All the Young Dudes

Rows and flows of angel hair And ice cream castles in the air And feather canyons everywhere I've looked at clouds that way But now they only block the sun They rain and snow on everyone So many things I would have done But clouds got in my way Струящиеся пряди волос ангела, И замки мороженого в воздухе, И невесомые каньоны повсюду — Вот так я видела облака. Но теперь они лишь заслоняют солнце, Они поливают всех дождём и снегом. Я могла бы сделать так много, Но облака встали на моём пути. Суббота, 23-е декабря, 1978 год. — Господи боже, — простонал Римус, продирая глаза. Он поискал рукой на прикроватном столике стакан с водой и обнаружил его пустым. — Агуаменти, — выдохнул он, держа трясущейся рукой свою палочку. Стакан наполнился водой, и он жадно выпил её до дна в три глотка. Он лёг обратно на спину, прижал ладони к векам в надежде смягчить головную боль, уже грызущую его мозг. Он слегка повернул голову и обратился к телу под одеялом: — Ты спишь? Из-под одеяла раздался какой-то стон и бормотание. Римус цокнул языком. В спальне было слишком жарко для декабря. Он поднялся и подошёл к окну, чтобы открыть его нараспашку. Он прижался лбом к холодному стеклу и позволил прохладному воздуху остудить горячую кожу. Вчера вечером они все пошли в «Дырявый котёл» — на предрождественскую попойку. Мародёры и Лили проведут само Рождество у Поттеров, но у всех, кто работал, уже начались праздничные дни, и Мэри предложила в кои-то веки спустить пар без старших членов Ордена Феникса. Как это бывало со многими идеями Мэри, всё вышло замечательно. Марлин пришла и привела Жас, которая гостила у Маккиннонов, потому что её семья всё равно не отмечала Рождество. Фрэнк и Элис заскочили, чтобы поздороваться, и Сириус и Джеймс настояли на том, что будут покупать каждый второй раунд напитков. После последних заказов те, кто ещё держался на ногах, забились в такси и поехали к Римусу и Сириусу, у которых могло не быть молока и хлеба, но чей бар всегда был набит под завязку. После этого всё как-то расплылось. У Римуса было ужасное ощущение, что они с Лили в какой-то момент начали петь магловские рождественские песни. Он громко застонал: — Зачем ты позволил мне так нажраться?! — Эй, не вини меня! — внезапно из-под одеяла появилась голова Лили, её пушистые рыжие волосы торчали во все стороны словно одуванчик, когда она вылезла на свет. Римус подпрыгнул, развернулся на 180 градусов и обхватил себя руками в защитном жесте. — Блядский боже, Эванс, какого хера ты здесь делаешь?! — Не могла заставить Джеймса уйти, — зевнула она. — А на диване я спать не собиралась, они там строили крепость. — Это уже второй раз, когда ты без приглашения заявляешься ко мне в спальню, Эванс, что подумают люди? — Римус начал искать свою футболку. — И уже во второй раз я ловлю тебя в трусах, — засмеялась она. — Ой, да ложись ты обратно, недотрога ты наш, всё равно ещё рано. Так он и сделал, но только потому что в комнате теперь было холодно, и ему не хотелось идти проверять, что Джеймс и Сириус сделали с гостиной. Он надел футболку и заполз под одеяло, Лили обвила его руками за пояс, её длинные волосы щекотали ему подбородок, прямо как волосы Сириуса. Он погладил её по плечам. Она была такой уютной и маленькой. — Как думаешь, если бы я согласился встречаться с тобой на четвёртом курсе, вот такой была бы теперь наша жизнь? — задумчиво спросил он. — О боже, — застонала она и закрыла лицо руками. — Тебе обязательно напоминать мне об этом?! Он засмеялся: — Не понимаю, чего ты стыдишься, это ведь я ни черта не понял. — Я была по уши в тебя влюблена! — Ш-ш, — засмеялся он. — Джеймс неделями не мог простить меня, мне пришлось поклясться под сывороткой правды, что у меня нет никаких злобных намерений на твой счёт. — Вот идиот. Я люблю его. — М-м. — Я так рада, что уже Рождество, — вздохнула она. — Нам всем не помешает отдых, да? — Да. — Сегодня я должна собрать вещи, вечером поедем к родителям Джеймса — вы там будете? — Может быть, Сириус, — сказал он. — Я поеду к маме. Ты знаешь, она… эм-м. Она теперь в хосписе. — О, конечно! — Лили обняла его. — Мне так жаль, родной. Как она? — Мне кажется, никто не ожидал, что она дотянет до Рождества. Но она держится. — О, Римус, — грустно вздохнула Лили. — Всё нормально, — он отстранился, решив, что уже можно подниматься. — Ладно. Мне нужна кружка чая и сигарета, — сказал он, вылезая из кровати и принимаясь натягивать джинсы. — Фу, вам двоим реально пора бросать это дело, — сказала Лили, садясь прямо. — Это одеяло просто воняет. — Только вот не говори мне, что ты никогда не выкуривала ленивую сигаретку после, Эванс? — подмигнул Римус по пути к двери. — Сигаретку после чего…? Боже мой, Римус! Ухмыляясь, он зашёл в гостиную, которая