Call me fighter

Темные облака нависали над Конохой уже который день подряд, погружая вечно солнечную деревню жаркого пламени в беспробудный мрак. Джирайя в усталости упал на кровать, тихо шепча в пустоту чужой квартиры. — Я вернулся, Ами. Миссия была затяжной, выматывающей и, к большому сожалению, безрезультатной. Безрезультатной настолько, что первым делом по прибытию в Коноху, он направился в ее квартиру, чтобы зарыться носом в кровать девушки, тая призрачную надежду на оставшийся аромат. Он уткнулся носом в подушку, затем нырнул под одеяло, втягивая воздух с такой силой, что голова пошла кругом. Ничего. Никакого запаха или даже намека на него. Стерильно чистый аромат постельного белья, въевшийся под кожу так, будто бы его душу залили спиртовым раствором, чтобы избавить от любых воспоминаний об ученице. Он кинул взгляд на висящий на стене календарь, который показывал двадцать пятое августа. День, перед бурей. День, перед тем, как она пришла к нему, разбитая и потерянная, в поисках тепла, которого ей так сильно не хватало. День, когда он, плюнув на все свои выстраиваемые защитные баллисты, рухнул и сломался перед ее молящим взглядом. Перед взглядом ли? Или, может, перед обещанной страстной ночью? Он до такой степени погрузился в самобичевания за последние дни, что буквально потерял связь с реальностью. Ему казалось, что каждое слово, сказанное в его адрес Цунаде, было верным. Что он, просто напросто, использовал ее ради удовольствия, желая, как и с любой другой девушкой, доказать себе что-то, да потешить самолюбие. Нет. Он мотнул головой, пытаясь себя убедить, что его душа не до такой степени прогнила. Вот только как это сделать, если ты несколько десятков лет менял девушек, как перчатки? Как оправдать связь с ученицей, если все знают тебя, как озабоченного писателя порнографии, готового трахнуть все, что движется, если у объекта твоего интереса будут приятные мужскому глазу девичьи формы. Он хотел оправдать себя, но еще глубже погружался в презрение к себе. Может, он действительно лишь желал ее, как недостижимую цель? Нет. Он снова тряхнул головой. Мужчина знал себя и знал свои помыслы. Да, он был тем еще засранцем и эгоистом, но никогда не смог бы причинить ей боли. Только не ей. Джирайя уставился в потолок, пытаясь вспомнить, какой сейчас день, смутно понимая, что даже не помнит дату. Вероятно, была примерно середина октября. Почти два месяца. Два чертовых месяца, и он не знал, что его разорванное в клочья нутро еще способно испытывать такую сильную боль каждый раз, когда хоть что-то напоминало ему об Ами. Хотя кому он врал? Она не покидала его мысли, вероятно, даже во снах, будто бы напоминая о том, насколько он слаб в попытках защитить самое дорогое в своей жизни. Мужчина повернул голову, шаря взглядом по книжным полкам девушки, в надежде выцепить хоть что-то, что могло бы помочь ему в поисках, но ничего путного не находилось. Взор привлек ряд разноцветных томиков, что выделялись среди остальных темных обложек, и он тихо усмехнулся, слишком поздно осознавая, что эти воспоминания могут принести больше горечи, чем тепла. Он протяжно вздохнул, с небольшой неохотой все же прикрывая глаза и погружаясь в тот день, когда впервые увидел свои произведения в руках ученицы. Это был жаркий солнечный полдень, и знойная погода окутывала тело подобно сладкой вате, липнувшей к волосам. Отшельник брел по улице, размышляя над очередным сюжетом незамысловатой книги, и глубоко дышал, чувствуя, как горячий воздух обжигает легкие. Хотелось в душ и чего-то холодного, но в попытках скоротать дневную сиесту, сопровождавшую город на протяжении нескольких дней, он забрел в противоположный от своего дома район. Даже при распахнутой на груди безрукавки и светлых, летних штанах, казалось, что он был одет в меховую шубу. Мужчина прошелся платком по шее, протирая порядком надоевший пот, и вскинул глаза на яркое солнце, щурясь от его лучей, и ловя взглядом вяло колыхавшиеся створки широкого окна. Знакомого окна. Он ухмыльнулся себе под нос, думая о том, что настроение как раз позволяет провести небольшой словесный спарринг с ученицей, если она не выкинет его из квартиры в первую же секунду. Мужчина легкими прыжками, добрался до открытого окна, вальяжно наваливаясь боком на раму, как бы невзначай смотря в другую строну. — Йо, девчонка, я тут проходил мимо и решил что… — он чуть закашлялся, наконец, переводя взгляд на девушку и вытягиваясь в лице от открывавшейся ему картины. Ами лежала на диване, видимо, сморенная легким дневным сном, и Джирайя буквально не знал, на чем именно ему хотелось остановить свой взгляд. На том, как соблазнительно блестела ее шея и ключицы от проступившего во сне пота? На том, что из-за невыносимой жары на ней были лишь шорты, напоминающие скорее белье, да растянутая майка, открывавшая ему вид на подтянутый живот? А может, на том, что возле девушки лежал один из его порнографических рассказов, который, видимо, читала девушка прежде, чем провалиться в сон. Он сделал тихий шаг в комнату, не в силах оторвать взгляда от столь многозначительно покоившейся на животе руки девушки, пальцы которой уходили под край футболки, и он отчетливо рассмотрел их кончики на вздымающейся груди. Отшельник внезапно засомневался, вышло ли так случайно, или это было связано с тем, что именно она читала. Во всей этой картине было слишком много деталей, которые мужчина хотел рассмотреть поближе, и он сделал еще один шаг вперед, чувствуя, что без конца сглатывает слюну, как голодный пес, впервые увидев невероятно аппетитную кость. Капля пота, соскользнувшая с шеи прямиком в ложбинку меж грудей, стала добивающим фактором, чтобы он, чувствуя неуместное возбуждение, вспомнил ночь, когда она прижимала его к стене, стоя на коленях в этой самой комнате. Наверное, он стоял бы так достаточно долго, пытаясь убедить себя покинуть ее комнату так же незаметно, как и