~Нефрит~
Пальцем ковыряю чёрную кожу дивана. Запись шоу окончена, и остальные наверняка уже разбежались кто куда, только я сижу тут, порчу казённое имущество. Дверь скрипит, впуская Да Чжанвэя. — Почему ещё не ушёл? — интересуется он, проходя внутрь. — Не хочу. — Сегодня ты был особенно несговорчивым и раздражённым. С чего такое настроение, кто-то обидел нашего красавчика? Отрицательно качаю головой, продолжая портить обивку с ещё большим усердием. — Колись, Ибо, — он усаживается в кресло напротив с таким видом, будто собирается оперу слушать. — Я ж от тебя не отстану, ты знаешь. Понимаю, что любое сопротивление будет бесполезным, да и что нового он услышит? Чжанвэй — один из немногих людей, которые знают меня настоящего. — Сегодня я сообщил ребятам, что оставляю UNIQ. — Что, и это всё? — скептически хмурится он. — С ними ты уже около года расстаться хотел. Ибо, я тебя знаю. Договаривай основную причину. — Он мне отказал, — на выдохе говорю я и царапаю подлокотник указательным пальцем. — Оу, — Чжанвэй откидывается на спинку кресла и переплетает пальцы на животе. — Рановато ты на эту стадию перескочил. — Я уже и сам понял, но он же такой… такой!.. Я просто не удержался. И теперь чувствую, что между нами что-то изменилось, он вроде и улыбается, и дурачимся мы, как и раньше, но всё же как-то не так. Чжань-гэ будто боится меня, — хлопаю ладонью по кожаной обивке, получается слишком громко. — Так. А кроме признания между вами что-нибудь было? — осторожно уточняет Чжанвэй. — Кое-что было, — слегка киваю. — Я его поцеловал. Насильно. И он меня ударил. — Ого. Ударил? — В плечо, — машинально потираю всё ещё иногда ноющее место. — Вау! — Чжанвэй хлопает в ладоши и подаётся вперёд, упираясь локтями в колени. — Ибо, мне кажется у тебя есть все шансы. — Что? — перевожу на него непонимающий взгляд, потому что логику я пока не прослеживаю. — Почему? — Потому что если бы ты поцеловал меня, то ходил бы сейчас с разбитым носом или фингалом под глазом, — весело разъясняет он. — Не понимаю. — Если бы ему было всё равно, то он бил бы в лицо, а не в плечо. — У нас съёмки. Может, он просто пожалел меня. — В такой момент о работе будешь думать в самую последнюю очередь, — Чжанвэй хохочет, мотая головой. — Ох, Ибо, Ибо. — Что смешного? — не понимаю внезапного приступа веселья. — У тебя бульдожья хватка, хотя с виду не скажешь, — хихикает он, сверкая зубами во весь рот. — Бедный Сяо Чжань. — Почему бедный? — Он ещё не знает, что Ван Ибо — это надолго, — заливается смехом Чжанвэй, и я невольно присоединяюсь к нему. — А, знаешь, твоя тактика «пру напролом», возможно, не так уж плоха. Покажи, что ты серьёзен по отношению к нему. Наверняка он считает тебя слишком юным, что это только подростковая блажь… — Но я уже не подросток! — возмущённо вскидываю голову. — И слишком вспыльчивый, — меряет меня укоризненным взглядом. — Напомни-ка, сколько лет у вас разница? Тут мне возразить нечего, Чжанвэй прав, Чжань-гэ считает меня ещё ребёнком. Он сам неоднократно это повторял. — Ладно, я понял. Но как показать, что мои чувства вовсе не прихоть? — Вот это хороший вопрос, — «стреляет» в меня указательным пальцем Чжанвэй и откидывается назад, задумчиво потирая подбородок. — Может, купить ему цветы? Много цветов. Усеять кровать лепестками… — озвучиваю свою идею. — Нет, — медленно качает головой, — не то. Если бы Сяо Чжань был девушкой, то такой вариант вполне подошёл бы, но далеко не каждый мужчина любит цветы. К тому же, лепестки на кровати буквально кричат о желании добраться до постели как можно раньше. Тебе точно нужен такой эффект? Да уж, с этой точки зрения всё действительно будет выглядеть вульгарно. — Нет, ты прав. Этот вариант не подходит. Морщусь и оттягиваю волосы, зажав их между пальцами. В голову лезет всякая чушь, но ничего подходящего. — Шампанское, конфеты? — Ибо, не будь банальным. Ты почти каждый день с ним рядом. Подумай, что бы ты хотел ему дать? Ответ приходит сам собой, даже думать не приходится. — Весь мир. Я бы дал ему весь мир. Чжанвэй