Черный кот и его принцесса Удачи

Наступают выходные. Я неохотно поднимаюсь с кровати, когда слышу голос мамы. Сегодня родители уезжают к дедушке, по этой причине пекарня становится моим замком, что нужно защищать от врагов и принимать в него союзников. Заперевшись в ванной, смотрю на себя. Глаза не выглядят опухшими, но какой бледной и худой я кажусь. Умываюсь холодной водой. Не помогает. — Маринетт! Мы ушли! Завтрак и ключи на столе, будем вечером! — предупреждает мама, и я слышу, как закрывается дверь. Судорожно выдыхаю, появляется слабая дрожь в пальцах. Вернувшись в комнату, открываю аптечку и вынимаю пузырёк. Успокоительное. Только по выходным. Только для пекарни. Закрываю коробку и прячу подальше. Переодеваюсь в джинсы и белую рубашку и собираю волосы в пучок. Натягиваю улыбку на лицо и спускаюсь в пекарню, открывая дверь. В голову упорно лезут ненужные мысли о том, что было вчера. Это предательство. Он предал меня, мои чувства, он выбрал…из всех он выбрал Хлою! Поднос падает на пол, и маффины в упаковках катятся в разные стороны. Нет, нельзя думать о плохом. Подбираю их, заменяю упаковки и ставлю на места. Вскоре появляется первый покупатель, и день стремительно набирает обороты. Ближе к обеду начинаю уставать, и вскоре, когда звенит колокольчик, вижу Тикки в лёгком персиковом платье. Она крепко обнимает меня, похлопывая по спине. — Я сейчас помою руки и начну работать, — с улыбкой говорит она, подмигивая. — Фартук там же, — напоминаю и ухожу на кухню, чтобы упаковать печенья. Рассортировав их по рисункам, возвращаюсь на кассу. — Хотела бы я свою пекарню, — Тикки отдаёт упакованные тарты молодой паре, складывая купюры, — ты работаешь на себя, готовишь для себя. Разве это не жизнь мечты? — Мечты бывают разные, — проверяю список и зачёркиваю пункты, Тикки долго смотрит на меня, — что? — У тебя рука трясётся, — выпрямляюсь, пряча ладони. Смотрю на записи. Они похожи на каракули, — что случилось? — Ничего такого. Устала, похоже. — Она у тебя трясётся, Маринетт. — Всё нормально. — Маринетт. — Я скоро вернусь, — к моему счастью, покупатели отвлекают Тикки. Снимаю с себя фартук и выхожу на улицу с задней двери. В переулке, за баками, мне становится душно и тесно. Кажется, что стена противоположного дома вот-вот меня задавит. Закрываю глаза, глубоко дышу. Прижимаю холодные ладони к себе, стараюсь согреть их, выдыхая тёплый воздух. — Я тебе рассказывала всё, а ты…о чём ты думал? Почему именно Хлоя? — Раз за разом я убеждался в том, что она не такая, какой хочет показаться. И Хлоя может быть лучше. — Если бы она могла, она бы стала. Если бы она хотела, ничего бы не было. Хлоя испортила мне жизнь. — А ты пыталась измениться? Пыталась взять под контроль? — Хватит. — Ты постоянно бежала от проблем, Маринетт. — Я не заслужила такого отношения. И какой бы слабой не казалась или была, никто не должен со мной так обходиться. Моя жизнь итак становилась хуже. Теперь я потеряла Луку. Кто будет следующим? Кто в итоге останется рядом? Что, если Тикки отвернётся от меня? Родители откажутся от такой никчёмной дочери? Как мне исправить свою жизнь? Сбежать и начать заново? У меня есть средства, на которые я смогу прожить без чьей-либо помощи и внимания, но тогда я останусь совсем одна. Что же делать? — Маринетт, — уместив голову между коленей, смотрю на асфальт, — я же вижу, что что-то произошло. Поговори со мной. — Ты оставила кассу? — спрашиваю, игнорируя вопрос, — Табличку повесила? — Конечно, не могла же я просто уйти, — теплые ладони тянут меня в сторону, я даже не сопротивляюсь, — Я твой друг, Маринетт. Я всегда тебя выслушаю и помогу. Понимаешь? — Да, — Тикки приобнимает меня и слабо бодается лбом в мой висок. Это заставляет меня расслабиться. Я никогда от неё не отвернусь, — я выпила успокоительное, не знала, что можно придумать. Эффект прекратился, и ладони…ты сама видела. — Как давно? — Уже полгода. Моему дедушке выписали, а я себе выкрала парочку, увидела, что работает, но… — прикрываю глаза, как тяжело говорить об этом, — я не зависима. Пью только во время работы в пекарне или в лицее, когда совсем невыносимо. Пока Хлоя отсутствовала, я постепенно бросала, но вот… — Почему ты не рассказала раньше? — Потому что это не так важно? У тебя своих забот хватает, тебе тоже достаётся за то, что ты со мной возишься. Я надеялась на себя, наверное? — А я надеюсь теперь, что такого не повторится. Мастер Фу готовит такой вкусный и полезный чай, тебе никакие таблетки не понадобятся. — У него есть чай, который меняет жизнь и заставляет исчезнуть людей? Есть даже подопытный. — Хи-хи, — Тикки улыбается, хитро прищурившись, — кажется, нет, но я спрошу, — заметив мои сомнения, она вмиг становится серьёзной и хмурится, — и-и? — И Лука, — от собственного упоминания сердце глубоко во мне ухает, неприятные мурашки бегут по спине, и температура как будто резко падает, — он…встречается…с