вошел, если бы не половица. Чертова, скрипнувшая под ногами половица, которую он мысленно проклял всеми известными ему ругательствами. Секунда, и глаза девушки, закаленной жизнью шиноби, распахнулись, и в мужчину полетел столь знакомый оранжевый томик, который он тут же схватил на лету, останавливая пальцами страницы на месте, где торчала закладка. — Вам жить, все-таки, надоело, да? — сощурилась Ами, чуть встряхивая головой после внезапного дневного сна и натягивая сползшую майку. — Я надеялась, что Наруто все же ошибался насчет вашей истинной натуры, какого черта, Джирайя-сенсей? Мужчина улыбнулся, чувствуя невероятное удовлетворение от лицезрения рассерженной ученицы, а затем от вида ее алеющих щек, когда она осознала, чем именно запустила в наставника. — Вы…. Вы…. — Не знал, что ты фанатка моей писанины, — довольно протянул отшельник, зная, что этим фактом сможет еще долго поддевать ее. Он был доволен. После того, как они вернулись с миссии, где его чуть не угробили, и поговорили, казалось, в девушке что-то изменилось. Он не мог понять, что именно, но она будто бы позволила дать себе второй шанс. Себе, и ему. Между ними то и дело возникали неловкие моменты и ситуации, которые с каждым разом становились все затянутее, а взгляды все неоднозначнее. Теперь каждое прикосновение, каждая тренировка, каждая прогулка были для них подобно глотку свежего воздуха, что постепенно сближал их, обещая, что однажды какая-то незримая граница между ними сотрется, сталкивая их нос к носу в такой ситуации, где они оба уже не смогут отвертеться. Посиделки в барах, затяжные ночные разговоры о пустяках на крышах города, внезапные встречи в резиденции Хокаге и попытки продлить любое прикосновение, передавая друг другу документы, придерживая дверь, прощаясь неловкими объятиями перед недолгими миссиями. Между ними все было неоднозначно, и, зная страхи девушки, мужчина не хотел ее торопить, но не наслаждаться подобными неловкими моментами, позволяя себе лишний раз вогнать девушку в краску — он не мог. Просто не был бы собой, если бы не получал удовольствия от того, чтобы лишний раз не пофлиртовать с ней. — Я не фанатка, отдайте, — грозно встала со своего места девушка, направляясь к мужчине, который уселся на подоконник, нарочито медленно открывая страницы и поднося их к глазам. — Ты ведь сама кинула ее мне. — Не вам, а в вас, это разные вещи. Отдайте, кому говорю, — попыталась достать до его руки ученица, но мужчина лишь немного отклонился назад, и девушка мазнула рукой по его коже. — Так-так-так, «Он дернул ее на себя, тут же проходясь звонким шлепком по ягодице, и сомкнул замок небольшого ошейника на ее шее». Ами, я то думал, ты у нас приличн… Девушка наконец выхватила книгу из его рук, склоняясь над мужчиной, и тут же огрела его этим самым томом по голове, слишком поздно понимая, что это было лишь очередной уловкой. Отшельник раздвинул колени, на которые столь бездумно вскочила девушка, пытаясь отобрать заветный томик у наставника, и потому она, скользнув по его влажной груди руками, упала прямо к нему в объятия, слишком двузначно усевшись сверху на мужских бедрах. Ами сглотнула, пытаясь отвести взгляд от наглой ухмылки наставника, замечая, что в ней все меньше привычного веселья и все больше животного возбуждения. Да она и сама, вероятно, выглядела не лучше. Ее лицо так низко склонялось над лицом наставника, что ее каштановые пряди облепляли его скулы, переплетаясь с его собственными волосами. Ами непроизвольно облизнулась, вызывая этим тихое рычание у отшельника, и сомкнула бедра, чувствуя, как внутри завязывается тугой узел. Она уперлась мужчине в грудь, когда он ненавязчиво скользнул к ее бедрам, прижимая к себе, и девушка неосознанно заерзала на нем, желая того, чего желать не должна была. По крайней мере, при нем. Жаркая погода кружила голову, и Ами готова была поклясться, что еще секунда, и ей уже будет плевать на все свои страхи и неуверенности, лишь бы ощущать, как бедра Джирайи вжимаются в нее возбуждением. Но дверной звонок заставил ее несколько раз моргнуть, сбрасывая наваждение. Мужчина хохотнул, когда девушка, попытавшись с него слезть, заскользила руками по его плечам, чуть не впечатавшись лицом ему в грудь, и заявил, что воспользуется ее душем. Ами тогда кинула в него своим тапочком, посылая наставника к черту, когда тот уже прошмыгнул в ее ванную комнату, включая прохладный душ. Он был прав, мысли о тех светлых днях вызывали в нем больше боли, чем приятных воспоминаний. Отшельник ощутил, как его организм непозволительно возбуждается от подобных мыслей, и тихо выругался себе под нос, чувствуя себя последним эгоистом. Ами пропала, и не понятно, была ли вообще жива, хоть и его чакра подсказывала, что с ней все в порядке. А ему, до зуда под ногтями, хотелось вжимать ее в эту самую кровать, на которой он лежал, и ему даже не было за это стыдно. Он знал, что никогда не был идеальным человеком. Он погряз в своих грехах и распутной жизни слишком сильно, чтобы считать себя святым. И все же, внутри него боролось сильное желание и ровно такое же отвращение к своей испорченной натуре. Казалось, что с уходом девушки, он потерял ту небольшую частичку светлого и правильного, что еще оставалось в его душе. Джирайя устало вздохнул и поправил постельное белье, аккуратно встав с кровати. Ему еще нужно было занести отчет в кабинет Хокаге, даже если они совершенно не ладили в последнее время. Акацуки стали головной болью не только для всей Конохи, но и для Суны, после того, как Джирайя лично вызвался передать вести Казекаге о похищении шиноби Листа. Гаара рвал и метал, чуть не расщепив всех вокруг своим песком, когда услышал новости о своей названной сестре, но Джирайя в тот момент смотрел лишь на Темари, во взгляде которой залегла глубокая грусть. Он подметил, что она, будто бы боясь чего-то, намеренно избегала его взгляда. Однако стоило ей найти в себе силы