В помещении с камерами, где временно пребывают преступники, прохладно. Тэхён вздрагивает и даже немного сочувствует тем, кому приходится здесь сидеть. Но как только вспоминает причину, тут же засовывает это чувство подальше. На него направлены голодные и стеклянные взгляды, кое-где обиженные и жалостливые, унижающие и осуждающие. Они не имеют права смотреть
так, однако для людей, идущий против закона, это не помеха. Жутко. Даже представить страшно, какая аура в самом здании тюрьмы, если уже полицейский участок выглядит, как место, где заканчивается надежда.
Тэхён перешагивает сумку одного из прокуроров, осматривающих место смерти жертвы, и направляется к задумчиво стоящему и нахмуренному Чонгуку, по пути осматривая все вокруг.
— Ты как сюда попал? — Чонгук очнулся от руки, мягко лёгшей на плечо, сжавшей его.
— Офицер пустил, — он наклоняется, чтобы посмотреть, с чем копошатся сотрудники закона. — Больше интересует, что ты здесь делаешь.
По коже пробегается холодок, он зябко кутается плотнее в пальто, одергивая полы и, выпутываясь из хватки, отходит подальше.
— Мы собирались с Намджуном встретиться, он сказал, что у него работа. Я решил подождать здесь, заодно и посмотреть, как они работают. Интересно же. — Чонгук ни разу за время своего монолога не посмотрел на Тэхёна, и это его убивало, а после того, как тот отошёл, что-то внутри разбилось с громким треском.
Тэхён многозначительно промычал и поспешил к выходу. Чонгук же остался и с облегчением выдохнул, нервно бегая глазами по камере, а через минуту присоединился к Киму. Они ждали офицера в его кабинете на мягком кожаном пуфе. С появлением он немного затянулся, но иначе было никак: новое дело нависло, как грозовая туча, весь отдел в смятении, никто не знает, с чем это связано и что делать дальше. Через полчаса, пока парни рассматривали кабинет офицера, он зашёл, тяжело передвигал ногами. Перед глазами все плыло и двоилось; ему не давали спать нормально уже пятеро суток.
Между Тэхёном и Чонгуком, во время отсутствия хозяина кабинета, образовалось напряженное молчание. События вчерашнего вечера не выходили из головы, Тэ показалось, что оба остались довольны, но Чон был как-то неестественно холоден, хотя первым все это затеял. Он будто избегал любого контакта, постоянно увиливая от разговора. Тэхён порывался что-то сказать, но цепь гордости быстро натягивалась, громко лязгая, и он молчал. Его вины здесь нет, как и причины, из-за которой старший создавал все эти проблемы. Да, юноша сознается, что раньше он его сильно раздражал своей навязчивостью, но во время похорон, когда они остались вдвоём, Тэхён в молчании Чонгука услышал поддержки больше, чем от друзей или матери. С этого дня что-то изменилось, и до вчерашнего вечера Тэхён не понимал этого. Ему искренне жаль, и он пытается делать шаги навстречу, а Чонгук лишь вырывает свои руки и поворачивается к нему спиной.
— Цианид, — Намджун выглядит серьёзным и задумчивым. — Он отравил его цианидом, а прежде, похоже, заставил прикинуться тем самым убийцей, или же точнее, им самим. Но кое-что не даёт мне покоя, — мужчина скрещивает руки, переплетая пальцы, и кладёт на них голову. — Времени, чтобы вещество подействовало, нужно крайне мало. Буквально секунда, человек теряет сознание, затем в течение нескольких часов, при попадании в организм большой дозы, умирает. Было найдено несколько граммов, а это значит, что время смерти растягивается от получаса до полутора часов. Жертва на протяжении восьми часов находилась в камере полицейского участка. Вопрос, когда он успел принять цианид?
Тэхён, все это время внимательно слушавший рассказ офицера, прикрыл рот рукой и широко раскрыл глаза: убийца ходит среди них, но никто не замечает рук, умытых по локоть в чужой крови. Парень снова начинает накручивать себя нелепыми мыслями. Если раньше уровень его активности был крайне низок, то на сегодняшний день он убил уже двоих, и это лишь известная информация; но кто знает, не валяется ли в канаве возле твоего дома очередной обезображенный труп. Тэхён со злостью сжимает зубы и кулаки: терпения не хватает. Что он сделал не так, где провинился?
