All the Young Dudes

Well, my friends are gone and my hair is grey I ache in the places where I used to play And I'm crazy for love. But I'm not coming on. I'm just paying my rent every day in the Tower of Song. Что ж, мои друзья умерли, а волосы поседели. Мне больно в тех местах, где раньше я смеялся. И я схожу с ума по любви. Но я ничего с этим не сделаю. Я просто каждый день расплачиваюсь в Башне Песни. Сириус сидел на диване, свернувшись калачиком, обняв колени руками. Он смотрел телевизор. Это странное магловское изобретение было немного похоже на кинотеатр, в который они ходили в молодости, только меньше… о нет, о нет… эта мысль вернула ему воспоминание о Джеймсе. О том лете, когда они каждый день ходили смотреть один и тот же фильм и встретили тех магловских девчонок. Это же было летом? Или на Рождество? Тогда мог идти дождь, и кто-то его ударил. Джеймс или Римус? Точно, Римус; Джеймс никогда не был жестоким, даже когда Сириус по-настоящему этого заслуживал. Сириус закрыл глаза, чтобы утонуть в холоде, в жестоких голосах в своей голове, которые хотели утащить его обратно сквозь время, к самым плохим воспоминаниям. Он думал, что чувствует вкус крови, но, снова открыв глаза, всё, что увидел — это гостиную и эту идиотскую говорящую магловскую коробку. Это была его гостиная. Или принадлежала ему когда-то. Она выглядела по-другому, и Сириус с трудом вспоминал, была ли она другой, или он просто запомнил её неправильно. Стены перекрасили, только камин до сих пор стоял на месте. Здесь больше не воняло сигаретным дымом, но на ковре под окном виднелась прожжённая сигаретой дыра — была ли она здесь раньше? Или это случилось за те годы, что его здесь не было? Телевизор был самым худшим изменением, больше всего бросающимся в глаза. У Сириуса было чёткое воспоминание, как они ссорились, решая, покупать телевизор или нет, очень давно. Шумная, уродливая магловская светящаяся коробка. Он всё ещё считал её ужасной, но каким-то образом не мог перестать смотреть в неё. Она его отвлекала. Она отвлекала его от мыслей, от воспоминаний. Он провёл слишком много времени своей жизни, вспоминая. Переживая события, ошибки и недопонятые разговоры. Просеивая их снова и снова, пока всё в его голове не разбилось на крошечные фрагменты без какой-либо связной структуры или истории. Он больше не хотел сидеть и думать. Он хотел действовать. Он хотел делать. Но ему не позволяли. Он фыркнул, поёрзал на месте, крепко сжал пальцы на подлокотнике дивана. Римус был приглашён на собрание, а Сириусу сказали остаться дома с маглом. Всё было бы нормально, если бы он тоже пошёл в облике Бродяги, он знал, что всё было бы нормально, но его никто не слушал. Они обращались с ним как с опасным оружием, как будто его нужно было держать под замком. Как будто он не провёл весь год один, самостоятельно заботясь о себе без чьей-либо посторонней помощи. С ним не будут обращаться как с ребёнком. Он не позволит им этого. Разве он не заработал своё место? Но Лунатик — Римус — он смотрел на Сириуса этим умоляющим, измученным взглядом, и это сразу же его затыкало. Он ненавидел, когда заставлял Римуса чувствовать себя некомфортно, из-за этого он переживал, что ему никогда не станет лучше. Он знал, что у него не всё в порядке с головой, знал, что всё делал неправильно и что больше не был сам собой. Но Сириус надеялся, что одного года будет достаточно. Теперь он вырвался, он был свободен, и все, кто имел значение, наконец узнали правду. Это должно что-то да значить. К этому времени он рассчитывал уже вернуться в нормальное состояние. А Римус ему не помогал, мрачно подумал Сириус. Как он сможет привести голову в порядок, когда всё такое странное? Когда Римус, его единственный оставшийся друг, едва ли может смотреть на него и не кривиться, едва ли может говорить с ним и не запинаться, отводя взгляд. И его парень. Сириус гадал, как быстро это произошло, как быстро этот магл втёрся в доверие. Заразил Римуса своей обыденностью; сделал его Лунатика тихим и опасливым. Не лучше любого магла. Было похоже, будто внутри Римуса приглушили свет. Сириус искал в нём следы старого Лунатика, но в нём не осталось