ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Позднее утро. Гостиная, убранная к празднику. Намджун Алексеевич стоит у камина в любимом, цвета махагони, халате, ждёт гостей, вертит в руках гильотинку для сигар и всё никак не решится её применить.Входит камердинер.
К а м е р д и н е р. Минские пожаловали-с! Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (отбрасывая гильотинку на каминную полку) Наконец-то! В гостиную вваливается радостный, гружённый чемоданами Седжин, которые он, завидев Намджуна Алексеевича, радостно брякает на пол. С е д ж и н. Прибыли-с! Касатик мой, Чимин Сергеевич, прибыли-с! В гостиную входит Чимин Сергеевич, за ним следом Юнги Владимирович с четырёхлетним Хёнджином на руках. Лицо Чимина Сергеевича сияет в предвкушении встречи с родными и радостных дней, когда всё их обширное шумное семейство собирается вместе в родительском имении и жизнь наполняется негой, разговорами о детях, крепкими объятиями и запахом яблок из сада. Сильнее всего он скучал по долгим беседам с братом, с которым они не виделись до неприличного долго, но писали, писали друг другу порой ежедневно. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Батюшка! Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Чиминушка! Х ё н д ж и н: Дедуфка! Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. Ап-чхи! Намджун Алексеевич обнимает сына, похлопывает Юнги Владимировича по спине и забирает из его рук Хёнджина (до конца Первого действия он не спускает его с рук (а в действительности – до самого их отъезда), превратившись в сюсюкающее басом усатое недоразумение. У капитана было не так много слабостей и эта была самая румяная и беззубая из них). Седжин радостно суетится вокруг новоприбывших, уносит их чемоданы, тут же возвращается с чаем и пряниками, то и дело берёт Чимина Сергеевича за руку и прижимает к старческой, но ещё крепкой груди, на что получает молчаливые, полные теплоты взгляды воспитанника. Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. За что люблю у вас гостить (врет и не особо старается это скрыть), так это за то, что Сокджин Юрьевич умеет организовать всё так, что при полном доме гостей… (пауза) Кстати, Цыгановы-Шатровски уже здесь? Что ж они не встречают?.. Так вот-с, при полном доме гостей, Сокджин Юрьевич умудряется сохранять вокруг покой, предлагать нам мирные и изысканные увеселения и высокодуховные беседы. (шёпотом) Строгость, дисциплину и адскую скуку… Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (не слышит Минского абсолютно, поглощенный катанием Хёнджина на коленках и предоставлением своих усов в его полное распоряжение). Ч и м и н С е р г е е в и ч. (укоризненно смеётся, глядя на супруга. Грозит ему пальцем). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (теряет связь с реальностью завидев пальчик). Со второго этажа раздаётся шум, звук разбитого фарфора и громкое: «Твою ж муттер мажь на буттер! Какая холера поставила здесь эту лестницу? Выпороть! Немедленно выпороть! Седжи-и-ин!». В верховье лестницы появляется фон Ким.*немая сцена*
Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (аккуратно вынимает правый ус из ручонки Хёнджина) Да вы же, душа моя, сами её эскиз нарисовали и архитекторам отдали. Двадцать лет тому назад. С тех пор и стоит. (усмехается, поглядывая на супруга, который пытается спуститься с лестницы, не переломав себе конечностей и сохранив лицо. Что в состоянии фон Кима довольно трудно) Наш сын приехал, Сокджинушка, встречай! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч: (медленно и с достоинством спускается с последней ступеньки, невесомо взбалтывает бокал, который он держит одними кончиками тонких пальцев и, крякнув с полуприседом, опрокидывает в себя его содержимое. После фокусирует взгляд на гостях и, радостно вскрикнув, кидается к ним, волоча за собой по полу страусиное боа и оставив на лестнице одну из мягких домашних туфель) Сыночка-а! Как исхудал, как осунулся ве-е-есь! (тискает в объятиях Юнги Владимировича, уделяя особенное внимание его щекам) Золотко моё, как я соскучился, как истосковался! Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (медленно синеет в крепких объятиях родственника). С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (мокро обцеловывает щёки, лоб и нос Минского, обдавая его сивушными парами своего дыхания). Ч и м и н С е р г е е в и ч. (от неожиданности робея и шёпотом) Ма-а-аменька?... Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (сипит, скрученный в крепкий любвеобильный материнский захват) Мкх-е-е…. Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (всё ещё не замечает ничего кроме внука). Х ё н д ж и н. Деда! Деда, смотли! Гланма, уи-и! Гланма, бу-у-у! Гланма похож на нашего дволника Плошку, котолый пьёть и папенька его лугаит и лугаит, лугаит и лугаит…*немая сцена*
