На этот раз не его собственные кошмары или кошмары Гарретта будят посреди ночи.
Гарретт все еще спит у него на груди, телевизор продолжает крутить сериал, что они смотрели ранее, а Джон не может понять, почему проснулся.
«Вероятно, просто так», — решает мужчина и собирается снова погрузиться в сон, когда слышит мягкий стук и приглушенную ругань, и точно знает, кто это. Он осторожно пытается вылезти из-под Гарретта, не разбудив, но, должно быть, был не так аккуратен, как думал.
— Чт прсх? — бормочет Гарретт хриплым ото сна голосом, темные волосы торчат во все стороны.
— Ничего, спи, — говорит Джон, и полагает, что тот ужасно измучен, потому что не упорствует, а просто зарывается поглубже в одеяло.
Он накидывает рубашку, прежде чем выскользнуть из их комнаты и спуститься по лестнице как можно тише. Затем выходит на крыльцо, где находит своего старшего брата, сидящего в плетеном кресле.
— Ты должен лежать в кровати, а то раны снова откроются.
Джейкоб смотрит на него, но сейчас это тень того человека, что был раньше - слишком бледный и шаткий.
— Я никому ничего не должен, — многозначительно тянет тот, нащупывая почти раздавленную пачку сигарет, оставленную на маленьком столике. Джон не упускает из виду то, как руки Джейкоба слегка дрожат, пока тот пытается прикурить сигарету, но он не будет ничего говорить по этому поводу. Вероятно из-за того, сколько сил его брат приложил, чтобы вообще спуститься на крыльцо.
Джон тяжело вздыхает, потому что Джейкобу прямо сейчас не следует курить.
— Джейк, тебе…
— Нет, — резко перебивает Джейкоб, чьи челюсти сейчас стиснуты так сильно, что Джон всерьез опасается, что тот раскрошит зубы. — Это
ты не должен так поступать. Ты не можешь
месяцами притворяться
мертвым, а потом вести себя так, будто бы в этом нет ничего страшного. Нельзя так с близкими, Джонни.
Он молчит, следит, как поднимается дымок, пока тлеет сигарета, рассматривает сгорбленные плечи и слезящиеся глаза. Странно и на самом деле… страшно наблюдать такого слабого Джейкоба, когда тот всегда гордился тем, что является главным защитником их семьи.
Это пугает Джона, потому что единственный раз, когда он видел, как Джейкоб хотя бы отдаленно выглядел так, был, когда соцслужбы разделили их троих. Он вспоминает, как Джейкоб, закованный в наручники, боролся с копами. Помнит, как старший брат отчаянно смотрел на него и Джозефа, пока их не увели соцработники, а того самого не посадили в полицейскую машину.
И только теперь, вспомнив ту ночь, он осознает, как его предполагаемая смерть повлияла на Джейкоба. Понимает, насколько вся эта ситуация снова заставила
Джейкоба бояться, как и много лет назад.
Не за себя, а за него и Джозефа при мысли, что тот никогда их больше не увидит.
Теперь Джон чувствует себя самым большим засранцем в мире.
Падая в кресло рядом, Джон смотрит на заросшее поле, на старый сарай, пытаясь придумать, что сказать, чтобы не выглядеть как невнимательный придурок. Разве это не разочаровывает? Отправьте его в зал суда, и он сможет обелить имя даже самого ужасного преступника и отмазать того от тюремного срока, но что сейчас? Надо искренне извиниться перед тем, кто ему действительно небезразличен? О, Джон в полной растерянности и не знает, как это сделать.
Итак, они оба просто сидят в тишине в течение долгого времени, Джейкоб варится в собственном гневе и горе, в то время как Джон пытается понять, как связать вместе пару слов.
— Мне очень жаль, — наконец произносит Джон, решив, что лучший способ извиниться - это просто признать, что вел себя по-свински. Джейкоб смотрит на него краем глаза, но ничего не говорит. — Ты знаешь, почему я сделал то, что сделал. Мне очень жаль… за боль, которую доставил вам с Джозефом. Но даже сейчас я бы все равно поступил так же. Можешь считать меня конченым.
— Все и так знают, что ты конченый, Джонни, — фыркает Джейкоб.
Джон закатывает глаза, но губы сами складываются в полуулыбку.
— Хорошо, но тогда хотя бы признай, что я самый стильный из конченых.
Джейкоб улыбается ему в ответ, и нет, это не прощение, Джон знает, что это неохотное принятие ситуации, но сейчас придется довольствоваться лишь этим. Они снова замолкают, пока Джейкоб не тушит сигарету и с болью не поднимается на ноги.
