Тактильный голод

На концерте Чонгук от эмоций превращается в ходячую катастрофу: бегает по сцене, трогает всех, но обниматься лезет только к тем, кто точно не будет изображать недовольство. Чимин на руки под своей футболкой только смеётся, смешно щуря глаза, Тэхен хохочет, когда Чонгук виснет на нем со спины, тычась носом в шею. Вокруг шумно, жарко, много, Чонгук носится с бешенными глазами и широченной улыбкой и дышит, кажется, через раз, захлебываясь эмоциями, радостью, энергией. Проходящий мимо Намджун треплет его по волосам, просто проверяет, Чонгук с растерянным счастьем смотрит вслед, и Намджуна пришибает флешбеками. Он выглядит пьяным как тогда, будто на грани, чтобы подойти и будь что будет. Ничего, конечно же, не случится, но когда они сходят со сцены, Чонгук все не унимается, бегает по гримерке вокруг развалившихся от усталости мемберов, дурачится и искрит весь как неисправная трансформаторная будка, которая вот-вот замкнет и рванет. Стафф бросает ему мокрое полотенце, но он, вытираясь, не успокаивается, только уставляется на всех и выдыхает почти со стоном: — Это было невероятно. Ребята смотрят на него с плохо скрываемым умилением. В машине его буквально трясёт — он мелко подрагивает, зажатый между Хосоком и Тэхеном на третьем ряду тонированного джипа. Хосок беспокойно смотрит, как у мелкого нервно дёргаются коленки, пальцы теребят дырки в джинсах. Это смешно, как они с Тэхеном почти одновременно бросаются сжать его руки. — Ты в порядке? — тихо отзывается Тэхен, его голос почти заглушается смехом Джина и Чимина впереди. — Да, наверное, — Чонгук откидывается затылком на подголовник, — у меня бывает, просто концерт был таким классным, что я… Он закрывает глаза, будто представляет себя снова там, в океане бешеной энергетики, в своём идеальном мире, и его снова протряхивает. Он сжимает ладони обоих, тянет себе между бёдер и сжимает ими резко, тесно, как под судорогой. — Джинсы слишком узкие, — хнычет он в полголоса, будто перестаёт осознавать, что делает. Тэхен выглядывает из-за него, чтобы посмотреть на Хосока в лёгкой панике. Тот перебрасывает взгляд то на него, то на Чонгука, то на руки, об которые мелкий вот-вот начнёт тереться. — Не потерпишь до отеля? — спрашивает Хосок, беспокойно поглядывая на первые ряды. Чонгук чуть поворачивает голову, глядя из-под полуприкрытых век. — Постараюсь, но оставьте руки, — и перекатывает голову к Тэхену, — хён, пожалуйста. Тэхен уставляется на Хосока огромными глазами. Тот усмехается. Добро пожаловать. — Я расстегну джинсы, будет полегче, — тихо говорит Хосок. Чонгук с неохотой выпускает его руку, — хватка бёдер у него стальная, — позволяет расстегнуть пуговицу и молнию, выдыхает от облегчения. У Чонгука стоит и неизвестно как долго. — А я-то думал, мне показалось, когда ты ко мне прижался, — Тэхен пытается разрядить ситуацию, и у него получается, потому что Чонгук смеется на выдохе, не открывая глаз. — Прости, я не специально. — Я знаю, Чонгуки, — звучать спокойно очень тяжело, когда твоя рука находится между ног твоего друга. Хосок выглядит удивительно невозмутимым, и Тэхену становится интересно, чего он может не знать об этих двоих. А потом он вспоминает, что Хосок на что угодно пойдёт, чтобы сделать лучше каждому из них, как когда-то он помог и ему тоже. Без пробок они добираются очень быстро, Чонгук выбирается из машины самым последним и очень убедительно делает вид, что все в порядке, только глаза блестят лихорадочно. Все разбредаются по комнатам, договорившись через час пойти поужинать, но Чонгук ловит Хосока в коридоре рядом с комнатой, которую делит с Тэхеном. — Останься, хен, — просит он, и его голос такой тихий, такой искренне умоляющий, что Хосок немного теряется. — Тэхен за тобой присмотрит, — улыбается он. Тэхен за плечом Чонгука снова уставляется в панике, Чонгук опускает глаза. До Хосока доходит. Он хочет Тэхена, как и всех остальных, но не знает, как подступиться, боится напугать, оттолкнуть. Буфер в виде Хосока, который не отказал ему в прошлый раз, кажется хорошим решением, но может сработать непредсказуемо: Тэхен либо на чужом примере успокоится, что нет ничего страшного в том, чтобы позволить Чонгуку тебя любить, или