Хлоей. — Что? — Тикки смотрит на меня так, словно я бросила лицей и назвала себя веганом. — Что? Тебя это так удивляет? — я невесело смеюсь, — Они познакомились лично в Нью-Йорке, успели пообедать пару раз, поболтать, начать отношения и обменяться подарками. Как самые обычные и нормальные люди. — Ты из-за этого… — крепко обнимает меня, — случается же такое. — Угу. — Эй, — трясёт меня, — пойдём. Нужно вернуться в пекарню. Сейчас как раз обед, людей практически не бывает. Попьём чай, поедим сладостей и поговорим. Решим, что делать дальше. Да? — Да… — Да? — какая настырная. — Да! — лениво встаю с ступеньки и захожу в здание, закрыв за собой дверь. Тикки переворачивает табличку и впускает заждавшихся посетителей. Мне совершенно не хочется что-либо делать, но отказать своей подруге я не в силах. Поставив чайник на плиту, вытаскиваю поднос и расставляю тарелки, высыпаю в каждую конфеты и печенья. Смотря на всё это, я понимаю, что ничего не чувствую: ни радости, ни предвкушения, ни злости, ни печали. Как будто все эмоции разом исчезли. Всё происходит в тумане. Я осознаю, что делаю, но ничего не запоминаю. И только кипяток, попавший на кожу, возвращает меня. Шиплю, оставив чайник, и подставляю ладонь под холодную воду. Папа всегда учил меня тому, что кухня — место для внимательных и аккуратных, забываться и отвлекаться здесь нельзя. — Все ушли, идём? — Тикки забирает поднос и идёт вниз. Я беру чашки и иду за ней. За окном ярко светит солнце, и людей практически не видно. Мы решаем включить настольный вентилятор, чтобы в помещение было прохладно. — Лука бы нашел себе девушку, так или иначе. — Но не Хлою! Что он мог в ней найти? Разве он не знал, какие у вас взаимоотношения? Лука делает это специально, чтобы вызвать ревность! — Тикки садится напротив меня и берет одно печенье. — Как у тебя с Плаггом? — прежняя улыбка сходит с её лица, и взгляд становится ясным и сосредоточенным. — Ты решила задать такой вопрос. — Сложно не заметить твоё отношение к нему. Проблема в том, что вы выросли вместе? Только в ней? — Для меня — да. Невозможно просто начать отношения. Мы попали в одну семью, выросли в одной семье. Если наш союз внесёт разлад в отношения с мастером Фу и другими, будет ли оно того стоить? Нельзя только поддаваться желаниям, нужно понимать, чего ты хочешь и как ты этого добьёшься, как это повлияет на остальных. — Я не думала так глубоко. Мои отношения с Лукой не влияли бы на других сильно. — Это было бы чудом, если бы ты начала отношения с ним, но ты всегда отказывалась, несмотря на то, что он нравился тебе. — Он лишь один раз признался мне. Он не предлагал встречаться. — Ты знала о чувствах Луки и его намерениях. Вам не нужны были слова. Вот Хлоя поражает меня с каждым разом сильнее. Может быть, Луке нравятся сложные девушки? У него синдром спасателя? Я громко смеюсь, едва не подавившись чаем. В этих словах своя правда. Лука оказывается слаб перед девушками с непростым характером или изгоями. Хлою недолюбливают также, как и меня, с той лишь разницей, что ей не в силах что-либо сделать другие. Эта мысль меня поражает. Может быть, отношения с Лукой изменят Хлою, а отношение ко мне других станет лучше? Любовь меняет людей, но была ли между ними любовь? — Откуда ты узнала о Луке и Хлое? — Тикки прячет глаза, проводит пальцами по краю чашки. У неё была привычка проводить ладонью по поверхности вещей, словно это удерживало её здесь, со мной, не давая забыться и уйти в свои мысли. — Лука рассказал мне сам. — Вы поссорились? — Да? — откусываю печенье, — Я кричала, что он предатель, — загибаю первый палец, — что не хочу его видеть, — второй, — что, а! Он спрашивал, пыталась ли я измениться, — третий, — в общем… — Поссорились. — Не хочу об это говорить. Мне уже тошно от своей жизни, — прожевав печенье, запиваю чаем, — ты уже говорила с Плаггом? — Нет. Он вернулся, но мы не разговаривали. — Плагг приходил недавно. Отсиживался на крыше, — смахиваю крошки в урну, — предлагал помощь. Сказал, что Вайзз может помочь, — указываю на себя, — с «этим». — Вайзз действительно может тебе помочь, если ты захочешь. — С чем мне помочь? Как это сделать? Что мне нужно сделать? Это сработает? — кусаю губы, — Плагг говорил об Агресте. Говорил, какой он хороший, что нужно время, чтобы узнать его получше и прочее. — Он модель, сын твоего любимого дизайнера. Общение вам двоим не повредит, если он относится к тебе с уважением. — Не могу понять твоего отношения к нему. Не связывайся, не доверяй, дружи, пробуй. Нам скоро заканчивать лицей, а затем поступать в университет. — Так или иначе ты хотела работать в компании Габриэля Агреста. Зачем терять время? Ты не будешь использовать Адриана. Или будешь, совсем чуть-чуть. Только общение. — Это выматывает, но я попробую, если это стоит того. Колокольчик звенит. Я убираю чашки и выношу поднос. Тикки приветствует посетителя, но за этим приветствием следует странная тишина.