Ч и м и н С е р г е е в и ч. (неотвратимо осознаёт, что маман вдрабадан. По-гусарски, с размахом). Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (извиняющимся тоном) У Сокджина нервы-с. С е д ж и н. (появляется ниоткуда с огромным канделябром в руках) И кличут эти нервы – фрау Кю! (Грохает канделябр на камин и с максимальной добротой в голосе и спокойствием в движениях принимается выпутывать Минского из объятий фон Кима) Ну-ну, мой хороший, отпусти, отпусти… С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (заслышав имя злосчастной родственницы вскидывает руки горе и, издав крик, подобный которому Юнги и Намджун слышали только во времена службы на Кавказе, бросается в подушки софы, взметнув за собой парчовую волну своего халата). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (воспользовавшись моментом, ужом проскальзывает за диван, укрепленный широкой спиной Намджуна Алексеевича, и уже оттуда храбро восклицает) Чимин Сергеевич! Угомоните свою мать! В комнату входит чета Цыгановых-Шатровски. Сначала степенно входит их старший сын, четырёхлетний Уджин, которому поручили важное задание – вручить двоюродному братцу подарок – туесок со свежесобранной земляникой. За ним следуют Богом Медведович и Тэхён Сергеевич. На плечах Богома сидит Рюджин, единственная дочь в семье. Сан, её младший брат-близнец, спит на руках у Тэхёна. Т э х ё н. Чиминушка! Ч и м и н С е р г е е в и ч. Тэхёнушка! Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. Богомушка! Ты привёз своих наливочек? Всё обнимаются, целуются, очень серьёзный Уджин вручает ягоды, которые они собирали всё утро, и довольный выполненной миссией, позволяет Седжину увести себя в детскую. Остальные дети стайкой отправляются за ним. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Тэхён, что происходит? Я никогда маменьку таким не видел. Т э х е н. (многозначительно) Тётушка Кю. Он в таком состоянии третьи сутки. Ах, эта немецкая стойкость, ах, эта легендарная фонкимовская печень… Входит лакей, приносит кофей для гостей. Все располагаются близ софы фон Кима, как истомленные ожиданием родственники у постели тяжелобольного главы семейства. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Тётушка Кю нанесла вам визит? Давно? С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (грузно переворачивается на спину. Он утомился, что его персону уж столько времени игнорируют, променяв его страдания на кофей. Софа драматично скрипит) Кузина! Не говорите мне о ней! Эта… Эта весталка! Эта рабыня страсти! Куртизанка! Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (спешно прикрывает Хёнджину ушки). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (заинтересованно выглядывает из-за дивана). С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Посмела! Дерзнула! Приехала к нам с молодым любовником! (неожиданно спокойным голосом) Джехёном Аннушкиным, он служит актёром в Александрийском, помнишь, Чиминушка, мы в прошлом сезоне попали на Прекрасную Елену? Вот-вот, Парис… (вновь повышая голос до надрыва) Развратница! В её-то возрасте! (в конце каждого своего восклицания Сокджин всплескивает руками, подняв их вверх, однако, учитывая, что прицел основательно сбит вишнёвкой (а это была именно вишнёвка), иногда промахивается). Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (выковыривает из-за дивана Минского, скрепя сердце вручает ему внука и пересаживается к супругу, приводя его в вертикальное положение и приобнимая за округлые немаленькие плечи) Ну, будет тебе, звезда моя, ты третий день убиваешься, знал бы раньше, на порог бы их не пустил, и пущай бы себе обижались, мне твой покой дороже. С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Вас ист дас, мой дарлинг? Это есть адюльтер! (у ажиотированного фон Кима начинает пробиваться акцент) Что люди скажут, если узнают? Наши дворовые уже песенки про неё поют, а это значит что? Пойдёт молва! Да вы слыхали, что поют? (затягивает слегка заплетающимся голосом):К фон Кю пришёль молодой любовник, Когда муж пошёль за пивом! К фон Кю пришёль молодой любовник, Когда муж пошёль за пивом, ца-ца! Трала-лай-лай, даст ист скандаль! Когда муж пошёль за пивом...
