ЯМыДинамо

Разговора с единственным позвонившим он просто не выдерживает. Когда-то близкий друг, человек, с которым он дышал одним воздухом, неожиданно показался грубияном, не знающим понятия личных границ. Потешаясь на человеком, который столько раз помогал ему по всем вопросам, тот сам не заметил, как перешёл грань, за которой заканчивалось равнодушное поддакивание и начиналось холодное молчание. Он сбросил вызов и опустил голову на подушку. Ещё раз прокрутил в голове тот ужасный день… Утром он просыпается на базе. Открывает глаза и долго смотрит на соседа. Когда кэп полностью расслаблен и не думает о спасении клуба или команды, судьбах мира и жизни во Вселенной, его можно назвать красивым. Он выглядит на несколько лет младше, у него красивый и необычный цвет кожи, густые, лохматые сейчас светлые волосы, длинные пальцы, сжимающие одеяло… Протягивает руку, чтобы дотронуться. У них странные отношения с тех пор, как Ракета ушёл. Беднягу накрутили до такой степени, что он натурально плакал, когда звонил посоветоваться. А потом рыдал в кабинете Далича в Союзе. Уезжал бледный, с предынфарктным давлением. Вспоминать это странно, глядя на его довольную улыбку и постепенно уменьшающиеся синяки под глазами. Наверно, не все, когда дошёл до края Земли, заглянув в бездну, может выдержать этого давления и не податься назад… Сейчас уже лучше. Сейчас капитан не боится протянуть своему третьему заместителю руку и положить ему на плечо голову. Сейчас у них привычка, проснувшись, дотрагиваться друг до друга, проверяя, вернулись ли они в реальность. Лука тогда тоже только начал просыпаться, и сама собой напрашивалась шутка про воронье гнездо на голове и пшеничные волосы в расчёске, набитой платиновыми… Они спустились на завтрак, чтобы попасть в окружение команды. Все соскучились и хотят обниматься, обмениваться новостями, тискать друг друга, вспоминать радостно, кто кому и что обещал привезти, горько вздыхать о том, кто и что забыл. На этом моменте воспоминания стопорятся, становится как-то больно и грустно от того, что уже в этот момент он мог быть источником опасности. Смертельной опасности для всех… Завтрак, отдых, мотивация, поездка на стадион. Перед выходом из отеля — обязательный мазок из носа и горла, пристрастный допрос, не болит ли у кого горло, нет ли кашля, температуры… Сейчас ему кажется, что Брозо ответил, что у крокодилов не болит горло, каким-то излишне хриплым голосом. Но голос у него в принципе не слишком приятный, а ощущениям от воспоминаний лучше не верить во избежание… На поле к ним подбегают несколько человек из сборной Турции. С Джанером Эркином они виделись совсем недавно, но всегда скучают друг по другу, а потому, с молчаливого разрешения капитана, обнимаются, замирают… Волосы Эркина пахнут яблоком духов жены с одной стороны и хвоей одеколона — с другой. Он обнимает за талию, мажет по шее длинными ресницами. Они говорят на одном языке в прямом смысле слова, а уже просто потому, близки как никто в этих сборных. Обед. Отдых. Тихий час. Они, как в спортивном лагере, сдвигают кровати, пододвигают к ним так же сдвинутые кресла. Включают настольную лампу. Лука обнимает и даже трогает губами границу тонкой белой футболки и нежной кожи. Трётся головой о длинные сухие пальцы.

Боже, почему проклятые турки не шевелятся с тестом? Почему только они не изолируют каждого?..

Лива тянется длинными руками к изножью кровати и смотрит на старших товарищей. Перевернувшись на живот, скрещивает лодыжки и замирает в позе Лолиты, вызывая с кресла приступ гомерического смеха. Непонимающе смотрит на уютно устроившихся валетом Ивана и Марцело. Спрашивает что-то, получает какой-то ответ… Лука начинает дремать, и слушать остальных нет никакого смысла. Короткий инструктаж, водопой, ещё один обязательный тест. Автобус. Привычное место в середине салона. Рядом взвинченный Борна и крайне спокойный внешне Йосип. Перебрасываются фразами по поводу эпидемии и Небесной Кары… Разминка. Попытка в рыцарские бои. Рядом всё те же. Почему? Лука гладит по волосам, прежде чем бросить взгляд на трёх, если не больше, метровую башню Лива-Брозо… Свисток. Блеск в глазах Джанера. Невидимое прикосновение к лопатке Златко. Лука снова рядом. Совсем другой, не такой, как в жизни. Машина для убийства. Обводок, комбинаций, голов… Свисток и… Температура подскакивает на нервной почве. Сознание мутится от страха. Нет, нет, не за себя! За всех, кто был рядом по крайней мере последние сутки. За Луку, дорогого, любимого котёнка с незримой вязью по телу: «Здесь не трогать, тут не прикасаться, а вот тут можно погладить… И волосы, можно даже сжать!». За Марцело, мемного крокодилища, самодостаточное чудовище с сухими холодными губами и горячим сердцем, в котором помещается вся вселенная. За Доминика, беззащитного, но надёжного, стеной за нас, за всех, за каждого, грудью, перчатками, до самого конца. За Ивана, второго капитана, словно прогнувшегося под возом ответственности за последнее время, счастливо улыбающегося грустными глазами и молящегося каждую ночь за каждого из нас… Проходят уже сутки. Температура спадает, остаётся слабость и дичайшая головная боль. Звонит только Огнен, но от его слов так больно, что хочется забить на сборную и семью и попросту выйти в окно и оборвать свои муки… Никто не позвонит больше. Все будут считать его виноватым. Только его одного. Его одного, во всём… Натянув на голову подушку, он слушает своё биение сердца. К нему подмешивается вдруг гудёж и слабый голос телефона. На экране — забавная карикатура — мультяшный крокодил с футбольным мячом в зубах. — Не знал, что ты в больнице, Домба, прости, это, наверно, я притащил вирус из Италии! — тараторит Брозо в перерывах между приступами кашля, внезапно прорезавшегося этим утром. — Можешь меня убить, когда вылечимся! Ты только себя не казни, слышишь? Сейчас там все болеют! Златан болеет, слышишь, Вида! Ты не виноват! Никто не виноват! Дышать становится чуть проще, а сообщение от Джанера, что его тест оказался ложно-положительным, возвращает желание жить…