Джон хочет сказать еще что-то еще, ему не кажется, что одних извинений достаточно, но слова по-прежнему ускользают. Кроме того, Джейкоб выглядит так, будто, наконец, начал контролировать свои эмоции, и не хотелось бы, чтобы его брат взорвался. Он знает, как много значит для Джейкоба контроль, знает, насколько это важно.
— Поможешь вернуться наверх, а?
Честно говоря, это меньшее, что Джон может сделать, и он делает, пусть узкая и крутая лестница усложняет задачу.
Джон возвращается в комнату к Гарретту и забирается обратно в кровать. Гарретт, свернувшись калачиком, все еще крепко спит. Джон размышляет о том, как они собираются поступить с Джозефом, есть ли какой-то способ убедить того отступить. Он все еще боится Джозефа, даже сейчас, знает, что и Рейчел тоже, но у Джона возникает неприятное предчувствие, что все это не закончится так просто, как надеется Гарретт.
Сон окончательно ускользает, но мужчине рядом удается проспать всю ночь, что является странным изменением того, что обычно происходит у них двоих.
***
Одна перезагрузка резко сменяется другой, да так быстро, что Джона шатает. Чертовы стресс и беспокойство взлетают до предела.
Все, терпения Джона не хватает, он не сможет философски воспринять еще хоть одну перезагрузку.
Не сможет вынести знания того, что Гарретт снова
умер. В их ситуации так много всего неправильного и запутанного, что даже Джон это признает. Пожалуйста, не говорите ему о том, что Гарретт умрет опять.
Не обращая внимания на странный взгляд Мери Мей, Джон достает телефон, собираясь позвонить Гарретту, но вместо этого тот звонит ему первым.
— Это было капец, как глупо, я не могу сделать это в одиночку, — говорит Гарретт, прежде чем Джон успевает хоть что-то сказать. И тот звучит… его голос звучит чертовски тихо, со всхлипами, и Джон думает, что Гарретт, скорее всего, плачет. — Я так устал, Джон.
Ему не нравится, то, что он слышит. В связи со спецификой своей профессии он умеет читать между строк, и сейчас у его собеседника учащенный пульс, граничащий с паникой, и можно только предположить, почему последние две перезагрузки произошли так быстро.
Если он и раньше не любил эти временные петли, то сейчас он их просто ненавидит, потому что те медленно разрушают их, да так, что они просто истончились. В большей степени это, конечно, касается Гарретта, чем Джона, но, пусть и не равнозначно, это все сказывается на них обоих. И будь он проклят, если позволит Гарретту бегать и пытаться спасти Округ Хоуп в одиночку. Вот почему Джон в первую очередь не хотел, чтобы тот самостоятельно отправился в горы, его изначально не волновало Сопротивление. Понятно, что у них были причины беспокоиться о том, что Джейкоб и Джозеф слишком рано узнают, что он и Рейчел на самом деле живы. Ведь их главное преимущество сейчас заключается в том, что Гарретт через все это уже проходил. Потому и нельзя было допускать непредсказуемых поворотов.
Тем не менее, это не меняет того факта, что он не был счастлив остаться. На данный момент Джон почти уверен, что он не откажется последовать за Гарреттом в ад и обратно. Если честно, согласен на это уже давно.
Вот почему Джон едет к тому, не задумываясь.
***
У него много смешанных чувств по поводу того, что здесь находится только часть его семьи. Хотя он почти уверен, что на данный момент Джозефу тут
не будут рады.
Стоит подумать лишь о том, как сильно присутствие Джозефа повлияет на Рейчел теперь, когда та, наконец-то, чувствует себя в безопасности, и Джон понимает, что не собирается ставить под угрозу ее душевное спокойствие, он не сделает исключение даже для Джозефа.
Джон думает, что никогда не видел Рейчел такой счастливой, как сейчас, сидящей за кухонным столом, шутящей с Джейкобом за завтраком и щипающей Гарретта, который почти заснул над кофе. Приятно осознавать, что
именно так должна выглядеть семья.
Не ходить по тонкому льду, ожидая, когда тебя будут ругать или снисходительно с тобой разговаривать. Ты просто… получаешь удовольствие, находясь рядом с дорогими тебе людьми.
Это, мягко говоря, нереально. Он боится, что у него может выработаться зависимость… но, наверное, это хорошо?
Все становится еще более странным, когда внимание Джона возвращается к разговору вовремя, чтобы услышать, как Гарретт полу-шутливо заявляет Джейкобу: «Пусть меня убьют и закопают на глубину шесть футов, но я не приму ничего от тебя, гребаный ты фурри».
Джон задыхается от смеха, а Рейчел сгибается пополам, когда Джейкоб спрашивает ту, что такое «фурри».
