All the Young Dudes

Суббота, 5-е января, 1974 год. Стена дождя била по окнам Хогвартс-Экспресса, словно поток вражеских стрел, и покрывала обычно зелёные холмы под тёмным небом густой вуалью тумана и измороси. — Так не хочется возвращаться в школу, да? — уныло сказал Сириус, глядя в окно. Римус посмотрел на Питера, который недоверчиво уставился на Сириуса. Тот ничего не заметил. Римус вздохнул. — Как прошло твоё Рождество, Пит? — вежливо спросил он. — Нормально, — невесело ответил тот. — Спасибо за конфеты. — Видел мою метлу? — спросил Джеймс, доставая её с багажной полки. Питер поднялся, чтобы посмотреть, немного оживившись. Римус закатил глаза и вернулся к книге. Не то чтобы он её действительно читал. С самого Рождества у Поттеров он не мог как следует сосредоточиться на книгах. Вообще-то, он ни на чём не мог сосредоточиться. Ни на полёте, ни на играх, ни на разговорах, ни на планах Джеймса и Сириуса стать анимагами. Поэтому он притворялся, что читает, в надежде, что его оставят в покое. В приюте он мог бы уйти один в город, но Римус не считал это хорошим способом показать свою благодарность мистеру и миссис Поттер, которые точно бы волновались за него. В его голове будто возник список вопросов, на которые он никак не мог получить ответов, поэтому они просто повторялись, снова и снова. Где сейчас был Сивый? Кто такой «Сам-знаешь-кто»? Неужели Лайелл Люпин так сильно ненавидел своего сына? Римус уже давно знал, что отец убил себя из-за того, что укусили его. Он всегда предполагал, что Лайеллом двигало чувство вины. Но теперь… Что если Римус ошибался? Что если истинной причиной была ненависть или даже хуже — стыд? Предыдущие три года Римус так усердно учился в школе, используя волшебную палочку своего отца и выбирая те предметы, которые мог бы выбрать он. Он не думал о Лайелле всё время, но на краю сознания его отец всегда был и много для него значил. Но после рождественской вечеринки он больше не был в этом уверен. Ферокс сказал «познай самого себя», но Римус больше не видел мудрости в этих словах. Он был гораздо счастливей в незнании. Его мрачные мысли были прерваны лёгким стуком в дверь купе. Марлин просунула голову в проём. — Здоров, Маккиннон, — улыбнулся Джеймс. — Эванс с тобой? — Эм-м… нет, — пискнула она, нервно теребя свои волосы. — Сириус, можно с тобой поговорить? — Со мной? — Сириус сел прямо, не понимая, что происходит. — Э-э… что такое? — Мэри эм-м… Мэри попросила меня передать тебе кое-что. — Что передать? — Она… мне кажется, я не должна говорить это при всех. — Э-э… ладно… — Сириус поднялся и последовал за ней в коридор. Парни переглянулись, со смехом ожидая его возвращения. Уф, подумал Римус, неужели он ошибался насчёт Сириуса и Мэри?! Неужели теперь это Сириус и Марлин?! Спустя несколько секунд удивлённый Сириус вернулся в купе один. — Ну? — спросил Джеймс. — У Мэри появился парень, — недоумённо сказал Сириус. — Хочешь сказать… тебя бросили? — Я не знаю, — он сел на место и почесал затылок. — А я с ней встречался? — Ну, видимо, она думает, что встречался. — Почему девчонки просто не говорят прямо то, что имеют в виду?! — Сириус провёл рукой по волосам, прямо как Джеймс, и тот лишь сочувственно кивнул головой. — Девчонки — это кошмар, — согласился он. Внутренне Римус ликовал. Спасибо вселенной, что всё это закончилось. *** Воскресенье, 6-е января, 1974 год. Позже он узнал, что Мэри начала встречаться с соседским мальчишкой-маглом из своего дома. — Мы выросли в одном районе, — восторженно поделилась она с Римусом. — Его квартира прямо напротив моей. Мне очень нравился Сириус, он хороший и всё такое, но… ну, он немного высокомерный. Мне кажется, он даже не знает, что такое многоквартирный дом. Римус был вынужден с этим согласиться. Лично он снова подобрел к Мэри и даже не возражал, что она постоянно трещала о своём новом парне: и как он водил её на местные танцы и в галерею, и как он понравился её маме, и как её отец думал, что он «хороший парень». Однако Марлин, похоже, это до смерти наскучило. Как-то они сидели у камина и вместе доделывали домашнее задание на каникулы. От внимания Мэри не ускользнуло выражение