Иногда я сомневаюсь, правильную ли выбрала дорогу, Иногда мои мечты замирают в ожидании. Но нет сомнения, что это сделает меня сильнее, Ведь это самое трудное испытание из всех, через которые мне когда-либо приходилось проходить... Несмотря на этот жестокий мир И все мои самые отчаянные усилия, Ты удивляешь меня тем, насколько ты идеален... Даже со всеми моими недостатками И плохими примерами, которые я подаю, Ты удивляешь меня тем, насколько ты идеален. И когда я потеряна, Ты находишь меня. И когда я сомневаюсь, Ты становишься моей верой. Я должна быть Сильнее, чем другие, Но ты всегда Доказываешь, что эта теория неверна. И я задерживаю дыхание каждый раз, когда ты уходишь В мир, который выходит из-под моего контроля. Если ты спишь и видишь сны, Я не хочу будить тебя. И когда я тону в этом круговороте цинизма, Ты напоминаешь мне о том, насколько ты совершенен. Когда я оказываюсь в тупике И схожу с ума, Ты напоминаешь мне о том, как мне повезло. Halou – Honeythief
***
Мир больше не будет прежним. Он уже не тот.
***
- Нееееет! - Бражник упал на колени в подвале собственного особняка. Его лицо исказила гримаса отчаяния и боли. Он вложил все свои силы в бой, но этого оказалось недостаточно. - Ублюдок! Чертов ублюдок! Уничтожу! – кричал он, стуча кулаками о пол. Его тело дрожало в ознобе. Талисман вытянул слишком много силы. Он не подходил Габриэлю, тот не был достоин. Габриэль подполз к письменному столу и выкинул брошь. - Бесполезная безделушка! – закричал он и вдруг снова начал смеяться. Откуда! Откуда хранитель откопал этих двух азиатов? Где он смог отыскать за три дня достойных носителей? Да еще и двух. Невозможно! Но тем даже лучше, победа будет грандиозной, ведь завладев силой всех трех талисманов, он сможет подчинить своей воле весь мир, а не только исцелиться. Это определенно усложняло задачу. Но, тем не менее, жадность взяла верх. Проблема заключалась в том, что Габриэлю оставалось не так много времени. Но об этом он подумает позже. Требовался отдых и срочно. Он с трудом справлялся с мощью броши и проваливался в сон. Наутро Габриэль вернулся из Лондона максимально быстрым из всех возможных способом – просто вылез из своего логова. Он привел себя в порядок и сообщил гувернантке, что посадка самолета произошла глубокой ночью. Все предусмотрел. Официально, в списке пассажиров даже числилось его имя. Все утро раз за разом Габриэль пересматривал записи боя с разных ракурсов. Однако на смотровой площадке что-то произошло. В некоторых кадрах можно было уловить синее свечение. Это было похоже на использование способности талисмана созидания. Но зачем? Если мужчина так и остался мертв, кого пришлось исцелять? Этот вопрос не давал Габриэлю покоя. Или в безупречном тандеме не все так гладко, как кажется на первый взгляд?***
- Доброе утро, отец, - сказанное Адрианом приветствие мастерски скрывало бурю истинных эмоций парня. Ему итак было очень хуёво, так еще и с самого утра пришлось надеть маску дружелюбия и невозмутимости. - Здравствуй, Адриан. Как дела в университете? – у Габриэля состояние было не лучше. Даже гораздо хуже, чем сыну, но аристократ вида не подавал. Он чувствовал себя юнцом, прокутившим всю ночь с распутными девицами и бутылкой вискаря. - Замечательно, отец. Как переговоры в Лондоне? – очередная дежурная фраза. - Не то, чего ожидал. Совсем. Ох, если бы Адриан знал, насколько. Адриан больше ничего не хотел спрашивать. Габриэль больше не хотел ничего скрывать. Они молча позавтракали и удалились в свои части особняка. - Сын? – кинул Габриэль в вдогонку, - съемки для Dior прошли успешно? - Как всегда, отец. Рекламу уже вывесили на центральном баннере. Можешь сам убедиться. - В этом нет необходимости, я знаю, что ты меня не подведешь. Еще бы. Адриан отвернулся и почувствовал тошноту. Он всегда ощущал ее в присутствии Габриэля. Этот человек настолько прогнил, что от одного его вида выворачивался желудок. Адриан вошел в свою комнату. Сегодня он совсем не спал. Голова раскалывалась, было трудно даже дышать. А руки нестерпимо зудели на месте бывших ран. Не осталось даже шрамов, ощущался лишь энергетический след целительной магии. Он смотрел на руки, снова и снова прокручивая