Тактильный голод

Через пару дней Чонгука крадут стилисты, и появляется редкая возможность собраться всем шестерым, не вызывая подозрений. Они садятся в общей гостиной, непринужденно и спокойно, будто собираются обсуждать альбом, только Чимин беспокойно стреляет глазами на Хосока. С момента сообщения в чат он несколько раз пытался загнать его в угол, шантажировал обиженной мордашкой, но Хосок стоически сообщил, что либо говорит всем, либо никому. — Есть проблема, — осторожно начинает он, проверяя реакцию, — с Чонгуком. Странно, но никто не выглядит удивленным, не засыпает его вопросами, все смотрят куда угодно, но не на друг друга, пока Джин, задумчиво покручивая мобильником, не говорит спокойно: — Ага. До Хосока слишком поздно доходит, что они не выглядят удивленными, потому что Чонгук с ними тоже… случился. Разумеется, он не думал, что он такой единственный, Чонгук липнет ко всем при малейшей возможности, но не могли же они все единодушно распрощаться с порядочностью? — Я не буду спрашивать, что произошло, потому что не хочу этого знать, — Джин коротко смеется, и атмосфера становится ощутимо легче. — Но нам надо вместе решить, что с ним делать. — А в чем проблема? — спрашивает Юнги. Ах, да. Юнги. Пожалуй, единственный, с кем Чонгук осторожничает больше всего, позволяя себе только в шутку подразнить или хлопнуть по заднице и робко, чтобы никому не бросалось в глаза, взять за руку, когда они вместе, например, смотрят фильм. Юнги любит физический контакт, но настроение на это у него надо ловить. Чонгук не скрывает своего отношения к Юнги, то, с какой затаенной, почти испуганной нежностью он к нему относится, но если в душ к Джину он залезет без раздумий, то к Юнги — никогда. — Чонгук стал чрезмерно контактным, — уклончиво объясняет Джин. Чимин смеется. — Недотрах разбушевался, — говорит он, и Юнги смеется тоже. — Ну и сволочи же, — цыкает Джин, но улыбку спрятать не может. — Как будто вы через это не проходили. — Ну, я не лез ко всем подряд, — Тэхен пожимает плечами. — Тебе напомнить, сколько раз менеджеры едва не ловили вас с Хосоком по всем темным каморкам первые годы после дебюта? И сколько раз в итоге ловил вас я? Хосок, стыдливо прикрывая глаза ладонью, выдыхает «о господи», Тэхен невозмутимо смотрит на Джина, хотя щеки едва заметно розовеют в слабом свете комнаты. — Нет, хен, ты не понял. Я просто хочу узнать, что ты предлагаешь, потому что искренне не понимаю, что делать в такой ситуации. — Это уже не совсем наша ситуация, — Джин лезет в телефон, скролит что-то пару минут и разворачивает экран, показывая фотку с концерта, где Чонгук недвусмысленно держит свой вставший член через штаны. Наверняка просто поправляет, но выглядит это… неоднозначно. — Это бывало с каждым из нас, но мы хотя бы помнили, что надо не палиться. — О да, на одном из концертов он схватил меня за член, — фыркает Чимин. — Я его чуть не убил потом. — Нам нужно, чтобы он подуспокоился, понятно, — говорит Юнги, — но ты же не предлагаешь выбрать кого-то одного, чтобы он с ним трахался, правда же? — Да начнутся семидесятые Сосальные Игры! — Чимин, заткнись, — измученно воет Хосок, пока со смеху умирают Чимин, Юнги и Тэхен, — я пытаюсь сосредоточиться. — Да я не знаю, чего вы серьезные такие, — отмахивается Чимин, — поведение на концерте решаемо, а между нами-то ничего страшного не случилось. — Дело в том, что ему не нужен кто-то один, — вдруг говорит Намджун, и все разом уставляются на него. — Его тянет ко всем шестерым, потому что он с нами с малого возраста, мы для него не просто семья, а… сверх классификаций. То, как он ведет себя с нами, это его способ выразить любовь, очень сильную привязанность, в этом нет пошлого контекста, то есть, можно сказать, что его влечет не с точки зрения обычного