All the Young Dudes

Time up and time out for all the liberties you've taken Time up and time out for all the friends that you've forsaken And if you choose to waste away like death is back in fashion You're an accident waiting to happen. My sins are so unoriginal. I have all the self loathing of a wolf in sheep's clothing In this carnival of carnivores, heaven help me. Goodbye and good luck to all the promises you've broken Goodbye and good luck to all the rubbish that you've spoken Your life has lost its dignity, its beauty and its passion You're an accident waiting to happen. Время вышло для всех дозволенностей, что ты себе позволял, Время вышло для всех друзей, которых ты оставлял, И если ты решишь зачахнуть, будто смерть снова в моде, То ты — катастрофа, которая вот-вот случится. Мои грехи так неоригинальны. Во мне столько ненависти к себе, как у волка в овечьей шкуре, И помоги мне боже на этом карнавале хищников. Прощай и удачи всем тем обещаниям, что ты нарушил. Прощай и удачи всему тому мусору, что ты говорил. Твоя жизнь потеряла своё достоинство, свою красоту и страсть. Ты — катастрофа, которая вот-вот случится. Конечно, всё изменилось после того, как Римус и Грант решили стать моногамными. Они по-прежнему были лучшими друзьями, всё так же заставляли друг друга смеяться и так же бесили друг друга за гранью возможного, но в их отношениях появилась новая близость. Какое-то время Римус меньше пил, хотя не бросил пить вообще, и некоторые дни были очень тяжёлыми, в некоторые дни он не мылся, не вставал с постели, не ел. Но не каждый день; и это был прогресс. Кастор не воспринял эту новость хорошо. Вообще-то, он был просто в ярости. Римус попытался объяснить ему, что такое ВИЧ, но всё было бесполезно. Кастор стал настолько далёк от всего человеческого, что даже начал выглядеть по-волчьи. Его волосы стали гуще, чернее и теперь росли по всей шее, доходя до самой спины. Его зубы удлинились, взгляд заострился, радужка стала более жёлтой. — Ты поворачиваешься спиной к своей семье, Римус Люпин, — зарычал он. — Даже твоя магия становится слабее. — Я ни к чему не поворачиваюсь спиной, — возразил Римус. — Я пытаюсь жить настоящей жизнью. Разумеется, Кастор этого не понимал; Римус продолжал держать Кастора и Гранта так далеко друг от друга, что они даже не знали имён друг друга. Может, он всегда знал, что в конце концов ему придётся выбрать из них кого-то одного. И Кастор никогда не был этим человеком. В итоге, Римуса просто изгнали из стаи. Его предупредили, что если он когда-либо вернётся, то это будет расценено как угроза. Это было чересчур, но, наверное, вот, что получаешь, когда разбиваешь сердце оборотня. После этого Римусу пришлось проводить полнолуния в Британии. Он возвращался в некоторые прежние места: Лейк-Дистрикт, Брекон-Биконс. Он пытался не ходить туда, где было слишком много воспоминаний о Сохатом и Хвосте. Или о том, третьем. Вдобавок ко всему, без стаи, которая помогала ему исцеляться каждый месяц, Римусу приходилось телепортироваться обратно в Лондон и самому лечить свои раны, как умеет. — Господи! — воскликнул Грант в первый раз, когда всё было действительно плохо. Он зашёл в ванную, где Римус обрабатывал порезы, и палочка дрожала, когда он пытался сжать её сломанными пальцами. — Прости, — пробормотал Римус и попытался взять себя в руки, опираясь на раковину, когда заклинание, от которого закружилась голова, чуть не сбило его с ног. Он не чувствовал себя так отвратительно из-за трансформации с тех пор, как… как… Его зрение затуманилось, и он опустился на крышку унитаза и зажал голову между коленей, чтобы не упасть в обморок. — Господи! — снова воскликнул Грант, подбежал к нему и присел рядом. Он забрал окровавленную вату из рук Римуса и выбросил в мусорку. Затем схватил чистый клочок ваты с края раковины и бутылку перекиси. — Иди сюда, ты, — тихо сказал он и очень нежно взял руку Римуса в свою, чтобы легонько продезинфицировать раны, похлопывая ватой по коже. Римус просто сидел как идиот и позволял себе получать заботу другого человека, слишком уставший, чтобы сопротивляться. — Да бога ради, — Грант покачал головой, очевидно расстроенный. — Нельзя, чтобы ты возвращался в таком состоянии каждый месяц, ты согласен, дорогой мой? — Всё нормально, — пробормотал Римус. — Всё не так уж плохо. — Да иди ты! — возразил