посмотреть ему в глаза, он понял, почему. В ее взоре читалось столько сожаления к отшельнику, что мужчина сразу смекнул, что она, как самая близкая подруга Ами, знала о ее чувствах. Но от этого было не легче. Он не хотел этой глупой жалости к себе, потому что правда слишком сильно мозолила глаза. Отшельник действительно был жалок в своих болезненных чувствах к ученице, но ничего не мог поделать. В ту секунду ему захотелось сорваться с места, сжав шею этой хвостатой блондинки, лишь бы стереть с ее лица это отвратительное сожаление, но он глубоко вдохнул, пытаясь привести себя в чувства. Тогда так некстати вспомнились слова Цунаде о том, что если бы он отпустил Ами, то она, вероятно, смогла бы впустить в свою жизнь Какаши, а он, в свою очередь, точно смог защитить бы ее. И все же, никакие изнурительные слежки и даже связи во всех пяти странах не давали нужного результата. Акацуки искало несколько десятков шиноби, но те, призрачными тенями ускользали перед самым носом. Они вели охоту, активизировавшись в заказах, и с каждой неделей поступало все большее сообщений о том, что те или иные шиноби исчезают, оставляя после себя очевидцев, которые, то тут, то там видели людей в плащах с кровавыми облаками. Но отчего-то, никому не удавалось их выследить, и от этого становилось скверно на душе, будто бы в ожидании чего-то плохого. Мужчина остановился у входа в кабинет Цунаде, поправляя свиток за спиной и тихо отворяя дверь. — Хокаге-сама, отчет о миссии. — Как все прошло, ты что-то узнал? — вскинулась женщина, тут же немного охлаждая свой пыл. Она так и не простила отшельника после разговора о том, что ее близкий друг детства переспал с ученицей, и прощать не собиралась. Даже думать о какой-либо связи Джирайи с Ами ей было до неприятного грязно, но в данной ситуации она не могла лишаться этого человека, хотя бы в роли союзника. Может из-за того, что он единственный, кто мог полностью разделить ее горе, поняв истинные переживания женщины без слов, а может, потому что в глубине души чувствовала разъедающий нутро стыд за сказанные в его адрес слова. Чувствовала, но была слишком упрямой, как и всегда, чтобы извиняться за такое. — Ничего, как всегда. Женщина с досадой стукнула кулаком по столу, в отчаянии прикусывая ноготь на пальце. Все было без толку, бессмысленные поиски ни к чему не приводили, и след ее ученицы, как и надежда на удачные поиски с каждым днем становилась все призрачнее. Цунаде взглянула в окно, кидая беспокойный взор на ливень, накрывший Лист. Все было слишком неоднозначно, она не верила в знаки, но окружающий мир буквально кричал о том, что надвигается буря, это понимали даже неопытные генины. — Что-то надвигается, Джирайя. Я это чувствую. Отшельник тихо прошелестел к столу Цунаде, кладя папку поверх десятка точно таких же, и кинул печальный взгляд на подругу, открывая рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывая обратно. Говорить было нечего. Тихий скрип от приоткрываемой двери мазнул по барабанным перепонкам, и оба находившихся в кабинете синхронно обернули голову на звук, впиваясь взглядом со слабо горящей надеждой в гостя. — Шикаку, — легко кивнул головой отшельник. — Как миссия? — Ничего нового, Джирайя-сан, — тихо ответил тот, подмечая тени, залегшие под глазами саннина. Он так же молча опустил свой отчет на стол, встречаясь с беспристрастным взглядом Хокаге, и устало провел по лицу, мечтая о том, чтобы прийти поскорее к семье. Нахождение в кабинете Хокаге стало удручать его каждый раз, с момента пропажи ученицы Пятой. Непонятная, гнетущая атмосфера так сильно давила на него, что ему хотелось поскорее сбежать. Но так же, эти мысли вызывали в нем жгучий стыд, ведь ему, все же, было куда сбежать. У него был теплый дом, с любимой женщиной и живым сыном, а что было у этих двоих? — Здесь больше не слышно прежнего смеха с ее уходом, верно? — послышался его тихий голос, обративший на себя взоры двух саннинов. — Не надо, Шикаку, — еле слышно сказала Цунаде, понимая, что чужие сожаления сделают ей только хуже, но, все же, поднимая взгляд на Нару, позволяя тому продолжить. — Однажды мы шли к вам с моим сыном и обсуждали ее. Это было после того, как Джирайя-сан отсутствовал пару месяцев, а затем вернулся обратно в деревню. Я высказывал свои подозрения на тему Ами, спрашивая мнения Шикамару, ведь они пересекались с ней чаще, чем я. — К чему ты все это говоришь? — устало плюхнулся на диван отшельник, окидывая взглядом мужчину. — Хочешь позлорадствовать, что оказался прав? Или вновь услышать подробности из наших уст, как мы посмели скрыть факт нахождения Орочимару в ней? — Мне казалось, что мы уже все обсудили, Джирайя-сан, вас никто не винит, и вы это знаете. Все сложилось намного лучше, чем могло бы сложиться изначально, это признали даже старейшины. Я просто хочу, чтобы вы выслушали меня. Мы шли по этому коридору, и Шикамару убеждал меня, что она не такая, какой все ее видят. Говорил, что видит многое в ее глазах: доброту, щедрость, искренность, но отношение к ней деревни и даже команды ломают ее с каждым днем. Я тогда ему не поверил, решил, что он просто не хочет видеть в ней то, что видят взрослые, ведь даже я… — его голос стал внезапно хриплым, и он отвел взгляд, не выдержав тяжелого взора отшельника. — Даже я осуждал ее и вас за то, о чем говорили в деревне. А ведь я всегда считал себя достаточно разумным, чтобы не верить в глупые сплетни. Но, черт возьми, ваш распутный нрав и ее хладнокровное подчинение сыграли злую шутку со всеми нами, и, поверьте, я до сих пор сожалею об этом. Если бы мы только знали, сколько она отдала деревне… — Шикаку, еще хоть слово… — угрожающе прошипел Джирайя, чувствуя, что еще хоть одно напоминание о том, что вся деревня, за спиной презирала его ученицу за… Да за что конкретно, к черту, они ее презирали? За мнимую связь с учителем? За то, что она была для них чужой? За то, что лишь попав