выглядела так, будто здесь разорвалась бомба. Диван почему-то стоял посреди комнаты, все подушки лежали на полу. Джеймс крепко спал там же, на каком-то огромном бежевом матрасе. Сириус свернулся в его ногах, подсунув себе под голову свитер Римуса. Римус протиснулся на кухню и поставил чайник. Вся поверхность стола была залита чем-то липким и алкогольным; всё было уставлено стаканами и кружками, некоторые наполовину полные, в некоторых плавали окурки. Римус скривился, почувствовав, как сжимается желудок, так что он открыл окно, чтобы впустить свежий воздух. Очень не хотелось блевать, так что он изо всех сил пытался это предотвратить. Мэри написала на холодильнике «Счастливого Рождества, Осквернители Рода!» своей ярко-розовой помадой и добавила три больших поцелуя «XXX» внизу. Она собиралась провести остаток праздников на Ямайке — это будет первый раз, когда она побывает на родине своих дедушек и бабушек. Римус был рад этому. Рождество не может быть хорошим, если его отравляет война, и он чувствовал себя немного лучше, зная, что Мэри будет так далеко от опасности, как только возможно. Он не особо радовался празднованию Рождества у Поттеров, хотя чувствовал себя виноватым за такие мысли. Сириус даже не думал о том, чтобы провести праздник где-то ещё, так что, разумеется, Римус пойдёт ему навстречу — и дело было совсем не в мистере и миссис Поттер, которые сделали для него гораздо больше, чем любая настоящая семья. Дело было в войне, и в Ордене, и в грёбаном Грюме, который, сто процентов, тоже будет там. — Это что, чайник? — застонал Сириус из гостиной. — Ага, — крикнул Римус в ответ. — Две секунды. — Ты герой среди людей, Лунатик, — сказал Джеймс, когда Римус зашёл в гостиную с подносом, полным кружек чая с молоком. — О, я знаю, — кивнул Римус, отпивая свой чай. Он уселся на подлокотник дивана. — Какого хуя вы сделали с моей мебелью? — Офигенно, правда? — улыбнулся ему Сириус, скрестив ноги на гигантской диванной подушке. — Идея Поттера — мы использовали увеличивающие чары. — Помочь вам двоим прибраться? — спросила Лили, выходя из спальни. Она взяла кружку чая и опустилась рядом с Джеймсом, сонно прислоняясь к его плечу. — Сначала завтрак, — быстро сказал Римус. — Фрай-ап? — Фрай-ап, — в один голос согласились все. Они отправились в ближайшую забегаловку и заказали по полному английскому завтраку на всех, другими словами — фрай-ап, который, как обычно, состоял из яичницы, мяса (бекон, колбаса) и овощей (помидоры, грибы, тушёная фасоль), после чего все были более-менее готовы встретить этот день. После завтрака Лили, Сириус и Джеймс начали прибираться в квартире, пока Римус (как настаивал Сириус) собирался к Хоуп. Он не стал надевать костюм: это было бы слишком даже для Рождества, но приложил усилия и погладил свою самую чистую рубашку и надел коричневый вельветовый пиджак, который нашёл на рынке Портобелло. Он даже почистил свои туфли. Сириус предложил пойти с ним, но Римус хотел пойти один. Ему было легче, когда он мог анализировать их с Хоуп разговоры наедине с собой, и он надеялся, что Сириус это понимает. Да и вообще. Никому бы не хотелось застрять в здании, полном умирающих людей, за два дня до Рождества. Сам хоспис находился на другой стороне Кардиффа. Он не особо отличался от больницы, разве что палаты были не общими и обставлены чуть лучше. Теперь у неё каждый день были свежие цветы, что было здорово. Римус принёс пуансеттию, комнатное растение с ярко-красными листьями, похожими на цветы, потому что Лили сказала ему, что оно считается рождественским, а Хоуп больше не ела никакой твёрдой пищи, так что шоколад отпадал. Кто-то намотал серебряную и золотую мишуру вокруг изголовья её кровати и прикрепил рождественские открытки к стене. Их было так много, что казалось, будто это специальные праздничные обои. — Она сказала, что если ты придёшь, когда она будет спать, то я должна сразу же её разбудить, — сказала радостная дежурная медсестра. — Спасибо, я разбужу, — улыбнулся он. Мама лежала на огромной больничной кровати и дремала. Он задумался, какого бы роста она была, если бы встала. Довольно невысокая, представил он — если судить по её фотографиям с Лайеллом и крошечным рукам. Он видел её только в лежачем положении и сейчас осознал, что может никогда не увидеть её как-то по-другому. Он ласково прикоснулся к её руке и слегка сжал пальцы. Её веки дрогнули, она нахмурилась, боль была очевидна в чертах её лица. Она повернула голову, увидела его, и её лоб моментально разгладился. — Привет, дорогой мой, — с трудом сказала она, как будто её рот был полон ваты. — С Рождеством, мам, — сказал он, усаживаясь рядом. — Nadolig llawen, — сказала она на идеальном валлийском языке, что означало «счастливого Рождества». — Как ты? — Лучше