***
Она сегодня особенно красива. Так ей говорят одноклассники. Привычные кудри выпрямлены. На лице яркий макияж. Она выглядит намного старше. Её детская невинность исчезла, испарилась за одну ночь. Неужели совершеннолетие так заметно меняет людей? Она буквально светится от счастья. «Мне уже восемнадцать!» — кричат её глаза. Её все поздравляют. Шутят. Обнимают. Это её день. День исчезновения маленькой девочки с невинным личиком. Хотя бы на день. Каблучки стучат по пути к кабинету. Её даже не пугает контрольная по математике. Она готова к ней. Как и всегда. Улыбка не сходит с лица. Она принимает очередное поздравление. Смотрит в зеркало. Убирает прядь волос за ухо. Ей сегодня очень хорошо. На её парте небольшой букетик пионов и открытка, на которой только одно слово. «Зайдёшь?» После уроков она заходит в его кабинет. Он увлечён заполнениями таблиц. Она крадётся, но стук каблуков её выдаёт. Он оборачивается и смотрит на неё поверх очков. Она подпирает дверь спиной. Улыбается. Её улыбка ломает маску взрослости. Перед ним опять маленькая девочка. Невинная. Его девочка. — Вы просили меня зайти… Замок входит в замочную скважину. — Теперь взрослая? — Да-а, уже восемнадцать. Очаровательно. С каплей восторга и самодовольством. Грациозно. Как кошечка. Он хлопает по колену. Она присаживается, разводит ножки, проталкиваясь впритык. Он снимает очки. Смотрит на неё чуть уставшим взглядом. Он всё так же не высыпается. Она болтает ногой в воздухе. На носочке качается белая туфелька. Чёлка непривычно длинная и не липнет ко лбу. Он хочет её убрать, но волосы сегодня ещё и залакированы. — Зачем это всё? — Должна же я быть красивой в свой день рождения. — Ты всегда красивая. Ему больше нравится отсутствие марафета. Простота. Никакой идеализированной взрослости. Она улыбается, потому что знает это. Видит его насквозь. И его тайные желания, которые не такие уж и тайные. Ему нравится она настоящая. Отличница. Вкусно пахнущая. Любящая чай. Со слезами, стоящими в глазах. Это до ужаса упрощённый вариант. Но ему она кажется идеалом. Она не против. Ей нравится быть идеалом. — Цветы красивые. Цветы действительно красивые. Только она не любит цветы. А ещё не любит говорить о том, что не любит их. Поэтому для всех она — абсолютно счастливая обладательница парочки цветочных композиций. Про себя она думает, что это — хлам, который она пихнёт в вазу дома и больше не посмотрит на них. Пока не завянут. — Рад, что тебе понравилось. Она откидывается и упирается ему в плечо. Поворачивает голову и дышит в шею. До мурашек. До комка в горле и дрожащих ресниц. Пальцами по коже, взглядом сквозь него. В животе скручивается будоражащее чувство. Она тянется выше, упирается носочком в пол и хватается за его руки. Туфля со второй ноги падает. Характерный звук. Как снятие всех ограничений. Он обнимает её за талию. Помогает удобно сесть на его коленях. Целует в лоб, нос. Губы с привкусом химозной клубники. Спускается по позвоночнику. Замирает на застёжке юбки. Ладонями по ягодицам. Под юбку. По ремешкам чулок. Удивительно. Она надела чулки. Даже жаль снимать. Она поднимается на коленях. Прогибает спину. Принимает ласки по спине. Целуется влажно, но отстранённо. Она занята тем, что старается уловить его удивление по поводу чулок и юбки, что короче обычной. Восемнадцатилетие, как повод побыть чуть более сексуально привлекательной. Она не понимает, нравится ему или нет. Он тоже. — Тебе не кажется, что это слишком? — А Вам не кажется, что Ваш рот должен быть занят другим? Он щёлкает ремешком чулок по бедру. Она вздрагивает. Наклоняется к уху. Облизывает раковину, кусает за мочку. Дышит. Он не умеет сдерживать себя, когда она дышит так… Выдох короче, чем вдох. Ещё раз. И ещё. А потом один — протяжный и томный. Он берёт её за подбородок, резко поворачивает её лицом к себе. Целует. Горько и громко. С привкусом кофе и недавней сигареты. Она движется бёдрами вперёд, чувствует стояк, но руки не подключает. Она бы ухмылялась и злорадствовала, но покладисто стонет в поцелуй. Послушная. Хорошая. Идеал. Его руки задирают юбку сзади. Царапают бледные ягодицы. Ремешки щёлкают и отскакивают. Чулки сползают до колен. Пальцами по внутренней стороне бедра. Взглядом сквозь неё. Она садится резко. Он не успевает убрать пальцы, и они касаются влажной ткани нижнего белья. Она с громким чмоканьем отстраняется от его губ. Руками нащупывает сзади себя стол и упирается. Он встаёт, приподнимая её за подколенные чашечки. Её руки подгибаются, и она падает спиной на стол. Он сметает к чёртовой матери документы и таблицы. Спешит руками к пряжке ремня. Она отворачивает голову. Словно ей интересна обстановка кабинета больше, чем его красное лицо. — Ты не хочешь поучаствовать? — А Вы сами не справляетесь? Может быть, я хочу отдохнуть… Он молчит, но не перестаёт