сюда, уже стала приближенным к Хокаге шиноби, чего многие добиваются годами? А может за то, что она, по их мнению, была наделена незаслуженно мощной чакрой? Но эти мелкие завистливые люди были лишь продуктом окружающего их замкнутого круга. Они не могли прыгнуть выше головы, потому что просто не хотели трудиться ради этого, в то время, как она, превозмогая боль, глотая собственные пот и кровь, задыхаясь в пыли бесконечных дорог, шла к своей цели. И где же эта цель сейчас? Растоптана в прах теми, за кого она сражалась, проходя через ад на земле. — Вы сможете выместить на мне свою злость, если захотите, но позже. Пожалуйста, дайте мне договорить. Так вот, я снисходительно отнесся тогда к словам своего сына, хотя он и рьяно пытался доказать мне, что она на самом деле очень светлый человек, совершенно другой, отличающийся намерениями от нас. Я собирался с ним поспорить, пока не услышал громкий вскрик из вашего кабинета, и тогда мы перепугались, что могло что-то произойти. Мы забежали к вам в кабинет и… Думаю, вы помните тот день? — мужчина вопросительно вскинул взгляд на саннинов, которые слегка улыбнулись, каждый, видимо, погружаясь в мысли о том самом моменте. — Я помню, что у меня отвисла челюсть от созерцания того, как Хокаге-сама сидит за своим столом, тихо хихикая, пока Джирайя-сан носится по кабинету с Ами на плечах. Вы смеялись. Даже не так, вы хохотали, а девушка немного визжала, потому что вы пытались ее защекотать. Вы помните это? Они оба кивнули, намеренно отводя взгляд, чувствуя искру тепла, разливающуюся у них в душе от этих воспоминаний, которая тут же, будто бы подпалив небольшой фитиль, разжигалась потоком боли от такой прогулке по коридорам памяти. — Это бы первый раз в жизни, когда я решил, что являюсь полным идиотом. Даже мой сын-подросток увидел то, что Ами — человек, а не хладнокровный шиноби, ученица двух великих саннинов. А вот я не разглядел, до того самого момента. Я хотел сказать, что вы выглядели счастливыми. Даже не смотря на то, что поспешно успокоились, не смотря на то, что девушка тут же приняла отстраненный вид, прячась за вашими спинами от неловкости. Я понял, что никогда прежде не видел чего-то столь правильного и естественного. Никогда до, и никогда после. Мне жаль, что все вышло именно так, но знайте, что мы делаем все возможное, чтобы ее найти. Я уверен, все наладится, как бы глупо и самонадеянно это не звучало, но она не пропадет. У нее есть вы, ведь, видимо, только с вами она могла столь заливисто смеяться, значит, она вернется к вам. Я в это верю. Мужчина вопросительно взглянул сначала на Цунаде, что опустила голову на локти, погрузившись в свои воспоминания, а затем на Джирайю, который, казалось, и вовсе перестал слушать Шикаку под конец. Отшельник напряженно всматривался за окно, будто бы силясь там что-то разглядеть. — Что-то не так, Джирайя-сан? — Все в порядке, просто… Просто показалось, — он обернулся на мужчину. — Спасибо, что рассказал. — Я могу идти? Отшельник кивнул, краем уха слыша, как закрылась дверь за Нарой. Он правда был благодарен мужчине за попытку приободрить, но сейчас ему было не до этого. Джирайя вновь впился взглядом в скалу с лицами Хокаге, пытаясь рассмотреть что-то, известное лишь ему, меж потоков дождя. Что-то там было не так. Он не знал, что именно, но отчего-то его взор беспрестанно возвращался снова и снова к высеченному в камне лицу Минато. Странная тревога, поселившаяся внутри, буквально кричала о том, что нужно что-то предпринимать, но он даже не мог понять, что именно. Джирайя кинул мимолетный взгляд на Пятую, что лежала лицом вниз, будто бы задремав, и задумался, пытаясь вспомнить, сколько шиноби стоят сегодня на постах и не мог ли кто пробраться в Коноху незамеченным. Он опустил взгляд на грудь, неуверенно сжимая кимоно и ощущая ноющую боль в сердце. Чакра внутри стала непривычно волноваться, перекатываясь по телу, обдавая мурашками каждый миллиметр кожи, и мужчина резко выдохнул. Чакра. Его чакра могла так реагировать лишь на одну вещь в мире.

***

Ами сидела на краю скалы, расслабленно мотыляя ногой и подставляя лицо уже привычному дождю. — Я думала, что покинув Амегакуре, мы избавимся от этого чертового дождя, но, похоже, он следует за тобой, куда бы ты не пошел, Пейн. — Похоже, так и есть, — безразлично ответил парень, всматриваясь в свет в жилых домах. — Дождь позволяет унять боль от потери, помогая выплеснуть то, что накопилось в душе. — Зачем ты привел меня сюда? — вскинула взгляд девушка на парня, стоящего позади нее безликой тенью. — Думал, это место навеет тебе некоторые воспоминания. Может, даже поможет тебе вспомнить то, кем ты была. Девушка спрыгнула чуть ниже, перемещаясь на одну из прядей волос Минато, искусно выбитых в скале. Коноха была красивым местом, вечерние улочки с сотнями людей, которые гуляли, не смотря на дождь, или же прятались по разным заведениям, приятно манили к себе. Ами передернула плечами, не то от пронизывающего ветра, не то от того, какое тошнотворное отторжение в ней вызывает это место. Раменная Ичираку. Ами прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, чем для нее было так важно это место. Она отчетливо знала, что мечтала прийти сюда, мечтала проводить здесь время с друзьями, но… Ранние сумерки постепенно опускались на Коноху, когда седьмая команда вернулась с очередной успешной миссии. Внутренние травмы, которые не удалось обнаружить еще не столь опытным взглядом юной Сакуры, неприятно ныли, отдавая тупой болью под ребрами, но Ами стиснула зубы, продолжив идти рядом с капитаном команды. Окошко в резиденции Хокаге приветливо горело, но девушка не имела ни малейшего желания туда идти, ведь тот, кого желала увидеть ее душа, покинул Коноху месяц назад. Приятный запах мясного бульона задел обоняние девушки, и она повернулась в сторону заведения, сделав к нему шаг, пока не услышала голос Наруто сзади. — Ну что, седьмая