теперь, когда увидела тебя, — улыбнулась она. — Я так рада, что ты пришёл. — Само собой, — серьёзно сказал он. — Скоро ведь Рождество. Они не говорили о том, чтобы он навестил её в сам рождественский день. Они затронули было эту тему, и Римус решил, что она хочет провести его со своей настоящей семьёй. Но сейчас она спросила: — Где ты будешь? С Сириусом в вашей квартире? — было странно слышать его имя, произнесённое её голосом со слишком твёрдым «р». — У родителей нашего друга, — ответил он. — У Поттеров — ты однажды встречала миссис Поттер, она мне рассказывала. Юфимия. — Я уже не вспомню, — покачала головой та. — Я бы пригласила тебя сюда, но, боюсь, здесь тебе будет не особо весело. — Как ты захочешь, мам, — сказал он, надеясь, что его голос не звучит разочарованно. — Тебе будет лучше со своими друзьями, — сказала она будто самой себе. — Мистер Поттер знал Лайелла, — надавил Римус чуть сильнее, желая поговорить о чём-то более существенном. — Они вместе работали в Министерстве и иногда ходили в паб, и Джеймс — его сын — родился в марте, так же, как и я… — Я не помню, — сказала Хоуп более твёрдо в этот раз. — Прости, Римус, я не помню. Лайелл всегда разделял такие вещи. Зачастую так лучше всего, ты поймёшь со временем. Он подумал об этом. Подумал о том, что бо́льшую часть жизни так мало знал о своих родителях, и в результате так мало знал о себе. Он подумал о Сириусе и том, как они постоянно ругаются из-за того, что он недостаточно открыт. Как его секреты причиняли боль другим, пусть даже он и пытался этим защитить их. — Я не согласен, — просто сказал он. — Мне кажется, постоянно всё скрывать — это плохая идея. — Ну что ж, — сказала Хоуп. Она отвернулась и забрала у него свою руку. Римус осознал, что она недовольна им. Это было странное ощущение, новое в их отношениях. Он не знал, как реагировать. Если бы он знал её всю свою жизнь, знал бы, что делать; это было бы привычно — препираться со своей мамой. Злость поднималась в нём все выше, чем больше он думал об этом — это всё было её виной: его идиотская эмоциональная недостаточность, полнейшая неспособность чувствовать себя комфортно с другими людьми, а она отворачивалась, избегая его. Он хотел её внимания и знал только один способ получить его. — Миссис Поттер — мама Джеймса — она потрясная, — сказал он. — У неё лучшие в мире мясные пирожки, да и вообще весь рождественский ужин, и ещё она всегда дарит мне подарки, хотя я даже не её ребёнок. Хоуп поджала губы, но так и не подняла глаз. — Звучит здорово, — сказала она тихим напряжённым голосом. Римус не собирался останавливаться. — Да, Джеймсу очень повезло. У меня даже ни разу не было нормального Рождества, пока я не попал к Поттерам. — А вот и было! Она вдруг подняла на него взгляд, и он увидел отражение собственного гнева в её глазах. — Было! — сказала она. — Мы праздновали замечательное Рождество, когда ты был маленьким! — она глядела на него, будто он сошёл с ума, будто это он из них двоих был болен, а не она. — Разве ты не помнишь ёлку с золотым ангелом и рождественскими игрушками? Один раз я испугалась, что ты проглотил младенца Иисуса, но ты спрятал его под подушку, потому что я рассказала тебе про злого старого короля Ирода, и ты хотел защитить его — ты был таким милым. И мы купили тебе ту деревянную лошадь и фигурки животных — тебе нравились домашние животные, маленькие розовые поросята, я вечно находила их в саду. И перчаточные куклы, и игрушечный танк — ты помнишь свой танк? Я сказала Лайеллу, что ты ещё слишком маленький, ты был таким ранимым мальчиком, я не хотела, чтобы ты играл в войну, но ты так полюбил его, и папа всегда двигал его с помощью магии, и вы с ним играли вместе часами… Она затихла, очевидно расстроенная. Римус в шоке уставился на неё. — Я ничего этого не помню, мам, — сказал он. Он снова нашёл её руку и слегка сжал. — Но я хотел бы помнить. Звучит очень здорово. — Я думала о тебе каждый год, — сказала она со слезами в голосе, слегка срываясь. — Каждую ночь я зажигала рождественскую свечу и думала о тебе, Римус, и я говорила о тебе… и Сиан я тоже про тебя рассказывала. Это сразу же привлекло его внимание. Она с опаской смотрела на него, как будто боялась, что он может вспылить. Понимая это, он удержал свой голос на нейтральном тоне. — Не могла бы ты рассказать мне немного про Сиан? Хоуп покусала нижнюю губу. Она выглядела такой уставшей от всей этой боли, и лекарств, и ёбаного рака, что он начал чувствовать себя виноватым. Но у них практически не осталось времени. — Ей восемь, — наконец сказала она. — Будет девять в феврале. — И она твоя дочь от… от Гетина? — спросил Римус, чувствуя, словно весь воздух высосали из комнаты. Хоуп кивнула и закрыла глаза. Из-под ресниц вниз по щекам потекли слёзы. — Я не