***
Следующие несколько дней прошли практически в полной тишине. Не было атмосферных посиделок у костра, не было громких шуток Наруто, не было вечных заигрываний Джирайи к Сакуре или Ами. Когда отшельник поправился, они выдвинулись в путь, и пару суток дороги до Конохи прошли достаточно быстро. Все брели, погруженные в свои мысли, изредка заводя беседы на какие-то отстраненные темы, и Ами все время находилась позади, не желая ни с кем разговаривать. Какаши несколько раз присоединялся к ней, пытаясь завести разговор о чем-то отвлеченном, но встречался лишь с глухой стеной какого-то безразличия и отчаяния со стороны девушки и затем, плюнув на это, пошел вперед их компании, возвращаясь к разговорам с Ямато. Когда до Конохи оставалось где-то пол дня пути, Джирайя, шедший впереди, замедлил шаг, перекочевывая в конец их растянувшегося поезда, и поравнялся с девушкой, которая его, кажется, даже не заметила. — Могу я спросить? — подал голос он. — Нет. — Ами. — Что? — Не нарывайся. — Зачем вы тогда спрашивали моего разрешения, если все равно планировали задать вопрос при любом раскладе? Мужчина нахмурился, недовольный таким поведением девушки, но пропустил ее слова мимо ушей. — Почему ты так отреагировала, когда я назвал тебя испуганным мышонком в день отбытия на миссию? Ами отвернулась от него, кидая пронзительно долгий взгляд на горизонт и немного погружаясь в свои мысли прежде, чем ответить. — Орочимару зовет меня так с самого первого дня. — Я не знал, прости. — Конечно, вы не знали. — Как обстоят с ним дела? — Вы уверены, что хотите знать? — Не думаю. «О, передай ему, что я здравом уме и твердой памяти. И скажи, что я польщен его беспокойством о старом друге» «Он тебе не друг» «Разве? Мы ведь столько всего прошли вместе: войну, потери, оставаясь на волосок от смерти…» «Ты предал его и всю деревню, не смей…» «… Делили один глоток воды на двоих в самые тяжелые времена, — он будто бы даже не слушал девушку. — Даже женщин, бывало, делили на двоих» Сердце Ами пропустило удар, и она ощутила, что Орочимару добился того, чего хотел. Она вновь, как глупое насекомое, попалась в сети его идеально расставленных паутин, и ему в который раз удалось поселить в ее голове сомнения. Мерзкая ухмылка расплылась на его лице, и он как бы невзначай спросил. «О, неужели я никогда не упоминал тебе о той прекрасной ночи с Цунаде?» — Джирайя-сенсей, — хриплым голосом сказала девушка, и мужчина удивленно обернулся, замечая какой-то неприкрытый страх в ее глазах. Она теребила кулон в пальцах, сжимая с такой силой, что ему показалось, что она его просто разобьет сейчас. — Ами, все в порядке? — У вас что-то было с Цунаде? Девушке на секунду захотелось провалиться сквозь землю от стыда за столь жалкие слова, но этот вопрос таким беспокойным ветром всколыхнул ее сознание, что ей казалось, она просто растворится в своих страхах прямо здесь и сейчас, если не узнает ответа. Она ощущала какое-то странное пульсирующее чувство под пальцами, будто бы исходящее из кулона, и оно придало ей уверенности, чтобы посмотреть в глаза наставнику. — Что за вопрос? — ее слова застали его врасплох, и он серьезно уставился на свою ученицу. — Конечно, у нас с ней ничего не было, я же уже говорил. Ами услышала шипящий смех, пробирающий ее до костей, среди которого еле различала слова Змея. «Ложь. Я прекрасно помню ту ночь в холодной пещере, когда Цунаде так томно стонала под нами обоими». — Ты лжешь, — прошептала девушка, пытаясь понять, к кому она обращается: к Орочимару или Джирайе. Боль неприятным зудом растекалась под кожей, заставляя девушку чуть передернуть плечами, как от судороги. Она сдернула с шеи кулон, прижимая его к губам и что-то тихо шепча. С недавнего времени Ами поняла, что этот кристалл становится для нее мостом в реальный мир. Когда ее разум начинает блуждать во тьме, то голубые блики