команда, по рамену? — Нет, Наруто, мне еще нужно отнести отчет Хокаге-сама, ты же знаешь, — подал уставший голос Какаши, провожая голодным взглядом вывеску раменной. — Но Ами может отнести, — удивился джинчурики, и девушка застыла на полпути в кафе, чувствуя, как неприятное сдавливающее ощущение проходится спазмом в груди. — Наруто, она тоже устала после миссии, а я ваш капитан, так что… — Все в порядке, — натянуто улыбнулась девушка, пытаясь выглядеть, как можно более свежей и уверенной. — Я все равно хотела зайти к Цунаде-сама, так что можете идти отдыхать, Какаши-сан, я отнесу. — Не стоит, Ами, — сузил глаза парень, но Наруто повис у того на плече, ноя о том, чтобы сеснсей составим компанию им с Сакурой. Девушка в ожидании протянула руку, и Хатаке, чуть помедлив, сдался, испытывая смешанные чувства. Девушка выглядела так, будто бы лишний круг в резиденцию Хокаге ее не утруждал, и он пожал плечами. Пообещал себе, что подумает об этом позже, глядя на удаляющийся силуэт их новой сокомандницы. Ами шла по улочкам, понуро опустив голову себе под ноги, и чувствовала, что с каждым днем в Конохе, ей будто бы обрубают воздух. С каждым днем здесь, она все больше задыхается этим шумом чужих голосов и шепота в свой адрес. Когда Наруто сказал про команду, сердце девушки забылось быстрее, ведь она тоже была частью седьмой команды. Она надеялась, что, наконец, тоже сможет разделить трапезу с теми, с кем хотела когда-то стать одной семьей. Но все надежды рухнули в ту самую секунду, когда юный Узумаки, сам того не ведая, нанес очередную рану где-то в груди девушки, попросив выполнить чужую работу за капитана. И она была не против. Честно, видела, каким уставшим был Какаши, но ведь она тоже вымоталась во время этой миссии, неужели… Неужели никто этого просто не замечал? Ами пошатнулась на краю скалы, чувствуя, как воспоминания одно за другим вспыхивают в ее голове, стоит ей зацепиться взглядом за то или иное место. Вон тот бар, в который они впервые пошли с Джирайей после примирения, и в который она так любила ходить, когда он уехал из деревни. Да, тот самый бар, в котором каждый второй смотрел на нее косо, и девушка однажды даже слышала спор между компанией молодых шиноби, которые, вероятно, были ее ровесниками. Они дискутировали на тему того, как много же заплатил ей Джирайя за доступ к ее телу, и обсуждали они это слишком громко для того, чтобы у девушки ни осталось ни единого сомнения, что делали они это специально. А вон тот темный закоулок, до которого она добрела после одиночной разведывательной миссии, где ее задели весьма неприятной техникой. Силы были на исходе, и Ами, пошатываясь, схватилась за перила чьего-то подъезда, смутно пытаясь вспомнить, кому он принадлежал. Дом находился прямо на окраине города, а ночь вступила в свои права, и сознания хватило лишь на то, чтобы постучать в дверь, шепча открывшему о помощи и о том, чтобы кто-то позвал Хокаге. Затем Ами отключилась, очнувшись лишь на следующее утро, лежа все там же, около ступенек, как последняя дворовая шавка. Не помогли. Не занесли домой, и даже не позвали на помощь, видя, как девушка истекает кровью. В тот день Ами твердо решила для себя, что больше никогда не попросит помощи у этих людей. Она кое-как доковыляла до улочки, которая только просыпалась после длительной ночи, и ощутила, как вновь открылось кровотечение. Справа послышался шум и прежде, чем вновь потерять сознание, она увидела сонные, но испуганные глаза Шикамару. — Асума, это Ами. Она истекает кровью, помогите ей! — услышала она сквозь пелену бесконечного гула в ушах, и упала в чьи-то сильные руки, которые тут же подхватили ее, и девушка позволила себе провалиться в небытие. Следующее ее пробуждение было менее радужным, ведь находилась она в столь нелюбимой больнице, а над ней грозно возвышалась Пятая. — Ами, я запру тебя дома, если ты еще хоть раз вернешься с миссии, а тем более одиночной, похожая скорее на фарш, чем на мою ученицу, — прошипела Цунаде. — Какого черта?! Девушка тогда не ответила, пытаясь вспомнить детали возвращения в Коноху, и понимая, что вспомнила, чей дом стоит на окраине. Это был дом одного из АНБУ, приближенного к Хокаге. Того, чью репутацию она однажды спасла, приняв наказание за проваленную миссию на себя. А он, увидев ее еле живое тело, лишь захлопнул перед носом дверь. Но что она сделала бы? Пожаловалась наставнице? Нет, она была не такой. Что угодно, но только не чрезмерное пользование своим положением, ведь она была ученицей Хокаге. И не важно, что любой здравый шиноби на ее месте тут же побежал доносить на коллегу, который так скверно поступает, но Ами не могла. Не думала, что имеет на это право, оправдывая этих людей тем, что она для них чужая. Девушка впилась взглядом в резиденцию Хокаге, чувствуя странное волнение в груди и ощущая, как ее украшение припекает даже сквозь одежду. Она чувствовала, что ей нужно было в Коноху. Не знала, куда именно и почему, но нутро буквально рвалось в черту города, и девушка сделала шаг к краю скалы. — Ами, мы не пойдем в деревню. — Я хочу. — Ами, — угрожающе понизил голос Пейн, больно схватив ее за руку, и девушка встретилась с горящим риннеганом. — Мне плевать, что ты хочешь, это приказ. Девушка сузила глаза, вырывая руку из стальной хватки и понимая, что, видимо, придется разговаривать по-другому. — Считай мой поход в деревню своеобразной платой за молчание и отсутствие лишних вопросов. — Каких еще вопросов? — непонимающе посмотрел на нее Пейн, делая шаг назад. — Например, почему ты не рассказывал, что выше тебя стоит кто-то еще в этой организации. — Как ты… — Догадайся. — Чертов Итачи, — сжал переносицу парень, сощуривая глаза на неуважительное поведение подчиненной. — Он лишь намекнул мне присмотреться к человеку за маской, только и всего. Учих я чую за три версты, уж поверь мне, а сложить два плюс два мне все еще хватает мозгов. Но, честно