вышла замуж во второй раз — после Лайелла. Но я влюбилась. Я родила Сиан. — Только Сиан? Она снова кивнула. Римус нахмурился. — Когда я пришёл к тебе в первый раз, медсестра сказала мне, что ты постоянно говоришь о своих детях — я думал, у тебя больше одного ребёнка. — Конечно, больше, — она с недоумением посмотрела на него, смаргивая слёзы. — Ты и Сиан. — Оу, — он чувствовал себя кошмарно. Всё это время он считал, что был одним из грязных секретов Хоуп. — Я никогда не стыдилась, — сказала она со строгой ноткой в голосе. — Не своего любимого мальчика. Никогда. — Мам… — ему казалось, будто его ударили в живот. И вдруг ни с того ни с сего он тоже разревелся, отчаянно сжимая её руку. — Иди сюда, — она протянула к нему руки, и он аккуратно сел на край кровати и наклонился, чтобы она могла крепко обнять его. Он положил голову ей на плечо, пытаясь не давить слишком сильно на хрупкое тело, но она была сильнее, чем он думал, и держала его очень крепко. — Прости меня, мам, — сказал он приглушённо в мягкую ткань её ночной сорочки. Она пахла тальком, лавандой и семьёй. Она погладила его по волосам. — Тебе не за что извиняться, родной. Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, — рыдал он. I've looked at clouds from both sides now From up and down, and still somehow It's cloud illusions I recall I really don't know clouds at all Теперь я видела облака с двух сторон, Снизу и сверху, и каким-то образом до сих пор Я вижу облачные иллюзии, Я на самом деле совершенно не знаю облаков. *** Moons and Junes and Ferris wheels The dizzy dancing way you feel As every fairy tale comes real I've looked at love that way But now it's just another show You leave 'em laughing when you go And if you care, don't let them know Don't give yourself away Луны, и июни, и колёса обозрения, Это головокружительное танцующее чувство в твоей груди, Пока все сказки становятся явью — Вот так я видела любовь. Но теперь это просто очередное шоу, Ты уходишь от них со смехом, И если у тебя есть чувства, не показывай их, Не открывайся людям, не растрачивай себя. Он оставался в хосписе дольше обычного, и к тому времени, как телепортировался к входным воротам Поттеров, у него уже совершенно не было сил. Он чувствовал себя только что выстиранной одеждой, прокрученной и вывешенной на сушилке, слабой, тяжёлой, пустой. Джеймсу нужно было расспросить его у входа — это уже вошло в привычку. — Какой фильм мы смотрели летом 1974 года? — «Великий Гэтсби», — мрачно ответил он. Джеймс увидел выражение его лица и моментально отступил в сторону. — Всё нормально, Лунатик? — спросил он, кладя руку Римусу на плечо. — Да, — сказал Римус, надеясь, что он выглядел просто уставшим. — Я не хочу вести себя некрасиво, но ничего, если я просто пойду прилягу? Эм-м. Передай родителям, что мне очень жаль, но я просто… — Да, конечно, брат! — с готовностью ответил Джеймс. — Ты поднимайся, я скажу им, что ты валишься с ног. — Спасибо, — улыбнулся Римус. Он поднялся по знакомой лестнице в спальню. Он очень надеялся, что миссис Поттер не будет против — утром он будет в порядке, но сейчас он просто не уверен, выдержат ли его нервы встречу с ней. Она тоже всегда его обнимала, но сегодня он мог вытерпеть только одно материнское объятие. Естественно, довольно скоро Сириус просунул голову в дверной проём. — Я оставлю тебя одного, если хочешь, — сказал он, занося в комнату поднос, нагруженный сыром, солёными огурцами, ветчиной, печеньем и, конечно, фирменными мясными пирожками миссис Поттер. — Я просто подумал, что ты, наверное, голодный? — Умираю от голода, — улыбнулся ему Римус. — Спасибо. Явно довольный собой, Сириус более уверенно пересёк комнату и поставил поднос на кровать между ними. Какое-то время они сидели в тишине, скрестив ноги поверх одеяла, Римус ел, Сириус притворялся, что не смотрит на него. Когда он закончил, Сириус убрал поднос в сторону, и Римус лёг на кровать, вытянув свои больные конечности. — Мне уйти? — спросил Сириус. — Нет, — сказал Римус. — Просто… не ожидай слишком многого, ладно? — Ладно, — он лёг на спину рядом с Римусом. — Как твоё похмелье? — спросил Римус, вспомнив состояние, в котором они все были утром. — Нормально, — фыркнул Сириус. — Эванс со своими зельями. — Супер. Римус закрыл глаза, позволяя событиям дня улечься в голове. Хорошо, что Сириус рядом, решил он. Остаться одному сейчас было бы просто ужасно. Если бы он только мог сказать это и не напортачить. — У меня есть сестра, — наконец сказал он. — Ей восемь лет. — Вау. — М-м, — он протянул руку и взял ладонь Сириуса в свою. — Ей потребовалось много месяцев, чтобы рассказать мне. Чёрт его знает, сколько ещё всего я не знаю. Я бы хотел, чтобы у нас было больше времени вместе. Сириус с сочувствием сжал его ладонь в