смотрит на меня застывшим взглядом, лишь губы шевелятся, произнося: — Ну. Ты. Даёшь. А можно для начала что-нибудь попроще? Да я готов быть личной ковровой дорожкой, только бы рядом. — На ужин пригласить, что ли? — А почему бы и нет? — соглашается Чжанвэй. — Для начала можно и ужин. Не нужно человека целым миром пугать, пусть привыкнет сначала к малому. И будь с ним честным. — Я всегда честный. — Ах, ну да, о чём это я, — посмеивается он в кулак. — От твоей правды в лоб, бывает, хочется дать тебе в этот самый лоб. — Даже так? — О, не представляешь, как сильно! — Ну, ладно-ладно, я понял. Меньше слов. — Ибо, тебе меньше некуда, иначе только молчать и будешь. — Зато что-нибудь не то точно не ляпну. — Тоже верно. Но лучше жалеть о сказанном, чем о несказанном, — назидательно говорит Чжанвэй. — М-м, что-то я не уверен. — В конце концов, ты всегда можешь купить кольцо и сделать предложение. Э-э, нет, Ибо, я же пошутил, не воспринимай всерьёз! — тараторит Чжанвэй, явно заметив, какое впечатление произвели на меня эти слова. — Чего испугался? Я же не тебе предложение делать буду, — если не останется иного выбора… Придётся мне перед Чжанем стоять на коленях и с кольцом. — Так, — Чжанвэй хлопает себя ладонями по коленям, — поехали-ка отдохнём как следует, пока ты не додумался до чего-нибудь похуже. И он буквально выгоняет меня с дивана, размахивая руками в сторону двери. Настроение уже не тонет под плинтусом, за что я невероятно благодарен Чжанвэю. Не знаю, как у него всегда получается вытаскивать меня из болота апатии, но делает это он с постоянным успехом.***
Никогда не думал, что буду ревновать к Лю Хайкуаню, но это, чёрт возьми, происходит и не поддаётся логическому объяснению. Ведь он мой брат. Да, не в этой жизни, но оттого не становится менее родным. Я не поверил собственным глазам, когда он подошёл к нам в столовой, такой близкий, но в то же время такой далёкий. И хоть меня одолевало желание подняться из-за стола и крепко его обнять, я всё же смог сдержаться. Удивительно, что мы переродились почти одновременно, но ещё более удивительно, что он здесь и будет играть роль самого себя. Ха! О себе лучше помолчу. Как бы мне хотелось поговорить с ним о прошлом, попросить прощения за то, что оставил его одного. Но по-другому я не мог, не мог без Вэй Ина. В отличие от него, пережившего смерть Цзинь Гуаньяо, моих сил не хватило сделать то же самое. Не во второй раз. Мне страстно хочется узнать, как он жил после, но кто мне скажет, вернулась ли к нему память? Судя по его поведению — нет. Но, как бы там ни было, он всё равно останется моим братом, даже без воспоминаний. Даже если сейчас он — Лю Хайкуань. Однако в данный момент я готов задушить его собственными руками, глядя на то, как он дурачится с Сяо Чжанем. Глазам своим не верю, что он это делает — надувает щёки, словно пузырь из жвачки и выдыхает, звонко шлёпая губами. Затем то же самое делает гэ-гэ и смеётся. Они оба смеются. В глазах темнеет от застилающей их ревности, желание выпустить на ком-нибудь пар растёт с каждой минутой, и я чувствую, что если не прекращу это сейчас же, то всё может кончиться для кое-кого весьма печально. Поэтому я подхожу и хлёстко шлёпаю длинным рукавом ханьфу по запястью Чжаня. Нужный эффект достигнут. Он изумлённо приподнимает брови, но поскольку его чёрное одеяние лишено таких рукавов, бьёт меня ладонью. Чёрт, больно! — Гэ-гэ идиот! — даже на мой собственный слух звучит слишком грубо, но я ничего не могу с этим поделать. — Ты ненормальный? В чём проблема? — возмущается Чжань-гэ, надвигаясь на меня, как военный крейсер. Мельком замечаю, как пытается скрыть улыбку Хайкуань, но у него это не особо получается. — Это у тебя проблемы! — отступаю назад, потому что гэ-гэ выглядит действительно рассерженным. Выставляю перед собой меч, но Чжаня это совсем не останавливает, наоборот, его глаза сужаются, полыхая откровенным раздражением. Создаётся ощущение, что он меня сейчас в пол закатает. Ой. Я на кого-то наступаю и едва не падаю, но успеваю схватиться