говоря, меня это не волнует. Кто именно не скрывался бы за маской, это не мое дело, если только ваши истинные цели не отличаются от тех, которые ты влил мне в уши. — Конечно, нет, — Пейн сузил глаза, кидая мимолетный взгляд на деревню, постепенно погружающуюся в сон, и кивнул девушке. — Можешь идти. Ами в эту же секунду оттолкнулась от статуи, прыгнув вниз, к крышам домов, и побежала туда, куда ее по необъяснимой причине тянуло. Рыжеволосый парень последовал за ней, мысленно проклиная аналитические способности девушки и все, на чем стоит белый свет. Ами приземлилась на балкон с открытым окном, подметив переполненную окурками пепельницу, и сделала шаг в комнату, отодвинув развевающуюся занавеску. Что-то ей подсказывало, что она найдет ответы на вопросы здесь. Но внутренний голос кричал, что ей нужно поскорее убираться отсюда, ведь правда может оказаться не такой радужной, как ей бы этого хотелось. Девушка скользнула взглядом по смятым простыням, чувствуя, как отчаяние начинает затапливать ее, а она болтыхается во всем этом, захлебываясь сама не зная, от чего. — Что это за место? — тихо спросил парень, приземляясь за ее спиной. — Я не знаю, не помню. — Это твой дом? — Нет. Ами прошла вглубь квартиры, кидая последний взгляд на кровать, и спускаясь вниз, в сторону кухни. Она остановилась посреди комнаты, смотря на столь знакомое висящее хаори на стуле. Вспышка сознания пронзила ее голову мимолетной стрелой, и девушка закашлялась, падая на колени, и хватаясь за горящий между пальцами кулон. Она вспомнила, как стояла здесь. Вспомнила, как он снимал с нее одежду, как уложил на этот самый стол, лаская руками ее нагое тело. Видела, как наяву, как он судорожно покрывал ее тело поцелуями, будто бы боясь, что она может раствориться в любой момент. Ами прикоснулась пальцами к губам, пытаясь собрать все в единую картинку, но внезапное воспоминание, которое посетило ее после этого, заставило одернуть руку обратно. -Иными словами, она бомба замедленного действия. Но, возможно, в этот раз мне стоит прислушаться к твоему мнению, ведь эта девушка может стать хорошим союзником в будущем. — Не говори о ней, как о бездушном оружие, идиот! — Нет, этого не может быть, — тихо прошептала девушка. — Что случилось? — Пейн подошел к стоящей на коленях девушке, что с каким-то безумным, забитым взглядом смотрела перед собой. Перед глазами Ами, как наяву, теплая улыбка и черные глаза, обрамленные светлыми прядями и красными полосам на лице. Но что в этих глазах? Жгучая ненависть и отвращение к ней. А еще страх перед ее силой. Неужели эти глаза мерещились ей все это время? Неужели это именно то, что она пыталась вспомнить так долго, для чего? Для того, чтобы прийти в дом некогда близкого человека, и узнать, что он тоже тебя… — Предал, — прошептала девушка, обнимая себя руками. — Он меня предал. — Кто? — Тот, кого я… — она резко выпрямилась, чувствуя, как ей хочется плакать, но кажется, что из глаз лишь сыпется раскаленный песок, а тело будто бы окутывает новое, непонятное ей чувство. История ее жизни начала складываться, как на духу, наконец, выстраиваясь в последовательную цепь событий. Сны, Орочимару, смерть брата, черная, густая кровь на своих руках, первая осознанная встреча со смертью близкого. Ужасная сила внутри, разрывающая легкие и органы на части, страх будущего и вера в человека, который не видит в тебе чудовище. Человека, кто заменил ей родную мать, но все это было лишь иллюзией. Встреча с тем, кто навсегда изменит ее жизнь, но и тут сладкая ложь. Верить не хотелось, оледеневшее сердце и разум твердили, нет, даже кричали о том, что это ложь. Ведь сенсей защищал ее, защищал всегда и везде и… Покидал в самые важные моменты жизни. В голове все снова смешалось в одну жгучую смесь, отчего хотелось выть волком. Внутренний голос дрожащим низким смехом прошелся по лопаткам, концентрируясь где-то в районе живота, и столь ненавистная ранее печать вдруг запекла, будто бы намереваясь испепелить девушку изнутри. Этот голос все шептал, шептал, и шептал, закручивая темные лианы вокруг девушки, в которых она путалась, как жертва, попавшая в тиски охотнику. Но вместе с этим в ее душе зарождалось новое, абсолютно неизведанное ранее понимание: Джирайя всегда лишь использовал ее. Остановись она хоть на мгновение и переведи дух, успокой она свою чакру всего лишь на секунду, то этот тихий шипящий внутренний голос ушел бы восвояси под давлением теплых и реальных воспоминаний. Воспоминаний и человеческих чувств, которыми должно было наполнится сознание девушки при мыслях том, кому она желала отдать свое сердце. Но Ами дернулась, забиваясь в самый дальний угол своего сознания, переплетаясь с давно засевшими там тенями и полуночными сомнениями, выстраивая барьеры один за одним, лишь бы не допустить вновь этой боли. Лишь бы не давать глупому наивному сердцу эту чертову надежу, что превратила ее душу в искромсанный кусок мяса, когда ее выкинули из привычного русла жизни, как побитого пса. Внутренний голос одобряюще кивал, подбадривая верное решение, и запечатывая очередную порцию сомнений и прошлого непробиваемой печатью, выжигая очередное клеймо в груди. Использованная. — Пейн. — Что? — Я вспомнила. — Что ты вспомнила? — Я вспомнила все. Они начали тренировать меня, чтобы воспитать себе сильного союзника. Заставили поверить им, заставили посчитать, что у меня есть чертово предназначение в жизни. А все, что было мне предначертано — это стать лишь сильным оружием Конохи. Почему, Пейн? Почему?! Парень холодно сцепил зубы, чувствуя непривычную злость на людей, которую не испытывал довольно давно. — Коноха всегда была населена алчным и бюрократичным стадом овец, желающих лишь эгоистичного процветания. — Я верила ему. Верила больше, чем кому-либо. Думала, что могу открыть ему свою душу, обнажив самое святое, что осталось во мне, — шептала девушка, не веря, что могла так глубоко