лица Марлин: — Не завидуй, Марлс. — Я не завидую, — нахмурилась Марлин. — Мне просто кажется, что ты ужасно поступила с Сириусом. — Что?! — Ты бросила его, вот так вот! Ты… ты ранила его чувства! — щёки Марлин неожиданно покраснели. — Нет, не ранила, — фыркнул Римус. Обе девчонки зыркнули на него, будто он не знает, о чём говорит. — О боже! — Мэри уставилась на свою подругу. — Марлин, тебе нравится Сириус?! — Нет! — Марлин вскочила на ноги и сильно покраснела. — О, ты такая стерва, Мэри! — она убежала в спальню девочек. Лили вздохнула, проводив её взглядом. — Это было не очень-то вежливо, — с укором сказала она. — Её проблема, не моя, — пожала плечами Мэри. — Ей, что, правда, нравится Сириус?! — Какая разница? — Я тоже пойду, — Римус поднялся, сдерживая тяжёлый вздох. — О нет, не уходи, Римус! — сказала Мэри. — Мы больше не будем говорить о парнях, обещаю. — Я устал, — соврал он. — И всё закончил. Увидимся завтра. Когда он уходил, услышал громкий шёпот Мэри: — О боже, может, ему нравится Марлс! Римус напомнил себе, что он теперь хорошо относится к Мэри, и никак не отреагировал. Он поднялся по лестнице и остался в спальне один. У Джеймса, Питера и Сириуса были отработки за проделки, которыми они провинились ещё до Рождества. Он совсем не устал. До полной луны оставалось две ночи, и он начал ощущать привычные прилив энергии и учащённое сердцебиение. Оставшись наедине с собой, Римус вернулся к беспокойным мыслям, которые не покидали его всю неделю. И снова они утянули его в вихрь, в котором нельзя было определить, где небо, где земля. Неужели все волшебники думают так же, как Дариус? Как Лайелл Люпин? Поступки его отца действительно можно оправдать? Римус не мог игнорировать тот факт, что мать его тоже бросила — а это что-то да значило. Друзья не стали относиться к нему иначе с тех пор, как узнали… Но как можно быть уверенным, что друзья на самом деле о тебе думают? Мародёры обожали всё опасное; возможно, спать в одной комнате с Римусом для них просто очередное захватывающее приключение. Что ему действительно было нужно, так это поговорить с кем-нибудь беспристрастным. Джеймсу так повезло, что у него есть родители, всегда готовые его выслушать. Сириусу повезло, что у него был Джеймс. Римус не знал, были у Питера проблемы или нет. Наверное, были. Наверное, тоже рассказывал Джеймсу. У них была Макгонагалл, Римус знал, что они должны идти со своими проблемами к ней. Но она была такой строгой и сложной, закрытой и всё равно любила Джеймса больше всех. Конечно, ещё оставалась мадам Помфри, она всегда поддерживала его. Но она была не из тех, кто позволит жалеть себя; она просто постарается придумать логическое объяснение или скажет не переживать по этому поводу слишком сильно. Ещё был Дамблдор — но Римус понятия не имел, как с ним разговаривать, и не был уверен, что хочет к нему обращаться. Если говорить о людях, которые знали о его сложной ситуации, то стоило отметить профессора Ферокса — ну, Римус был на девяносто пять процентов уверен, что тот знал. Он подумал над этим вариантом. Римус чувствовал какую-то непонятную связь с профессором ухода за магическими существами. Его присутствие странно успокаивало, и Римус решил, что ему может стать лучше, если поговорить с ним. Он был почему-то уверен, что Ферокс ему посочувствует. Придя к этому решению, он ощутил в животе странный трепет, какое-то воодушевление, и Римус решил, что это хороший знак. Он бросил взгляд на часы в углу. Было только пять, остальные будут на отработке до шести, а комендантский час начинался в восемь. Римус достал Карту Мародёров из-под подушки. Теперь все основные границы замка были нанесены; оставалось окончательно доработать территорию, оживить лестницы и добавить секретные места, о которых знали только они. Затем можно было переходить к отслеживающей идее Сириуса, хотя они до сих пор не знали, как это сделать. Римус нашёл одно заклинание, которое могло отследить одного человека, но это был совсем не тот размах, который им требовался. Всё же он наложил это заклинание сейчас и увидел, что профессор Ферокс направляется из большого зала в учительскую. Римус быстро