Любовные письма (Love Letters)

      Весна вызрела в ранее лето; цветы опали, и свежие зеленые листочки вспыхнули на ветвях их любимого дерева. Они растянулись внизу, наслаждаясь его нежной рассеянной тенью.       – Это от моего отца, – сказал Александр Гефестиону, поднимая глаза от письма, которое читал. – Он возвратился в Пеллу и говорит, что, вероятно, сможет приехать ко мне дня через три…       – Я рад за тебя, Александр, – пробормотал Гефестион, коротко взглянув на Александра с мимолетной улыбкой. Царевич наблюдал, как улыбка истаяла, превратившись в хмурую гримасу, пока его друг просматривал свое письмо.       – Это от твоей матери? – Александр постарался выдержать легкий тон; обычно ему нравилось, когда Гефестион читал вслух письма своей матери - они были наполнены местными сплетнями и наставлениями не переохлаждаться, с осторожностью ездить верхом, усердно учиться, уважать своего наставника, не перетруждаться в гимнасии и всегда заканчивались теплыми словами для Александра.       Гефестион покачал головой:       – Оно… О, это не имеет значения!       – Скажи мне, Гефестион!       – Оно… от Андромаха, сына родича моего отца, Ификла… мы недавно познакомились на свадьбе моего двоюродного брата и его сестры…       Александр неловко сел, увидев, как розовый румянец расползается по щекам Гефестиона.       – И что он хочет?       Гефестион прикусил губу и долго смотрел в письмо перед тем, как поднял свои темные глаза и со странной напряженностью взглянул на Александра.       – Он… просит позволения стать моим эрастом.       – Что? – Александр вырвал письмо из рук Гефестиона, но его зрение было слишком затуманено гневом, чтобы разобрать написанные в нем слова. Гефестион продолжал смотреть на него в тяжелом молчании. – Да кем он себя вообразил?! Разве он не знает, что ты…       – Что я что?       – Что… ты мой!       Их взгляды схватились, лица пылали жаром от переполняющей обоих смеси гнева, смущения и любви.       – О Александр…, – шепнул Гефестион, и впервые за столь долгое время в его глазах загорелся тот прежний любящий теплый блеск. Александр затаил дыхание, когда Гефестион прижал его поближе, потянувшись, будто собирался поцеловать.       Жар прокатил волной по телу Александра, сердце бухало. Никогда раньше простая ласка со стороны друга не заставляла его чувствовать себя так тревожно. Все на этом и закончится? А что, если нет? Если он откажет и на этот раз, обратится ли Гефестион за тем, чего он хочет, к кому-то другому? А вдруг он в результате согласится стать эроменом этого Андромаха?       Гефестион, видимо, почувствовал в нем напряжение, потому что внезапно нахмурился и посмотрел в сторону, отпустил Александра и, подняв смятое письмо, разгладил его на колене и продолжил читать в молчании. Александр по-прежнему наблюдал за ним как коршун.       – Я поговорю с ним, – заявил он. – Скажу ему. Проясню ситуацию…       – Нет! – фыркнул Гефестион. – Это тебя не касается!       – Гефестион!       – Я сказал, не вмешивайся, Александр! В этом нет ничего позорного, – добавил Гефестион, сбавив тон, – он уже попросил позволения моего отца, чтобы… чтобы… ухаживать за мной…       Александр сглотнул.       – Твой отец хочет принять его? Если тебя принуждают, я…       – Александр, я сказал, твоя помощь не нужна. Никто не принуждает меня, мне предоставлена свобода выбора. Никто не думал проявлять к тебе неуважение, – добавил он с иронией, – моя семья не имеет обыкновения хвастать моей дружбой с царевичем.       – Гефестион, я не это имел в виду!       Гефестион не ответил, и угрюмое молчание повисло между ними. Казалось, о чем бы они ни говорили в эти дни, все неизбежно заканчивалось непониманием и спорами. И Александр был уверен, что ему не померещилось: от любимого друга потянуло новым холодком.       Гефестион немного смущался просить об объятиях или поцелуе, когда они только стали друзьями, не уверенный в том, насколько свободно он может обращаться с царевичем; но его нуждающаяся в прикосновениях натура охотно откликнулась на потребность Александра в демонстрации привязанности.       Сейчас складывалось впечатление, что Александру приходится чуть не умолять о кратчайшем объятии. И что хуже, та беспокоящая встреча все еще тенью клубилась на задворках его памяти, и он устал от опасений оказаться слишком откровенным из страха породить еще больше непонимания или оказаться обвиненным в лицемерии. Как внезапно эта пропасть разверзлась между ними… и какой огромной она вырастала. Они больше не могли прийти к согласию даже насчет смысла простейшей ласки.       – Ты… ты же не собираешься и вправду принять предложение этого… Андромаха, верно? – шепнул Александр.       Опять раздражающе испытующий взгляд, будто Гефестион заглядывал в его душу.       Потом друг посмотрел в сторону и не ответил.