ЯМыДинамо

Себастиан здесь давно свой. Немного медлительный в силу своеобразности восприятия языка, он скорее будет слушать Антона или спорить, гулко, шумно, с Ромой… От Клинтона тоже много шума. Он ужасно владеет языком, но так усиленно старается им пользоваться, что Николе порой кажется, что он вот-вот вывихнет себе мозг. Влетает в любую беседу, выговаривает слова одно за другим, протяжно мычит и ворчит, вспоминая каждое из них. — Морыч? — зовёт тот самый Рома, а Сева смотрит ему в рот, пытаясь, наверно, прочитать мысли. — А это правда, что тебе мальчики тоже нравятся? — Рома! Это вопрос je бестактны! Смотреть, как наигранно ужасается костности товарищей, даже младших, Сева — отдельный вид удовольствия в этом месте. — Почему «Морыч»? Игнорировать оба вопроса тоже забавно. Пусть раскладывают по полочкам, помогают с языком! — Ну, Никс, это Влашич, — Рома поворачивает голову, и видит, как за окном начинается снег. Похоже, его ничто не смущает в этом моменте. Разве что тот факт, что за окном помимо мороза и снега — пригород азиатской стороны Стамбула. — Ники, это маленькая девочка или собака, а на «Колю» ты не реагируешь… Вслушиваясь в каждое слово, Никола тоже смотрит в окно. Снег на дальнем юге Европы, это такой же нонсенс, как и то, что в первую очередь, приехав домой неделю назад, он заваливается не к Луке, а к Ловро. Испытывает мазохическое счастье, обнаружив в гостях у друга Дани. Просит никому не сообщать о своём месте положения. Отмокает в ванне, пьёт вино и просто смотрит на счастье влюблённых, выдержавшее полугодовую разлуку… — Ему не нравится, — громко шепчет Сева, и краем глаза Никола замечает, как тот касается ладонью Роминой коленки. — Придумывай по-другому! — Нет! — просто снег убаюкал разум. Просто хочется вернуться в далёкое прошлое. Или переместиться подальше в будущее… — Мне нравится! И мужчины мне нравятся, это правда. Тут только наблюдательный Себастиан замечает, что на их разговоре уже давно греют уши Грулёв и Нжи. Причём, если в глазах Клинтона не было никаких эмоций кроме внимания к русской речи, то Слава явно дёрнулся в ответ на старательно выговариваемые слова Моро о сексуальных предпочтениях. — Вот, кому ничего не нравится! — заметив такую реакцию, Рома довольно рассмеялся и, мягко высвободившись из-под ладони Севы, встал и покинул комнату отдыха. Ловро посоветовал, провожая Николу на самолёт, присмотреться к людям вокруг и попробовать найти симпатичного ему человека в клубе, просто отвлечься от тягостных переживаний по поводу разрыва с Лукой. Лука, кстати, объявился тоже, позвонил, едва Моро включил телефон, спускаясь по трапу, но тот не взял трубку. Хотелось хоть сколько-то побыть одному и подумать, как быть дальше и что делать в сложившейся ситуации. Обратить внимание было на кого. Тот же Слава, например. Даром, что морщится при любом стороннем вторжении в своё личное пространство, явно ведь рассматривал каждого члена команды, да и вообще любого парня на расстоянии вытянутой руки и даже больше. Высокий, симпатичный, сильный… Но нет, не вариант. Рома симпатичный, но грубый и, в отличие от многих, даже старших, никогда не смотрит ни на кого с интересом большим, чем заслуживает невзарчный жучок на подоконнике. Да ещё и Сев, беззаветно в него влюблённого, обижать не хотелось… — А какие парни тебе нравятся? — встрял в мысли Клинтон. Понимая, что тема может быть неприятна Славе, по-английски. А, действительно, какие? Искать клона Луки хотелось в последнюю очередь, но и какую-то его противоположность вроде Ловро он бы к себе не подпустил. Не хотелось самому носиться и ухаживать самому, но и быть объектом обожания тоже уже было бы неприятно: ведь уже зная, каково это, будешь испытывать боль от любой неловкой чужой попытки сделать тебе хорошо… Хотелось, наверно, подружиться сначала с кем-то, пройти долгую дорогу от неловких объятий на поле до невозможности отпустить даже в туалет с утра. И как это всё запихнуть во что-то понятное на любом языке? Моро знал одно такое слово. Правда, во всём клубе оно не подходило, пожалуй, никому… — Najviše… Данилу Фомина в клубе издревле зовут Фомой. Он не только не спорит, но и переименовывает в какой-то момент инстаграм. Давно, задолго до того, как Моро подписывается на него. И тратит несколько дней на залипание и уговоры самого себя не ставить лайки на каждом шагу и не комментировать неловкими словечками, подсказанными словарём новенькой русской клавиатуры в телефоне. Но, когда Фома выигрывает турнир по комнатному гольфу, ввиду снегопада заменившему тренировку, не запостить его фото и не подписать её «@fomaa74 Молодец» оказывается выше всяких сил. Сердечко там же возникает как-то само.