человека, который испытывает химию к кому-то конкретному и вследствие хочет секса. Он любит нас очень сильно, по-своему, и поэтому не находит странным то, как переходит границы, у него их нет. Осмелюсь предположить, что потрогать тебя за член, Чимин, для него ничем не отличается от того, как вы валяетесь в обнимку время от времени. Тишина в гостиной повисает настолько густая, что если прислушаться, то можно услышать, как восхищенно моргает Тэхен. — Я ж говорю, — Джин невозмутимо пожимает плечами. — И все-таки я не воспринимаю его как сексуальный объект, вы мне все тут как братья. — Хм, — задумчиво отзывается Джин, — а может и тебе напомнить, сколько раз после того, как ты напивался, твоя рука внезапно оказывалась у меня в штанах? — Ладно, я понял, — Намджун в жесте проигравшего поднимает ладони. — Да бросьте, — усмехается Хосок, — нас за столько лет тут как только не мешало, давайте не будем играть в святош. — Я не предлагаю вам спать с ним, господи, — Джин закатывает глаза, — просто не отталкивайте его, он очень чувствителен, особенно сейчас. Ему негде больше понять свою сексуальность, дайте ему поизучать себя через вас. — Пока это не выходит за пределы общежития, я не против, — говорит Хосок. Остальные кивают. — Я поддерживаю, — начинает Намджун, — но против своей воли ничего делать не буду. — Никто и не просит. Только будь осторожнее. — Я знаю и буду осторожен, просто я не думаю, что меня хоть как-то потянет к нему в ответ, это же Чонгук, это же… Помяни черта и он заглянет на порог, сияя улыбкой… — Привет! Что обсуждаем? …и шапкой взлохмаченных волос, выкрашенных в нежно-белый, делающих его невероятно похожим на ангела — ласкового, хрупкого, такого невинного. Ангела с поистине демонической тягой делать много неправильных вещей с людьми, которых считает братьями. — Меня будут красить в вишневый, круто, правда? — радостно лепечет он. — Вот черт… — выдыхает Намджун, шокированно уставившись на их новоявленного непорочного зайчишку. Джин знающе усмехается. Джин понимает, что цепляет Намджуна — он сам на это попался, и ему не нужно было ждать, пока из Чонгука сделают развратную мечту любого, кто хоть раз фантазировал как попортит чей-то светлый образ. Он никогда не хотел Чонгука конкретно, хотя он как и Намджун относился к мелкому с огромной братской нежностью, но когда ты безвылазно живешь с людьми, которые становятся тебе ближе, чем ты сам, жизнь вносит свои коррективы. Он не видит ничего страшного в том, что находит симпатичными задницу Тэхена, круглые бедра Чимина, руки Юнги — в конце концов, однажды по страшной пьяни они с Юнги даже подрочили другу другу, и никто не умер, — и знает, что время от времени ребята также поглядывают на него самого совсем другим взглядом. Им не по шестьдесят, чтобы забыть про существование члена, и не по пятнадцать, чтобы испуганно носиться с правилом «ноу хомо, бро». Когда к нему влезают в душ, он даже не оборачивается — это либо Тэхен, либо Чонгук, но только второй, пролезая в другой угол кабинки, дерзнет тронуть его по пути. — Тэхен зовет поиграть в Овервоч через полчаса, пойдешь с нами? Джин верит этой искренней беспечности в голосе, но знает, что Чонгук его осматривает, бегло и горячо. Он всегда так смотрит, будто бы потрогал, если бы разрешили, но Джин настолько к этому привык, что продолжает мыть голову, уставившись в ответ с безмятежностью. — Я не знаю, наверное. Тело Чонгука ему нравится тоже, сколько бы он ни шутил про накаченного поросенка. У Чонгука красивое тело, с плавными линиями, крепкими мышцами, и контраст явной физической силы с милой мордашкой кажется настолько необычным, что так и тянет выяснить, какая из этих сторон настоящая. Чонгук вылезает из душа первый, чуть позже ловит Джина в полотенце, помогает вытереться. Они обязательно