Заметки Главредности

– Я нашёл в лесу сову! – радостно заявил Юнхо и шмякнул на стол старшего брата бездыханную тушку. Юнги осторожно потыкал в неё пальцем: – Мокрую, – он принюхался и сморщил нос, – вонючую…. Сколько Юнги Владимирович помнил, его младший брат, дылда добродушная, всё время тащил домой какую-нибудь живность. Кошек, собак, грустных цыган и вот теперь это. Птица ожила и встрепенулась. – Ну наконец-то, – Юнхо склонился над ней и заботливо погладил вдоль пёстрых перьев, - теперь всё с тобой будет хорошо. Птица пошевелила задними лапками, покрутила головой осматриваясь и, наконец-то, сфокусировала свои жёлтые глаза на нежно улыбающемся ей Юнхо. - Уху.. ху… – еле слышно донеслось из удивлённо приоткрытого клюва и сознание вновь покинуло её. «Не жилец» – констатировал Юнги Владимирович. Три дня спустя птица уже достаточно оклемалась и совсем уж освоилась в доме, где квартировали Юнги Владимирович с братом, во время их наездов в Петербург. – Смотри! Смотри, Юнги, это милое создание приносит мне добычу! – Юнхо, по привычке без стука, врывается в кабинет брата и суёт ему под нос кучку мусора. – Тут мышь, кусок засохшего сыра, какие-то нитки, монета и твои… твои часы? Юнги глазам своим не верит, но из кучи хлама Юнхо поднимает за длинную цепочку часы-луковицу. Которые должны сейчас лежать в запертом на ключ секретере. – Юнхо, послушай меня, так больше продолжаться не может, – Юнги дёрнул на себя часы, но сова гневно запищала и он отбросил их на стол отскочив. – Твоя птица! Она… Она пугает меня! Стоит ночью выйти из комнаты, как она пикирует на меня из ниоткуда, а я слишком молод, чтобы умирать! Юнхо захохотал и погладил взобравшуюся ему на плечо пичугу. Та разве что гнездо на нём не свила. – Юнги, ты же понимаешь, что совы – ночные хищники. – И что? – Это инстинкт, она видит мелкого грызуна – и атакует. – Ты-ы-ы! Тяжёлое пресс-папье врезалась в дверь кабинета на секунду позже того, как за ней скрылся Юнхо, ухающий от смеха не хуже своей подопечной. Шуточки по поводу роста были любимым методом доведения Юнги до состояния «буря в очень маленькой рюмке воды» ещё с тех пор, как Юнхо исполнилось двенадцать. Юнги возмущался, давил авторитетом старшего брата (который существовал только в его фантазиях) и отшучивался, что младшего им подкинули. Кто-то очень бессердечный и очень высокий. Несколькими днями позже, Юнхо снова появился на пороге кабинета. – Юнги, мне нужно уехать на пару дней, – сова на его плече насторожилась, – ты не мог бы приглядеть за Бернадетт? – Мог бы, конечно, – Юнги складывает документы в аккуратную стопочку и светло улыбается, – а кто это? Явно заинтересованная птица развернула голову на все сто восемьдесят градусов и заглянула Юнхо в ухо, словно бы там её дожидался ответ. – Вот же – Бернадетт, – Юнхо бережно снял обалдевшую птицу с плеча и усадил её на стол перед Юнги. «Кто бы спорил, а я не буду, – подумал Юнги. – Женить его надо.» «Какого чибиса я вдруг Бернадетт?» – подумала сова. – Во-первых, эта пигалица нагадила на мой сонет для Чимина… Сергеевича, который я писал три ночи кряду. Во-вторых, она совершенно дикая, хоть ты и утверждаешь обратное. Так что мой ответ – нет. Юнги сложил руки на груди и откинулся в кресле, давая понять, что разговор окончен. – Во-первых, – начал Юнхо, нежно почёсывая перышки на голове любимицы, которая, пока суть да дело, уже забралась обратно на ему на плечо, – она не дикая, она совсем ручная и ласковая до невозможности, ты же сам видишь. Загнутый крючком клювик нежно пощипывал Юнхо за ухо. Круглые глаза закатывались, а пёрышки довольно топорщились. Юнги поверил на минуту и повторил свою главную ошибку минувших дней – протянул к птице ладонь. За что тут же и поплатился, заснув поцарапанный палец в рот и обиженно его посасывая. – Фот видифь! – А во-вторых, братец, что, по-твоему, она должна была сделать, увидев этот сонет? «Чимин, ты – свет, ты – луч, нет в небе туч…». Это естественная реакция организма! – Пошли вон оба. Обе… Все, короче говоря. – Юнги насупился и