Грант и поднялся, чтобы поискать пластыри в ящике над раковиной. Он нашёл их и снова опустился на колени, возобновляя работу над тем, что осталось от Римуса. — Вот что я тебе скажу, если выбор стоит между тем, чтобы ты возвращался домой в таком состоянии каждый месяц, и между тем, чтобы ты отсосал пару раз этому уёбку, тогда я сам с радостью это сделаю, лишь бы они тебя приняли. Римус засмеялся, и смех болью отозвался в рёбрах. — Я не уверен, что это сработает. — Ну, должны же мы сделать что-то, — отрезал Грант, крепко скрепляя пластырем вместе сломанные пальцы Римуса. — У тебя хорошо получается, — с удивлением сказал Римус, глядя на его аккуратную работу. — Да ну, если бы тебя покидало в жизни так же, как меня, ты бы тоже научился парочке трюков, — Грант поднял глаза и подмигнул ему. — И не забывай, что я проходил курс по оказанию первой помощи для работы. Ладно, пойдём, пора ложиться спать. Ты есть хочешь? — Немного, — он умирал с голоду, но знал, что дома еды нет. Они сейчас ждали зарплаты, чтобы пойти в магазин и закупиться. — Я посмотрю, что можно найти, — сказал Грант, помогая ему пройти в спальню. — Не обязательно, я всё равно сейчас усну. — Боже, ты такой бледный, — Грант прижал обратную сторону ладони ко лбу Римуса. — Мне кажется, тебе нужно поесть. — Серьёзно, я выгляжу хуже, чем себя чувствую, — Римус заполз в кровать, и его кости практически зарыдали от облегчения. — Я тебе не верю, — Грант залез в постель вместе с ним и сел прямо, поглаживая волосы Римуса. Это очень успокаивало. — А раньше… раньше Сириус ухаживал за тобой? После полнолуний? Римус с силой зажмурился и покачал головой: — Пожалуйста, не надо. Я не могу. — Ох, родной, — вздохнул Грант, не переставая нежно гладить его по голове. — Ты знаешь, у меня есть подруга, она консультирует по психологическим вопросам, так вот, она говорит, что легко примет тебя. Ты только скажи. Это мне очень помогло, ты даже не представляешь насколько. — Я не могу, — повторил Римус. Он всегда говорил одно и то же. — Мне придётся придумать слишком много лжи. — Не, я думал об этом — тебе не обязательно говорить про войну или даже про эту твою волчью особенность. Просто поговори с ней о Джеймсе, Лили и Питере. Скажи, что это была автомобильная авария, или… — Нет. — Римус, я хочу, чтобы ты просто поговорил… — Ты знаешь, я на самом деле не очень хорошо себя чувствую. Можешь оставить меня одного, пожалуйста? — Ладно, — Грант встал с кровати. Римус не открыл глаза, но слышал каждое его движение. И перед тем, как уйти из комнаты, Грант обернулся. — Я нашёл ту бутылку джина в твоём ящике с носками, кстати говоря. Вылил всё в раковину. И громко хлопнул дверью. *** *Дзынь-дзынь* *Дзынь-дзынь* — Алло? — Мэри? — Римус? — на том конце провода повисла короткая пауза, пока Мэри собиралась с мыслями. Римус знал это чувство. Иногда что-то напоминало ему о прошлом, и тогда воздух будто вышибало у него из лёгких. — Привет! — сказала она, и по голосу он услышал её широченную улыбку. — Как твои дела, дорогой? — О, да так, знаешь. Я тебя не отвлекаю? — он всегда старался дать ей лёгкую возможность отделаться от него, если захочет. — Конечно, нет… Мы только-только поужинали. — О, это хорошо. Что ели? — Курицу с рисом. Это любимая еда Даррена. — Звучит здорово. — Ты должен прийти к нам как-нибудь на ужин. Ты же до сих пор в Лондоне, правда? — Да… в той же квартире. — О, ну да, конечно. Она… Эм-м. Как тебе там? — Нормально, — сказал он, окидывая взглядом ветхую гостиную. — Я живу здесь уже так долго, что мне кажется, будто она всегда принадлежала мне одному. — Встречаешься с кем-нибудь? — Типа того. — Работаешь? — Убираюсь. То тут, то там, когда подворачивается возможность. Какое-то время расставлял товары на полках в Эппинге, но потом уснул на смене, и меня уволили. — Не перегружай себя, родной. — Да, — он сделал глоток из своей бутылки пива. — Как твоя работа? — Хорошо! Как оказалось, у меня, может, ни черта и не получалось в трансфигурации, но бухгалтерское дело для меня пустяки. Даррен открыл свою собственную автомастерскую в 85-м году, и Мэри тоже там работала, распоряжаясь бронированиями и разбираясь со счетами. Они копили деньги, чтобы съехать из своего городского района и купить небольшой частный дом с садом. Она пользовалась магией крайне редко, сказала она Римусу, хотя её отношения