Тэхён трясётся в автобусе по дороге к Юнги. На сегодня он достаточно наслушался всего, чтобы могло бы его напрячь; убийца на свободе, Чонгук его игнорирует, Хосок не отвечает на звонки. Остался только последний вариант: разделить вечер с другом и прогнать по бутылочке пива, закидывая в рот сухарики. Он долго насилует дверной звонок Юнги, но ответа так и не получает. Совсем опечаленный и разозленный, Тэхён всё-таки набирает Чонгуку и готовится высказать ему все, что думает, но когда слышит с того конца измученный голос, словарный запас истощается до нуля.
— Приезжай, поговорим.
Тэхён также тихо, как и в прошлый раз проходит в дом, забитый не столько мебелью, сколько удушающим напряжением, садится на диван и молча следит за тем, как старший роется по шкафам, достаёт бутылку шампанского, с хлопком и легким дымком открывает и разливает по бокалам.
— Не хочешь помочь?
Вопрос до него доходит не сразу, и он ещё секунд пять, слегка нахмурившись, смотрит, но по итогу подрывается и несёт деревянный лакированный поднос с фруктами и шоколадом (специально купленным для Тэхёна) на стеклянный кофейный столик. Чонгук берет свой бокал, как будто раздумывает, болтая жидкость, стоит ли, и подносит к губам, делая два маленьких глотка. Приятная острота от алкоголя греет и расслабляет, уменьшает пульсацию в висках и добавляет смелости. Тэхён не решается, держит руки на коленях и смотрит в пол, будто собирается отчитываться перед матерью, и ругает себя за такое поведение, но сделать ничего не может.
— Я мог бы сказать, что это была ошибка, — Тэхён, услышав эти слова, резко поднимает голову и непонимающе смотрит, почти незаметно сжимая тонкую ткань брюк. — Но не хочу.
Странное облегчение и второе дыхание. Это именно то, что чувствуют от признания человека, имеющего вес в твоей жизни?
— Собирайся, — Чонгук подскочил, чуть не опрокинув бокал. — Поедем кое-куда.
— Но, — растерянность им завладевала. — Ты уже выпил…
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что от своих намерений он отказываться не собирается, и тому лучше бы побыстрее собраться и ждать готовым у двери. Чонгук выглядел как подросток в этой кожанке и драных джинсах, что пришли на замену чёрным брюкам и выглаженной рубашке. Честно, так ему шло куда больше.
Тэхён доверял ему даже после вина. Это уже больше было похоже на своего рода мазохизм: вкладывать свою жизнь в руки человека без тормозов. Одна ночь ничего не должна была поменять. Не должна, однако это случилось.
Форд мустанг, стоящий у детектива в гараже, разрезает тишину шоссе со свистом через приоткрытые окна. Ветер, влетающий в салон, треплет слегка завитые волосы Тэхёна, он смотрит на Чонгука и с замиранием сердца чувствует себя поистине свободным. Ночь плавно опускается на город, а мустанг едет по безлюдной дороге вдоль леса, выруливая к песчаному берегу моря. Тэхён выходит из машины и вдыхает полной грудью: пахнет солью и свежестью. В последний раз он был здесь на выпускном в школе. Был молод и пьян, а сейчас будто постарел лет на десять. Воспоминания пробуждают чувства пережитого, юноша снимает обувь опускает ногу в песок, пропуская его между пальцев. Щекотно и прохладно, но куда приятнее, чем если бы он был нагрет на солнце. А Чонгук, облокотившийся на капот, смотрит и на лице появляется нечто на подобии улыбки: привезти его сюда было лучшим решением.
Тэхён наклоняется, бесится из-за попадающих в глаза прядей, снимает с запястья резинку и собирает небольшой хвостик, затем подгибает джинсы, чтобы те не промокли, и ступает в воду. Она обволакивает, вызывает табун мурашек, а шум прибоя успокаивает и душа чувствует себя в безопасности. Идиллию портит во всю прыть забежавший в воду Чонгук, раздетый почти до гола и ехидно смеющийся. Ледяная вода окатывает Тэхёна сверху до низу и заставляет поежиться, на лице вместо спокойствия — раздражение.
— Какого хуя?! — он обнимает себя за трясущиеся плечи руками, и глазами пускает в старшего молнии. — Да я тебе сику на пику натяну и крякать заставлю, тупоголовый ты пень!
Чонгук успел отвыкнуть от такого Тэхёна, но сейчас на все его ругательства лишь звонко смеётся.
— Сначала доплыви.
Ничего не поделать, ему кинули вызов, он обязан его принять, иначе он не Ким Тэхён собственной персоной. Осторожно стянув с себя противно холодную и мокрую футболку и, стянув джинсы, решает повторить подвиг Геракла (Чонгука), зажмурившись и забегая в воду. Поначалу это колючий холод и сдавленные лёгкие, но с каждым гребком в сторону Чонгука, которому не до шуток, огонь азарта разгорается где-то внутри, а предвкушение бесплатной раздачи пиздюлей мотивирует плыть быстрее, и становится даже жарко.