наоборот не решится делать что-то при зрителях. Хосок зрителем не будет. — Пойдем, — он заталкивает обоих в комнату, закрывает за собой, и с нежной улыбкой говорит Чонгуку, — иди в душ, мы сейчас придем. Чонгук, не скрывая вздоха облегчения, улыбается в ответ, уходит в ванную, и Тэхен тут же разворачивается обратно к Хосоку. — Ты с ума сошел? — шипит Тэхен. Хосок смеется, потому что видит — не злится, лицо раскраснелось, но совсем не от негодования. — Это ты мне сейчас рассказываешь? — ухмыляется он. — У меня не было все так… запущенно, — говорит Тэхен сквозь смущение. — Да что ты говоришь, — Хосок приподнимает бровь, и Тэхен, не выдержав, смеется, шлепает его по плечу. — Мы его любим, он нас любит, просто пока что выражает это вот так. — Я чувствую себя странно. — Никто от тебя ничего не требует, мы просто можем сделать ему приятно, и все. Так что либо ты уходишь, и я помогу ему сам, — Хосок плавно шагает в сторону ванной, стягивая худи через голову, и, аккуратно бросив на кресло, с усмешкой оглядывается через плечо, — либо присоединяешься, и я помогу вам обоим. Когда за Хосоком закрывается дверь в ванную, Тэхен уставляется в потолок. Ему не хватит пальцев, чтобы пересчитать постыдные моменты, которыми его может попрекнуть каждый в группе, но не станет этого делать за исключением, разве что, ради безобидных шуток. Тэхен на себе знает, каково это, когда хочется чужих рук на коже, хочется много грязных, рискованных вещей, но Чонгука так сильно ломает любовью об них всех, что это кажется гораздо менее выносимым, чем то, что было с ним. Он видел, как горячо Чонгук прикасается, обнимая Чимина, с каким бесстыдством шарится под одеждой, скорее бы коснуться голой кожи; как он несдержанно, будто в бреду касается губами Джина на плечах, на запястьях, словно не выдерживает красоту; как стискивает его самого, когда они засыпают в одной кровати, и его дыхание на ухо обжигает. Он бы хотел с тем же бесстрашием, как у Чимина, трогать его в ответ, — иногда кажется, что еще секунда и те начнут целоваться, — не боясь, что это он понял как-то не так, что Чонгук не этого хотел. Но Чонгук хочет так явно, что это чувствуется на расстоянии. Чонгука не сложно хотеть самому. Когда Тэхен заходит в ванную, он видит их обнаженных, как они медленно целуются, стоя в душе, как хосоковы руки гладят изгибы. У Чонгука фантастическая фигура: крепкая спина, но тонкая талия, бедра крупные, Хосок проводит по ним ладонями, заводит за спину и сжимает маленький круглый зад. Чонгук едва слышно мычит в поцелуй, вцепляется в плечи — Тэхена от этого звука пробирает жарко, так хочется прикоснуться. Почувствовав присутствие за спиной и то, как в душевой становится тесно, Чонгук оборачивается, притягивает к себе, и Тэхен едва успевает заметить, какой у него пьяный, возбужденный взгляд, когда его целуют. Он застывает на секунду, растерявшись, пока Чонгук ласково мнет его губы, вздыхая, но Хосок приходит на помощь и здесь — берет тэхеновы ладони, укладывает на талию, Тэхен сжимает их неосознанно крепко, сорвавшись, и приглушенный стон Чонгука тает у него на губах. Тэхену нравится немного грубее, он вспоминает об этом, когда вдавливает Чонгука в тело Хосока так сильно, что младшему приходится откинуться на плечо, и терзает губы нежно, но терпко, до жжения в паху, вылизывает его рот. Чонгуку это так нравится, что немного колотит, он не осознает, чьи руки мягко водят кулаком по члену, чьи сжимаются на талии крепко — возможно, останутся следы. Здесь их не услышат и он стонет так, что его звонкий голос рикошетит по тесной кабинке, сшибает всех троих. Хосок прижимается губами к шее, слегка вставшим членом — к заднице Чонгука, чтобы тот точно почувствовал, какой он умница, как возбуждает их обоих. Чонгук, чувствуя член между ягодиц, раскалывается полувздохом, полустоном, таким порочным и надрывным, что Хосок с Тэхеном одновременно тяжело выдыхают ему в шею. — Уже близко? — слышит Чонгук голос и мелко, суматошно кивает, не разбирая чей. Это и не важно, две пары рук трогают его между ног как ему нужно, как ему нравится. Его ломает чужой любовью, тем, насколько искренними ощущаются прикосновения и поцелуи на коже. Вокруг жарко, душно, много, совсем