Мой воображаемый Бог

Джек и не надеялся на понимание со стороны своих родителей. Всех… «Я хочу учиться… Мне нравится рисовать». Сказать, что Джек был не готов к воссоединению семейства — ничего не сказать, но они были здесь. Дин почему-то закрывал собой Сэма, а тот и не возражал, не пытался даже высовываться, только поглядывал в сторону Каса. У Дина была возможность подготовиться к тому, что он не в пустоте, у Сэма — нет. К тому же Кастиэль бережно сжимал руку Келли, что вызвало ещё большее удивление со стороны Сэма. Мама была единственной, кто смотрел на всё происходящее без особого энтузиазма, для неё важно лишь то, что Джек в порядке, а всё остальное, как она считала, приложится. Однако Джек давно не видел такого единодушия, как сейчас — все они ждали объяснений от него. — Я хотел только с тобой поделиться. — совсем по-детски прошипел Джек, обращаясь к Келли, она только плечами пожала, мол, не виновата, что все собрались здесь. Он готовился к встрече с Дином, но чуть позже. Джек забыл, что убил его мать, сердце ещё ныло, душа требовала сделать что-то такое, что помогло бы заглушить боль Дина и его собственную боль. Перестройка Рая должна была немного помочь, а личные извинения он хотел принести позже. К тому же Дин наставлял на него пистолет явно не из благородных побуждений. Исходя из всего этого, Джек посчитал, что им обоим нужно время. Что до Сэма, то Джек боялся. Боялся, ведь он точно снова постарается убедить Джека, что его сына нужно оставить в покое, не появляться в его жизни. Однажды у Сэма это получилось. А в душе всё ещё теплилась обида, смешанная с виной, которую Джек чувствовал из-за времени, когда нарушал данное Сэму слово. Когда Дин был совсем маленьким, он частенько незримо для Сэма пробирался поиграть с ребёнком, а после стирал ему память. Это перестало работать, когда Дин подрос и начал рассказывать папе про «воображаемого» друга. Джек не хотел сейчас вопросов, а их было очень много, и не только по поводу земной жизни последнего из Винчестеров. Он смотрел на это сборище и мысленно начал отсчет. Раз… Два… Зная Винчестеров и маму с Касом, взрыв произойдет раньше, чем он досчитает до пяти. — Я против, — первым заговорил Дин, выступая вперед, — как править миром, если ты будешь учить уроки? И рисование? Ты серьёзно? Возникло желание сбежать, но Джек уже перерос время, когда думал, что таким способом можно решить проблемы. Он бросил взгляд на Сэма и быстро опустил глаза, стараясь не выдать истинную причину резкого интереса к учебе. — Мир в порядке, — сказал он, пусть и не было уверенности в его голосе, — я работаю над этим. — Ну не знаю, — протянул Дин, завалившись на кресло, — меня убил вампир, а значит мир не в таком уж и порядке. Почему нельзя силой мысли закинуть их всех в чистилище? Вопрос был резонный, но Джек не мог на него внятно ответить. Он тоже сел, чувствуя, что потихоньку его сердце начинает приходить в нормальный ритм. — Дин, мне очень жаль, что с тобой так вышло, — произнёс он так, словно лично принимал участие в смерти Дина. Отчасти Джек так и считал, когда не бросился искать способ вытащить его и вернуть на землю. — У меня есть Божья благодать, но я не могу делать, что хочу, по щелчку пальцев. Мне приходится учиться, и Амара… помогает мне, но это сложно. Я избавлю мир от монстров, а пока… — А пока в мире умирают охотники, — процедил Дин совсем тихо, но Джек услышал. Услышал и вина снова рухнула ему на плечи. — Мне очень жаль, — повторил он, — я работаю над этим. — Жаль? — Джек чувствовал эмоции Дина, и ему было больно от того, какие чувства сейчас он испытывает. Это была обида, непонимание, радость от воссоединения семьи, страх за смутное будущее. Дин никогда не лез за словом в карман, и если Джек что-то и усвоил — это то, что у Дина нет цели обидеть человека. Ему просто больно. А когда Дину больно, он неосознанно делает больно другим. — Джек не просил эту вашу Божью благодать, — Келли подалась вперед, выпуская руку Каса из своей. — Он имеет право на собственную жизнь. На личную жизнь. Или кто-то здесь так не