с волшебной палочкой никогда не были прежними после того, как она нашла Маккиннонов. — Римус? Ты ещё здесь? — Прости, да. Немного отключился. — Со мной бывает так же… — за этим последовала пауза, и Римус почувствовал это тошнотворное тянущее ощущение в животе. Он знал, что она сейчас скажет. Мэри слегка повысила голос. — Тебе есть, с кем поговорить? С кем ты там, типа, встречаешься — ты рассказал, что произошло? — М-м, — уклончиво промычал Римус. — По чуть-чуть то тут, то там. — Потому что ты должен поговорить об этом, Римус. Ты не можешь носить всё в себе… Я даже представить не могу, каково это, должно быть… предательство… — Нет, — рявкнул Римус. — Ты не можешь! — и он изо всех сил бросил трубку на место, да так, что телефон слетел со стола. Сначала он допил пиво и только потом встал, чтобы поднять его. Да и пошла она тогда. Все хотели, чтобы он поговорил, но никто из них не знал по-настоящему. Никто из них не мог знать — каким глупым он себя чувствовал, каким использованным. И Лили, и Джеймс, и Питер, и Марлин — их потеря была одной вещью. Римус силой натаскал себя фокусироваться лишь на лучших воспоминаниях, на самых счастливых временах. Но Сириус. Не существовало ни единого момента из того времени, что они провели вместе, что не было бы запятнано, отравлено той ложью, что говорил Блэк. Римус был открыт перед ним, он был уязвим, он любил, и каждая секунда всего этого была ложью. Его обвёл вокруг пальца единственный человек, которого он когда-либо любил. Он был жалок; слишком ослеплён своими чувствами, чтобы увидеть правду, и теперь от него абсолютно ничего не осталось. Он больше никогда не будет способен на подобную мягкость и нежность, никогда в жизни. Ненависть к Сириусу наполняла его до краёв и была такой сильной, что иногда приводила его в ужас. Так как он должен разговаривать об этом? Как он должен рассказать Гранту или какому-то там психотерапевту, что он не просто зол, он не просто скорбит — он парализован яростью? Что иногда он мечтает о том, чтобы как-нибудь пробраться в Азкабан и убить Сириуса самому, своими руками. Что один-два раза в первые месяцы после войны он доходил до того, что на самом деле поднимался с кровати ночью, пьяный в стельку и ослеплённый яростью, хватал свою палочку и планировал сделать именно это. Единственным, что останавливало его, была мысль, что его просто расщепит, или что ему придётся столкнуться с дементорами. Он с яростью пнул кофейный столик и ударился большим пальцем. — Блядь! Грант высунул голову из-за угла двери в гостиную. — Значит, всё прошло не очень хорошо? — Нет смысла пытаться, — выдохнул Римус, потёр свою ступню и пропрыгал по комнате до телевизора, чтобы включить его. — Она счастлива. У неё хорошая жизнь. Мне просто нужно оставить её в покое, — он упал обратно на диван. — Это она так сказала? — спросил Грант с упрёком, заходя в комнату. — Нет. Но так будет правильно, — Римус не отрывал взгляда от экрана, укладываясь ниже на диване. Может, до Гранта дойдёт посыл: я не хочу разговаривать! — Давай ты пригласишь её в гости как-нибудь в субботу? — Грант присел на подлокотник дивана. — Я бы хотел с ней познакомиться. — Нет смысла. Она не придёт. Здесь слишком много воспоминаний. — Значит, мы можем куда-нибудь выбраться, пойти пообедать в хорошем месте. — Мы не можем себе это позволить. Грант помассировал виски и зажмурился, как будто у него болела голова. — Ты ведёшь себя как ребёнок, — сказал он. — Отъебись. — Великолепный контраргумент, — фыркнул Грант. — Ну же, что случилось с заумным всезнайкой, на которого я раньше пускал слюни? Пользуйся своими заумными словами. — Слушай, ты хотел, чтобы я позвонил Мэри — я позвонил. Это кончилось плохо, я знал, что так будет, и на этом всё. Просто оставь меня в покое, ясно?! — Да, и я могу в точности представить, из-за чего это кончилось плохо, и мне не нужно быть грёбаным магом, чтобы это понять. — Волшебником. — Мудак. По твоим словам я могу сделать вывод, что она хорошая девушка. И знает тебя. Я просто подумал, что она может быть той, с кем ты захочешь поговорить о… — Да ну, она не хочет говорить об этом не меньше моего, — выплюнул Римус. — Она сказала мне поговорить с тобой. — Ты серьёзно? — Грант моргнул. Римус чувствовал себя особенно жестоко. — Ну. Разумеется, она не знает твоего имени. Просто с человеком, которого я трахаю