Чонгук, почуяв неладное, спешит ретироваться, размахивая руками в противоположную от стремительно сокращающей между ними «акулы-убийцы» сторону. Тэхён, подплыв достаточно близко, хватается за татуированные плечи и топит дракона вместе с его хозяином, садясь сверху. Через полминуты, когда что-то подсказывает, что вообще-то Чонгук уже должен был всплыть, а уровень тревоги повышается, его резко подкидывают в воздух и выкидывают прямо в подступающую волну.
— Ты бы видел, — старший все ещё выравнивает дыхание после того, как поторчал под водой. — Своё лицо.
Мышцы от смеха скручивает в трубочку. Обиженный и униженный Тэхён, частично выглянувший из воды с каменным лицом, не улучшает ситуацию.
— Всегда знал, что ты тот ещё пидорас, — колкость по итогу вышла неопровержимым фактом, что парня явно не обрадовало.
— Спешу заметить, ты тоже. — 1:1, не переспоришь.
Чонгук выходит из воды, рукой встряхивает завитые от соли волосы. Брызги разлетаются в стороны, впитываясь в песок. Тэхён залипает, когда видит, как по покрытой мурашками коже стекают дорожки, исчезая либо в песке, либо в куске ткани, прикрывающем самый аппетитный участок тела. Он даже забыл, зачем они сюда приехали, по инерции обвивая руками торс и мускулы, напрягшиеся от чужих прикосновений. Чонгук кладёт ладонь на хрупкое запястье, гладит солоноватую кожу, подносит к губам и оставляет поцелуй. На вкус — невероятное комбо. Чон поворачивается и припадает к шее, языком собирая капли и смакуя, с наслаждением прикрывая глаза, оставляет в некоторых местах багровые пятна, ведёт по острой ключице и вдыхает. Надышаться не может, снова его не хватает, убивает себя, потому что за Тэхёном смерть по пятам ходит, а Чонгук лишь крепче его обнимает и средний палец костлявой старухе показывает, надменно ухмыляясь. Он собственник, своё просто так не отдаст. Момент, когда Тэхён все же стал его, был упущен, и даже если принят во внимание, то вскользь. Остался лишь факт того, что они неразделимы. Темнота не может существовать без света, ровно как и наоборот.
Чонгук подхватывает его и усаживает на ещё тёплый капот мустанга, спускается руками и оглаживает тыльную сторону бедра, усмехаясь от тихих вздохов над ухом.
— Я правда мог бы сказать, что все это — сплошной фарс, — он смотрит пьяными глазами, ставшими такими от одного лишь человека напротив. — Но лгать я не люблю.
Тэхён улыбается, в лунном свете становясь ещё прекрасней, и Чонгук не понимает, как его вообще угораздило, и чем он заслужил героя с картин лучших художников, бунтарского мальчишку, совсем зелёного, но такого яркого и неповторимого, что на все остальное можно закрыть глаза.
Закрыть и все равно видеть лишь его.
Луна стыдливо прячется за тучу, когда на весь пустой пляж разносятся пошлые причмокивания. Чонгук с Тэхёном поменялись местами, и теперь тот, стоящий на коленях, вбирающий чужой член в рот, заглатывая почти до основания, смотрит так невинно, что загорается желание лишь отодрать его посильнее. Он нехотя отрывается от весьма увлекательного занятия, вытирает слегка опухшие губы, разрывает ниточку слюны вместе с остатками спермы, поднимается и ждёт похвалы за проделанную работу. Чонгук, дышащий так, будто пробежал марафон, плюет на все и утягивает его в глубокий и наполненный страстью до краев поцелуй, тщетно выказывая всю свою любовь. В темноте чувства становятся в десять раз острее, и эмоции зашкаливают, заставляя ощущать себя будто на американских горках, с парящими в животе бабочками.
Тэхён бысстыдно скачет на Чонгуке, слушая, как прогибающийся под ними капот изредка поскрипывает.
— Для полноты можем потрахаться ещё в воде, — как бы просто так намекает Тэхён, явно заинтересованный в небольшом заплыве, потому что стекающая по бёдрам смазка неприятно липнет, вызывая дискомфорт.
— Мы поговорить хотели, — разум Чонгука немного проясняется, и он напоминает о том, какова была изначальная цель. — Но твой вариант мне нравится больше.
— Думаю, без слов уже все ясно.