ответ. Римус облизнул губы и внутренне собрался, прежде чем сказать: — Я бы хотел, чтобы у нас было больше времени, но ещё… ещё я хотел бы, чтобы она была более открытой. Это очень больно — знать, что у неё от меня есть секреты. — Оу? — Сириус отлично справлялся с тем, чтобы сохранить спокойное выражение лица. Если бы Римусу не было так грустно, было бы даже смешно. — Да, — сказал он. Он повернулся к нему лицом. Сириус тоже повернулся и взглянул в ответ. — Поэтому прости меня, — нервно сказал Римус, — если ты когда-нибудь чувствовал то же самое из-за меня. — Лунатик… — …просто я переживаю, понимаешь, — поспешно сказал Римус, — что ты не… если ты узнаешь некоторые вещи… — Ты ничего не можешь сказать мне такого, что изменит мои чувства, — сказал Сириус. Это лишило Римуса дара речи. Но это было хорошее чувство. Даже счастливое, учитывая обстоятельства. Он больше не мог смотреть на Сириуса, так что просто лёг на бок. К счастью, Сириус понял и, последовав его примеру, лёг и обнял его одной рукой. Римус медленно вдохнул. — Та миссия, на которую меня отправили ещё летом... Она прошла очень плохо, — сказал он, уже чувствуя, как с сердца падает груз. — Так и думал, что что-то случилось, — сказал Сириус. — Продолжай. — Я… ты помнишь, каким я стал в последний раз, когда рядом были оборотни? Таким… очень настойчивым и практически не думающим? Это снова случилось. Никто не пострадал, но я почти что уверен, что Дэнни теперь считает меня опасным психом. — С ним этого не случилось? — Мне кажется, он почувствовал это. Но мы повели себя по-разному. Я как бы… принял на себя роль лидера. Не специально, просто в тот момент это казалось естественным. — Это логично, — сказал Сириус. — Ты всегда так делаешь в полнолуния, нам приходится позволять тебе быть лидером. — Да уж, я не думал об этом с такой стороны. — Так… если никто не пострадал, то что случилось? — Один оборотень попытался напасть на меня, но я одолел его, — сказал Римус. — Я должен был собрать информацию, но только разозлил их. — Что Грюм сказал об этом? — Он… не особо много сказал. Мне не кажется, что он разозлился. Он спросил, не против ли я пойти в следующий раз один — без Дэнни. Но он больше не отправлял меня ни на какие миссии, на серьёзные миссии, а уже прошло несколько месяцев… — Они по-любому берегут тебя для чего-то, — сказал Сириус. — Я знаю, что так и есть — Джеймс всё время говорит Фрэнку и Элис, как ты хорош в защитной магии, но они говорят, что не могут ничего сделать без приказа сверху. — Может быть, — вздохнул Римус. — Он правда сказал, что тебе придётся идти одному в следующий раз? — Он не сказал, что мне придётся… просто спросил, не против ли я. Да и, мне кажется, у меня нет выбора: Дэнни больше не будет со мной работать, он слишком сильно испугался. Так что, наверное… да, в следующий раз я пойду один. Сириус крепче сжал руки вокруг Римуса. — Ненавижу это. У Римуса не было ответа, но Сириус, похоже, и не ждал его, так что они просто лежали какое-то время в тишине, пока Римус не уснул. *** День подарков, 1978 год. Как Лили и предсказывала, Рождество 1978 года стало приятной передышкой от всеобщих проблем. Вообще — возможно из-за того, каким трудным выдался этот год — Римус всегда вспоминал это Рождество как одно из самых приятных и счастливых из тех, что они провели вместе. Мистер и миссис Поттер немного сбавили обороты — Юфимия сказала, что ей не хочется устраивать обычную большую вечеринку, да и вообще Министерство предостерегало всех от многолюдных общественных мероприятий. Мистеру Поттеру пришлось провести время вне своего кабинета — Джеймс и Сириус украли ключ — но он отнёсся к этому с юмором и всецело погрузился во всеобщее празднование. Римус заметил, что в этом году настоящими хозяевами вечеринки были Джеймс и Лили. Главным образом она занималась готовкой, украшением дома, написанием открыток; а он следил, чтобы у всех были полные бокалы, чтобы все сыграли в обычные рождественские игры и чтобы дом был полон веселья на протяжении всего вечера. Что касалось подарков, то всё было совершенно как всегда — сладости, орехи, цукаты, новые носки и нижнее бельё, и даже пижама от Лили в качестве шутки («чтобы я больше не видела тебя в трусах!»), а также великолепная блестящая новая пара мартенсов от Сириуса. К удивлению Римуса, в этом году ему даже пришёл подарок от Гранта, и он чувствовал себя виноватым, что ничего ему не послал. Он засмеялся, когда открыл коробку — обычный органайзер. Грант написал свой адрес и номер телефона на первой странице, а на самой последней: «Обещания на новый год: 1. Остановиться и понюхать розы». Когда с Рождеством было покончено, Джеймс с Лили отправились к её родителям на день подарков (Джеймс был в полном ужасе, потому что уже дважды встречался