за вышитые золотом одежды. Прости, Ци Пэйсинь, но ты сам виноват, нечего под ногами путаться. — Ай! — только и успевает вскрикнуть он, когда я выталкиваю его перед собой, как щит. — Ай, меня-то за что бить? Я же ничего не сделал! Несчастный Пэйсинь прикрывает голову руками, когда ему достаётся по плечу флейтой. Пусть скажет спасибо, что не по шее. — Ван Ибо, нечего прятаться за чужой спиной! — не утруждая себя снижением децибел, кричит Чжань и вновь пытается меня ударить. Получает снова Пэйсинь, по другому плечу. С размаха. Не повезло парню, уж я-то знаю, насколько на самом деле Ченьцин тяжёлая, а в руках Чжаня вообще превращается в настоящее оружие. — Ой-ёй! Учитель Сяо, пожалуйста, хватит! — он наклоняется и пытается сбежать. Остальные зрители, веселящиеся за наш счёт, быстро отступают на безопасное расстояние. — Господин Вэй, умерьте пыл, — прикрывает рот рукавом Хайкуань, чтоб не смеяться так очевидно. — Будьте любезны не убивать моего драгоценного брата до конца съёмок. Чжань-гэ хмурится, но отходит назад, а потом разворачивается, указывая на меня флейтой, на конце которой угрожающе покачивается алая кисточка. Это так сильно напоминает его, бесстрашно стоящего перед армией заклинателей в Безночном городе, что я едва не падаю, настолько ослабели мои ноги. — Мы ещё не закончили, — шипит он на меня и выходит на улицу, взметнув красной лентой в волосах. А я уже жалею о своей вспышке. — Тебе не стоит ревновать его, — шёпотом сообщает мне на ухо Хайкуань. — По крайней мере не ко мне. Я поворачиваю голову, стараясь разглядеть в нём того самого первого нефрита ордена Лань, но он уже смотрит в другую сторону. — С чего ты взял, что я ревную? — что ж, даже в этой жизни он видит меня насквозь. — А разве это не так? — усмехается он, явно забавляясь. — Что, настолько очевидно? — Я бы сказал, сложно не заметить. Опускаю глаза и изо всех сил стараюсь не улыбаться, как идиот. — Ван Ибо, что ты сделал с Сяо Чжанем? — подходит к нам Цзи Ли, обмахиваясь веером. — Кажется, сегодня он не в духе. Хотя с ним было всё в порядке, пока не появился ты. — То есть, это я виноват в том, что у него крыша едет? — возмущённо указываю мечом на дверь, за которой исчез Сяо Чжань. — Да вы же оба с ума сходите, когда оказываетесь рядом, — на лице Ли появляется дьявольская гримаса, и он заговорщически подмигивает мне. — Не понимаю, о чём ты, — всё ещё пытаюсь сделать хорошую мину при плохой игре. — Сделай ты уже с ним хоть что-нибудь, — наклоняется он ко мне, прикрывая рот веером. — Что? — Ну, мне тебе объяснять, что ли? Трахни его уже наконец, может успокоитесь, — заявляет он. — О боже, — тихо стонет Хайкуань, прикрываясь рукавом, но я всё равно вижу, как содрогаются его плечи от смеха. Через секунду к нему присоединяется Ли, одновременно пытающийся играть бровями. Больше похоже на нервный тик, если честно. — Лань Ванцзи, у тебя уши покраснели! Совсем как в новелле! — хохочет Ли и протягивает руку, намереваясь потрогать мои мочки. Этого ещё не хватало. Отвожу его руку, чувствуя, как горит всё лицо не то от стыда, не то от волнения. — А чего это вам так весело? — Юй Бинь подкрадывается незаметно. — Да так, — брови Ли снова игриво подпрыгивают, когда он смотрит на меня, — обсуждаем стратегию захвата горы Луаньцзан. — А что там обсуждать? — непонимающе хлопает ресницами Юй Бинь. — Ну, скажем так, кто первым войдёт в пещеру Фумо, — губы Ли подрагивают в безуспешных попытках не смеяться. Кажется, я скоро сгорю на месте от двусмысленных намёков. Хотя какого чёрта? Если б я мог, то уже давно орал бы во всю мощь лёгких, что Сяо Чжань только мой и чтоб никто больше не смел его трогать. — А зачем? — отрезвляет меня голос Биня. — Разве сценарий изменили? Ибо, может хоть ты объяснишь? Подол его одеяния цепляется за моё ханьфу. Делаю шаг в сторону, но он почему-то снова рядом, что совершенно не способствует очень нужному успокоению. — А я причём? Это у Ли голова опилками забита, вот у него и спрашивай, — на этом разворачиваюсь и вместе с выходящим персоналом