кулона превращаются в спасительную соломинку в этой реке, которая везет ее в мир беспамятства. Мужчина не прекращал идти, удивленно смотря на девушку и пытаясь понять, что, в общем-то, происходит. Казалось, его ученица была не в себе, те странные вопросы и ее слова о лжи и… И тут его осенило. Кто, как не Орочимару, мог знать об этом. Он протяжно вздохнул, проверяя, достаточно ли они отстали от остальных, чтобы вести разговоры на такие темы. — Ами. Была война. Мы видели смерть друзей и близких каждый день, и в один момент мы оказались в такой передряге, из которой не думали, что выберемся. Наша троица была окружена, без еды и воды в течение нескольких суток, холод той пещеры пробирал до костей, и мы все втроем уже сдались. На тот момент нам казалось, что прямо сейчас мы единственные живые, оставшиеся в этом мире, и нам… Нам просто хотелось немного тепла. Шанса дожить до рассвета практически не было. Ты не представляешь, что значит быть на войне год, второй. Границы морали, законов и правил как-то размываются, и в тот момент все сложилось как-то само. Нас не смущало, что мы были друзьями детства. Нас не смущало, что мы были втроем, все это… Конечно, неправильно, но это было лишь утолением душевного голода, который в тот момент нельзя было заглушить ничем иным. Я не считаю, что у нас с Цунаде что-то было. И уверен, она тоже так не считает. В этом не было ни чувств, ни эмоций, было темно и мы просто не осознавали, что делаем, находясь на границе какого-то безумия. Наша команда, не сговариваясь, больше никогда об этом не вспоминала. Прости, что не сказал сразу, наверное, мне просто было неприятно это вспоминать. Девушка опустила кулон, надевая его обратно на шею, и мужчина заметил грустную улыбку на ее лице. Он понимал, что ей нечего было ответить на это, но она будто бы благодарила его за искренность. Возможно, это было именно тем, что помогало ей все еще держаться. Правда и открытость. — Расскажите, как Орочимару ушел из Конохи, — попросила вдруг девушка, и мужчина задумался, пытаясь вспомнить то время. — Тогда пропадали многие дети и люди, но наша команда во главе с Сарутоби-сенсеем до последнего не могла поверить в то, что к этому может быть причастен Орочимару. Подозревали, конечно, но боялись открыть глаза на правду, и из-за этого, возможно, он и успел закончить некоторые свои эксперименты. Если бы я не был так слеп… — Вы не виноваты. Он умеет быть тем, кому хочется верить. — Мы так и не узнали его истинной силы, ведь он изучал членов величайших кланов. Это были очень смутные годы, конфликт с Учихами только начинал зарождаться и каждый подозревал друг друга. Многие из тех, кого ты знаешь, потеряли тех или иных родственников. Семьи, которые обладали тайными техниками или улучшенными геномами, например, старший брат Шикаку пропал, будучи уже джонином, троюродный брат Неджи, так же обладавший бьякуганом, отец Кибы, сестра Кушины. — Но почему никто не поднимал паники? Почему их не искали? — Конечно, искали, мы были на грани гражданской войны, просто никто не думал внимательно посмотреть у себя под носом, только и всего. — Орочимару показывает мне это. Показывает детей, которых похищал, выжимал с них все, до последней капли, а затем выкидывал, как ненужный мусор. Показывает, как совмещал разные гены и клетки в детях в надежде получить идеальное оружие. Он испортил жизни сотням, даже тысячам. И когда я во снах опускаю взгляд на свои руки, мне кажется, что это сделала я. Что кровь, капающая с пальцев, пролилась по моей вине. — Это не так, Ами. — Я знаю. Знаю, но… Со временем все четкие границы реальности, снов и воспоминаний смываются, и все, что мне остается — это надеяться, что я не стала тем чудовищем, которого стараюсь держать внутри. Они немного помолчали, и девушка засмотрелась на летящих птиц в небе. Пара неразлучников кружилась в замысловатом