с сестрой Лили и ни разу не смог ей понравиться). Так что Сириус и Римус вернулись домой, чтобы спокойно начать готовиться к Новому Году. Сириус даже хотел устроить вечеринку в их квартире, и Римус был готов пойти ему навстречу, если они пригласят только знакомых им людей. — Сколько человек вообще влезет в эту квартиру, как думаешь? — спросил Римус, когда они открыли дверь. — Не то чтобы у нас тут был целый бальный зал, у нас только один диван! — Надо снести стену на кухню, чтобы была одна большая комната, — ответил Сириус, когда они зашли внутрь. Зазвонил телефон, и он поднял трубку. — Да? — нахмурился он и затем протянул телефон Римусу. — Кажется, тебя? Римус взял трубку. Разумеется, это звонили ему — Сириус не знал никого, кто бы пользовался телефоном. — Алло? — Алло? Это Римус Люпин? — это был мужчина с низким голосом и сильным уэльским акцентом. У Римуса всё заледенело внутри, и он опустился на подлокотник дивана, внутренне подбираясь. — Да, всё верно… — Э, хорошо. Э-э... Меня зовут Гетин Рис. Римус сглотнул, потому что у него пересохло в горле. — Она… её больше нет, да? На другом конце провода последовала долгая тишина, и Римус заплакал. Наконец, Гетин заговорил, и его голос тоже звучал сдавленно. — Мне очень жаль, парень. Похороны в следующую среду. I've looked at love from both sides now From give and take, and still somehow It's love's illusions I recall I really don't know love at all Теперь я видела любовь с двух сторон, Была той, кто отдаёт, была той, кто принимает, и каким-то образом до сих пор Я вижу иллюзии любви, Я на самом деле совершенно не знаю любовь. *** Tears and fears and feeling proud To say «I love you» right out loud Dreams and schemes and circus crowds I've looked at life that way But now old friends are acting strange They shake their heads, they say I've changed Well something's lost, but something's gained In living every day. Слёзы, и страхи, и чувство гордости, Говорить «я люблю тебя» вслух, Мечты, и планы, и цирковая публика — Вот как я видела жизнь. Но теперь старые друзья ведут себя странно, Они качают головами и говорят, что я изменилась, Что ж, что-то я теряла, что-то получала В жизни каждый день. Среда, 3-е января, 1979 год. Римус вздохнул, глядя в окно спальни, по стеклу которого стекали капли дождя. Когда он был маленьким, и на улице шёл дождь, он садился на самый большой подоконник, который только мог найти в приюте, выбирал две капли и притворялся, что они бегут наперегонки до самого подоконника. Эту идею он нашёл в книге; может, это Хоуп читала ему, а он забыл. В фильмах на похоронах всегда идёт дождь. В символике это называется антропоморфизмом, Римус прочитал об этом в старом учебнике по английскому для экзаменов на аттестат о полном среднем образовании. Конечно, если похороны проходят в январском Уэльсе, то вероятность дождя весьма высока. Было бы странно радоваться этому, но дождь, казалось, соответствовал ситуации. Солнечный день был бы невыносим. — Готов? — очень мягко спросил Сириус, заходя в комнату. Римус поднял на него взгляд, совершенно ничего не чувствуя, и кивнул. Сириус выглядел просто роскошно в чёрном костюме, с убранными назад волосами. Римус чувствовал себя нелепо, хотя они были одеты одинаково, но Сириус просто лучше умел носить одежду. Римус хотел коротко обрезать волосы, чтобы они выглядели более ухоженными, но в конце концов его убедили этого не делать. И всё же желание сделать что-то кардинальное осталось. — Не торопись, — сказал Сириус. — У нас ещё час или около того. Римус снова кивнул. Служба должна была начаться в одиннадцать, но Гетин сказал, что если он хочет прийти пораньше и пообщаться с близкими Хоуп, то он будет ему рад. Римус до сих пор не принял решение. Сириус закрыл дверь спальни и сел рядом. Он взял его за руку и тоже посмотрел в окно. — Ты когда-нибудь бывал на похоронах? — в итоге спросил Римус. — У дяди Альфарда, — ответил Сириус. — Но я был совсем маленьким. Девять или десять лет. Я ничего не помню. Я никогда… не терял никого близкого. — М-м, — Римус склонил голову, не отрывая взгляда от капель на фоне серого неба. — Я не уверен, что хорошо знал Хоуп. Я даже года не был с ней знаком. — Мне кажется, это неважно. — Мне тоже, — кивнул Римус. Он не собирался снова реветь, вряд ли он сможет. Сперва это было приятно, большой всплеск эмоций. Но после этого — ничего. Лишь пустота и глухое чувство, которого раньше он никогда не испытывал. Сириус снова сжал его руку. — Я всё время буду с тобой. Римус посмотрел на него и слабо улыбнулся. — Спасибо. Ладно, думаю, я готов, — он поднялся, наконец собравшись к действию. — Вот дерьмо! — воскликнул он, хлопнув себя по лбу. — Цветы! Бродяга, я забыл забрать грёбаные цветы! Сириус положил руку ему на плечо. — Я