покидаю помещение, чувствуя, как горит позвоночник под чужими взглядами. Сяо Чжаня я замечаю фактически сразу, он стоит на дорожке и отстранённо вертит в руке Ченьцин. Находиться так далеко от него почти невыносимо. Хочу быть рядом всегда и везде, чувствовать его присутствие, ощущать тепло и тонкий запах одеколона. Он хотел ударить меня? Так пусть бьёт, куда хочет и сколько хочет, лишь бы был рядом, потому что иначе не будет меня. Когда-то я уже познал жизнь без него, больше такого не повторится. Ни за что. Как можно тише подхожу ближе к нему и останавливаюсь в полушаге. — Прости. Он молчит. Лишь слегка поджимает губы, делая вид, что меня не существует. Поэтому я смелею и осторожно провожу пальцами по его руке от плеча до запястья. Чжань никак не реагирует, чем делает меня ещё наглее. Глажу спадающую на грудь прядку чёрных волос и отбрасываю её ему за спину, а потом возвращаюсь к прежнему маршруту, ласкаю ткань рукава сверху вниз, сверху вниз. Гэ-гэ замирает, словно прирос к месту, но отбиваться вроде не собирается. — Ты простишь своего ди-ди? — тишина в ответ меня почти убивает. — Ну, хочешь, на колени встану? Действует. Он тут же поворачивается, глядя на меня испуганными глазами. — Ещё чего придумал. Только попробуй! — А вот и попробую. И даже могу кое-что взять в… — Зубы лишние, что ли? — резко перебивает, но в голосе скорее какая-то обречённость, а не гнев. — Ладно, молчу. Теперь мы просто стоим в относительной тишине, но это молчание совсем не напрягает, потому что я замечаю, как лёгкая улыбка касается безумно привлекательных губ, от которых и без того невозможно оторвать глаз, а теперь и вовсе без шансов. Я хочу их. Хочу его губы на своих губах, хочу его руки на своём теле, хочу его всего. Себе. Сейчас. Хочу не только знать, что он рядом, но и чувствовать, ощущать дыхание на коже и дарить своё, вырвать из груди обезумевшее от любви сердце и отдать ему. Навсегда. Как я уже сделал когда-то давно. Боже, я ведь уже знаю, что вкус его губ совсем не изменился, знаю, что он всего одним касанием вынимает душу и ломает всего меня. А ещё он по-прежнему дикий и неукротимый, как ветер в поле. И мне сейчас до умопомрачения хочется пересчитать языком все родинки на его правом ухе, а потом заломить руки за спину, до боли, вжать в ближайшее дерево и целовать до тех пор, пока он не вспомнит, кем был когда-то. Я подаюсь к нему всем телом, но тут он вытягивает руку и снимает что-то с моего плеча. — Какой симпатичный, — Чжань улыбается и рассматривает это что-то в руках. Кого это он там симпатичным считает? — Смотри, милый, правда? — подносит чуть ли не к моему носу раскрытую ладонь, на которой, к моему ужасу, сидит огромный чёрный жук. Отшатываюсь от него, как от чумного. Какая мерзость! И что он там милого нашёл? — Ты чего? — Ничего, выброси эту гадость! — Ты что, насекомых боишься? Это же просто маленький жучок. Он даже не кусается. — О господи, он ещё и гладит его указательным пальцем! Меня сейчас удар хватит. — Я прощу ди-ди, если он потрогает эту милоту, — и Чжань, чтоб его, протягивает ко мне ладонь. С позорным вскриком и колотящимся от страха сердцем я отпрыгиваю в сторону. — Он же такой маленький, такой хорошенький! — сверкая глазами, улыбается Чжань, но улыбка его скорее напоминает зловещий оскал. Я готов бежать со всех ног, если он снова подойдёт ко мне с этой пакостью. — Ну ладно-ладно, — он наклоняется и выпускает своего жука в траву. — Видишь? Его уже нет. Какой ты пугливый. Будем считать, что я отомщён. — Гэ-гэ жестокий, пользуется моими слабостями. — Не более жестокий, чем ди-ди, который решил, что может оскорблять меня ни с того ни с сего, — он ведёт подбородком, указывая на павильон, из которого мы недавно вышли. — Прости, но ты меня вынудил, — крепко сжимаю в руке рукоять Бичэня. — Что? Чем же, позволь спросить? — растерянно моргает Чжань, искренне не понимая причины. — Ты и Хайкуань, вместе… — ну и как ему объяснить? Я и сам уже понимаю, насколько глупо себя повёл. — Я не знаю, что со мной случилось, когда