ошибаться. — Ами, я клянусь, мы изменим этот мир. Мы заставим их пожалеть обо всем зле, что они принесли на эту землю. Именно поэтому мы и трудимся так упорно. И именно поэтому пора идти, Ами, осталось совсем немного, нам пора за треххвостым. Он подал руку девушке, замечая, что узор вокруг глаз расползся еще сильнее, а во взгляде такая кромешная тьма, что его сознание внезапно пронзил жгучий стыд. Ведь если бы не искусно расставленные сети паутин, эта девушка, вероятно, никогда бы не пришла к ним, не приняла бы их идею добровольно. Действительно ли деревня и близкие люди предали ее? Он не знал, чьи это были мысли: ее или Орочимару. Понимал, что в ее голове все смешалось до такой степени, что она уже не смогла бы отличить реальность от своих же страхов. Но парень одернул себя на этих мыслях. Шла война, хоть и не явная, и сейчас нельзя было уступать подобным неуверенностям. Задумываться о совести было слишком поздно, и надо было просто принять, что Ами — лишь одна из фигур сеги, в которые искусно играет Мадара. Парень встал, заметив, как девушка кидает последний взгляд на квартиру, задерживая глаза на висящем на спинке стула хаори. Последующий путь до озера, в котором находился треххвостый, они проделали молча. Пейн летел впереди, пользуясь уже привычной техникой, не переживая, что тратит на это чакру. А девушка перепрыгивала с ветки на ветку позади него, бездумно упершись взглядом перед собой. Казалось, она даже ни о чем не думала. Все шло достаточно гладко, как для места, которое, по словам Кабуто, должно было охраняться шиноби Конохи. Пейн был наготове, размышляя, готова ли девушка к сражению, ведь он уже начинал сомневаться, что поступил правильно. Ему хотелось отвлечь ее, хотелось помочь ей найти и вспомнить себя, но нестабильность ее спутанного сознания давала о себе знать и могла подвести в самый ненужный момент. Он протяжно вздохнул, дергая рукой в молчаливом приказе остановиться, прежде, чем вспрыгнул на пляж, где их уже ждали. — Вы далеко от Конохи, — подал тихий голос рыжеволосый парень, окидывая безразличным взглядом стоящих перед ним. — Мы именно там, где надо. И не пропустим вас дальше, — глухой голос из-под маски АНБУ был смутно знакомым, и девушка, приземлившаяся сзади Пейна, задумчиво сощурила взгляд. — Ты так уверен, Иоши? Из небольшой толпы шиноби послышался тихий шепот, тут же прерванный поднятой рукой их командира. — Мы знакомы? — подал голос парень, окидывая внимательным взглядом девушку, чью личность было слишком трудно понять за широким плащом и шляпой, скрывающей добрую часть лица. Руки девушки затряслись, привлекая внимание Пейна, и он с удивлением взглянул на нее. О чем же она сейчас думала? Летняя площадка кафе, работающего до глубокой ночи, потихоньку пустела по мере того, как часы переваливали за полночь. Ами потягивала терпкий кофе, надеясь, что он поможет не провалиться в сон по приходу домой, но вывалившаяся из заведения пьяная компания парней, на чьих плечах красовались свежнабитые символы тату АНБУ, заставила ее поморщиться. Видимо, придется поискать другое место для позднего ночного отдыха. Девушка порылась в карманах, доставая пару купюр, и засунула их под чашку с недопитым кофе, как тут на ее столешницу грузно опустилась рука, от чего стол вздрогнул, проливая кофе на чаевые. Ами вздохнула, чувствуя, как местные шиноби начинают медленно, но уверенно выводить ее из себя. — Что-то потерял? — подняла она холодный взгляд и вызывая громкий гогот у компании. — Спутницу на сегодняшнюю ночь. Девушка окинула его медленным взглядом, снизу вверх, прикрывая глаза и молясь, чтобы от нее отстали. — Поищи в другом месте. — Но меня интересуешь ты, — развязно улыбнулся парень, усаживаясь на стол перед девушкой, и она, передернув плечами от отвращения, отодвинула стул, вставая на ноги, но тут же ощутив цепкую хватку на запястье. — Мне не нужны проблемы, — тихо проговорила девушка, с угрозой смотря на парня, но количество выпитого им алкоголя было видно даже по мутным глазам, в которых не было ни капли осознанности. Она знала этого парня. Обычный, исполнительный джонин, с парой интересных техник, недавно взятый на службу АНБУ. Ами знала, что когда начинаются подобные потасовки, лучше уходить с их эпицентра как можно быстрее. Она не считала себя сдержанной, могла долго терпеть грубости в свой адрес, но стоило кому-то переступить ее личную черту, как она могла размазать этого человека по стенке. Но предпочитала этого не делать по той простой причине, что вслед за этим тут же следовала новая порция сплетен о том, что избалованная ученица Пятой, как обычно, превышает свои полномочия, провоцируя конфликты с честными шиноби. — У тебя их и не будет, — он склонился девушке, чуть шатаясь, явно намереваясь поцеловать, но тут же получая пощечину от девушки, у которой такое поведение уже сидело в горле. — Разве тебя не учили манерам? — холодно отчеканила девушка, сжимая кулаки. — Да как ты смеешь?! Ты хоть знаешь, какую почетную должность я теперь занимаю?! — Знаю. Лично рекомендовала тебя, как хорошо показавшего себя шиноби. За спиной парня послышались неуверенный шепот его друзей, и один из них подал тихий голос. — Иоши, пойдем, нам потом достанется от Пятой. — Пойдем? — разгневанно блеснул глазами тот. — Эта подстилка жабьего отшельника дает ему, а я удостоился лишь пощечины?! Он схватил девушку за руки, заламывая ее локти за спиной, и приближая лицо к девушке. — Что, твой папочка о тебе не беспокоится, да? — язвительно прошептал он, злорадно подмечая, как затряслись ресницы девушки на этих словах. — Ох, кажется, я задел тебя? Неприятно знать, что тебя трахает старик, которому глубоко на тебя плевать?! — У тебя есть несколько секунд, чтобы убрать свои грязные руки, или я клянусь, что тебе не поздоровится, — прошептала девушка, смотря в пол и ощущая, как в глазах скапливается предательская влага. — Что ты говоришь? Я тебя не