как тогда, и они рядом, они никуда не уйдут — Чонгук бурно кончает, и Тэхен ловит его стон губами, жмется, нагло врываясь языком, целует до мелкого цветного пороха под веками. Хосок успокаивающе касается губами под ухом. — Я тебя вымою, ладно? — мягко спрашивает он, но Чонгук, блаженно повиснув между, даже не кивает, допивая свою эйфорию в абсолютной статике. Ему хорошо и он не стесняется этого показать. Хосок действительно мягко моет его тело, они все измазываются в геле, пахнут Тэхеном, Чонгука этот запах успокаивает. — Тебе помочь? — смеётся Хосок. И Чонгук открывает глаза, когда понимает, что этот вопрос не к нему. Тэхен смотрит на Хосока с очаровательно красными щеками. — Если вы уберетесь отсюда, я подрочу со спокойной душой, спасибо, — фыркает он. Чонгук опускает глаза. Оу. — Я заталкивать стояк в джинсы, чтобы выйти в коридор, не собираюсь, — говорит Хосок, и они с Тэхеном смеются, напряжение спадает, пока Чонгук не предлагает осторожно. — Я могу, если хотите… — ребята коротко переглядываются, и он порывисто жмется к Тэхену, добавляя второпях: — Я хочу этого, правда. Тэхен с видимым трудом отрывает глаза от его умоляющего лица, смотрит поверх плеча, а взгляд — туманный, бегущий, сдаёт его желание с потрохами. — Хосок? Но они ввязались в это вместе и не собираются выбирать между. Никто из них. Хосок улыбается, мягко гладя Чонгука по плечу. — Терять нам уже точно нечего. Чонгук выходит из ванной, держа обоих за руки, смотрит то на кровать, то на каждого по очереди, и Хосок тянется его поцеловать, чтобы не пугать неловкостью. Тэхен понимает все без слов, глушит свет, оставляя рыжие ночники, разглядывает горячее зрелище перед собой: Хосок укладывает Чонгука на кровать, размеренно и спокойно, будто непрошибаемо уверен в том, что и как делать, ложится сбоку. Они оба оглядываются на него, Чонгук тянет руку, и Тэхен, не раздумывая, лезет к ним, ложится с другой стороны. Это Чонгук должен им помочь, но все выходит наоборот, будто желание дать ему больше выстреливает сильнее необходимости получить разрядку. Или зрелище заласканного Чонгука кружит голову обоим — тот задыхается от поцелуев на шее и плечах, от рук повсюду, возбуждается очень быстро, мечется, не зная, за чьей ладонью тянуться. Чонгук вплетает пальцы в мокрые волосы обоих, целует то Хосока с бережной мягкостью, то Тэхена так яростно, что они загнанно дышат друг другу в рот. Чонгук измученно стонет, когда Тэхен выпускает его нижнюю губу, зажатую между зубов, медленно-медленно, взгляд горит пожарами. — Хочешь я возьму в рот? — спрашивает Чонгук. Хосок мягко смеётся ему на ухо, говорит: — А, может, ты хочешь? Тэхен возбуждается гораздо сильнее, когда делает это, чем когда делают ему. Большие глаза Чонгука восторженно округляются. — Это правда? — Да, — говорит Тэхен с усмешкой, — но только если ты хочешь. Чонгук краснеет от одной мысли об этом, просто предвкушая. Хосок садится к изголовью кровати с Чонгуком в руках, прижатым спиной к его груди, Тэхен ползет к ним ближе, заставляя Чонгука раздвинуть ноги шире и, беззастенчиво разглядывая, мнет мякоть бёдер, жёстко, по-хозяйски. Чонгук от его взгляда пятнами идёт. — Я смотрю, тебе это нравится, — Тэхен поглядывает исподлобья с ухмылкой, пока гладит, жмет, лапает его всего призывно распахнутого. Хосок смеётся. Тэхен сущий душка, нежнейшая лапочка, если не злить, но Хосок давно в курсе существования его тёмной стороны. Тэхен, возможно, сам не до конца о ней знает, но жажда замучить, вылюбить досуха в такие моменты плещется в его глазах алыми всполохами, Хосок раньше боялся этого, а теперь наслаждается зрелищем. Чонгук не знает, но предчувствует, потому что мелко дрожит в его руках под этим взглядом. — Мы ещё ничего не сделали, а ты уже заводишься снова, — с нежностью поддразнивает Хосок, видя, как член Чонгука дёргается в кулаке Тэхёна, и проводит раскрытыми ладонями вверх по груди, сердце под левой колотится оглушительно. — Тебе нравится, когда немного жёстко, да? Он стискивает соски между средними и указательными, и Тэхен наклоняется, чтобы широко провести языком по левому и хосоковым пальцам — Чонгук от неожиданности так громко захлебывается в стоне, что пытается закрыть себе