ничего от той дерзкой, озорной энергии, той бурлящей силы Римуса Люпина, что переполняла его, когда у него был коварный план. Сириусу пришлось целую вечность уговаривать Римуса хотя бы сходить на собрание. В конце концов у него сложилось впечатление, что Римус пошёл, лишь бы угодить ему, лишь бы его успокоить. И Сириус был согласен даже на это, лишь бы только он пошёл. И, когда он вернётся, всё расскажет Сириусу. Сириус его заставит. Это самое меньшее, что может сделать Римус. Римус ещё одумается. Он поймёт, что по-другому никак. Он захочет сделать это ради Гарри. Сириус не мог не улыбнуться самому себе при мысли о Гарри. Этот невероятный, превосходный, смелый мальчишка. Джеймс бы так им гордился… Джеймс, Джеймс, прости меня… Он содрогнулся и снова закрыл глаза, собираясь с духом перед лицом холода. Он так сильно хотел Римуса. Он не хотел быть один, только не снова, пожалуйста… — Здоров, — Грант ввалился в комнату, словно для того, чтобы напомнить Сириусу, что он совсем не один, и радостно улыбнулся. Сириус с опаской наблюдал за ним. Всегда улыбается, чёрт его дери. Чокнутый. — Добрый день, — ответил Сириус, намеренно акцентируя свою правильную речь в контраст ужасному ломаному произношению Гранта. Сириус ни секунды не проводил с маглами даже до Азкабана и находил их в лучшем случае непонятными, будто они какие-то инопланетяне. И он ненавидел радостное настроение Гранта всеми фибрами своей души. — Чувствуешь себя лучше? Сириус неразборчиво буркнул в ответ. Он не считал, что должен что-то объяснять этому человеку. Он мирился с его присутствием ради Римуса, но не более того. — Рад это слышать, — кивнул Грант, показывая ямочки на щеках. Сириус подумал, что он наверняка невероятно тупой. Сотри эту сумасшедшую ухмылку со своего лица! — рявкнул призрак Вальбурги Блэк. Сириус помнил Гранта подростком, и даже тогда тот не был таким уж красавчиком. И пятнадцать лет не пощадили его волосы и кожу. Сириус понятия не имел, что Римус вообще до сих пор делает с Грантом, и если он такой же глупый, как его внешность — ни о чём — то Сириус был тем более озадачен, почему же Лунатик до сих пор с ним водится. Тот Римус, которого он знал — его Римус — никогда бы не стал терпеть рядом с собой дурака. — Когда он вернётся, — заговорил Грант, по-прежнему радостно улыбаясь, показывая неровные зубы и белый шрам в уголке рта, — я уйду. — О, ладно, — пожал плечами Сириус. Он попытался придумать, что сказать. — …Нам нужно молоко. — Нет, — засмеялся Грант, легко качая головой. Он присел на кофейный столик прямо напротив Сириуса — так близко, что их колени почти соприкасались — и посмотрел ему прямо в глаза. — Не уйду в магазин — я имею в виду, что ухожу насовсем. — Что? — нахмурился Сириус. — Почему? Это Римус тебе сказал? Потому что это была не моя идея. — Это моя идея, — сказал Грант, переставая улыбаться. У него были усталые глаза, и Сириус осознал, что, хоть Грант и улыбался, он не был счастлив. Ему было очень-очень грустно. Сириус не знал, что с этим делать, у него были свои собственные проблемы. Грант продолжил говорить: — Я осознал это какое-то время назад. Когда он вернулся из школы и весь дрожал от того, что увидел тебя снова. Думаю, наверное, я понял уже тогда. Надо было что-то делать, но я не мог просто оставить его одного… — Слушай, не знаю, что ты надумал… — Я всегда лишь только присматривал за ним для тебя, — сказал Грант, поднимая руку, чтобы заставить Сириуса замолчать. — Я никогда не был тем самым для него. Это всегда был ты, все эти годы. — И всё же ты всё равно здесь, — пробормотал Сириус. Он снова прижал колени к груди, закрываясь в себе. Он хотел, чтобы Грант просто ушёл, раз уж он уходил; отвали. Он хотел бы обратиться в Бродягу, но знал, что это не поможет делу, и ещё он обещал Римусу так не делать. — Видишь, вот об этом я и хотел с тобой поговорить, — сказал Грант, хмуря брови. — Если я уйду, то заботиться о нём придётся тебе, понятно? Не винить его за то, что там с тобой происходило эти десять лет. — Двенадцать, — исправил Сириус. — Мне всё равно, — пожал плечами Грант. — Никому из нас не было легко, солнышко, ты не такой уж особенный. А вот