танце, перегоняя друг друга и весело щебеча, и Ами вновь подала голос. — Вы верите в то, что наши души могут перерождаться после смерти? — Конечно, — ответил он, проследив за ее взглядом и тоже залюбовавшись птицами. — Знаю, что есть еще сотни других миров и надеюсь, что проживу много жизней, как эта, но без таких дурацких ошибок, которые успел совершить здесь. — Но ведь ошибки и делают из нас людей. Неидеальных, эгоистичных и горделивых, но именно с ними мы становимся самими собой. Теми, кто мы есть. Мужчина серьезно посмотрел на ученицу, думая о том, что она, вероятно, набралась уже мудрости намного больше, чем некоторые его ровесники. — Кем бы ты хотела быть в следующей жизни? — Никогда об этом не думала, разве это имеет значение? — А что, по-твоему, имеет значение? — С кем можно встретиться вновь, когда окажешься в новом мире. — И с кем бы ты хотела встретиться? Ами перевела прищуренный взгляд на наставника, улыбаясь тому одними глазами и гадая, как это мужчина умел говорить волнующие его вещи, скрываясь за маской наглости и веселья. А он шел и размышлял, когда же его ученица научилась так явно выражать свои мысли, лишь взглянув ему в глаза. Он знал ответ. И она это понимала.***
Цунаде недовольно топала ногой, оглядывая с головы до ног ученицу, которая в последние дни подозрительно много улыбалась. Прошла неделя с ее последней миссии, во время которой и произошел конфликт с командой, после чего в кабинете Хокаге долго длились дебаты. Какаши, срывая голос, кричал на Ами, что если она не перестанет ставить свою жизнь под угрозу, то он откажется с ней работать. Ее ученица же, в свою очередь, отчитывала его за то, что он поставил под угрозу жизнь ее наставника. В конце концов, дело дошло чуть ли не до драки, когда парень припечатал ее к стене, и Цунаде даже опешила, потому что не была уверена, был ли Хатаке просто зол или в его взгляде промелькнуло что-то еще, из-за того, что он склонился к ней слишком близко. И когда Ами откинула своего капитана волной чакры, яростно сверкая глазами и крича о том, что ему пора перестать беспокоиться о ее жизни, как у него удачно и получалось предыдущие месяцы, он ушел из кабинета, гневно хлопнув дверью и с того момента они так и не общались. — Тебе не кажется, что ты стала слишком сильно увлекаться книгами? — наконец подала голос Хокаге, на что ученица лишь пожала плечами. — В чем причина этого? — Мне кажется, что история имеет свои пробелы. Если представить все в виде карты или какой-то схемы, то можно заметить несостыковки. — Что ты имеешь в виду? — Например, шаринган клана Учих. Здесь сказано, что он произошел из бьякугана, ведь так? — Конечно, все об этом знают. — Все об этом знают, потому что читают лишь эти книги, не анализируя саму суть. Если почитать древние манускрипты… — Ами! Это же запретная секция библиотеки, кто дал тебе доступ?! — Ну-у, — девушка неловко взъерошила волосы. — Я сказала, что это по вашему поручению, Цунаде-сама. — В следующий раз будь добра ставить меня в известность, — женщина в очередной раз недовольно осмотрела свою ученицу. — Так что именно тебя беспокоит? — Я выписала себе, вот смотрите, — девушка порылась в кармане штанов и выудила оттуда сложенную вчетверо бумажку. — Даже если брать историю деревни, то клан Хьюга прибывает сюда гораздо позже, после основания Конохи. — Клан Хьюга был известен еще задолго до основания скрытых деревень, они сражались рука об руку с Сенджу и Узумаки с незапамятных времен. — Да, но что, если углубиться дальше? — Ами развернула бумажку, пытаясь проследить пальцем за своими зарисовками. — Бьякуган впервые упоминается лет так четыреста назад, неким Киоко Тамура. Этот человек вел записи о разных интересных способностях людей, в том числе исследуя ниншу с научной точки зрения. Киоко назвал эти глаза зеркалом силы, подразумевая, что владелец таких глаз может