ЯМыДинамо

— Ну, что ж, Мор, с Днём рождения, — вещает Фома, крепко держа именинника за плечо. Никола смущённо смотрит на ботинки, ожидая знакомой по другим Дням рождения подлянки. Парни заказали для него восхитительный торт с карамельной начинкой, и по красивой физиономии он будет размазан весьма живописно. Между ним и Даниилом что-то происходит, и мне как-то сложновато осознавать и, тем более, понять и принять это. Я как-то слишком резко попал в список стариков в этом странном, с бешеной скоростью меняющимся мире. Европейцы и в прошлые годы были более раскованные, но не до такой же степени! С другой стороны, буквально несколько дней назад я видел передачу про быт африканских племён (что только не будешь смотреть в этих вечных дурацких самолётах). Там показывали двоих парней, которые вполне себе натурально обнимались, признавались в любви друг к другу и заверяли, что ничего криминального не происходит, это нормально и они рано или поздно найдут к себе жену. А, может быть, и парочку. Так вот, наши масаи краснодарско-загребского разлива обмениваются порой настолько откровенными взглядами, что кровь к щекам приливает. Я вырос в очень спокойной и любящей семье. Такой же была родная семья моей любимой супруги. Если между нами и чувствуется любовь, то точно не на уровне магнитической страсти, которая ощущается между некоторыми моими знакомыми… Капитаном назначают не только за количество часов, проведённое за клуб, но и за наличие чувства команды. Вот эти тридцать козлов, сидящих рядом с тобой в какой-то момент превращаются стремительно в части твоего тела и чувствуются как-то по-особенному, будто свежий синяк с конкретным номером. Мне не нужно слышать, как отодвигается от длинного стола стул. Я просто чувствую внутри себя, как синяк под номером 53 притухает: Себастиан Шимански в расстроенных чувствах покидает зал. Ну что ещё за новости? Вот его обожаемый Ромка, сидит рядом, даже за шею вроде трогал. Почву что ли прощупывал? Ну, что ж… — Сева! Сева обнаруживается в коридоре, где в небольшом пространстве у панорамного окна стоят пара кресел, круглый столик, холод и тишина. Меня даже как-то не слишком возмущает тот факт, что он забрался в кресло с ногами и топчет обивку грязными кроссовками, когда я вижу, до какой степени он расстроен на самом деле. — Сев? Он вытирает натянутыми на ладони рукавами глаза, крутит головой, но спрятаться от меня не так уж просто. Не даром же я выше всех в клубе! — Что случилось? — отрицательно машет головой, закрывает лицо ладонями. — Сева, говори! — Я не могу! — Шимански шмыгает носом, обхватывает себя руками, закатывается буквально в крошечный комочек, который хочется взять на руки. Он не на много больше моего Тёмки, когда он дуется на весь мир за то, что мы редко видимся или мама не разрешает ехать со мной на сборы или матчи, и желание его обнять вполне объяснимо. — Я не могу говорити по-русски, kiedy płaczę! — Ты говори, — я сажусь на подлокотник его кресла и осторожно трогаю за плечо. Извечная толстовка, в которой он разве что не тонет, мягкая и холодная, джинсы и кроссовки поразительно грязные. Интересно, какая религия не даёт ему покупать вещи по размеру и вовремя их стирать? — Я пойму… Севка смотрит на меня своими огромными тёмными глазами, хлопает слипшимися ресницами. Ребёнок… — Когда я приехаем, Рома показался ми się najlepszym парнем на Земли… — Сева снова шмыгает носом, трёт его рукавом толстовки, отворачивается. Я не давлю. Главное, чтобы он выговорился. А понимать несколько десятков слов на разных языках я научился уже давно. — Ale potem zostałem sam z Nikolą w Doha. Он каждиенье писалем до Фомы. А я хотел о нём заопекавить. Ale я видел, як они целовались… — пара глубоких вздохов. Длинные тёмные ресницы постепенно высыхают, но глаза всё такие же красные, а дыхание прерывистое. — Я не знаю, co robić, Антон! Чо робич — чо робич… Есть такое расхожее выражение: На любое «Что делать?» есть один правильный ответ — «Работать!». Да только тут это не сработает. Им всё равно придётся работать вместе. Они действительно стали друзьями. Вон, тренеры ругаются, что они между собой на своём птичьем языке из помеси хорватского и польского чирикают, а русский совсем забросили… Но кто бы знал, что один хочет рассказывать о проделках кота, живущего в подъезде корпоративного дома, а другой в этот момент безудержно ревнует. Как бы то ни было противоестественно, но за малыша — обидно. — Охохо, история… — тру глаза, пытаясь вообразить, что бы я сказал в подобной ситуации Тёмке. Откровенно говоря, передёргивает. Не хотел бы я иметь такого опыта! — Но Мор ведь очень хорошо к тебе относится, а Фома то крутится рядом, то снова морозится. Будь рядом, и он поймёт, для кого он важен, а кто просто практикуется в обаянии. Сева кивает, ещё раз трёт покрасневший нос рукавом, распрямляется и выползает из кресла. Мне, конечно, хочется ещё посоветовать ему постирать джинсы и прикупить одежды правильного размера и более светлых, клубных, цветов, но прикусываю язык: ему будет, о чём подумать. И мне тоже.