эту ночь. Девушка не выходила из его головы ни на минуту. То, как она с невероятно нежной улыбкой смотрит прямо в его глаза, как она проводит ладонями над его изувеченными ранами. И как те затягиваются. Прости… - говорит Леди. И он прощает, безусловно, прощает. Ведь она подарила ему своим невесомым магическим прикосновением веру. Настойчивую и чистую веру в то, что в этом мире он не один. В то, что его могут полюбить таким, какой он есть на самом деле. Адриан включил телевизор. На всех каналах показывали сенсацию. Телекомпании в тщеславной агонии гнались за максимально откровенными кадрами. И, хоть им не позволили показать изувеченное тело погибшей жертвы, битва на земле под башней была заснята в деталях. Произошедшее на смотровой площадке осталось тайной для телекамер. Адриан был рад. Он не хотел смотреть, как он обнимает горящую Леди, как плавятся его руки. Эту боль он помнил слишком ярко. Адриан смотрел на то, как синхронно они двигаются, как он делает кивок, и Леди без вопросов делает то, что он просит. Невероятное сходство. Он смотрел, как из его глаз начинает вспыхивать пламя каждый раз, когда видел Леди и не узнавал сам себя. Насколько он был раскован и счастлив, безумно. Пока она не ушла… Леди оставила после себя ломающее тело ощущение пустоты и непреодолимое желание увидеть ее снова. Адриану даже не было жаль погибшего от его руки человека. Он смирился с тем, что этого не возможно было избежать, но как себя чувствует теперь она? Адриан неспешно собрал сумку, закинул сразу три таблетки от головной боли и отправился в университет.***
- Ох, Том, как жаль того мужчину, он был еще так молод! Да, мама, мне тоже очень жаль. - Сабина, ничего не поделаешь. Раз он стал злодеем, выбора не было. Нет, папа, выбор был. - Но почему так? У него молодая красивая жена, маленький ребенок. Зачем он превратился в монстра? Нет, только не это. Мама, не говори это вслух! - Но он же не виноват, его использовал Бражник в своих целях. Это я виновата. - Бедный ребенок, как жаль, - Сабина сжала руку мужа и заплакала, - Маринетт, ты куда? Девушка выбежала из зала и громко хлопнула дверью.***
В городе было спокойно, на этот раз монстр не причинил явного ущерба. А теперь и вовсе был побежден. Общественность гадала, стоит ли распускать патруль вокруг башни, но все-таки было принято решение снять блокаду и жить как прежде. Для многих это было всего лишь развлечение, для других ужасное событие, третьим было все равно. И лишь для двоих это было начало абсолютно новой невероятной жизни. Адриан значительно умерил пыл относительно своих возможностей. Он убил человека. Хах… так просто взял и отрезал голову. Оказывается, это не сложно. Он никогда бы не подумал, что для убийства хватит и секунды. Но он должен был это сделать. Ради спокойствия жителей города, чтобы предотвратить другие смерти и ради… нее. Он взял на себя роль палача. Он никогда бы не простил себе, если бы смерть несчастного произошла от ее руки. Тогда, Леди бы возможно уже не было, и его скорее всего тоже. Он не винил себя в случившемся – лишь испытывал ослепительную ненависть к одному человеку – Бражнику, если это чудовище можно назвать человеком. Адриан лежал на учебном столе и молил богов, чтобы этот день поскорее закончился. Руки все еще зудели, напоминая о невыносимой боли, которую он испытал. Но более невыносимо было понимать, что где-то там, возможно на другом краю города, Леди винит себя за случившееся. - Адрикинс, почему ты так плохо выглядишь сегодня? Ты так сильно переживал из-за побоища? – вертлявая девица присела рядом с Адрианом и накручивала на палец прядь волос. - Нет, Хлоя, просто… да. Ты права. Мужчина умер, - не было смысла отрицать, что его опухшее лицо и мешки под глазами кричали всем вокруг о бессонной ночи. - Ты такой чувствительный, Адриан, такой душка! – Хлоя приобняла парня за плечо. Адриан вдруг подумал, как бы сейчас отреагировала Маринетт. Она явно бы съязвила девушке что-то вроде «недотраха» или «не лапай чужое», намекая на Кагами. Маринетт Хлою ненавидела наверно еще больше, чем Адриана. Парень с трудом развернулся и уставился на соседний стол. Маринетт сегодня не пришла. - Хлоя, а где наша снежная королева? – он