видеть чакру внутри человека. — И какое это имеет значение к истокам шарингана? — Слушайте, что он пишет дальше: «Когда я увидел эти глаза, я сразу вспомнил о легенде, которая передается из уст в уста на наших землях. В ней говорилось о силе глаз, которую Рикудо передал своему сыну, а тот, в свою очередь, своему сыну. Те глаза были прокляты, они вселяли лишь страх и ненависть, и лишь самые жестокие воины имели шанс на то, чтобы овладеть ими. И хотя цвет тех глаз не был кроваво красным, я все равно ощутил в них схожую силу». — Ну и? — «И хотя цвет тех глаз не был кроваво красным». Цунаде-сама, здесь говорится о шарингане. — Ами, я теряю логическую цепь событий, какое имеет значение тот факт, что кто-то там несколько веков назад говорит о шарингане? — Во-первых, исходя из легенды о Мудреце Шести путей, он имел силу глаз под названием «риннеган», и именно такие глаза видел Джирайя-сенсей у одного из тех детей, которых вы встретили во время войны. Но если шаринган и риннеган как-то связаны? Что, если шаринган — это лишь одна из форм тех самых легендарных глаз, которые могут нести хаос? — Но… — А во-вторых, если сейчас у нас так много пробелов в истории, это значит, что все наше понимание о ниншу и происхождении чакры может быть неверным… — Ами… — Кто знает, откуда Мудрец Шести путей взял чакру? Почему до него нет никаких упоминаний о ее силе, не мог же он просто взять и родиться с ней? — Ами! — в очередной раз перебила ее наставница. — Даже если ты и права, то эта информация давно утеряна, и ты никак не докопаешься до истины, да и на кой черт тебе это? — Я хочу понять свое место здесь, и чтобы это сделать, я должна знать, как развивался этот мир. Это прозвучало как-то тихо и неуверенно, и Пятая буквально закрыла рот на полуслове, тут же видя перед собой забитую и зажатую девушку, которую она встретила несколько лет назад. — Девочка моя… — она положила руку на ее плечо, аккуратно поглаживая ученицу. — Разве Коноха — не твое место? — Я так не думаю. Я чувствую, что со мной что-то не так. Помимо Орочимару внутри, ощущаю, будто бы я упускаю что-то очень важное во всей своей жизни. Знаете, когда с утра просыпаешься и пытаешься уловить за хвост ускользающий от тебя сон, но не можешь этого сделать. Кажется, что он буквально вертится на самом краю сознания, но что бы ты не делал, у тебя не выходит. — Ами, ты очень переутомилась на последней миссии, чуть не потеряла наставника, разругалась с капитаном, это нормально. Возьми себе отпуск, хорошо? Девушка устало потерла шею, понимая, что не хочет грузить Хокаге своими мелкими проблемами. — Да, Цунаде-сама. — Пока ничего срочного не намечается, так что просто отдохни. Девушка поклонилась, получая одобрительный кивок от наставницы, и медленным шагом вышла из кабинета. Она брела, погруженная в свои мысли, неохотно спускаясь по ступенькам и открывая дверь резиденции. Непривычно прохладный для лета ветерок тут же залетел в помещение непрошенным сквозняком, и Ами чуть прикрыла глаза, думая о том, что отдых ей точно не помешает. Внезапно чья-то тень заслонила свет, и девушка подняла веки, фокусируя взгляд на Джирайе, что с каким-то любопытством рассматривал непривычный наряд девушки, состоящий лишь из легких спортивных штанов, футболки и босоножек. Она будто бы стала какой-то более естественной и настоящей, без протектора на шее, перчаток и зеленого жилета шиноби. Ветер колыхал ее распущенные волосы, которые без конца лезли на глаза, а заходящее солнце сильно подчеркивало залегшие под глазами тени, ставшие уже постоянными спутниками в ее жизни. — Где же сотня слоев твоей брони, которые ты вечно носишь при себе? Ами неопределенно пожала плечами, слегка улыбаясь такому замечанию. — Просто хочется иногда почувствовать себя обычным человеком, а не только шиноби. Отшельник прищурил глаза, доставая непонятно откуда взявшийся