поднялся — если он поспешит, то сможет обставить всё как случайную встречу. Он схватил мантию-невидимку на случай, если Мэри и Лили до сих пор сидят в общей комнате. Он уже почти дотянулся до дверной ручки, когда его внезапно окатило волной осознания. Какого чёрта он творит? Собирается идти к профессору Фероксу — а потом что? Будет жаловаться ему на своего мёртвого отца? Будет плакаться о том, что его никто не понимает, потому что он убийственно-опасное тёмное существо с манерами кокни — низшего социального класса? Будет ныть о том, что все его друзья с ума сходят по девчонкам, и он чувствует, будто они оставляют его позади? Римус вернулся на свою кровать. Что Ферокс о нём подумает? Что он сопливая размазня, вот что. Нельзя плакаться учителям, когда тебя что-то беспокоит; нельзя ожидать, что все начнут тебя жалеть. «Никто не обещал тебе счастливой жизни», всегда говорила Надзирательница. Он лежал на кровати и смотрел на занавески. Теперь ему стало даже хуже. Он не знал, что на него нашло — обычно он никогда не действовал импульсивно, больше нет, особенно после первого курса. Ему просто вдруг так захотелось увидеть своего учителя. А! Вот снова он, этот трепет в животе. Это было совсем не воодушевление — это было… ну, он ещё не понимал, что это. Ему было жарко, и стыдно, и почему-то немного неуютно. Это было что-то… животное. О боже. Римус застонал. Наверняка всё дело в трансформации. Может, волк решил выползти раньше, чем обычно. Ему, наверное, нравился запах Ферокса или запах его низля. Волки едят котов? «Единственный хороший зверь — это мёртвый зверь», — вот что сказал ему Дариус. В тот момент Римус подумал, что это немного несправедливо… в конце концов, он никогда никому не причинял вреда. Дамблдор бы этого не допустил. Он определённо точно не хотел причинять кому-то боль, ну, если не считать Снейпа, но это же было нормально, разве нет? Возможно, Римус опаснее, чем думает. Теперь бо́льшую часть времени он мог управлять своим гневом, мог контролировать свою магию. Теперь оставалось научиться контролировать вот это чувство, что бы это ни было. Когда Джеймс, Сириус и Питер вернулись, Римус принял решение. — Я тут подумал, — начал он. — Неудивительно, что тебе пришлось прилечь, — ухмыльнулся Сириус. Римус кинул в него подушку. — Отвали, я серьёзно, Сириус. — Нет, это я серьёзно Сири… Джеймс дал ему крепкий подзатыльник. — Заткнись, Блэк. — Спасибо, — улыбнулся Римус. — Э-э… я про всю эту затею с анимагами. — Да? — Сириус воодушевился, всё ещё почёсывая свой затылок. — У тебя появилась идея? Я люблю лунатиковские идеи! — Эм-м… не совсем, — теперь Римусу стало неловко. И всё же он должен был это сделать. Он принял решение. — Я… я не хочу, чтобы вы это делали. — Делали что? — непонимающе спросил Питер. — Он не хочет, чтобы мы становились анимагами, — сказал Джеймс, спокойно глядя Римусу прямо в глаза. — Я прав? Римус кивнул с ужасным чувством вины. — Я вам очень благодарен, очень. Я просто… мне кажется, вы не понимаете, насколько это опасно. Я могу вам навредить. Я могу… могу убить вас. Я не смогу это контролировать. — Но это сработает! — возразил Сириус. — Я всё изучил, Джеймс, ты ему показал? — Брось это, — сказал Джеймс. — Это решение Люпина. — Спасибо, — Римус улыбнулся Джеймсу. Он ужасно себя чувствовал за то, что подводит их — но это было ради их же блага, ему придётся принять взрослое решение. Сириус выглядел так, будто хотел сказать что-то ещё, но Джеймс серьёзно на него посмотрел, так похоже на миссис Поттер, что тот вмиг закрыл рот. Остаток вечера они не особо разговаривали, и Римусу снова пришлось притворяться, что он читает. Той же ночью, когда они погасили свет, Римус услышал, как Сириус заполз к Джеймсу в кровать и наложил заглушающие чары впервые за долгое время. Хотел бы он, чтобы они пригласили его, хоть раз. Хотел бы он хоть раз не быть лишним среди них, хотел бы он знать, каково это — иметь такого близкого друга, как Джеймс. Больше всего на свете он хотел, чтобы у него был кто-то, с кем можно поговорить. Внезапно чувства переполнили чашу, и Римус наложил свои собственные чары, чтобы другие не слышали, как он плачет.