раздеваться. — У меня сегодня день рождения. Напоминание, как карт-бланш. Он принимает правила её игры. Сегодня она будет получать удовольствие. И это большее, что он может для неё сделать. Его взгляд сверлит её безучастное выражение лица, пока пальцы практически судорожно расстёгивают рубашку. Она тянется ногой и придавливает его стояк пальчиками. Холодными розовыми пальцами. С усилием. Он стонет ругательство за ругательством, а она прижимает уже всей ступнёй. Он хватает её руки. Заводит ей за голову и завязывает галстуком. Она удивлённо выгибает бровь. Ткань туго завязана. У себя в голове она решает принять его условия. Он грубо дёргает юбку вниз. Она не поддаётся. — Привстань. — Вы и сами неплохо справляетесь. Раздражённый выдох. Одной рукой приподнимает её ноги, второй стаскивает юбку. Она задерживает дыхание, когда на долю секунды половина тела оказывается в его сильных руках. Чулки сползают всё ниже, но он не решается их снять. Опускается и целует её колено. Она закидывает вторую ногу ему на плечо. Горячие губы касаются подколенной чашечки, бедра… Она произносит его имя-отчество с издёвкой. Получает два укуса за свою выходку и скалится. Она бы расстегнула рубашку, но руки обездвижены. «Ну и пусть решает сам это недоразумение». Он, словно читая её мысли, поднимает взгляд и расстёгивает блузку. На свет открывается грудь в чёрном бюстгальтере. Возвращается и одаривает теплом её сливочные бёдра. Поднимается выше, и она уже не сдерживает стон. Оживлённо выдыхает. Ловит себя на мысли, что хочет коснуться своей груди и сжать. Или закусить палец. Занять руки. Но они обездвижено лежат за головой. Она двигает ногой по его спине и подталкивает глубже. Язык предупреждающе замирает почти там. Ей не нужны предупреждения. Мокро. Горячо. Тело дёргается от каждого нежного движения. А отсутствие возможности направить его руками заводит ещё больше. Она обессиленно ворочается на столе, туго натягивает ткань галстука. До боли в запястьях. До красных следов. Рваные движения внизу. Она взмывает вверх, но тут же обмякает. Сжимается и разжимается. Не может найти себе места. Она бы кричала, но всё-таки нельзя. Хотя резкий толчок языка внутри и осознание совершеннолетия туманят сознание, и она выкрикивает что-то нечленораздельное. Кусает себя за внутреннюю сторону щеки. — Заткнись. Или я не дам тебе кончить. Она замолкает. Послушная. На самом деле она ему подыгрывает. Тёплое и мокрое безобразие увлекает за собой снова в поток наслаждения. Он достаёт из кармана спущенных брюк конвертик с презервативом и подносит к её рту. Она улыбается. Покорно кусает зубами краешек ребристой упаковки. Он тянет, и конвертик раскрывается. На момент вхождения она не может молчать. Громко выдыхает и скулит. Он предупреждающе замирает, показывая, что продолжения она может не увидеть. Замолкает. Поток наслаждения сменяется круговоротом. Его пальцы и член синхронно движутся. Её колени дрожат. Сама она кусает губы и трясёт руками, пытаясь избавиться от галстука. Безысходность. Хочется стонать назло громче. Нельзя. Это сводит с ума. Она заламывает локти. Её грудь покачивается. Капли пота катятся по животу и лбу. Его движения сильные. Пальцы приятно поглаживают клитор. Он откидывает голову и ускоряется. Она смотрит на его кадык. Ей нужно остановить на чём-то своё внимание, потому что в ином случае она завоет на весь этаж. Кадык движется вверх-вниз. Он вдалбливает её всё сильнее и глубже. Она закрывает глаза, губами шепчет просьбы. Или всё же кричит? Финальный толчок. Судорога в ногах. Не стон, а плач. По щекам текут слёзы. Его волосы растрепаны. Её лицо красное. По бедру стекают прозрачные струйки на стол. Она замирает и слышит каждый удар сердца. Он тянется к её рукам и развязывает галстук. Онемевшие руки с красными следами. Они даже не дрожат. Обессиленная. Довольная. Разгорячённый. Спокойный.***
Логика дирекции была прекрасна и непреклонна. Правдива. Даже жаль. Если пришла спать с ним в день совершеннолетия, значит, связи были и до этого. Половая связь с несовершеннолетней. С ученицей. Видеокамера. Как глупо. Уволен, но не осуждён. Почему? То ли директор всё так же видел в нём хорошего человека, то ли безупречная репутация школы была ему важнее, чем безопасность своих учеников. Скорее второе. — Чтобы завтра Вас здесь не было. Его не будет. Его не будет не только здесь. Его не будет в этом городе вообще. На уроке ей и её классу сообщат, что он уволен. Она примет это за шутку. Но его не будет. Ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. В телефоне — абонент недоступен, в глазах директора — осуждение. Она ничего не понимает. И объяснить никто не считает нужным. Через месяц она понимает. Она была изменяющейся. Она была использована и забыта. А там — там, где он сейчас — будет другая. На этот раз постоянная в ряду изменяющихся.