считает? Мир не прекратит свое существование, если Джек будет жить, как обычный человек. Ему нужно общество, как и всем нам. — Но если он будет отвлекаться, — попытался вставить свое слово Дин, — мир действительно может пойти к черту. Разве не так было с Чаком, когда он ушел? Когда решил писать свои книжки? Он просто бросил нас. — Джек не Чак, — произнес до этого молчавший Кас, — и у него есть мы. — Чак спятил, он писал судьбы, Джек же предоставил людям возможность самим строить свои жизни. Так почему кто-то должен решать судьбу за него? В комнате повисла тишина. Сравнение с Чаком так сильно напугало его, ведь самый большой страх был — спятить, как спятил он, пойти по той же тропинке, привести миры к гибели. Он носил в себе ту самую Божественную благодать, а она являлась бомбой замедленного действия. Джек всегда боялся стать плохим, он — сын Люцифера, сын Дьявола, самого опасного существа, теперь сам являлся таковым. И без веры близких людей в его искренность и доброту эта бомба взорвётся. Джек прикрыл глаза, а когда снова открыл, Дин уже стоял рядом с ним. Теперь он был полон сожаления, что позволил себе усомниться в праведности Джека. Дин обнял его. Сколько прошло времени с тех пор, как Дин его обнимал? Сколько лет? Казалось, что Джек никогда больше не почувствует это тепло, эту внутреннюю силу, смешанную с нежностью, присущую только… только семье. Что бы не происходило, они оставались семьёй. «Главное в следующий раз, когда на тебя будет направлен пистолет, — помнить об этом» — от этой мысли Джеку стало смешно, и он крепче обнял Дина. Эта странная жизнь. Его Сэм и Дин мертвы, но они рядом. Видимо, вот она и есть — Божественная награда — всегда иметь возможность быть рядом с близкими. Колледж был забыт. Это казалось таким неважным по сравнению с тем, что они все здесь. За кучей дел, тоннами вопросов, люди часто забывают, что есть нечто поважнее. Боги, ангелы и души забывают тоже. Джек посмотрел на Сэма, и ему стало не по себе. На земле Винчестер оберегал своего сына, а здесь... а здесь он всем своим видом показывал, что больше никогда не даст в обиду своего брата. Он изменился, и эти изменения пугали Джека.

Дома сказки если не были под запретом, то явно не одобрялись. Не было объяснения, почему папа так не любит сказочных героев. Мама не рассказывала, что травмировало отца в детстве, а сам Дин не спрашивал. Иногда друзья давали Дину свои книжки, позже он записался в библиотеку, а потом, забравшись под кровать с фонариком, с наслаждением погружался в сказочный мир. — Не боишься, что тебя однажды утащит монстр? — спросила как-то подруга, — мне мама всегда шкаф проверяет, чтобы там никого не было… — Монстров не бывает, — ответил Дин с полной уверенностью, — а все сказки — выдумка. — Ещё как бывает! — доказывала девочка, — однажды я слышала историю, как у одного человека выпили всю-всю кровь! — Папа говорит, что всяким чудесам есть научное объяснение, — он бы не стал ему врать: взрослые на то и взрослые, чтобы правду говорить, — только его нужно найти. Смотри, что у меня есть. Он вытащил огромную энциклопедию и пролистал несколько страниц. — А если наука не может что-то объяснить? Дин захлопнул книгу. — В мире очень много таких энциклопедий, — заявил он, — миллиарды тысяч. Если ты не можешь объяснить что-то, значит, плохо искал. — Значит, всё могут объяснить какие-то там книжки? — скептически спросила девочка. — Папа говорит, что сила в знаниях. На этом разговор был окончен. Так Дин мыслил много лет назад, а сегодня он сидел на кровати отца — на той самой, где папа умирал. Он держал в руках старый телефон отца, и не знал, какие нужно читать книжки, чтобы объяснить, что происходит на видео. Сколько Дин себя помнил, папа носил на цепочке маленький ключ. Что он открывал, Дин узнал только после его смерти. Все семейные фотографии хранились в альбоме, Дин часто рассматривал своих бабушку, дедушку, дядю, и друзей отца. Но то, что он хранил под замком, никто никогда не должен был увидеть. — Дин, идиот, ты снимаешь? Зачем? — Из динамика раздался голос