начнут шутливо гавкаться за дверями как обычно, но в такие моменты в Чонгуке просыпается что-то другое — честная тяга позаботиться, отлюбить. Джин позволяет себя вытирать, умиленно наблюдая за тем, с какой сосредоточенностью, благоговением Чонгук опускается на колени, чтобы вытереть ноги, поднимается обратно и стирает капли на плечах. Джин не отходит, даже когда Чонгук не глядя откладывает полотенце в сторону, видит все по глазам; позволяет осторожно прикоснуться к плечам, провести по рукам вниз. — У тебя очень красивое тело, — задумчиво говорит Чонгук, кончиками пальцев размазывая по груди капли воды с волос, — я когда мелкий был, хотел выглядеть как ты. — Ты поэтому в качалку пошел? А не потому что маньяк, который получает наслаждение, мучая свое тело? Они одновременно смеются. Джин поворачивается к зеркалу, берется сушить волосы, но Чонгук не отходит, встает со спины; пальцы хаотично касаются лопаток, поясницы, повторяют линию позвоночника, Джин видит огромные, полупьяные глаза в отражении и как сильно Чонгуку хочется больше, так же сильно, как он себя сдерживает. — Это плохо? Что именно? Они все еще говорят про качалку? Или про то, что он хочет своих лучших друзей, возможно, даже не до конца осознавая это? Что он просто хочет так, что уже неважно все остальное? — Нет. Иногда мы все хотим чего-то просто потому, что хотим. И все. Чонгук легонько прижимается губами к левому плечу и Джин, видя его блаженно прикрытые глаза, чувствует, как жарко укалывает внутри. Чонгука не волнует, где они находятся, кто перед ними, он может спокойно читать мангу в гримерке или носиться повсюду, убегая от Чимина, у которого украл еду — в любой из этих моментов, совершенно неожиданно, нехватка прикосновений в крови становится невыносимой, и он несется причинять нежность первому, кого только увидит. — Камера, — тихо предупреждает Джин, когда мелкий сидит с ним на диване, поглаживая бедро или сжимая свободную руку в своих двух. Это мило, почти невинно, но Джин всегда настороже, потому что Чонгука переключает неожиданно для всех. Сегодня он беспечно лежит головой на коленях с улыбкой хитрой как у кота, который стащил мясной пирог; завтра может выкинуть что-то другое. Джин вспоминает об этом снова, когда, перекинув руку через его плечо, скролит ленту в телефоне, и слишком поздно чувствует губы Чонгука на своем запястье. Он прикасается не удерживая, просто вжимается лицом с тем же блаженным выражением, с которым всегда почему-то тянется его целовать. «У тебя приятная кожа и очень вкусно пахнет», говорит он однажды. Джин зависает над этой картинкой, над тем, какое лицо у Чонгука удовлетворенное сверх меры, будто еще секунда и он начнется тереться в его ладонь лицом. — Айщ, Чонгуки, ты жрал чеснок на обед, у меня будет аллергия! — ноет он как можно наиграннее и отдергивает руку. Все в гримерке радостно гогочут. Ну, теперь точно никто ничего не подумает. Уже в общежитии после ужина Джин просит Чонгука задержаться на кухне. — Ты помнишь, что я тебе говорил? — Чонгук, опуская голову, кивает. — Ты должен быть осторожнее, если рядом камера. Даже если это нуна. — Я помню, я, — чуть захлебываясь, отвечает он, — я просто… Джин знает, что Чонгук не может держаться. Иногда это практически видно, как его мелко-мелко потряхивает от необходимости прикоснуться, обнять, просто ухватиться, оказаться рядом. Желание колотится в нем, не находя выхода, как пузырьки в бутылке шампанского, которую только что хорошенько растрясли. Чонгук сам знает, что так нельзя, но не может иначе, и с сожалением кусает губы, боясь посмотреть на Джина. — Я не отчитываю тебя, только прошу быть осторожнее, — вздыхает Джин, встрепав лохматый затылок. Чонгук, не поднимая головы, впечатывается в него и стискивает в объятии. Иногда его