в данный момент. — Ясно, — Грант приложил очевидные усилия, чтобы проигнорировать этот укол. — Ну, тогда давай. — Что? — Сегодня воскресенье, у меня нет никаких дел. Давай поговорим. — Нет. — Римус. Это не может так продолжаться, — сказал Грант. — Я люблю тебя, правда люблю, но это слишком… Блядь. В голове Римуса начал завывать сигнал тревоги. Это было похоже на то, будто кто-то включал и выключал свет снова и снова, и стены начали сдвигаться, и весь воздух высосали из комнаты, и у него закружилась голова, он тонул, он ослеп. Он почувствовал странный вкус у себя во рту и подумал, что его, возможно, вырвет, только вот он не мог дышать, он продолжал хватать ртом воздух, склонившись вперёд. — Эй, эй, эй! — голос Гранта разбил туман, раздаваясь эхом откуда-то издалека. — Римус? Римус, ты можешь сделать глубокий вдох? Вдох на раз, выдох на два, окей? Раз… Римус почувствовал, как пот скатывается у него по спине, его сердце билось на перегрузке, но он сделал такой глубокий вдох, какой только мог. — Два… — сказал Грант. Он очень медленно гладил его по спине. Римус выпустил дрожащий выдох. — Вот так, хорошо, — сказал Грант, теперь его голос был громче. — Так хорошо, Римус, молодчина. И снова, раз… два… Должно быть, они сидели так минуты две, просто дыша вместе. В итоге Римус наполовину пришёл в себя. Только вот он очень, очень сильно хотел выпить. — Вот видишь, — сказал Грант, используя тот голос, который он берёг для трудных детей, с которыми работал, Римус был в этом уверен. — Вот поэтому мне нужно, чтобы ты говорил со мной. Мы не можем так дальше, ты понимаешь? Римус покачал головой, но не доверял себе настолько, чтобы заговорить. — Прости, что я сказал то, что сказал, — продолжил Грант. — Я не имел это в виду. Нет никаких «но», слышишь? Я люблю тебя, и ты застрял со мной. Римус снова кивнул, не выпуская голову из рук, не открывая глаз. Он, наверное, простудился или ещё что-то; у людей же не начинает кружиться голова просто от того, что они не разговаривают, он был уверен в этом. Только вот… только вот когда Грант сказал эти слова: «Это не может так продолжаться…», — это разожгло такой ужас внутри него, такой страх, так что, может, всё-таки в этом была доля правды. — Что если ты расскажешь мне только что-то одно? — попытался Грант. — Только одно, чтобы помочь мне понять? — Например? — с трудом выдохнул Римус. — Ну… — он практически слышал, как Грант шевелит извилинами. Может, у него был составлен список того, что он хотел вытащить из Римуса, сохранённый как раз на такой случай? Это, что, была какая-то идиотская херня про психоанализ, которую Грант подцепил на своей учёбе? — Ты так и не рассказал мне, что случилось с Сириусом. Я знаю, что он не умер. Он, что… ушёл? — Да, можно и так выразиться, — буркнул Римус. Боже, это было так больно — слышать его имя от кого-то другого. У него снова закружилась голова. — Что ты имеешь в виду? — Он в тюрьме, — сказал Римус. Затем он снова сделал вдох и силой выдавил из себя остальное: — Он в тюрьме, потому что он их убил, и меня не было рядом, чтобы остановить его. — Охуеть. — М-м, — Римус собрался с духом, готовясь к другим вопросам. Но больше ничего не услышал. Грант лишь обнял его за плечи и легонько сжал. — Ты в этом не виноват. — Ты этого не знаешь, — возразил Римус, не поднимая глаз. — Ты не знаешь, каким я был идиотом. Я пропустил все знаки. Знал, что что-то не так, но думал… я думал, проблема просто во мне; думал, он хочет расстаться. Я был таким эгоистом, даже на секунду не мог подумать, что он станет… что он сможет… — вот теперь он заревел. Дебильный Грант. — Это его вина, что он подвёл тебя, ты не виноват в том, что доверял ему, — Грант продолжил обнимать его. Римус позволил, чтобы тому стало лучше; чтобы притвориться, что это был прорыв. Но Грант мог говорить всё, что пожелает — Мэри говорила что-то похожее несколько раз за все эти годы. Но это просто не казалось ему правдой. Мёртвые до сих пор оставались мёртвыми, и Римуса не было рядом, чтобы что-либо из этого остановить. Даже если бы он был там в ту хэллоуинскую ночь; в то время он бы, наверное, просто позволил Сириусу убить и себя тоже, вместо того, чтобы пытаться пойти против него. В то время смерть во имя любви казалась ему единственной стоящей целью. Но сейчас он был старше и знал правду. Никогда снова. Никогда, никогда.