All the Young Dudes

Вторник, 30-е июня, 1976 год. — Прости меня, — сказал Сириус Блэк, глядя на Римуса в зеркало своими большими беспокойными глазами, пока тот чистил зубы. — Прости меня, — тихо пробормотал Сириус Блэк за завтраком, пока не пришла Мэри. — Прости меня! — умолял Сириус Блэк, когда Римус снова от него уходил. — Прости меня… — шептал Сириус Блэк, когда Римус каждую ночь закрывал занавески вокруг своей кровати. Пусть страдает, говорила самая жестокая часть Римуса, та часть, которая больше всего была ранена. Он отворачивался, он уходил, он закрывал двери, он закрывал глаза. Одного «прости» недостаточно, говорил он каждым движением. Я не знаю, чего будет достаточно. Джеймс и Питер осторожно, краем глаза наблюдали за ними. Они знали, что им лучше не вмешиваться — хотя Джеймс явно принимал на себя главный удар переживаний Сириуса; ночные совещания возобновились с удвоенной частотой. Девчонки заметили, что что-то не так, но не могли понять, что именно — Лили думала, что он нервничает из-за возвращения в приют, Марлин думала, что он нервничает из-за результатов СОВ. Римус с благодарностью соглашался со всеми предположениями. В конце концов, он делал всё, что мог выдержать, притворяясь, что всё нормально. Он сидел с мародёрами в Большом зале, он сидел на своём обычном месте, он читал свои книги, он играл в шахматы с Питером, в фигурки — с Джеймсом. По вечерам он поднимался по лестнице в свою кровать. Но он не говорил с Сириусом. За оставшиеся две недели июня Римус ни слова не проронил в его сторону. Он даже не смотрел на него, если мог. Спустя неделю у него создалось впечатление, что Джеймс, возможно, не совсем одобряет такое поведение. Поттер был в ярости за Римуса, конечно — по крайней мере, касательно этой ситуации — но Джеймс был крайне слеп, когда дело касалось недостатков Сириуса, которые было бы трудно простить. Джеймс простил бы Сириусу что угодно после первого же извинения. Может быть, Римус был более слабым человеком. Но он больше не будет слабым. Ему нужно вернуться к тому, кто он есть по-настоящему. Мы все можем вынести из этого урок. Римус пытался быть мягким и открытым, как все его богатые хорошо воспитанные друзья — и куда это его привело? Он взял и влюбился в своего лучшего друга, а потом чуть не убился. Ему было стыдно за себя — за то, что вот так пускал слюни на Сириуса. Оборотень пускает слюни. Сириус счёл бы это смешным. Поэтому он начал избегать ещё и Джеймса с Питером. Он перестал ходить на уроки — это было первое, что он сделал. Конечно, их оставалось немного после сдачи финальных экзаменов. Вся школа уже включилась в режим летних каникул. И всё же у него были вступительные уроки по сдаче КОТОВ, карандашом вписанные в его расписание почти по каждому предмету, кроме зельеварения — он не мог дождаться возможности избавиться от зельеварения. Хорошо было прятаться в теплицах. К концу года Римус обнаружил, что потратил почти все свои с трудом сэкономленные деньги на сигареты и траву. Он говорил себе, что в этом нет ничего страшного. Говорил себе, что ему не понадобятся деньги, чтобы найти и убить Сивого, лишь правильный запах и полная луна. Не то чтобы он много думал о Сивом. Он старался ни о чём долго не думать; злость давала ему равнодушие, с которым легче было жить. Когда он не мог быть на улице, он шёл в библиотеку и притворялся, что читает. Ребята из его учебной группы время от времени подходили к нему, но он всегда находил причину уйти как можно быстрее. — Привет, Римус! — однажды из-за стеллажей вышел Кристофер. — Хорошо, что я тебя поймал! Посоветуешь какие-нибудь книги на лето? В следующем году я просто умру из-за СОВ! — Что? — непонимающе нахмурился Римус. До этого он дремал, а теперь был раздражён, что его разбудили. В последнее время он много спал, но почему-то никогда не был бодрым. — О, боже, не знаю. Они отправят тебе список книг. — Да, но я думал, может, у тебя будут хорошие советы! — продолжил неумолимо жизнерадостный Кристофер. — Особенно по истории! По какой теме ты писал своё финальное эссе? — Эм-м… Гоблинский мятеж, — он поёрзал и попытался поудобней устроить локти. — Круто! Эй, может, я смогу писать тебе летом? Можем обмениваться записями и… — Слушай, Кристофер, не пойми меня неправильно, но можешь, пожалуйста, отъебаться? Он будет чувствовать себя виноватым из-за этого позже, но хотя бы его раздражение ослабло. Насколько он знал, мародёры никогда не пытались его найти, — он забрал Карту при первой возможности и всё время держал в кармане. Это давало ему дополнительный бонус: возможность держаться подальше от Снейпа. Единственное, чего Римус хотел избежать больше, чем злобы