попросил Хвоста забрать цветы, он всё сделает. У Лили есть адрес церкви, так что мы не потеряемся — Сохатый приготовил еду для поминок, его мама послала немного пирожков со свининой и сосисок в тесте, а я раздобыл зонты. Тебе нужно лишь телепортироваться, обо всём остальном мы позаботимся, хорошо? Переполненный чувствами Римус схватил его и крепко обнял. — Спасибо, — сказал он. Сириус обнял его в ответ. — Что угодно для нашего Лунатика, помнишь? Продолжая цепляться за него, Римус улыбнулся и вдохнул запах его волос, его кожи. Слова возникли в его голове практически из ниоткуда, и сказать их наконец-то, наконец-то, было так просто. — Сириус, — прошептал он, не разжимая рук. — Да? — Люблю тебя. Сириус поцеловал его в щёку и выдохнул с усмешкой, которая звучала как облегчение. — Тоже тебя люблю. Они вышли в гостиную рука об руку. Джеймс и Питер тоже надели костюмы, а Лили — простое чёрное платье, её обычно яркие волосы были убраны в аккуратный пучок. В руках она держала огромный букет цветов. Они все осторожно улыбнулись Римусу с сочувствием, к которому он к этому моменту уже начал привыкать. Он с благодарностью кивнул в ответ. — Ладно, — сказал Сириус, принимая командование на себя. — Давайте сделаем это. Деревенская церковь на окраине родного города Хоуп была совсем маленькой, — в ней её крестили, и, если бы она вышла замуж за магла, здесь бы проходила церемония венчания. Из их коротких разговоров Римус знал, что Хоуп была не особо религиозна, но её семья ходила в церковь, так что по традиции и она тоже. Здание было очень симпатичным — или, по крайней мере, было бы симпатичным, если бы дождь не стоял стеной. Светло-серый гранит с колокольней и острым шпилем на крыше, простые, но красивые витражные стёкла. Как церковь из книжек. На кладбище было полно древних могильных плит и каменных крестов, но, по желанию Хоуп, её должны были кремировать. Мародёры и Лили медленно подошли по мокрой тропинке к церкви, чтобы присоединиться к группе скорбящих у дверей. Римус сразу же заметил Гетина, который стоял у дверей и пожимал руки каждому заходившему в церковь. Он был высоким как Лайелл, но не таким тощим. У него были тёмные волосы, густые чёрные брови и довольно слабый подбородок. Он выглядел совершенно сломленным, и Римус моментально стал гораздо меньше нервничать перед встречей с ним. Лили, Джеймс и Питер задержались поодаль, пытаясь найти место для еды, которую они принесли на поминки, запланированные в церковном зале на заднем дворе. Римус и Сириус молча дождались своей очереди войти внутрь. — Здравствуйте, — сказал Гетин, практически не посмотрев на Римуса. — Спасибо, что пришли… — Я Римус, — сказал Римус, пожимая протянутую руку. Гетин сразу же поднял взгляд и поморгал. Их глаза были практически на одном уровне. — Римус, — Гетин слабо пожал его руку, оглядывая Римуса тёмными глазами. — Хоуп постоянно о тебе говорила. Жаль, что мы знакомимся при таких обстоятельствах. — Да, — кивнул Римус. Некоторое время они неловко стояли и смотрели друг на друга, прежде чем Гетин пришёл в чувство. — Проходи, — указал он внутрь церкви. — Твоя мама хотела, чтобы ты сидел в первом ряду, но решай сам… — Спасибо, — снова кивнул Римус. — Увидимся после, ладно? — Гетин похлопал его по плечу. — Да. Хорошо, — сказал Римус, понимая, что говорит односложными словами. В итоге Сириусу пришлось подтолкнуть его к церкви, потому что он, похоже, забыл, как двигаться. Они медленно прошли к первому ряду и уселись. Римус слышал, что люди перешёптываются о нём; некоторые знали, кто он такой, и реакции были смешанными. Он их игнорировал. Он пришёл сюда ради Хоуп и только ради неё. Сама служба прошла одним размытым пятном, и он практически не слушал. Он лишь смотрел на аналой в форме орла и пытался наскрести достойное воспоминание о своей матери. Ей не пели гимн, вместо этого включили песню Джони Митчелл. Хоуп никогда не говорила Римусу о Джони Митчелл, но, по всей видимости, она что-то значила для неё. Это была болезненная мысль. У них было так мало времени. Несправедливо. Сиан тоже была там, само собой. Римус сразу её нашёл — она была единственным ребёнком на службе. На ней было кремовое платье с чёрным атласным поясом, и она лежала головой на коленях у пожилой женщины, которую Римус не знал — он решил, что это была мать Гетина, бабушка Сиан. Она не могла перестать плакать, и Римуса это почему-то успокоило. Хоуп, должно быть, была замечательной матерью. После службы его ноги будто налились свинцом; он прирос к месту. Он не поднялся с другими членами семьи, чтобы выйти на улицу (гроба не было — видимо, её тело уже увезли в крематорий), и дождался, пока в церкви никого не останется, чтобы выйти. Сириус подождал вместе с ним. Когда церковь опустела, он прошептал: — Ты