Зарисуешь меня снова?

      Солнце било в окна, пробуждая ото сна даже сквозь закрытые веки. На улице уже где-то середина марта, и снега почти не осталось. Природа словно оживала, возвращая себе яркие краски.       Кенма собирался в школу, не переставая зевать. Вчера он всю ночь играл в недавно купленную игру и уснул, лишь когда приставка окончательно разрядилась. Ещё раз проверяя, не забыл ли он что-то, на глаза Кенме попался блокнот, с которым он не разлучался ни на миг. Пролистав первые страницы, Козуме убрал скетчбук в сумку, надеясь сегодня добавить туда новые зарисовки. За всю зиму в блокноте появились ещё три небольших волейбольных рисунка. С каждым днем Кенма все больше понимал, как сильно привязался к ощущениям, что дарили ему волейбольные матчи, понимал, что теперь волейбол был для него не просто клубной деятельностью, а важной составляющей его жизни.       День пролетел быстро, и после учёбы, как обычно, наступало время клуба. Подачи, пасы, блоки — неотъемлимые части их постоянных тренировок. Козуме много раз наблюдал за игрой Куроо, но сегодня, отдавая ему очередной мяч, он впервые захотел зарисовать его. И, следуя за столь неожиданным желанием, блондин оказался в клубной комнате с карандашом в руках. В памяти оживали картины, как Тетсуро проводил съемы, как ставил блоки, как принимал мяч. Не замечая за собой, Кенма истратил ещё три страницы, посвятив их, как он думал вначале, волейболу.       Лишь спустя ещё пару месяцев тренировок, спустя ещё больше десятка изрисованных Кенмой страниц, он вдруг понял, что все это время рисовал совсем не волейбол. Он рисовал, что ему нравилось, он рисовал то, из-за чего полюбил эту игру, он рисовал Куроо.