увидел вас вдвоём. И тут Чжань цокает языком и закатывает глаза. — Ибо, ты ревновал, что ли? — Мне было очень больно. Вот здесь, — я приближаюсь к нему вплотную и кладу руку на грудь, ощущая, как под пальцами заполошно трепыхается сердце, а потом начинает биться так, будто собирается выпрыгнуть ко мне в ладонь. Его губы приоткрываются на выдохе, а я сглатываю, слушая самую искреннюю музыку человеческого тела. Пусть он говорит что угодно, но сердце лгать не может. Чжанвэй был прав, я не могу отступить. — Чжань-гэ сейчас особенно красивый, — снова невероятный кульбит в груди подтверждает самую смелую догадку. Нажимаю на его грудь сильнее, оттесняя под сень деревьев, бросаю меч под ноги и касаюсь пальцами подбородка. Тонкая прядка волос щекочет руку, в его глазах борьба с самим собой, поэтому я помогаю склонить чашу весов в свою пользу, обхватываю затылок и притягиваю к себе. К моему изумлению, в этот раз он не сопротивляется, а позволяет целовать себя, вот только участия никакого не принимает. Такое ощущение, будто он пытается понять, нравится ему это или нет. В таком случае я просто не имею права облажаться. Языком раздвигаю податливые мягкие губы, врываюсь внутрь, нежно скользя вдоль зубов, ласкаю так чувственно, насколько это вообще возможно и чуть не задыхаюсь от восторга, когда Чжань закрывает глаза, а его угольные ресницы слабо трепещут. Неожиданно его губы шевелятся в ответ, и от этого подо мной раскрывается бездонная пропасть, в которую я падаю без сожалений, лишь невероятно реальные ощущения тёплого дыхания вытягивают меня обратно. Я боготворю его скулы россыпью коротких поцелуев, поклоняюсь его шее цепочкой длинных мазков языком, чуть сдвигаю воротник и схожу с ума от его ключиц. Кажется, я на седьмом небе от счастья. И это счастье я вновь изливаю на вожделенные губы, глотая с них едва слышный стон, легкой вибрацией идущий по горлу. Чувствую, как его пальцы робко касаются моей руки, лежащей на его бедре. Я даже не могу сказать, когда и как она там оказалась. От ощущения тёплой ладони, осторожно пробирающейся под широким рукавом до самого локтя, меня ведёт. И это прекрасно. Удивительно, сколь мало мне нужно для счастья, но ведь всё потому, что Чжань делает это сам, по своей инициативе. От осознания, что он прикасается ко мне по собственному желанию, накатывает эйфория, а за ней волной накрывает возбуждение. О, как давно я его не испытывал! Нечто похожее случилось в ту самую единственную ночь, проведённую в постели гэ-гэ, когда я тайком наблюдал, как он спит. Насколько он был родным, близким, очаровательным, настолько же и эфемерным, неуловимо далёким. Казалось, так просто протянуть руку и взять то, что принадлежит мне, но это была лишь иллюзия, рассыпавшаяся тающим инеем, стоило напомнить себе, что рядом сжалившийся над трясущимся от страха мальчишкой Сяо Чжань, а не Вэй Ин. Не тот Вэй Ин, которого я брал, когда хотел и где хотел, который стонал моё имя так страстно, что от звуков его голоса поджимались пальцы на ногах. От жарких воспоминаний в животе потеплело, а в трусах начало твердеть. От внезапно проснувшегося либидо мне даже стало неловко, не дрочить же на спящего человека. Однако проблема вскоре исчезла сама собой, стоило вспомнить, как я его потерял, как жил после его смерти. Горечь и боль быстро смыли все зачатки не успевшего набрать силу возбуждения. Сейчас же желание растёт в геометрической прогрессии, с каждым касанием, с каждым вздохом я хочу его всё больше, всегда хотел и буду хотеть. Перехватываю его за поясницу, притягиваю ближе, так тесно, что он не может не почувствовать силу моего желания, но вот сюрпризом становится невероятное открытие — возбуждён, оказывается, не я один. От этого осознания у меня в голове сгорают последние предохранители. Толкаю его к дереву, придавливая всем телом к стволу, срываю с его запястья чёрную ленту и завязываю глаза. — Что ты делаешь? — немного охрипшим голосом спрашивает Чжань, пытаясь избавиться от повязки, но я перехватываю его руки и прижимаю над