удивленно продолжал смотреть на пустующий стол. - Понятия не имею Адрианчик, почему тебя это интересует? - Так, просто… Прозвенел звонок. Хлоя ушла на свое место. Остаток учебного дня Адриан периодически посматривал на стол девушки и думал, как хотелось бы сейчас узнать ее мысли по поводу случившегося. Она наверняка бы сказала что-нибудь язвительное и обязательно подняла бы настроение Адриану. Его веселили ее перепалки с Хлоей, споры с преподавателями и невозмутимое лицо, на котором, казалось, только он мог прочитать истинные чувства. А иногда, когда Маринетт взрывалась, ее багровые щеки так вообще вызывали у него широкую улыбку. За последние три дня он узнал Маринетт с другой стороны, которая ему невероятно понравилась. Эта девушка – зажигалка. Он вдруг вспомнил, как попросил у нее прикурить. И к чему все это привело. Эти глубокие синие глаза, прямо как у Леди. Как ты, Леди? – мысленно спросил он самого себя. Маринетт в этот день не пришла. И на следующий. И на третий тоже.***
- Слабая! Беспомощная! Бесполезная! Никчемная! Ненавижу! – Маринетт кричала на свое отражение в зеркале. Соленые слезы стекали по щекам. Девушка хваталась за края раковины в ванной на втором этаже, полностью принадлежащем ей. Душ был открыт, чтобы скрыть от родителей громкие всхлипы и рыдания. - Зачем? За что мне это все? – вырывался еле разборчивый шепот. Серьги лежали в шкатулке на столе в комнате. Руки до сих пор горели, напоминая о чудесном исцелении Нуара. Его. Только одного. Этого было недостаточно. Девушка сползла на пол. Она спиной облокотилась на холодный металл ванны, наполненной ледяной водой. Легкие свело судорогой, больно было даже дышать. Комок в горле, казалось, разъедал внутренности. Теряя равновесие, девушка рухнула на колени и повернулась к ванной, опустила руки в обжигающе холодную воду. Этого не было достаточно. Снова не достаточно. Для того чтобы унять это до боли противное ощущение того, что она не справилась. Уже третий раз она вынула из воды дрожащие бледные руки. Холод распространялся на все тело и сковывал. Попыталась встать и поскользнулась коленями на мокром полу. Маринетт так и осталась лежать с закрытыми глазами на ледяной кафельной плитке, обняв руками колени. Иногда из ее груди вырывались с новой силой громкие рыдания, но сил плакать уже не было. Слезы закончились. Это был четвертый день. Наконец, в дверь постучала разъедающая мозг апатия.***
- Нет, Алья, я еще не поправилась – врала Маринетт подруге, пытаясь скрыть в голосе с новой силой накатившие слезы. - Ох, дорогая, я так переживаю! Это на тебя не похоже, ты же такая бойкая? – Алья искренне волновалась за свою подругу. - Ничего, я скоро поправлюсь, – врала Маринетт. Эти раны быстро не лечатся. Возможно никогда. - Кстати, Адриан про тебя спрашивал. Как ты. И взгляд у него был такой… странный. - Это должно меня волновать? – Маринетт сдерживалась из всех сил, глуша в груди подкатывающее чувство ненависти к этому человеку, граничащее с манией узнать хоть какие то подробности. Неужели он переживал? - Ну, не знаю, как-то это странно выглядело. Да и вы оба необычно стали себя вести последнее время. – Алья ухватилась за ниточку и вцепилась как озлобленный пес в кусок мяса. - Ничего не произошло, Алья. Он просто мудак, – попыталась отшутиться Маринетт. Не получилось. От слова совсем. - Хм… мудаком ты его еще не называла. Колись Маринетт, я чувствую, что ты врешь мне. – голос Альи был победно-восторженным. - Отстань, Алья. Вот об Агресте я уже не могу больше думать! – последние попытки, перед тем как сдаться. - Маринетт? Ты думаешь о нем? Ты только что об этом сказала. - Черт! Да! Алья! Да! – выпалила Маринетт что было сил. Нервы итак были как натянутая струна. Последние несколько оставшихся готовились лопнуть. Она не собиралась терять и их. - О боже, что случилось, Мари? Девочка моя? - Он поцеловал меня, - выдохнула Маринетт. Облегчение. Пусть хоть одному человеку она поделится частью своих переживаний. Пусть хоть кто-нибудь ей поможет. Она безумно нуждалась в поддержке. Ощущение никчемности преследовало ее пятые сутки, не давая заснуть, желудок выворачивался от еды. - Ох, ты так сказала, будто изнасиловал. Я уже распереживалась.