папы. На вид ему было чуть за двадцать, немного старше, чем сейчас был Дин. — На память! — отозвался… дядя. Его голос Дин никогда не слышал, а потому по коже пробежали мурашки, чувство тоски заглушал только страх, возникший, оттого что оба брата на видео были в крови, а папа и вовсе зажимал рукой плечо. Дин-старший поставил телефон так, чтобы их обоих было видно на экране смартфона, сам выудил из машины аптечку и усадил отца на траву, давая ему возможность облокотиться на машину. — Память о том, как меня покромсал призрак? Черта с два! Я удалю это! — Не, в память о том, что если бы не охота, я был бы крутым видеоблогером. Брось, Сэмми, в нашей жизни слишком мало смеха! — Мало?! Ты чокнутый клоун! — А ты их боишься, значит, боишься и меня. Слушай, не заставляй меня гордиться собой больше, чем уже есть. Отец жалобно застонал от боли, когда Дин обильно полил его рану спиртом. — Тихо-тихо, не режут же тебя. Ну, уже точно. — Ха-ха, очень смешно. Придурок. Они перебросились еще парой ругательств, а затем Дин помог подняться отцу, придерживая его за локоть, хотя сам выглядел так, словно вот-вот свалиться навзничь. Дядя вырубил камеру, видео закончилось, а Дин старался переварить, что сейчас увидел. Кровь, призрак, охота. В шкатулке, где и лежал под замком этот телефон, были ещё несколько вещей и целая стопка фотографий, которая, вероятно, не прошла цензуру. Дин не осмелился продолжить копаться в прошлом отца. Слишком шоковой оказалась терапия, которая, как думал Дин, должна была ему помочь. Он бросил телефон в шкатулку, запер ее, а после — выбежал из комнаты, точно она была проклята. Дин не знал своего отца. Он ни черта о нём не знал. И самое страшное — теперь Дин боялся того, что может открыться. — Ты выглядишь напуганным. Дин не мог сказать точно, когда Джек появился за его спиной, но теперь его снова окутало странным умиротворением. Где-то на задворках сознания Дин всё ещё пытался понять, почему окровавленные братья Винчестеры рассуждали о призраках, но уже… уже было не так страшно. — А ты выглядишь загруженным, — отметил Дин, — что-то случилось? — В мире каждый день случается что-то, — сказал он, — это напрягает. — Ты не в ответе за весь мир, Джек, — осторожно напомнил Дин, присаживаясь на скамейку, — если думать обо всех бедах, можно сойти с ума. Джек опустился рядом, сцепив руки в замок. — Думаешь, этого не избежать? — Его голос казался обеспокоенным, что-то похожее на слабую надежду, которую вот-вот могут порушить. Дин не понимал, почему они вообще говорят о чём-то таком невозможном, но сам факт, что ему было с кем поговорить, перекрывал эту странность. — Я думаю, что всё зависит от человека. Сойдёт с ума он или нет, я не знаю. Но ему точно будет очень грустно. — Мне очень грустно, — признался Джек, но даже не Дину, а себе. — За весь мир? — За свою семью тоже. Они все умерли. — Мне очень жаль… — тихо произнёс Дин. — Терять близких… это… — Нет, — продолжил он, — я их не потерял. Просто они умерли, как семья. — То есть они живы? — Дин совсем сбился с толку, он уже потерял нить разговора, не мог понять: кто жив, а кто мёртв. — Можно и так сказать, — Джек в упор посмотрел на Дина, заставляя последнего чувствовать себя не очень уютно, — но они больше не ведут себя как семья. Раздробление. Крах. Я снёс стены, но они всё равно строят их вокруг себя. Это так… нелогично. Дину хотелось рассмеяться и спросить его, что он вообще считает логичным. Этот парень только что двинул самую странную речь, какую Дин только слышал. Когда Джек замолчал, Дин посмотрел на небо. Уже появлялись звезды, они мерцали и напоминали ему о том, что его-то семья уже точно мертвее некуда. Папа никогда не читал ему сказок, он не любил говорить про ангелов и считал энциклопедии лучшим способом найти ответы на вопросы. А если бы в детстве папа сказал, что Рай существует, то, возможно, Дин хоть на чуточку поверил бы в это сейчас. Но пусто. Веры нет, как нет и отца. — Знаешь, главное, что ты не потерял семью. А исправить ещё всё можно. И разрушить стены, я думаю, никогда не поздно.