Ч и м и н С е р г е е в и ч. <i>(хихикает мужу в плечо) Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (жалеет о том, что ему никто не поверит, если он расскажет об увиденном и услышанном сегодня.) Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (хохочет, перервав очередное заливистое «Трала-лай-лай…») Да Вы же сами, душа моя, их этой песне и научили! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Я? Я научиль?! (скидывает руку супруга с плеча и пытается встать с софы, но не может побороть притяжения её мягких глубин и кулем падает обратно) Йа! Йа! Научиль! Йа! А чего она (обиженно икает), вся такая довольная, вся такая с молодым человеком (икает), под ручку? Я, может быть, тоже могу! За мной, может быть, тоже молодёжь увивалась! (пауза) ДА, ТЭХЁНУШКА!? В гостиной воцаряется тишина. Со второго этажа доносится приглушенное Седжиново «Рюджин, голубушка ты наша, если ты закроешь глазки, я, так уж и быть, расскажу тебе про Ледовое побоище ещё раз…» Т э х ё н. (шёпотом, чтобы не услышал мурлыкающий про «неверная фон Кю, это не есть шармань, грязь этого стыда, не смоет русский бань» себе под нос фон Ким.) Господи, ну чего он начинает? Да мне же всего пятнадцать было… С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Было! Во-от! Вот и я говорю – было! И не чета тебе этот альфонс, скажу я по секрету! А какие письма (икает) ты мне писа-ал! Полгода всего как грамоте обучен был, а вот поди-ж ты! ВОТ Я ВАМ СЕЙЧАС ИХ ПОКАЖУ! (порывается встать, но не может, удерживаемый на месте Намджуном Алексеевичем; сопит). Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (наблюдает, как супруга несёт, словно лошадь укушенную оводом) Сокджин Юрьевич, (вкрадчиво) си-ди. С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (решительно, но ненадолго трезвеет, поскольку такой голос у супруга слышал только один раз и обстоятельства того случая вспоминать не хочется ну вот совсем). Б о г о м. (с печатью невозмутимости на лице, откладывает в сторону согнутую узлом чайную ложечку) Вишнёвку я вам в прошлом году передал… знатную. С е д ж и н. (возникает; приносит ещё кофею и нюхательных солей для Чимина Сергеевича; заменяет ложечку Богому Медведовичу; одной рукой ловит жирную сонную муху, что нарушает тишину и так же бесшумно как и появился – удаляется). Ю н г и В л ад и м и р о в и ч. (вспоминает, что он гусар и не бросает дам в беде) Ну-с, родня! (чрезмерно бодро) Какие новости в ваших краях? Что любопытного? Ч и м и н С е р ге е в и ч и С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (благодарно глядят).Конец Первого Действия.
***ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Яблоневый сад. Время полдника, который подали в беседку, скрытую в тени раскидистых яблонь. Семья сидит в плетёных креслах. Фон Ким всё ещё не пришёл в себя, хотя Намджун Алексеевич и отдал приказ запереть винный погреб и буфет, чтобы супруг не добрался до остатков наливки, но тот вскрыл пузырь со спиртовой растиркой для поясницы, которую Седжин настаивал для Кимского. Для удобства Сокджина Юрьевича и по настоянию Намджуна Алексеевича, который хотел бы лично приглядывать за супругом, ему вынесли в беседку диванчик, на котором он мирно посапывал. Сверху по нему скакали Сан и Рюджин, радуясь, что гранма в кои-то веки разрешает заплетать свои кудри в мелкие, вряд ли обратимые, косички, и откручивать с домашнего платья эти красивые блестящие пуговицы. Уджин и Хёнджин сидят на коленях у Кимского, синхронно наматывая его усы на кулаки. Тот держится молодцом и лишь изредка в разговоре неожиданно повышает свой голос до недостойного гусара писка. Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. Ах, Богом Медведович, друг! Брат! Который год тебя прошу, поведай же мне рецепт своей вишнёвки. Как мы в своём уезде ни старались – не выходит она такая хмельная да забористая, как ваша! Б о г о м. (сияет довольный несказанно таким комплиментом своему делу) Да нет же никакого секрета, Юнги, нет, сколько раз говорил тебе. Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (хряцает кулаком по столу) Есть! Точно знаю – есть! Т э х ё н. (кладёт подбородок Богому на плечо) Да расскажи ты ему, хватит мучить, который год забавляешься. Б о г о м. (тянется рукой к настолько низко свисающей над сводом беседки ветви, что она почти заглядывает внутрь; срывает яблоко и крепко откусывает; улыбается) Ну да ладно. Особого секрета ведь и, правда, нет. Просто на каждый сбор урожая к нам приезжает табор Тэхёна. Швартуется в наших вишнёвых садах и помогает собирать вишню. Ты бы видел это, Юнги Владимирович. С такими песнями и плясками собирают, что вишня пьянеет ещё в корзинах. И Тэхёну хорошо – со своими повидался, и наше небольшое предприятие – «Богомовка» – процветает. Выторг сейчас хороший, спрос есть. В Петербурге нашу наливочку уважают. Губернатор даже как-то раз благодарственное письмо прислал. Мол, очень ему наша вишнёвка жизнь облегчает – рюмашка перед сном и мысли о делах семейных уже не так терзают. Ч и м и н С е р г е е в и ч. (к супругу) Как жаль, мои милый, но в нашем уезде цыгане не останавливались очень давно… Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (азартно) Пригласим Хосока Андреевича! Он один за десятерых цыган сойдёт! Все дружно смеются шутке; Юнги Владимирович делает вид, что действительно пошутил. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Ах, милый мой, ну что ты за шутки изволишь шутить! Хосок Андреевич, такой милый человек! (шутливо бьёт Юнги Владимировича яблоневой веткой, которой до этого отгонял мух от лица Сокджина Юрьевича). С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (сонно бормочет, причмокивая губами и не открывая глаз) Этот милый человек по молодости держал три подпольных игорных дома и два самогонных цеха, я уж не говорю про его (зевает, а потом сразу икает) «конные» дела… (переворачивается на бочок спиной к изумленной публике; машинально придерживает Рюджин, которая восседает на его животе как на троне). Ч и м и н С е р г е е в и ч. (шокированно) Да что вы такое говорите, маменька! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (не оборачиваясь к столу, бубнит в диван) То и говорю, (икает) их бин не врет, а твой маман выгодно тогда вложился и неплохой прóцент с его предприятий имел. Не просить же мне у Намджуна Алексеевича денег на чулки французские да (долго и с удовольствием зевает, пока за столом все в напряжении ждут продолжения его откровений) духи каждый раз. Вот ещё. (пришлёпывает ладонью комара, что сел ему на висок и вскрикивает, от того, что попал по уху; просыпается окончательно). Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (напряжённо вслушивается, а потом светло улыбается каким-то своим мыслям, махнув головой аки гнедая и целуя сидящих на коленях внуков в макушки) Ну и негодник ты, Сокджин Юрьевич! (совершенно беззлобно) Я первый раз когда заметил, что от тебя духами новыми пахнет, ты мне что ответил? «Ах, подумаешь, дарлинг, поклонники забавляются, презенты шлют!». А я ведь тогда на сыскных дел мастера целое состояние угрохал, чтоб он мне этого поклонника неугомонного нашёл и угомонил! И всё в пустую! А потом этот самый «воздыхатель» неожиданно купил нам новую зерномолотилку и мне золоченый портсигар, и я подумал: «Да пусть живёт, не плохой вроде бы и человек». А это ты с Хосоком Андреевичем за моей спиной дела проворачивал. (повышая голос) И какие дела! Горжусь тобой, не супруг у меня, а золото! (целует фон Кима в лоб). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (вспоминает, что яблоко от яблони недалеко падает; внимательно смотрит на Чимина Сергеевича). Ч и м и н С е р г е е в и ч. (непонимающе хлопает глазами и блещет сахарной ключицей в развороте рубахи). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (забывает мысль, которую думал). С е д ж и н. Хосок Андреич Ланской-Рогатых прибыли-с. С семейством! Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Ведите же их скорее сюда, да прикажите ещё один самовар поставить! К беседке приближаются Хосок Андреевич и Чонгук Эдуардович. Их сын, маленький Чанбин, бегает вокруг них кругами и сбивает деревянной саблей верхушки садовой травы и редких крапивных зарослей. Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (вскакивает и трясёт плечами в подобии цыганочки с выходом) К нам приехал, к нам приехал! Кеша, Кеша, до-о-орогой! (кидается обнимать Хосока Андреевича). Х о с о к А н д р е е в и ч. (кидается обнимать Юнги Владимировича). Минский и Ланской-Рогатых вцепившись друг в друга, скачут как две гимназистки; немного приминают клумбу петуний. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Ах, Чонский, как же я рад тебя видеть! Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. (кивая головой в сторону верещащих супругов) Явно не настолько, но это редкий патологический случай! Здравствуй, Чимин. Р ю д ж и н. (замечает у Чанбина деревянную саблю; сползает с Сокджина Юрьевича, распихивая добытые пуговицы по карманам; ковыляет к Чанбину с монотонным «дяй-дяй-дяй»). Все постепенно рассаживаются, новоприбывшие гости великодушно делают вид, что не замечают состояния прекрасной половины Намджуна Алексеевича, и тихонько похрапывающее тело на диване – это обычное дело. Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. (участливо, кивая головой в сторону фон Кима) Что это с Сокджином Юрьевичем приключилось? Давно ли он такой? Ч и м и н С е р г е е в и ч. Говорят – третий день. Это всё тётушка Кю… Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. (вскрикивая и невольно прикрывая ягодицы) Тётушка Кю!? Она здесь? Х о с о к А н д р е е в и ч. Наш кучер доложил нам престранные новости. Оказывается, у вас тут церковь третий раз уж горела. Что за чертовщина, Намджун Алексеевич? Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (разводя руками) Жаркое лето. Аномалия! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (приоткрывает один глаз) А-но-ма-а-алия… А отец Чанёль со своей супругой в разладе всё лето. Сов-па-де-ени-е… (закрывает глаз; бормочет, словно беседует сам с собой) Он ей запрещает в костюме Венеры на метле летать. (басом, пародируя отца Чанёля) Негоже это, душенька! Срамота!