в порядке? Римус кивнул. Сириус легко прикоснулся к его колену, но не более. — Это было очень грустно. Если ты устал, хочешь пойти домой? — Нет, всё нормально, — покачал головой Римус. — Я должен идти. Я сказал Гетину, что пойду. Просто. Ещё пять минут. В конце концов, им пришлось выйти: смотритель хотел прибраться внутри. Церковный зал, очень маленький, был под завязку набит людьми и их эмоциями. Некоторые смеялись, вспоминая что-то. У других до сих пор были красные носы и печальные лица. Комната была довольно простой и нуждалась в ремонте; деревянный пол в некоторых местах был сколот в щепки, на стенах висели доски объявлений с рисунками учеников воскресной школы и ещё одна доска местной группы бойскаутов. Три раздвижных стола ломились от еды, которую принесли люди — горы сэндвичей, пирожки с мясом, картофель, шпажки с сыром и ананасом, фруктовый торт, карри с индейкой, ломтики ветчины и другая холодная нарезка. Это были безалкогольные похороны, и пожилая женщина в углу наливала слабый чай с молоком. В кои-то веки Римусу не хотелось есть. Хуже всего был стол с фотографиями в рамках и альбомах. На большинстве из них была изображена Хоуп, и, кроме пары фотографий из её детства, там не было ни одной фотографии раньше 1965 года. Римус посмотрел их все, пытаясь отпечатать эти изображения в своей памяти — здоровой счастливой женщины, которая всегда делала всё, что могла, даже когда люди подводили её. — Она была бы так рада, что ты пришёл, — Гетин появился рядом с ним. Он протянул руку и погладил стекло на одной из фотографий. Чёрно-белое лицо Хоуп улыбалось ему, безжизненное и неподвижное. — Я должен был, — тихо сказал Римус. Сириус стоял с другой стороны от него, готовый ко всему. Римус посмотрел на Гетина. — Хотел бы я быть с ней. Чтобы… ну, попрощаться. — Это было очень тихо, прямо как она сама, — сказал тот. — Она проснулась рождественским утром и снова уснула после обеда. Ей не было больно. Римус даже не подумал о том, было ли ей больно. Он пожалел, что Гетин заронил эту мысль в его голову. — Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал Гетин, кивая головой в сторону одного из фото. — Ни одной фотографии с тобой. Это не специально — она убрала все фотографии с тобой в коробку, чтобы я отправил их тебе, только вот я потерял адрес… — Они мне не нужны, — покачал головой Римус. — Римус, — тихо сказал Сириус, — не принимай сейчас никаких решений. Римус лишь пожал плечами. — Есть ещё разные мелочи, — продолжил Гетин, с некоторым недоумением глядя на Сириуса, и затем снова повернулся к Римусу. — Я буду хранить их у себя, сколько ты захочешь. — Мелочи? — непонимающе посмотрел на него Римус. — Вещи, которые она хотела тебе отдать, — сказал Гетин. — Не деньги, не что-то такое… — Мне плевать на деньги! — резко сказал Римус. Гетин нахмурился, он выглядел оскорблённым. Его глаза были красными, под ними тёмные синяки, похожие на смазанную угольную пыль. Римус поджал губы и сделал шаг назад, качая головой. — Простите. Я не могу быть здесь. Простите, — и после этого он развернулся и сразу же вышел из зала. К этому времени дождь уже закончился, но трава до сих пор была мокрой, повсюду царил приятный запах земли. На скамейках у церкви сидели какие-то старики. Они ослабили галстуки и расслабленно курили, передавая по кругу запрещённую флягу чего-то очень крепкого. Римус цокнул с отвращением и продолжил идти, желая убраться подальше от всего этого. — Римус! — Сириус догнал его по мокрой тропинке, Лили, Джеймс и Питер за ним. — Я хочу уйти, — сказал Римус. — Можем вернуться к моим родителям, если хочешь, — предложил Джеймс. — Мама сказала, что приготовит нам ужин. — Нет, — Римус покачал головой, схватил Сириуса за руку и посмотрел на него с мольбой. — Пожалуйста, давай просто вернёмся в нашу квартиру? Только мы с тобой? — Конечно, давай, — Сириус накрыл своей спокойной рукой отчаянную руку Римуса, и он почувствовал, как его сердцебиение начинает успокаиваться. Так они и поступили, Римус дал себе обещание извиниться перед Поттерами и своими друзьями в другой раз. Но если он надеялся отдохнуть от всего остального мира, запереться с Сириусом внутри и притвориться всего на один момент, что всё остальное не имеет значения, то его ждало разочарование. Когда они вошли, увидели, что на камине сидит сова, и к её лапе привязана записка. Римус. Мои соболезнования. Пожалуйста, приходи на встречу в офис мракоборцев в понедельник в 9 утра. А. Грюм. *** I've looked at life from both sides now From win and lose and still somehow It's life's illusions I recall I really don't know life at all Теперь я видела жизнь с двух сторон, Как победитель и проигравший, и каким-то образом до сих пор Я вижу жизненные иллюзии, Я на самом деле совершенно не знаю жизнь.