отвернулся. – Ну Юнги… А хочешь я, за доброту твою, диковинку какую-нибудь для твоего ненаглядного раздобуду в отъезде? – Для Чимин Сергеича? – глаза Юнги Владимировича загорелись пуще совиных. – Для Чимин Сергеича… /// Юнги заснул прямо в кабинете, уткнувшись лицом в черновики. Небольшая лужа, натёкшая из приоткрытого рта, разлилась по бумагам, размыв чернила. Во сне поручик поскуливал и дёргал ножкой. Ему снилось что-то неприятное. Что-то пугающее и жуткое. Одним словом – фон Ким. – Немцы, – пробормотал Юнги и, не просыпаясь, почесал нос, – немцы улыбаются и заставляют играть в преферанс! Я не хочу играть… – Обманите их, Юнги Владимирович, – мягко произнёс глубокий мелодичный голос. Юнги открыл мутные глаза, но вряд ли пробудился. – Обмануть… Да… Конечно. Конечно, я обману их… – он снова смежил веки и мирно засопел. Ровно на две секунды, пока мозг не обработал полученную информацию. Юнги подскочил на ноги, глядя выпученными глазами на неожиданного гостя. – Эмм… Вечер добрый, Сонхва…А-аркадьевич, а я тут… А вы тут… – А мы тут принесли вам пригласительные на свой новый спектакль, как вы просили, – Сонхва грациозно присел в кресло у письменного стола и придвинул конверт к Юнги кончиками тонких пальцев в тяжёлых, громоздких перстнях. – Решил заглянуть лично. Приходите ещё раз с тем прекрасным молодым человеком, он тонко чувствует искусство, мне польстило. Юнги украдкой вытер мокрую щёку краем домашнего сюртука и пригладил волосы ладонью. Получилось плохо. Волосы слежались и напоминали гнездо Бернадетт. – Да я бы только рад был, если бы Чимин…– Сонхва слегка приподнял бровь в немом вопросе, – Сергеевич! – исправился Юнги, – ещё раз согласился посетить со мной театр. – Дерзайте! – и премьер улыбнулся краешком рта. В образовавшейся тишине послышался тихий ритмичный стук. Мужчины одновременно развернулись на звук. Маленький круглый аквариум на комоде ходил ходуном и понемногу приближался к краю. Небольшая, но очень решительная рыбка, уставившись на Сонхва пылающими маленькими глазками, с разгону ритмично билась о стекло, двигая свой стеклянный домик к нему силой своих чешуёвых стремлений. Сонхва, поддавшись любопытству, подошёл ближе и чудом успел подставить ладони под падающий аквариум, удержав его на весу, расплескав не больше половины. Рыба внутри выписывала радостные круги и явно намеревалась сказать «нет» привычной жизни, совершив прыжок веры в мир кислорода. – Что это у вас за питомец, Юнги Владимирович? – вежливо поинтересовался Сонхва, аккуратно ставя ёмкость на место, – сбежавшая уха? – О, нет, – оживился Юнги, – Это же Ричард! Это мне один друг из Южной Пальмиры передал, так сказать, презент на память. Прикипел к нему до невозможности, вы только посмотрите, какая пусечка! Какой сладкий бонбончик! Pygocentrus nattereri! – зачем-то уточнил Юнги и посмотрел на гостя так, словно тот сейчас всё поймёт. Сонхва не понял, пожал плечами и утешающе похлопал Юнги по плечу. Тот самозабвенно стучал пальцем по стеклу в надежде привлечь внимание рыбки. «Начинается» – думает Ричард, который, на самом деле никакой не Ричард, а Ричи, но кто её спрашивал. Самое ужасное, что Юнги стал перед аквариумом так, что заслонил собой Сонхва. «Ухо тебе отгрызу» - булькнула Ричи обиженно. – Ну что же, пригласительные я вам отдал, пора и честь знать, – премьер послал прощальную улыбку как хозяину дома так и мечущейся за стеклом рыбине. – Сонхва Аркадьевич, благодетель вы мой, пожалуйте отужинать с нами! – Ну что ж, не откажусь... – С братом, наконец-то, вас познакомлю, он как раз к ужину прибудет... – пробормотал Юнги и открыл дверь перед гостем, пропуская его вперёд. Ну ничего, мы ещё встретимся. Ты ещё покоришься обаянию моих жабр. Ричи долго смотрит в сереющее за окном небо сквозь мутные стеклянные стены своего дома. Там, в вышине, парит орёл и Ричи жаль, что она не птица. А орёл смотрит с высоты своего полёта вниз и думает, что Нева и отражения вечерних огней в ней сегодня диво как хороши... Только цветокоррекция какая-то аляпистая и фреймы заюзаные.