Это больше, чем страсть и больше, чем просто секс. Это необъяснимое чувство доверия, когда ты идёшь по канату и не боишься оступиться, потому что точно знаешь, что в случае чего всегда поймают. Тэхён почти слепо находит
чужие родные губы и целует, как в последний раз, закрепляя свои слова печатью, пока его несут руки, в которые теперь без колебаний можно вложить своё сердце.
🖇
— Сейчас все остынет, давай за стол, — Джин вытирает руки о вафельное полотенце и ждёт, пока на его слова откликнутся.
Намджун входит в кухню и тянет воздух носом, расплываясь в улыбке.
— На ужин курица и овощи в духовке, — он принюхивается и коротко целует мужа в висок, обращая свой взгляд на содержимое стола. — И кимпаб с кимчи. Ты невероятен. И когда только успеваешь?
Джин, смущенный похвалой супруга, прячет улыбку за ворчанием и присаживается напротив, хватая палочки.
— Вчера был достаточно спокойный день, не считая разбирательств со вскрытием вашего липового убийцы, куда приплели даже меня, так что у меня были силы, чтобы заняться готовкой.
Намджун слушает его внимательно, попутно закидывая пару кусочков курицы и прожевывая, и выпадает из реальности, который раз спрашивая незнамо у кого, почему ему так повезло. Они знакомы со старшей школы, вместе ходили в институт, и скоро будет уже как семь лет, как они находятся в браке. Джун ни разу не пожалел, что тогда спалился с кольцом, иначе бы смелости больше не хватило.
Джин собирает тарелки, сразу же их моет и проходит в гостиную, выбирая с полки книгу. Он устраивается под боком у Намджуна, что-то усердно печатающего на ноутбуке, и на мгновение прикрывает глаза. Давно не бывало ощущения такого спокойствия и уюта, а все потому, что его благоверный часто пропадает у себя в кабинете, горбясь над бумажками. Да что там, даже сейчас Намджун на свидании с работой; но Джин не будет его винить, это его мечта, к которой он так долго и упорно шёл. Мужчина облокачивается на плечо и раскрывает нужную страницу, убирая закладку в сторону. Так они сидят больше часа, слушая сердцебиение друг друга и тихое тикание часов, пока Джин не засыпает. Его муж замечает это, когда ловит почти упавшую на пол книгу, радуясь, что не разбудил спящего. Намджун как можно аккуратнее подхватывает его на руки и несёт в спальню, кладёт бережно, будто это самое великое сокровище и накрывает одеялом, убеждаясь, что ничего точно не потревожит воцарившуюся тишину.
🖇
Тэхён сидит на рабочем столе, пока Чонгук усердно стучит по клавишам ноутбука, и машет ногами.
— Еби меня по-китайски, соси мой хуй по-ту… о, Гуки, у меня идея… — младший ехидно улыбается, загораясь мыслью.
— Даже не думай.
— Ну, мы же можем быть универсалами! — если бы у Тэхёна были уши, то в этот момент они бы были прижаты к голове, что в дополнении к щенячьим глазкам выглядело убийственно мило.
— Я тебе кто? — Чонгук отрывает взгляд от экрана и переводит на источник проблем и глупых задумок, сидящий подле него.
— Ну, а ты разве не знал? — лицо у него крайне озадаченное, будто не старший спал с ним все это время. — Ге…
— Да не в этом дело! — он раздраженно хлопает ладонью по ляжке, отчего Тэхён дергается с тихим «ауч» и хмурится, растирая ушибленное место. — Я актив и точка.
— Ну ты представь, как я вхожу в…
— Без подробностей! — не желая ничего слушать Чонгук рукой закрывает рот болтуна, выжидает, пока тот окончательно заткнется, опускает и идёт на кухню. Однако у самых дверей слышит радостный голос.
— Ну ты только представь!..
🖇
Руки умело разбирают винтовку, начищают прицел и по привычке тянутся к волосам, взъерошивая их и тут же приглаживая. Тёмный силуэт, сливающийся с крышей, таит в себе слишком много безобразного и устрашающего, но иного он и не пытался показать. Оскал на мгновение сверкает в темноте, а затем раздаётся совсем тихий, но истеричный смех. Парень откладывает оружие, закатывает рукав и достаёт из заднего кармана резиновый жгут. Поглубже вдыхая ночной воздух и зажимая шнур между зубов, юноша выпускает воздух из шприца и подносит его к выделяющейся вздутой вене, с наслаждением и нарочито медленно вводя иглу внутрь. Спустя минуту он расслабляется, роняя колено на пыльную бетонную плиту крыши и отрешённо смотрит вдаль, повторяя, как молитву, сквозь со всех сил сжатые губы.
«Я убью тебя, Ким Тэхён»