Римус особенный. Голос Гранта вдруг стал твёрдым и опасным — почти агрессивным. — Он особенный для меня, и если не можешь быть мужиком и относиться к нему с добротой, то тогда ты его не заслуживаешь. Он ждал тебя. Никогда не прекращал ждать. Он не скажет этого, потому что Римус не говорит подобные вещи. Но он их чувствует. Он всё чувствует, ты должен это знать. Сириус не ответил. — Он любит тебя, — спокойно сказал Грант. — Ты обязан любить его в ответ. — Я люблю е… — …Нет, — Грант снова качал головой. — Нет, не вот так. Ты должен быть здесь, быть реальным существующим человеком. Не собакой. Не призраком. Сириус больше не мог выдерживать взгляд Гранта, он повесил голову и кивнул: — Я буду. — Хорошо, — Грант снова улыбнулся, его лицо снова стало ласковым. — А теперь послушай меня. Когда он будет ворчливым — а он будет ворчливым — не позволяй ему хандрить и не позволяй ему пить. Он захочет после полнолуния, но, если сделает это, у него уйдёт больше времени на поправку. — Я знаю, что ему нужно после полнолуния! — оскорблённо прорычал Сириус. — Я знаю его с одиннадцати лет, кем ты себя возомнил, говорить мне… — Я тот, кто был рядом, — резко ответил Грант. — Мне кажется, ты не понимаешь, как тяжело это было. Мне кажется, ты… слушай. Ты был с ним в лучшие времена, понятно? А я был с ним в худшие, — он слегка улыбнулся. — И я был рад это делать. У меня есть одна его часть. А ты бери вторую. Можем мы на этом согласиться? Сириус смотрел на него ещё некоторое время. Грант протянул руку для рукопожатия, и Сириус её принял. — Ладно, — сказал он. — Чудненько, — Грант отпустил его и поднялся на ноги. Он ушёл в спальню и вернулся с огромным чемоданом, который намеренно поставил у двери. — Мне придётся оставить здесь на какое-то время пару книг и вещей, — сказал он. — Но я вернусь за ними, когда устроюсь. Наверное, тебе не нужен ключ, да? Ты можешь открыть дверь магическим способом? Онемевший от удивления Сириус кивнул. Он не мог поверить, что это происходит. Он хотел, чтобы его сердце воспарило, хотел наконец почувствовать удовлетворение — но не мог перестать беспокоиться. Грант был занозой в заднице, но также и буфером между ними. Будет ли Римус винить в этом Сириуса? Убедит ли Гранта остаться, или даже хуже — оставит ли Сириуса здесь, одного с квартирой, и войной, и… За входной дверью раздался тихий шаркающий звук, и Сириус навострил уши. Римус вернулся! Его сердце заколотилось по рёбрам, он облизнул губы и сел прямее, сфокусировавшись на двери, пока она не открылась. Римус вошёл, опустив голову и чуть хмурясь. Сириус не мог поверить, как мало он изменился, в то время как всё остальное в мире теперь стало другим. У него появились седые волосы, но он по-прежнему был Лунатиком, он был до сих пор абсолютно, сногсшибательно красив и абсолютно равнодушен к этому. Он улыбнулся Сириусу, когда зашёл, и был так похож на Римуса-подростка, что это забросило Сириуса обратно в Хогвартс — он очутился за столом на завтраке и увидел Римуса уже там, за третьей добавкой бекона с яйцами, улыбающегося в ответ на что-то глупое, сказанное Сириусом. Видишь, сказал он себе, у тебя ещё остались хорошие воспоминания. — Привет, — сказал он всей комнате. — Здоров, — ответил Грант. — Чаю? — О-о-о да, пожалуйста, — кивнул Римус, дружелюбно улыбаясь Гранту. Магл ушёл на кухню. — Как всё прошло? — спросил Сириус, уже на взводе. — Ты видел Дамблдора? Что он сказал? — О, ничего особенного. Ничего, чего я уже не слышал раньше. Ордену нужна новая штаб-квартира, мы все должны подумать над какими-нибудь вариантами. Слушай, давай поговорим об этом позже? — Римус бросил взгляд на кухню, где Грант заваривал чай. — Он сказал что-нибудь про меня? Дамблдор? Как Гарри? — Гарри в полном порядке, вернулся к тёте и дяде на лето. Что здесь делает этот чемодан? Теперь Римус смотрел на коричневый чемодан, забитый вещами Гранта. Он перевёл взгляд на Сириуса. Сириус пожал плечами и сильнее сжался на диване. Римус нахмурился и крикнул: — Грант? Что это за чемодан? Грант высунул голову из дверного проёма кухни с робким выражением лица. — Э-э. Можно мне с тобой поговорить? Римус побледнел и прошёл на кухню.