы были риторическими, но за любую попытку оправдаться я получу что-нибудь похуже уничтожающего взгляда. Он поднимает руку в знакомом замахе, но удара не следует; рука опускается на прежнее место, а дядя сжимает челюсть так, что видно, как желваки перекатываются под кожей, заплывшей жиром. — Вали отсюда, — коротко резюмирует дядя и уходит, не дождавшись никакого действия. Выдыхаю я только тогда, когда мои ноги касаются верхней ступеньки лестницы.