Любовные письма (Love Letters)

      О мой любимый, уже несколько недель меня преследует сон, в котором я вижу тебя, и я так хочу рассказать тебе о нем, но только если бы ты пообещал, что между нами никогда такого не будет!       Мне снилось, что мы лежим под деревом, ты знаешь, какое я имею в виду, и внезапно я больше не в силах себя сдерживать, я обхватываю тебя руками и целую, сначала твои щеки, потом твои губы, твою шею и плечи; это было так, будто безумие овладело мной! Я стащил твою одежду и свою, и потом я целовал и трогал тебя по всему телу. И казалось, ничто не имело значения кроме того, что мне было просто необходимо взять тебя.       И ты просто лег там под меня, как кукла. Ты ни разу не остановил меня, ни разу не пожаловался, ты просто позволил мне делать все, что я хотел, и когда я закончил и сполз с тебя, ты встал, снова надел свой хитон и ушел, не оглядываясь! Я кричал тебе вслед, я кричал и кричал, но ты все продолжал уходить прочь, а я все кричал «Прости меня!».       Такое никогда не должно случиться между нами, никогда! Я научусь отделять любовь от желания! Я найду способ наладить все опять, обещаю…       Александр сидел под деревом, глазея на плод, виднеющийся среди густого переплетения листьев. Лето в разгаре; время силой пролагало себе путь. Глубокий вздох невольно вырвался у него. Несмотря на обещание Гефестиона, дела не шли на лад, и Александр начинал сомневаться, будет ли все хорошо когда-нибудь снова.       Гефестион больше не демонстрировал явной отдаленности и больше не отказывался дарить царевичу любовь, которой тот так жаждал, но Александра не покидало чувство, что друг прилагает намеренное усилие – так, как, бывало, делали его родители, когда вражда подталкивало их к соперничеству друг с другом за любовь сына, или когда их антипатия приводила его на грань срыва.       А потом, были еще секреты – книги, которые Гефестион брал на время или покупал, но не делился ими с Александром, и письма, что он писал, но не давал посмотреть другу и не говорил, кому пишет…       Вот только этим утром Александр проснулся рано и увидел Гефестиона опять за его столом, яростно царапающего что-то на свитке. Он молча поднялся с кровати и прошлепал по холодному полу, вытянулся над широким плечом Гефестиона и успел прочитать первые несколько слов до того, как друг почувствовал его присутствие и отшвырнул письмо на пол к сундуку.       – Кому ты пишешь? – потребовал ответа Александр более властно, чем намеревался. – Скажи мне, Гефестион!       – Ни-ко-му! – огрызнулся тот.       – Лжец! – агрессия в голосе Гефестиона спровоцировала Александра. – Настоящие друзья не должны держать секреты! Скажи мне, кому ты пишешь!       – Оставь меня в покое! Разве я не делаю то, о чем ты попросил?       – И что это должно значить?       – Ничего, – Гефестион опустил глаза, и гримаса на его лице растаяла. – Прости, я не хотел кричать. Ты напугал меня.       Александр заставил себя проглотить собственное раздражение и обвил рукой плечи Гефестиона. Гефестион улыбнулся ему, но потом внезапно встал, чтобы открыть сундук у изножья кровати и спрятать письмо внутрь. Александр наблюдал за ним, а потом, когда тот схватил полотенце и направился в домик для омовений, долго-долго разглядывал сундук…       Звук юношеских голосов плыл в летнем воздухе, развеивая грезы Александра. Разговоры его соучеников были громкими, дерзкими и шумными – мальчишки выпендривались на пороге превращения в мужчин.       - …увидеть его снова сегодня вечером. Зевс всемогущий, он настоящий мужчина, и мне плевать, что говорят другие...       – Ты бы постыдился позволять обычному стражнику так вести себя с тобой! Я собираюсь рассказать об этом твоему отцу!       – Давай! А я расскажу твоей матери о рыночной потаскухе, ты, мерзкий урод! Кроме того, он не стражник, а ветеран, воевал с Филиппом в…       Александр вздохнул и закрыл глаза; вульгарное хвастовство товарищей отвращало его. Казалось, он больше не имел ничего общего ни с одним их них. Он хотел говорить о богах, героях, завоеваниях и сражениях, конях и осадах, и путешествиях. Все, о чем хотели говорить они – эрос и… соитие. Ему почти удалось вытолкнуть их болтовню из своей личной вселенной, когда он вдруг расслышал собственное имя.       – …Александр и Гефестион? Ты считаешь, они… ну… занимаются кое-чем…?       – Александр и Гефестион? Да нет, не может быть; Гефестион еще недостаточно взрослый, чтобы быть эрастом!       От завываний ироничного смеха птицы разлетелись с деревьев.       – Идиот! Да кому сдалось это афинское дерьмо? Но в любом случае, не обязательно нужно что-то засовывать внутрь, чтобы поразвлечься, когда светильники погашены!       – А что ж тогда тебе нужно?       – Ха! Приходи ко мне в комнату сегодня вечером, и я покажу тебе!       – Ой, да что ты покажешь! Разве только я поделюсь с тобой! И так уже сил нет от еженощного ныряния поваренка в твою постель и вашего поросячьего визга…!       – Поваренок? Ты грязный ублюдок!       – Заметь, у него хорошенькая задница!       – И великолепные бедра!       – Все равно я не считаю, что Александр делает хоть что-нибудь! Думаю, он боится эроса! Мой отец говорит, что царь и Олимпиада беспокоятся о том, любит ли он это вообще; они даже наняли ему действительно дорогую гетеру, но он отказался от ее…       – Отказался от нее? Тогда уж точно с ним что-то не так! Хотел бы я, чтобы мои родители организовали такое для меня!       – Мой отец говорит, что Александр недостаточно взрослый для своего возраста…       Ярость вскипела в Александре. Есть ли хоть что-то, что Филипп считал бы неуместным обсуждать с Антипатром? Было ли хоть что-то, что оставалось делом самого Александра? Он уже собрался вскочить на ноги и наподдать кулаками Антипатрову ябеде-сыночку, как следующие несколько слов заставили его замереть на месте.       – Может, он и недостаточно зрелый, а вот Гефестион - да! Я поймал его недавно в банях за этим!       – За… за чем?       – Боги, ну и тупица! Ты что, евнух? За этим, дурак!       – Да ты знаешь! Облегчая самого себя... Ну… так!       Раскат смеха.       – И что ты сделал?       – Ничего, с чего бы мне что-то делать? Я пришел туда за тем же! Он действительно был смущен, но я просто сел рядом и предложил, чтобы мы сделали это друг другу, так ведь интереснее! Но он только покачал головой и ушел.       – Ну конечно! Ему надо побыть одному, чтобы помечтать о своем возлюбленном Александре!       – Ты же не думаешь… он же не вправду…       – Да это очевидно, разве нет? Мы все видели, как он распускает слюни над Александром - как волк, наблюдающий за жирным ягненком, дождаться не может, чтобы завалить его и впиться зубами!       – Афинский задоцелователь! Что он о себе возомнил?       – Ну, я думаю, это вина Александра! Мой отец говорит, что он всегда отирается возле солдат дома в Пелле, будто какая-то потаскуха – да вы видите, какой он с Гефестионом, всегда виснет у него на плече или держит за руку, или кладет голову на колени… даже целует его! В рот!       – Не то, чтобы ты подглядывал…       – Все, что я имею в виду – он должен вести себя более подобающим царевичу образом!       – Что ж, если вы спросите меня, я скажу: Александр сумасшедший! Уж я-то не звал бы на помощь, если б Гефестион забрался в мою постель!       – Размечтался! Он только и видит Александра!       – Ну я не был бы так уверен… Александр может считать себя полубожественным, но Гефестион – совершенно смертный. Нет, не так! Он просто абсолютно совершенный! И если Александр не даст ему, что он хочет, Гефестион скоро станет искать кого-то другого! И я буду ждать его в банях, когда это случится!       – Ты грязный поганец! Иди остынь, прими холодную ванну!       – Боги, эта жара убивает меня! Идемте выпьем вина…       – Но Аристотель сказал, нам надо…       – К Аиду старого дурня! Давайте, пойдем и повидаем этого твоего поваренка!       Их голоса затихли, и Александр остался один.