на Сириуса, это холодящего кровь ужаса при мысли о встрече с Северусом. Снейп ненавидел Римуса и раньше — он был слишком близок с Лили, дружил с Джеймсом, был ответственен, по крайней мере, за половину шуток над слизеринцами. После этого инцидента его одержимость, казалось, только усилилась. Он всё ещё шептался в Большом зале, не отрывая взгляда от Римуса, с новой яростью в глазах, которая никогда не иссякнет. Если Сириус и вынес урок из этой ужасной ночи, то Римус был уверен, что Снейп точно нет. Сириус был неудержим. Он извинялся снова и снова — он никогда не пытался объясниться, и это было хорошо, потому что если бы он попытался, если бы он попытался оправдать себя, Римус вряд ли смог бы сдержаться. У него и так уходила каждая нервная клетка на то, чтобы не перескочить через стол, или через спальню, или через общую комнату, и не встряхнуть, не ударить, не закричать на Сириуса: «Ты сволочь, ты сволочь, ты сволочь»... Он мог справиться с извинениями. Белый шум. Он не покупался на наживку. Не то чтобы ему нечего было сказать — не то чтобы он не проигрывал монолог в своей голове снова и снова, редактируя и совершенствуя, пока он не стал мощным потоком — жалким оружием проигравшего — и кружил в его разуме, подпитывая этот огонь внутри. «Прости» для меня недостаточно. Твоей вины для меня недостаточно. Я хочу, чтобы ты тоже это почувствовал. Я доверял тебе. Я доверил тебе все свои секреты, я предложил тебе всего себя без остатка. И что у меня теперь осталось? Я мог бы убить тебя. Я мог бы выбить твои зубы, чтобы ты ими подавился, я мог бы сдавить руками твою шею, я мог бы разорвать тебя на части, я мог бы, я мог бы, я мог бы поцеловать тебя, грёбаная ты сволочь. В своих снах Римус говорил всё это и даже больше. И в его снах Сириус всегда смотрел на него в ответ со спокойным раскаянием, снимал свою одежду и прижимал Римуса к себе. Как оказалось, предательства было недостаточно, чтобы убить желание, хотя благодаря предательству было легче его прятать. К тому времени, как этот проклятый летний семестр закончился, единственным человеком, которого Римус ненавидел больше Сириуса, был он сам. За то, что он точно так же продолжал любить его. *** — Привет, — ласково сказала Лили, просунув голову в дверь купе. — Я тебя потеряла. Римус тихо хмыкнул в ответ, что было ни дружелюбно, ни грубо. Лили вошла внутрь. — Что ты здесь делаешь совсем один? Римус пожал плечами, затягиваясь своей сигаретой, будто она поддерживала его жизнь. Он съёжился, когда она села напротив. — Там слишком много людей, — сказал он, чтобы объяснить своё поведение. — Я тебя понимаю, — ответила Лили. — …Макгонагалл сказала мне, что ты отдал ей свой значок старосты. — Ага, — он докурил сигарету. Зажёг следующую. — Жаль. У тебя хорошо получалось. — Врунишка, — ухмыльнулся он. Её лицо тоже озарилось. — Ладно, хорошо, ты был ужасен. Но я буду скучать по патрулям с тобой. Они помолчали какое-то время, и затем Лили нахмурилась: — Римус? Что бы ни происходило между тобой и остальными парнями, я надеюсь, всё наладится. Ты выглядишь таким подавленным. — Я в порядке. — Блэк больше не в команде. — Да? — Что он сделал? — Отстань, Эванс, просто уйди. — Ты же знаешь, что можешь поговорить со мной. Я знаю, каково это, когда тебя подводит друг… — Как у Нюниуса дела? — фыркнул Римус. Хотел бы он сказать ей, что она была не виновата, что Римус не мог не вести себя как мудак — что если он не будет себя так вести, то тогда он вообще не знает, как ему себя вести. — Он… ну, я до сих пор с ним не разговариваю, насколько ты знаешь. Но он не перестаёт пытаться. Он… эм-м… он рассказывал какие-то сумасшедшие истории, вообще-то… о тебе… Римус наконец поднял на неё взгляд. Она нервничала, сжимая руки на коленях. Вообще-то, она выглядела так, будто немного боялась его. — Я ему не верю! — вдруг сказала она. — Разве? — он выгнул бровь. Мог бы и догадаться, что всё придёт к этому. — Ну, в смысле, просто потому что ты… Ну, у тебя правда много шрамов — прости — и ты правда очень часто болеешь, но это не значит, что… Я даже не думала об этом, может, это просто странное совпадение, Сев всегда был немного параноиком… и… Он мог бы целую вечность смотреть, как она мучается, путается в извинениях и незаданных вопросах. Но зачем. Он тоже мог быть безрассудным. — Лили, — ласково сказал он, затушив последнюю сигарету, — тебе нельзя никому рассказывать. Она моментально замолчала и уставилась на него. Её большие зелёные глаза распахнулись ещё шире, выражение удивления было таким смешным, что он мог бы заплакать. Её дыхание сбилось, затем она кивнула, решительно и серьёзно. — Не расскажу, — сказала она. — Обещаю.