головой. — Вспомни, — шепчу ему на ухо и целую приоткрытые губы, лелея в душе крошечную надежду. Возможно, если я повторю всё в точности, как было в то время, то похожая ситуация стимулирует возвращение памяти. Скользкие от слюны губы хочется целовать вечно, но я отстраняюсь, напоследок оставив на них тепло своего дыхания, освобождаю его руки и отхожу. Жду. Любуюсь им, таким растрёпанным и сладким, что внутри всё сводит от желания вновь прижать его к себе. Чжань медленно развязывает ленту, стягивает её с глаз и смотрит на меня, смотрит так, что сердце падает в тёмный омут, погружается на самое дно, придавливается толщей мутной воды. Ниточка надежды лопается с оглушающим звоном. Не вспомнил. — Ибо… — глухо произносит он, и я абсолютно точно не хочу слышать, что он скажет дальше. — Пожалуйста, — буквально бросаюсь вперёд, упираюсь лбом ему в плечо и закрываю глаза, будто это поможет сбежать от жестокости непроизнесённых слов. — Пожалуйста, не говори этого. — Не говорить чего? — Того, что ты хочешь сейчас сказать. — Откуда ты знаешь, что именно? — Вижу в твоих глазах. Прошу, не говори. Я этого не вынесу. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Эмоции на его лице такие яркие, их так много, что я не успеваю их отслеживать. С уверенностью могу сказать лишь, что там нет ни отвращения, ни гнева, ни неприятия того, что между нами только что произошло. Тогда пора сменить тактику. — Скажи, что тебе не понравилось, и я отстану. Больше даже не подойду к тебе. Чжань-гэ молчит, открывает рот, закрывает, качает головой. — Ну же, ведь это так просто: Ван Ибо, ты мне не нравишься, — подначиваю, одновременно до ужаса боясь услышать эти слова. — Ван Ибо… — и у меня внутри всё обмирает от страха. Тишина и ожидание бьют под дых, забываю, что существует такая вещь, как кислород и что надо дышать. — Ван Ибо, — пробует он снова и замолкает. — Я тебе нравлюсь? — не знаю, откуда во мне столько смелости, но ради Сяо Чжаня я готов на что угодно. — Что? — Так нравлюсь или нет? — Ибо, ты… Я не могу. — Я не спрашивал, что ты можешь и чего не можешь. — Да. Нет… Я не знаю! Ты рушишь все мои стереотипы, ломаешь мою систему ценностей, лезешь в душу напролом. Я не могу понять, что происходит, ты же… просто заигравшийся ребёнок, — последнее слово особенно остро царапает сердце, едва живое от испуга. — Я никогда не играл ни с чьими чувствами, тем более с чувствами гэ-гэ. И скажи уже эту чёртову фразу! — не выдержав, срываюсь на крик. — Я не могу! — точно так же повышает голос он. — Не могу её сказать, потому что это будет ложью. — Что именно? — Что ты мне не нравишься. Наступает молчание, во время которого на моих губах расцветает искренняя улыбка. — Гэ-гэ, я люблю тебя. Такие лёгкие, но в то же время такие сложные слова слетают с губ совершенно непринуждённо. Я сам не знаю, почему озвучить их было так просто. Я даже родителям не говорил их так давно, что уже и не вспомню, произносил ли вообще хоть когда-то. Но Сяо Чжань — это совсем другое. Он вне любых рамок. — Ты ошибаешься, — его брови горько изламываются, а между ними образуется морщинка, которую безумно хочется стереть. На лице Чжаня не должно быть такого выражения, оно слишком похоже на то, что искажало черты Вэй Ина перед смертью. Мне невероятно больно видеть его таким. — Это ты ошибаешься, мне двадцать, а не два года. Я могу отличить любовь от влюблённости. И мне не нужен секс на одну ночь. — Мой ответ ты слышал в прошлый раз, — напоминает он разговор недельной давности. — Да почему? — невольно повышаю голос, потому что его упрямство выводит меня из себя. — Почему ты не хочешь дать нам даже шанса? Несколько минут назад твоё тело говорило обратное, и ты тоже целовал меня! Ты отвечал! — Все люди ошибаются. Я тоже. Ты хоть представляешь, что будет, если это просочится в СМИ? Тебя сожрут с потрохами, а мной закусят. Ты ведь знаешь этот бизнес лучше меня, только подумай, что с нами сделают. А о дальнейшей карьере можно будет забыть! — Да плевать мне на них! — хватаю его за запястье и сжимаю, наверное, слишком