полевой цветок и цепляя его за ухо девушке. — Тогда это подойдет сюда как нельзя лучше. Прогуляемся? — Какой-то повод? — А он нам нужен? Девушка по-ребячьи склонила голову, тут же делая шаг от резиденции Хокаге, как подтверждение своего согласия, но мужчина остановил ее рукой. — Только без маски. — Вы же знаете, что я не люблю снимать ее на людях. — Со мной только без маски, Ами. Девушка фыркнула, раздосадовано сделав шаг назад, но отшельник уже протянул к ней руку, подцепляя края ткани пальцами и стягивая ее с лица. — Эй, — возмущенно зашипела она. — Верните на место! — А что мне за это будет? — ехидно прищурился мужчина. — Я не врежу вам в лицо, вот, что за это будет. — Ну вот, наконец-то прежний боевой настрой. Но нет, так не пойдет, — он чуть склонился над девушкой, насмешливо смотря на то, как она безуспешно пытается допрыгнуть до его поднятой руки с маской. — Черт с вами, — буркнула Ами, под удовлетворенное хмыканье наставника. Они направились медленным шагом к центру Конохи, тихо переговариваясь между собой на тему природы чакры. Девушка все еще была погружена в свои мысли и сомнения на эту тему после разговора с Цунаде, а Джирайя наоборот был расслаблен до предела, слушая философские размышления ученицы в пол уха и понимая, что ей скорее надо выговориться, чем услышать чужое мнение на этот счет. У него было хорошее настроение, лето радовало своими деньками, а негромкий голос девушки приятными волнами расходился внутри его тела. Он скосил глаза на Ами, которая эмоционально жестикулировала руками, явно воодушевленная тем, что наставник спокойно внимает ее словам, и мужчина задумался, как же мало ей все-таки нужно для счастья. Поэтому, когда они проходили мимо какого-то кафе, в котором играла музыка, он вдруг подал голос. — Потанцуем? — Ни в коем случае, я зареклась больше не танцевать с вами, — улыбнулась ему девушка, отрицательно мотая головой. — Обещаю не распускать руки, — рассмеялся мужчина. — Тут слишком много людей, — ответила Ами, обращая внимание на то, как проходящие мимо люди и так кидают подозрительно-напряженные взгляды в их сторону. — Пошли, — он резко потянул ее за собой, и они нырнули в какой-то темный переулок. Отшельник отпустил девушку, концентрируя в ногах чакру и взбегая вверх по стене, через несколько секунд оказавшись на верхушке здания. Он обернулся, подмечая, что ученица без промедлений последовала его примеру, потирая ноги от неприятных ощущений. — Все же, без каналов чакры мне тяжело делать такое без каких-либо последствий, — сказала девушка, чуть шипя от боли. Они оказались на крыше, которая, по-видимому, иногда служила летней площадкой для кафе, расположенного внизу этого здания. Оттуда все еще достаточно четко доносилась музыка, и мужчина протянул девушке руку, смотря на нее с неким нервным ожиданием. — Вечно вы втягиваете меня в свои авантюры, — попыталась сделать недовольный вид Ами, опираясь на наставника и принимая приглашение на танец. Он пожал плечами, довольно улыбаясь и легко закидывая ее руку к себе за шею, сжимая вторую своей ладонью. — Ты же меня знаешь. — Знаю ли? Мужчина чуть отодвинул девушку от себя, мягко оборачивая ее вокруг своей оси в ритм музыки и возвращая на место. Этот танец очень сильно разнился с предыдущим: здесь не было места страсти, многозначительным движениям бедрами и скользящим по телу рукам. Они оба держались вполне себе непринужденно, плавно двигаясь под звуки музыки, и девушка расслабилась, отдаваясь своим ощущениям и приятной атмосфере вечера. Она смеялась, когда он закручивал ее в танце, улыбалась, кидая взгляд на недавно поднявшуюся луну и весело прищуривала глаза, когда встречалась со взглядом отшельника. — Почему ты так радостно улыбаешься? Не побоюсь сказать, что я не видел такую твою улыбку с… Да никогда, наверное. — Просто я, наконец, живу, — прищурила глаза девушка. — Ты