… И это что-то значит для тебя? - Я не знаю, Алья. Я знаю только то, что постоянно думаю о нем. Мне так стыдно перед Люкой. Это ужасно. В случившемся нет моей вины, но теперь он не выходит из моей головы. Совсем… - Детка это приговор, - тон девушки на проводе неожиданно стал грустным. - Да, Алья. Это все. Черт! Почему он? Зачем мне все это? – Маринетт легла на кровать, собираясь снова выпустить горечь слез, душивших ее. Алья, кажется, это почувствовала. - Любимая, я зайду к тебе, нельзя так убиваться. Нужно лечить и срочно. Вермут? Или виски? Хм… признайся, ты же не больна? - Нет, и не была. Я не хочу его видеть. – Это было лишь частью той правды, которая буквально съедала сердце девушки заживо.***
Шел шестой день. После встречи с Альей ладони успокоились, и уже почти незаметно покалывали. Маринетт была безумно ей благодарна. За все время ее затворничества впервые удалось нормально поспать. На двоих выпитая бутылка виски и взятая на случай «догнаться» бутылочка вермута немного давали о себе знать головной болью, но, по крайней мере, у Маринетт был сон. Ну как немного? Голова трещала как перфоратор. Ощущение душевной пустоты практически исчезало в волшебной трансформации и только так Маринетт наконец почувствовала себя легче. Она впервые вышла из дома и гуляла по крышам. Не то, чтобы она искала Нуара, но была бы не против, если тот объявится. У нее были и другие причины проветрить голову. В те небольшие моменты просветов сознания, когда чувство вины за смерть Франсуа Лури отступала, Маринетт думала о возвращении в университет. Вот, я снова зайду в эти двери, поднимусь по лестнице в кабинет французской литературы. Одногруппники, как прежде, поздороваются с ней. Вот, Хлоя одарит ее ненавистным взглядом и получит в ответ холодный и безразличный – фирменный Маринеттовский взгляд. Вот, она чинно и надменно пройдет по коридору до своего стола, разложит тетради, достанет единственную ручку, которая постоянно теряется в сумке. Вот, она сядет на стул в любимой аудитории с большими окнами, из которых открывается прекрасный вид на Эйфелеву башню, еще не искореженную мечами многорукого монстра. Она отвернется от окна, и окинет взглядом аудиторию. Преподаватель литературы - Калин Бюстье - зачитывает отрывок из какой-то знаменитой пьесы. Маринетт не слушает, она никогда не любила литературу. И вот взгляд, остановится на Адриане Агресте. Он был нужен ей. Он был с ней постоянно. Везде. Будто только рядом с ним она могла жить. Маринетт превратилась в наркомана, и тем героином был Адриан. Он разжигал в ней такое пламя, о существовании которого Маринетт и представить не могла. Одного Маринетт не знала - старик Ван Фу солгал. Это происходило неизбежно. Раз за разом. Созидание и разрушение были связаны судьбой ещё до встречи друг с другом, задолго до своего появления на свет. Раз за разом в своих новых воплощениях они несли карму этой связи. Слишком долго талисман созидания тосковал по соратнику в бою. Пылился в тёмной шкатулке на бархатной подушечке. Он отчаянно тянулся к своей противоположности и лишь усиливал чувства, уже принадлежащие хозяину. Маринетт не повезло. То, самое, что она так старательно заталкивала глубоко в свое подсознание, вырывалось наружу. Мурашками на коже. Жаром в животе. Иглами на кончиках пальцев. И адреналиновым сердцебиением, которое, казалось, могут услышать все вокруг. Ей хотелось невесомо прикоснуться к нему, вдохнуть запах загорелой кожи, зарыться пальцами в светлые, наспех уложенные волосы. Тело требовало почувствовать его горячее дыхание на своих губах. Она бы взяла его за мускулистые плечи, вела руками ниже и ниже, едва касаясь пальцами спускалась к груди и животу. И уже требовательно и страстно сжала бы руками пояс джинсы, притягивая его ближе к себе. Невыносимо. Она скучала. Это была единственная причина, по которой нестерпимо хотелось вернуться в университет. Лишь любовь бы вылечила, вытеснила... Девушка медленно перешагивала бортики, взбиралась на перила. Легко поднималась в прыжке на самые крутые подъемы. Она срывалась с высоких зданий и летела вниз головой, стараясь почувствовать всю жалость своего существования. Она снова хотела умереть. И