сильно, потому что он морщится от боли. — Мне нужен ты! — Ди-ди. Отпусти, — устало просит он, взглядом указывая вниз. — Ты мне руку сломаешь. — Извини, — тут же разжимаю пальцы. — Кстати, ты сказал «вспомни» перед тем, как… Кхм. Что именно вспомнить? — Уже неважно, — закрываю глаза и медленно выдыхаю, стараясь успокоиться. — Ты так и не ответил нормально. Я хотя бы нравлюсь тебе? — Что изменит мой ответ? — Всё. Для меня — всё. — Неужели для тебя это так важно? — почти шепчет он. — Не представляешь как, — горло сжимается, словно тисками, от волнения. Чжань сглатывает и смотрит на меня глазами побитой собаки. Кажется, кто-то забросал мой желудок камнями, так тяжело сейчас от взгляда напротив. Его губы шевелятся, и я считываю с них беззвучное «да». Сердце тут же подпрыгивает от радости и облегчения, но тут же с уханьем падает обратно, когда Чжань добавляет: — Но для меня это ничего не меняет. — Мы ведь можем сказать, что просто друзья. — Пф-ф, — Чжань закатывает глаза к небу, — я так и знал, что ты не отступишь. Почему ты такой упрямый? — Не меньше, чем ты, гэ-гэ. Теперь его покрасневшие и припухшие губы манят меня ещё сильнее, не могу оторвать от них взгляд, и это замечает Чжань. — Нет, Ибо, хватит, — он смотрит на меня дикими глазами, напоминая перепуганного зайца. — Неа, — шагаю к нему, меня сейчас не остановит даже поезд, — раз гэ-гэ решил разбить мне сердце, то я хочу хотя бы небольшую компенсацию. Приближаюсь вплотную, так, что наши лица едва не соприкасаются носами, а дыхание смешивается. Вижу, как расширяются его зрачки, а на виске нервно бьётся тонкая жилка. Вожделенные губы так близко, будет достаточно всего-то качнуться слегка вперёд, чтоб достичь желаемого, но я останавливаюсь в последний момент, завороженно рассматривая его трепещущие иголочки ресниц, вспоминая, как часто они точно так же дрожали во время наших утех в такой далёкой прошлой жизни. Неожиданно моё лицо обхватывают его горячие ладони и тянут, сокращая последние цуни между нами. Теперь уже он целует меня. Сам. Напористо, грубо, отчаянно, сминает мои губы в необузданном порыве, давит большими пальцами на скулы. Скрытая в нём животная страсть вырвалась наружу, причиняя сладкую боль, и сейчас я как никогда узнаю в нём того самого Старейшину Илина, перед которым содрогались от страха почти все заклинатели. Мой невольный стон тонет в его горле, а руки стискивают талию, даже под многочисленными слоями одежды кажущейся невероятно тонкой. Он отталкивает меня так же резко, как и набросился, тяжело дыша и облизывая блестящие губы. — Это ничего не меняет, — задыхается он и качает головой. — Не меняет чего? — не менее тяжело даются мне слова. — Это всё ещё «нет». — Я именно так и подумал, — усмехаюсь я, и улыбка сама тянет губы на одну сторону. Он смотрит на меня долго и испытующе, а потом также долго смеётся. — Ты похож на куртизанку, — выдыхает он между приступами хохота. — Можно подумать, Сяо-лаоши выглядит по-другому, — в тон ему отвечаю я. — В гримёрку? — В гримёрку.***
Я долго обдумывал, как должен выглядеть пьяный Лань Ванцзи, но это оказалось довольно непросто. Себя-то я не помню, потому что алкоголь буквально отключал мои мозги, а тело действовало самопроизвольно. И сколько бы я ни спрашивал, Вэй Ин никогда не признавался, что же я делал. По сценарию я не должен отличаться от себя трезвого, но при этом творю возмутительные вещи. Пока я пытаюсь настроить мимику, глядя на себя в зеркало, Чжань-гэ так пристально наблюдает за мной, что это начинает раздражать. — Не будь настолько серьёзным, ты же под градусом, — тянет он, обмахиваясь сценарием. Сегодня солнце палит так беспощадно, что дышать почти нечем. Кажется, что воздух вот-вот воспламенится. Бедный Чжань плохо переносит жару. В следующий раз куплю ему вентилятор. — Лань Ванцзи всегда должен быть серьёзным. — Хорошо, будь серьёзным, но чуть меньше, чем обычно. Давай, Лао-Ван, покажи свои способности. Ну вот, так уже намного лучше. Такие щенячьи глазки. За последнее высказывание он получает