живешь каждый день, но никогда не даешь людям лицезреть свою прекрасную мордашку. — Джирайя-сенсей, вы обещали не вгонять меня в краску, — заливисто засмеялась девушка, и мужчина опешил от ее реакции. Она будто бы расцвела. Ами всегда была с ним более открытой, чем с остальными, но даже с учетом этого, он только сейчас понял, что все равно привык видеть ее скованной или сдержанной: вместо улыбки — небольшое подобие в виде приподнятых уголков рта, вместо громкого хохота — тихое посмеивание. Он привык. Привык и считал, что она такой и является, но то, насколько настоящей она стала сейчас, вызвало у него мурашки с головы до пят. Ему хотелось верить, безумно хотелось верить в то, что в ее жизни еще не все потеряно. Что она готова открываться и дальше, становясь, наконец, собой. — Я лишь обещал не распускать руки, — улыбнулся тот, вызывая у девушки новую порцию смеха и чувствуя, как в нем самом загорается огонек жизни от ее энергии. Музыка закончилась, и мужчина замер в неловкой тишине, не будучи уверенным, что ему делать. Он не знал, просто не понимал того, что происходило между ними. Тонкая грань каких-то не до конца озвученных чувств, неловких ситуаций и многозначительных взглядов — это все, что было у них. Конечно, отшельник знал о страхах девушки и понимал их, но подобные качели не были тем, что он мог позволить в своей жизни. Ему было тяжело, и мужчина ощущал, что с каждым днем, с каждой встречей со своей ученицей, он все больше погрязает в этой недосказанности. Джирайе было хорошо с ней, он мог сказать это наверняка, а девушка… А чего он мог ожидать от нее? Он аккуратно протянул руку к ее лицу, проводя пальцами по шее и медленно склоняясь к ней для поцелуя. Позволит ли она? Ами мягко уперлась руками ему в грудь, стыдливо пряча взгляд, и мужчина устало вздохнул. Нет. Не позволит. Это был хороший вечер, и он не хотел на него жаловаться. Но временами отшельник злился на девушку за ее неопределенность. Он знал и понимал, что не должен был всего этого делать, и, вероятно, она лишь сильнее путалась в своих чувствах. Но сначала ученица позволяла себя поцеловать, а затем убегала, косвенно говорила о том, что желает его, а потом не подпускала к себе, убеждала в своих мечтах насчет встреч в последующих жизнях, давала надежду на что-то большее, а затем вновь отвергала. Он знал, что вся эта ситуация в целом была неправильной и даже ужасной во многих смыслах, ведь узы наставника и ученика были практически священны в этом мире, а нарушение этих уз, да еще и подобным образом, можно было прировнять к преступлению. Однако мужчине отчего-то казалось, что они оба уже прошли этап отрицания. Но что, все-таки, было у нее на уме? Почему она играла с ним настолько искусно, что ему хотелось бы возложить цветы на сцену ее небольшого театра? Может, проблема была в том, что она все же не могла не видеть в нем замену отца? Или в том, что ее душе стали чужды такие сильные чувства из-за вмешательства Орочимару? А может, дело было в Хатаке, который внезапно стал проявлять повышенный интерес к девушке. Он не знал. Не знал, но уговаривать или, тем более, заставлять силой, не собирался. Он был взрослым мужчиной, повидавшим слишком много на своем веку, чтобы понимать, что нельзя заставить полюбить человека насильно. Отшельник отстранился от девушки, слегка потрепав ее по волосам и грустно улыбнувшись. Ами была слишком потерянной в своих кошмарах, чтобы впускать его в свою жизнь, чтобы позволить ему быть для нее кем-то большим, чем просто сенсеем. Он кинул последний пронзительный взгляд в небо, позволив себе вложить в него всю свою смертельную усталость. В конце концов, они уже все решили. — Пойдем, провожу тебя домой, несносная девчонка, — вернул свой привычно наглый тон мужчина, подмечая, как девушка вздрогнула и подняла на него натянутую улыбку. — Да, пойдемте, Джирайя-сенсей.