(вздыхает; принимает вертикальное положение; заглядывает в чашку Намджуна Алексеевича; обнаруживает там чай; вздыхает ещё раз) А она! А она ему (тонким голосом) Ежели голой сракой на метлу не сесть – метла не полетит. (хохочет) Не летает метла без голой страки-то! Представляете! Ч и м и н С е р г е е в и ч. (леденеет от ужаса, да глубины души поражённый этой историей; ему и в кошмарном сне не могло привидеться, что Сокджин Юрьевич знает слово «срака»). Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (думает о том, что Сокджин Юрьевич сегодня уж слишком откровенничает; его терзают сомнения и недобрые предчувствия; это отображается на его лице). Ч и м и н С е р г е е в и ч. (замечая треволнения мужа) Что такое, Юнги? Опять? Опять шрам от батюшкиной картечи болит? Ах, погода, наверное, испортится, он у тебя всегда на дождь ноет. Приказать принести тебе подушечку или кресло помягче? (тянется к колокольчику для слуг, что стоит на столе). Б о г о м. (созерцает всё происходящее немного отстраненно; целует Тэхёну ручку) Всё же я так рад, что ты вырос в таборе, ягодка… Слуги выносят второй самовар, возвращая интерес к трапезе. Т э х ё н. (обращаясь к служке) Милейший, а принесите мне гитару из моей комнаты. Ч и м и н С е р г е е в и ч. (обрадованно хлопает в ладоши) Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. И мне! И мне гитару подайте! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (подпирая щеку мягкой ладонью) Вот смотрю я на вас с Хосоком Андреевичем, Чонгук Эдуардович, и не налюбуюсь! Какая красивая пара! Вы, конечно, Хосоку Андреевичу нервишек попортили, да-с, побегал он за (икает) Вами, побегал… А вы всё (икает) никак-с.. Ой, ну не краснейте, не краснейте, душенька, тут все свои! Я вот что думаю! Может, это у вас кровь такая (машет рукой в воздухе, подбирая правильное слово), нерешительная, Хосок Андреевич? Кажется мне, что кому-нибудь, хм… понапористей, Намджуну Алексеевичу, например, Вы сдались бы быстрее.*немая сцена *
С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Хи-Хи! Шутка! Господа, ну что вы, в самом деле, такие серьёзные сегодня! Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. (делает большой глоток чая). Х о с о к А н д р е е в и ч. (к Минскому) Друг мой, если я твою тёщу на дуэль вызову, ты мне свой дальний уезд под Киевом уступишь? Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (едва успевает открыть рот, но уже радостно кивает головой). Ч и м и н С е р г е е в и ч. Не ерундите, господа! Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (разочарованно вздыхает). Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (спешно меняет тему) Дошли до нас слухи, Хосок Андреевич, что Чанбинушка ваш, хоть и крайне мал, но уже слагает стихи! Неужто, правда? Х о с о к А н д р е е в и ч. (сияет от гордости за кровинушку) Сам порой не верю, Намджун Алексеевич! Такой башковитый он у нас, гувернантки только диву даются! Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Ну так прошу, пусть порадует старика! За столом раздаются аплодисменты и восклицания «Просим! Просим!» Чонгук Эдуардович прерывает совместную игру Чанбина и Рюджин, тем самым лишив Рюджин коня и возможности завоевать Иерусалим, ставит сына на табуретку. Х о с о к А н д р е е в и ч. Только позвольте уточнить, что поэзия его немного… специфична. Опережает, так сказать, своё время. Чанбинушка, прочитай нам что-нибудь. Ч а н б и н. (прерывает мрачные ковыряния в носу; становится в позу)И жил я не ведая грусти и бед. Не ведая мрачных печалей, Но тут нам на завтрак подали омлет, А сырников – нет, не подали. В тот миг я познал подлость всю бытия, Всю неуловимость фортуны. До самого чая терзали меня Мои диссидентсткие думы. О том, что пора сказать нет киселю, омлетам, овсянке и молоку с пенкой. За эти идеи я насмерть стою! За них смело стану у стенки! С отцом поделился я мыслью горя, Мой бунт был вполне идеален. Тем утром мне знатно ввалили ремня. Но сырничков всё же подали.
Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. (молча протягивает Чанбину леденец). С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Вот это я сейчас протрезвел… Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. (неловко пожимая плечами) Отец Чанёль говорит – перерастёт… С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (суеверным шёпотом) Во что? Во что о н о перерастёт?... Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Ой, ну будет вам, в самом деле. Хотите, лучше расскажу вам хохму? Приехал тут намедни в столицу один заграничный франт. Фокусник. Картежник какой-то известный. Имени, конечно не скажу, но говорят, очень знаменит и приехал к нам сюда турнир по картам проводить. (поднимает палец вверх) Профессиональный. Так вот. Вышел он как-то вечером размяться и надо же было ему на Ливанова напороться! Обул тот его в преферанс как гимназистку, говорят только сапоги иноземцу и оставил! За столом поднимается заливистый хохот. С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (к Минскому) Вот кого мне, Юнги Владимирович, надо было о помощи просить! Ливанова! Я бы тогда вам сыночку так просто не проиграл-с! За столом повисает тишина. Слышно только как дети копошатся под кустом смородины. Ч и м и н С е р г е е в и ч. Что? Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Что? С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (разводя руками) Что?... Ю н г и В л а д и м и р о в и ч. (вздыхает) Предчувствия меня не обманули… Чимин, я всё объясню! Ч и м и н С е р г е е в и ч.(вскакивает) Юнги! Как ты мог! Маман! Я не могу поверить! Ах, какая боль! Какая боль терзает моё сердце! Вы пронзили! Пронзили его копьями своего коварства! (к Минскому) Ну что ж, мой дорогой супруг! Я тоже умею быть коварным! Так знайте же (становится в драматичную позу) – в гимназии мы целовались с Чонским! Ч о н г у к Э д у а р д о в и ч. Ну, мы наверное, пойдём… Х о с о к А н д р е е в и ч. (шёпотом, глядя на Чонского горящими глазами) Вакханка… Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Что происходит вообще? С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. Упс… Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Вот тебе и «упс», душа моя. Наворотил ты сегодня дел достаточно. Засим, как глава семейства, приказываю: срочно примириться, поскольку, я хоть произошедшего и не одобряю, дело это давным-давно минувших дней (с нажимом) и что зря об этом языками-то молоть. Сокджин Юрьевич – человек, конечно, не идеальный. Я понимаю, в это трудно поверить. Все мы допускаем ошибки. Но он самый добрый, отзывчивый, щедрый и светлый душой человек! С о к д ж и н Ю р ь е в и ч. (растроганно хлюпает носом; шёпотом) И красивее чем фон Кю… Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. И гораздо красивее чем фон Кю! Ты уж его, Чиминушка, прости. Ну, а с мужем своим сам разбирайся… Я ему, ещё когда вы женихались, отцовской картечи авансом выдал, могу теперь не вмешиваться. Сокджин Юрьевич, Чимин Сергеевич и Юнги Владимирович кидаются извиняться друг перед другом и обниматься. Объятия Юнги Владимировича меж тем игнорируются остальными участниками инцидента и, чтобы друг не расстраивался, его обнимает Хосок Андреевич. Вечереет. Н а м д ж у н А л е к с е е в и ч. Холодает… (обнимает фон Кима за плечи) Давайте все пойдём в дом. А то нас сейчас комары есть начнут… Довольные всеобщим примирением все поднимаются и идут к дому. Солнце садится. Тэхён наигрывает на запоздало принесенной гитаре. Ему вокально аккомпанирует Юнги Владимирович, следующий за супругом на расстоянии банного листка, прилипшего к мокрой ягодице, и на одной ноте тянущий "Скажи, что ты меня простил, скажи-и". Чимин Сергеевич загадочно молчит, жуёт на ходу яблоко и поправляет сползающую с плеча рубашку. Хосок Андреевич что-то оживлённо шепчет Чонгуку Эдуардовичу на ухо и мимоходом щиплет его за бока. На границе сада фон Ким, идущий с Намджуном Алексеевичем под ручку, оборачивается и прислушивается. Где-то вдалеке поют поздние соловьи…КОНЕЦ.