Бичэнем в бок, хотя меня оно совсем не обижает, потому что я прекрасно знаю, что гэ-гэ нарочно дразнится. — Может, ему просто нужно представить тебя голым? — Цзи Ли толкает локтем поперхнувшегося воздухом Чжаня в предплечье и скалится в слишком понимающей улыбке. От его заявления шея гэ-гэ в вырезе ханьфу покрывается румянцем, и мне хочется затянуть его поплотнее, чтоб никто этого не видел. Я даже ощущаю странное удовлетворение от того, что кто-то уже считает нас парой. Рядом фирменно закатывает глаза Чжочэн и делает вид, что изучает обстановку комнаты. И чего он там не видел? — Все по местам! — объявляет режиссёр, активно жестикулируя съёмочной группе. Цзи Ли, не спуская с меня хитро прищуренного взгляда, подталкивает Чжаня вперёд, проводя ладонью по его спине. — Давай, Вэй Усянь, нам пора. А вот сейчас мне очень хочется пересчитать ему зубы, а в идеале — выбить парочку-другую. Иррациональное чувство ревности острыми клыками впивается в сердце, но мне остаётся лишь прикусить язык и наблюдать, как чужая ладонь спускается ниже поясницы, но Чжань-гэ, в конце концов, отводит его руку в сторону. Когда Ли поворачивает ко мне голову в следующий раз, то наглая улыбка быстро сползает с его лица, и он поднимает руки ладонями вверх. — Прости, больше не буду, но уж больно хотелось посмотреть на твою реакцию, — едва сдерживаемая улыбка дрожит в уголках его губ. — Ну как, посмотрел? — не убивать его, не убивать, не убивать! — Очень эпично! Чжочэн и Чжань переглядываются, последний качает головой и заключает: — Детский сад. — Приготовились! — громогласно разносится по помещению. Ли, Чжань и Чжочэн заваливаются на кровать, приготовившись изображать пьяные игрища великовозрастных детей. В целом всё идёт довольно гладко до тех пор, пока не доходит до сцены, в которой Вэй Усянь должен уложить меня спать. Мы запороли целую кучу дублей, а я всё никак не могу перестать смеяться. Чжань уже тоже не выдерживает и улыбается во все тридцать два зуба, но ему-то проще, камера находится как раз за его спиной. — Бо-ди, перестань уже ржать! — сквозь стиснутые зубы шипит он, укладывая мои ноги на кровать. Вопреки его просьбе из меня вырывается истерический всхлип, и я закрываю лицо рукавами. Чжань хлопает себя по бёдрам ладонями и упирает их в бока, укоризненно сверля меня прищуренными глазами. Стив Чэн трёт пальцами переносицу, поджимает губы и снисходительно вздыхает, глядя на нас, как на трёхлетних детей. — Ещё раз, — хлопает он в ладоши. Принимаю сидячую позу, и вроде бы нет причин для смеха, но стоит нам с Чжанем посмотреть друг на друга, как глупое неподконтрольное хихиканье рвётся наружу. — Лань Чжань не должен смеяться, это прерогатива Вэй Усяня, — тянет меня на исходную позицию Чжань. В конце концов, я просто отворачиваю лицо от камеры, когда меня в хрен знает какой раз сваливают на кровать. На большее я сегодня точно не способен. — Вы оба свободны, идите отдыхать. Сегодня от вас всё равно толку нет, — буквально выгоняет нас Стив Чэн, наблюдая, как уносят осветительное оборудование. — Простите, — кланяется Чжань, — мы исправимся. — Идите уже! Когда мы отходим на приличное расстояние, я решаю, что сейчас самое подходящее время для вопроса: — Есть хочешь? — Бо-ди, обязательно напоминать о еде? Я же не доживу до гостиницы, — страдальчески стонет Чжань. — Зачем тебе гостиница? Я знаю одно местечко, где подают очень вкусную рисовую лапшу. — Надеюсь, это твоё местечко не на другом конце города. — Нет, совсем недалеко. И тут он хмурится, обдумывая что-то. Смотрит на меня с сомнением, даже замедляет шаг. — Бо-ди, ты же не на свидание меня приглашаешь? — Чжань-гэ, это всего лишь ужин. Или мы уже и поесть вместе не можем? Изображаю на лице своё самое невинное выражение, я же не зря был макнэ в UNIQ столько лет. И прежде, чем он снова засомневается, открываю дверь гримёрки, пропуская его внутрь, а сам выуживаю из ханьфу телефон и быстро набираю смс своему менеджеру. Меня только что посетила отличная идея. Ужин — это хорошо, но есть кое-что получше.