становится так жалко, что в голове проносится много очень абсурдных мыслей. — Пойдем катнем в Овервоч? Чонгук наконец отрывается от него и весь загорается от радости. Если бы Джин мог ему помочь, то как? Пользуясь отсутствием Юнги, они режутся в Овервоч до трех часов ночи, с трудом вспоминая, что орать нельзя. Чонгук этим грязно пользуется, дразнит, устраивает подставы, Джин швыряется в него всеми мягкими предметами со стола и уже посматривает на твердые. — Да ты бегаешь как в жопу ужаленный, — Джин тычет Чонгука локтем в бок, не отрываясь от игры, — прекрати мелькать, играй нормально! — Мог бы просто признать, что у тебя хреновая реакция, — говорит Чонгук, и счастливая улыбка наглого засранца хорошо слышится в его голосе. — У меня отличная реакция, это ты читер. — Мне Намджун-хен тут рассказывал, что с возрастом внимание ухудшается. — Ах ты зараза! Джин смотрит, как Чонгук ловит его из-за угла, и, не дожидаясь сообщения о поражении, подскакивает с кресла, но Чонгук успевает на секунду раньше, бросается в сторону. Они бегают друг за другом, прыгая через кровати — не забыть бы прибраться до прихода Юнги, — швыряясь друг в друга мягкими игрушками. Чонгук хихикает тихо и очень по-дурацки, потому что пытается не разбудить Тэхена с Намджуном через стенку, спотыкается об плюшевого Марио, и Джину наконец-то удается толкнуть его в кровать и нахлобучить подушкой. Они борются на кровати как маленькие дети, как всегда, их совместные посиделки регулярно заканчиваются либо потасовкой, либо решением пойти поесть, либо сначала потасовкой и поесть, но в этот раз все идет по-другому. Джин изворотливее, но Чонгук сильнее и наглее и поэтому, взобравшись сверху, он крепко сдавливает бедрами и радостно смотрит, задыхаясь, как Джин смиряется с еще одним поражением. Взгляд падает на голый живот под задранной футболкой, и Джин практически видит, как игривость смывает с его лица, как знакомо загораются глаза, будто у ребенка, который заметил банку с печеньем и предвкушает, как запустит туда руку. Чонгук запускает — под футболку Джина, тащит ее выше, гладит обеими ладонями, будто руки греет, хотя это у него они кипяще-горячие. Сжимает бока, скользит по ним вверх и вниз и потом, будто опомнившись, поднимает глаза, выжидая реакцию. Джин себя проклянет, но попозже — и, стянув футболку, бросает в сторону. Чонгук трогает его как тогда после душа, только без прежней осторожности. В этот раз ему позволяют открыто, и он с нажимом проходится ладонями по животу вверх, зачарованно гладит по груди вкруговую, будто пытается прощупать форму, твердость мышц, нежность кожи на ключицах и шее. Джин не сводит глаз, даже когда немного запрокидывает голову, давая пальцами ощутить пульс; огромные темные глаза напротив блестят от восторга. — Вау, — шелестяще отзывается Чонгук, будто никогда не ощущал ничего лучше прикосновения к человеку. Джин украдкой улыбается. Пальцы с леностью, расслабленно тянутся обратно вниз, гладят везде, Чонгук ерзает на нем как-то неуютно, и, опуская глаза, Джин едва сдерживает удивленное «твою мать». У Чонгука стоит просто потому, что он прикасается. Он хочет — не просто, потому что ладонь порхает над поясом пижамных штанов, но он не сразу отваживается робко поднять взгляд. — Стягивай, — спокойно говорит Джин. Он не предлагает, а соглашается, потому что точно знает, какой вопрос в глазах у Чонгука. Опираясь на колени, Чонгук приподнимается, чтобы осторожно потянуть штаны до середины бедра, смотрит на член под бельем с пугающей жадностью в глазах и, облизнув пересохшие губы, возвращает взгляд на Джина. — Я могу потрогать? — хрипловато спрашивает он, уставляясь черной топкой пропастью. Черт, все еще хуже, чем Джин думал. Мысль обратить все в шутку и съязвить «нет, я тебе чисто поглазеть