вот, Маринетт стояла на башне Монпарнасс и всерьез задумалась – а, может, стоит прыгнуть вниз? Ледяной ветер пронизывал тело, развевал спутанные волосы. Но она не чувствовала холода. Холод был в душе, он таился в бездне ее синих глаз и будто зарождался там. Ледяная королева – что в жизни, что в предназначении. У Маринетт совсем не осталось сил, чтобы поддерживать трансформацию, и она это чувствовала. Не достойна… Не та… Она считала, что больше не заслуживает владеть талисманом. Мастер ошибался, и эта ошибка стоила жизни человека. Она слаба и беспомощна. Интересно, она выживет при падении с такой высоты? Сможет ли талисман сохранить ей жизнь? А может, прямо перед самим асфальтом снять трансформацию и разбиться на мелкие кусочки? Примерно так же, как разбилось её израненное сердце. Она еще не решила, но сделала шаг вперед. - Не делай этого, Маринетт – прямо перед девушкой в воздухе завис призрачный образ мастера Ван Фу. Он еле светился зеленой магией. Старик смотрел на нее с неподдельной грустью в глазах. - Почему? – холодно спросила Маринетт, - всем будет только лучше. Ее не заботило собственное счастье. Она была обузой для всех, ничтожной, неопределившейся в жизни и слабой. Зачем такой жить? - Потому что талисман не ошибается. Он выбрал тебя. Ты думаешь, что всем сила дается просто? Это не так. Маринетт лишь скривилась и усмехнулась. - И с каких пор талисман выбирает ничтожество? - Если бы ты была ничтожеством, ты бы не стояла сейчас здесь в её облике. Облике первой хранительницы. Я вижу её в тебе. - Что? – Маринетт от удивления раскрыла глаза. - Да просто ты и есть она. Реинкарнация. Душа воина в теле женщины. И сильнее твоей души на всем свете не существует. Кстати, она не возрождалась уже пятьсот лет, – мастер позволил себе хитро улыбнуться. - Это значит, что у меня нет выбора? – Маринетт пыталась переварить информацию, но мозг плохо работал. Недавние мысли о суициде все еще роились в сознании. - В общем, да. Ты же не можешь выбирать, кем родиться? - Очень жаль, – сухо ответила девушка. - Твоя сила в любви. Она позволяет тебе исцелять. Она исцелит и твое сердце, - мастер нежно улыбнулся. Маринетт посмотрела в его коричневые усталые глаза, пропитанные чувствами. К ней? Она отмахнулась от мыслей. Любовь… кажется, она недавно поняла, что это такое. Мастер продолжил: - Я дам тебе подсказку: любовь и сострадание – синонимы, - он сделал паузу, отыскивая на лице Маринетт реакцию, - сила духа включает способность принять неизбежное. Ты оказалась сильнее, чем я предполагал. Но талисман выбрал тебя - и он не может ошибаться. Прими свою силу и тогда ты сможешь её обуздать. - Боюсь, она уже вышла однажды из под контроля. - Нуар будет рядом. Всегда. Не бойся. Маринетт распахнула глаза и только теперь убрала ногу с края крыши высотки. Будто это информация заставила ее передумать, она почему-то стала крайне важной деталью в происходящем. - Ты можешь лечить не только людей, но и пространство. Восстанавливать во времени до точки начала своей трансформации. Архитектуру, предметы быта, одежду, даже пыль от сражения возвращать в исходное состояние, - Фу удовлетворенно скосил кошачий взгляд на ней, отчего напомнил Нуара. - И как это сделать? - По тому же принципу. Ты научишься, это легко. - А что тогда самое сложное, мастер? - Спасти Нуара. Маринетт не ожидала услышать такое. Она захлопала глазами и посмотрела на свои руки. - Но я же исцелила его однажды? - Это были лишь небольшие повреждения, безусловно опасные и болезненные, но не смертельные. Я говорю о спасении его жизни. Ты невероятно сильный воин, Маринетт, но сила - это не совсем твоя стезя. - Вы так говорите, будто мне нужно его полюбить? - до Маринетт начал доходить смысл сказанных мастером слов. - Никто и никогда не сможет заставить другого любить. Ван Фу с болью во взгляде посмотрел на Маринетт. С такой сильной, что её сердце сжалось, а по коже прошли мурашки. Маринетт вдруг поняла, что выглядел он значительно старше, чем при их первой встрече. И он неожиданно, по своему обыкновению, растворился в воздухе. Маринетт села на холодный пол крыши и схватилась ладонями за лицо. Неужели зеленоглазый демон полюбил ее лишь только встретив...