слышу, дрянь! Руки его друзей оттащили его от девушки, с опаской смотря на нее и на то, как чакра небольшими разрядами поблескивает вокруг нее в сумраке улицы. — Иоши! Пошли, нам нужно поскорее убираться отсюда. Ты же слышал, что ее чакра ненормальная. Парень еще что-то пьяно выкрикивал, пока его друзья тащили его, упирающегося, по улице, и Ами подняла принявшие змеиный вид глаз на них. Она знала этого парня, да. Знала, что он никогда бы не поступил так, и не сказал такого, будучи в трезвом виде. Но злость саму себя, на Джирайю, и на окружающий мир стали столь четко видны, что девушка развернулась на месте, сжимая кулаки и надеясь, что никто не увидел ее слабости. — Теперь то ты меня слышишь? — послышался звенящий голос девушки, и она резко вскинула голову, позволяя внезапному ветру мягко поддеть шляпу на голове и уронить ее на землю, чуть звякнув колокольчиками на ней. — Теперь ты слышишь, когда я к тебе обращаюсь? — Ами… Ты… — Я, — она чуть было дернулась к ним, но остановилась в нерешительности, сжимая в отчаянии кулаки. Они были, какими-никакими, но земляками. Несносными и эгоистичными засранцами, но все же. У них были свои семьи, свои друзья и любимые. Имела ли она право забрать их жизни даже после всего, что сделала с ней Коноха? Была ли она лишь солдатом, или ее роль на этой чертовой адской земле переросла в палача? На ее плечо опустилась рука Пейна, и девушка поняла, что перед ней стоит рубеж, который она обязана преодолеть, если действительно верит в то, что этот мир можно очистить. — Ты зовешь меня лидером, безропотно подчиняешься приказам почти всегда, но когда выбор станет перед тем, чтобы убить близкого сердцу, кого ты убьешь? — Ради этого мира, ради справедливости… Неужели мы должны убивать без разбора, Пейн? Будет ли этот человек другом, любимым, или даже собственным ребенком? — Такова реальность, Ами. А реальность — это следствие того, что мы зовем судьбой. И мы не можем изменить ее, так принято считать. — Разве это цена того, чтобы мы жили в мире? — Это не цена, это проклятие, которое мы собственноручно возложили на наши души. Мы принимаем на себя всю боль этого мира, всю боль людей, всю их ненависть. Мы осознанно ступаем на эту дорогу, зная, что людям нужен тот, кого они будут ненавидеть. Но ты должна понимать, что наш путь тернистый, и чтобы стать его частью, ты должна отпустить все, что таится в тебе. Ведь результат стоит выше обычных людских желаний и потребностей. Она посмотрела на свои руки, и Пейн увидел, как они трясутся. Он сделал шаг назад, видя, как в ней разгорается вулкан. «Ни один человек не пережил столько боли, как она» — Вся грусть и страдания, страх и злость, — еще шаг назад, и неуместное чувство стыда за то, что он отправляет душу этой девушки прямиком в ад, вспыхивает с новой силой. — Все, что деревня заставила тебя пережить. Ненависть, которую они взращивали в тебе, — последний шаг назад, и парень кидает тоскливый взгляд в небо, чувствуя отвращение к самому себе за то, что самолично открывает ей двери в преисподню, выхода из которой нет и быть не может. — Недоверие, презрение и неуважение. Боль, копившаяся в тебе годами. Дай им выйти наружу. Освободи себя от пут, сковывающих так долго. Освободи себя, Ами, они не заслужили, чтобы ты до сих пор жалела их. Отпусти себя… Ами затряслась, чувствуя жгучую боль и то, как расползаются по телу тени Бьякуго. — Отпусти, — прозвучал откуда-то издалека голос. И она отпустила. Глядя в испуганные глаза коноховцев, которые осветились ярким заревом чакры, сквозь щели в их масках. Глядя, как каждая черточка их лица, стирается в пыль, распадается до атомов. Тело горело, и Ами взглянула на свои руки, чувствуя, как боль затапливает ее сознание. Чакра тонкими струйками стала просвечивать сквозь ее кожу, разъедая тело, но с еще большей болью мясо и кости регенерировали, подчиняясь воле Бьякуго. Ами вскинула голову вверх, видя, как вслед за ее взглядом в небо взметнулся столб чакры, и начала судорожно вдыхать ртом воздух, которого стало внезапно мало. Барабанные перепонки разрывались, как под давлением тысяч атмосфер, и девушка впервые за последние месяцы позволила себе расплакаться. Не от горя, не от жалости или скорби, а от облегчения. Она стояла на коленях, взирая на свои руки, чувствуя, как чакра большими потоками сходится и расходится от нее, сметая деревья, уходя под воду большого озера. Ами смотрела на языки синего пламени, что плясали вокруг нее, смотрела, как кожа на руках слазит до белоснежных костей, вновь возвращаясь обратно, и на секунду она ощутила себя вне материи и времени, когда чакра, наконец получив свободу, показала то, что девушка пыталась сдержать. Эта мощь. Мощь, которую она чувствовала в своих руках, казалось, что она могла б свернуть горы, если бы захотела, но полосы печати, не справляясь с такими объемами, начали медленно слабеть, и Ами, ощутив металлический привкус крови встала с колен, обнаружив себя посреди беснующегося огня, когда под ее ногами была лишь чистая земля, будто бы выжженная энергией. Боль, расходившаяся от груди, стала с каждой секундой проявляться все явнее, и девушка на секунду застыла, чувствуя, как чакра вливается обратно в ее тело, сжимаясь под большим давлением, чтобы через секунду взорваться, ослепив вспышкой местность на ближайшие километры. Было чертовски больно. И если бы девушка могла в тот момент повернуть голову, она бы увидела выражение лица Пейна, которого никогда не видела раньше. Это был страх. Но Ами лежала на земле, заторможено наблюдая за тем, как вода из озера начинает стремительно заполнять образовавшийся кратер, и уже не ощущая, как подле нее приземлился Пейн. Все, что было у нее в груди, это стелящаяся чакра, которой, наконец, дали вырваться наружу. Но вместе с этим Ами четко ощутила долгожданную пустоту. Больше никаких сомнений и ложных Богов. Больше никакой жалости к тем, кто превратил ее жизнь в пепелище.