дал» вертится в голове, но очень далеко. И он просто кивает. Чонгук с издевательской любовью к исследованию не бросается раздевать сразу, гладит через белье, пальцем по контуру члена, сжимает в ладони, будто просто пробует ощущение. У Джина слегка перехватывает дыхание — он думал, что будет стыдно, но искренний интерес Чонгука заразителен. Стянув белье, тот легко гладит как касался до этого, пальцами оплетает не сразу, гладит большим по головке, а в глазах так искрит, что Джин молится, лишь бы не вздумал взять в рот. Он пробует сначала легонько скользить ладонью, словно боится сделать больно, потом все-таки сжимает кулак и стоит члену дернуться, как Чонгук судорожно, восторженно выдыхает. — Я не знаю, как тебе нравится, — говорит Чонгук, не отрывая взгляда от своей руки. Джин неопределенно пожимает плечами. По-хорошему бы не смотреть на него, лучше куда-нибудь в потолок, пока это не стало совсем неловко, хотя разве может быть что-то более неловкое, чем то, что он позволяет младшенькому ему дрочить. И, откровенно говоря, Джину нравится смотреть какое удовольствие Чонгук получает, пытаясь выяснить, как ему больше нравится; он пробует по-разному, медленно и туго, быстро и легко, крепко и с оттяжкой, запоминает, как Джин реагирует, чтобы повторить это снова. Ему нравится это буквально, Джин не сразу замечает, как Чонгук, отставив задницу, сжимает себя свободной рукой через штаны, и неуверенно бросает: — Ты можешь тоже… если хочешь. — А, нет, — Чонгук улыбается с солнечной беспечностью, будто не держит член хена в своём кулаке, — мне нравится, когда немножко больно. Джин искренне надеется, что Чонгук не чувствует, как его член дёргается. Но Чонгуку, кажется, не до этого, он мнет себя между ног, сжимает туго одновременно с тем, как стискивает член Джина, выдыхает рвано, жмурясь на секунду. Джин чувствует, как сжимаются и чонгуковы бедра тоже, настолько ему хорошо, приятно трогать хена одновременно с собой. Джин накрывает его руку своей, сжимая крепче, помогая двигать, и Чонгук, тяжело дыша, уставляется на него такой пьяной тьмой, что хочется отвести взгляд. Он сжимает себя слишком сильно, всхлипывает, не отводя взгляда, Джин буквально видит, как удовольствие ломает его черты в просяще-хрупкое, и сгорает по-черному, очень стыдно. Ему не было так с Юнги, потому что тот не хотел его настолько открыто, как Чонгук, и эта мысль царапает его в животе глубоко, пугающе. Чонгук не замечает как ускоряется, потому что сгребает себя крепко, почти больно, толкается бёдрами в свою ладонь в том же ритме, в каком дрочит Джину, будто умоляет себя трахнуть, и Джин, будь проклят за такую мысль, в эту постыдную секунду действительно хочет это сделать. Жалобный стон рвется сквозь сжатые губы, Чонгук низко роняет голову и, кажется, кончает, и Джин благодарен всем богам, что не видит, с каким лицом он это делает, он сам в гребаной секунде от того, чтобы кончить просто от того, как сладко хнычет Чонгук сжимая их обоих. Мягко отстраняя его руку, Джин быстро дрочит себе, надеясь успеть до того, как Чонгук поднимет голову, но тот все-таки уставляется взглядом размыленным, жадным до картинки, и смотрит как Джин кончает, сцепив зубы, с мыслью о том, как мог бы спустить на это красивое лицо. Несколько секунд они еще глазеют друг на друга, пока в Чонгуке не просыпается его беспокойная сторона, но едва он, отведя взгляд, неловко убирает руки, Джин тут же включается на защиту. — Пойдем в душ и спать, — говорит он как ни в чем не бывало, — можешь ночевать со мной сегодня, Юнги вообще не факт, что вернется. Чонгук сияет. Это далеко не самое большее, что Джин готов для него сделать, для всех них. И Чонгук наверняка это знает. — Ты можешь рассказать мне все, что захочешь, помнишь? — Я знаю, — Чонгук благодарно улыбается.