рот. — Где ещё тебе приятно? — Везде, везде приятно, — отвечает он, расплываясь по груди Хосока. Тэхен мнет его губы пальцами, тянет почти щипком, но Чонгук, податливый и готовый на все, лишь покорно подставляется. — Маленький Куки, раньше из тебя и слова не вытянуть было и посмотри, какой ты сейчас, — ласково тянет Тэхен, погружая в рот кончики пальцев, и целует в щеку. — Я сделаю тебе приятно. Тэхен спускается поцелуями ниже, пока теребит его сосок мокрыми пальцами, прикусывает кожу на животе и улыбается, когда Чонгука гнёт навстречу, а не прочь. Хосок гладит его тело, целует в плечо, наблюдая, как Тэхен плавно насаживается ртом на член, и Чонгук, ахнув от неожиданности, сжимает кулаки до побелевших костяшек, бедра дрожат от напряжения. — Когда-то Тэхен был совсем как ты, даже хуже, боже, он был совершенно без совести, находил самые темные углы и затаскивал меня туда. Поначалу мы просто целовались, — рассказывает Хосок полушепотом, пока легкими поцелуями осыпает шею, ухмыляется, когда Тэхен, нанизанный на член, поднимает глаза. Чонгук смотрит на него в ответ, с трудом перебарывая желание зажмуриться. Он будто слушает чужой непристойный секрет, такой же горячий, как темный, демонический взгляд Тэхена, с которым он с демонстративной медлительностью опускается ниже. — Потом осмелел, у него как крышу сорвало, — Хосок дразняще тянет зубами мочку, смеется, — стоило нам остаться вдвоем, как он сдирал с меня штаны, падал на колени… Тэхен насаживается глубже, жестко втянув щеки, и Чонгук с надрывным стоном выгибается, до царапин впиваясь в расставленные по обе стороны от него колени Хосока. — Ты ведь никогда не замечал, что у Тэхена плохо с рвотным рефлексом? Он может без труда затолкнуть в себя огромный кимпаб, — Тэхен мокро соскальзывает наверх, и, стиснув губами головку, слегка улыбается, — или член, — и опускается обратно, заглатывая почти целиком, Чонгук стискивает его голову бедрами и хнычет измученно, просяще, пока Хосок продолжает рассказывать, и с каждым словом что-то словно впивается в его колотящееся сердце горячими, цепкими когтями, — и ему очень это нравится, посмотри. Хосок сжимает подбородок Чонгука, направляя, и тот, осоловело хлопая ресницами, разводит бедра и смотрит, как Тэхен быстро-быстро водит кулаком по своему члену, пока жадно отсасывает Чонгуку, не сводя горящих глаз. — А помнишь, мы как-то с ним оба опоздали на репетицию, хотя я никогда не опаздываю? — Чонгук мычит сквозь закушеную губу то ли в знак согласия, то ли от того как туго сжимаются тэхеновы губы на члене. — О, как он тогда просил трахнуть его в рот, — Хосок запускает два пальца в рот Чонгуку, мягко двигаясь по языку, и Чонгук, плотно смыкаясь губами, стонет одновременно с Тэхеном, — так просил, умолял меня. Тэхен сжимает свободную руку на бедре Чонгука, жмурится, и Хосок усмехается. Конечно он помнит. — Ты тоже можешь это сделать, — ласково отзывается Хосок под ухом, пока трахает рот Чонгука пальцами, — только медленно, аккуратно. Чонгук, не раздумывая, начинает мягко, едва двигаясь, поддавать бедрами, и Тэхен в ответ протяжно, глухо стонет. Он дрочит себе быстро, выжимая разрядку, качает головой в такт толчкам, Чонгук, чувствуя, как бьется членом в его горло, дрожит весь, не выдерживает и от избытка ощущений кусает Хосока за пальцы. Тот смеется, отнимает руку, растирая влагу по соску — Чонгук в ответ хнычет так жалобно, будто сейчас расплачется. — Ты умница, — говорит Хосок, целуя в шею, и смотрит вниз на Тэхена, на его залитое удовольствием лицо, — вы оба. Тэхен кончает так резко, что успевает только перехватить член Чонгука в кулак, когда отстраняется, и, вжимаясь лицом в низ живота, рычит голодно, раскатисто, Чонгука одним этим звуком выгибает. — Это подлый приемчик, хен, — задыхаясь, говорит Тэхен. Хосок усмехается. — И он снова сработал. Тэхен поднимается, продолжая дрочить Чонгуку, осматривает его всего с демонстративным бесстыдством. Чонгук смотрит в ответ из-под полуприкрытых век, мокрый, запыхавшийся, с искусанными губами, нежно-розовый румянец очаровательно тлеет на груди. Они целуются снова, Чонгук скулит ему в губы, цепляется за шею пальцами, толкаясь в кулак, и потом вдруг отрывается, говорит: — Поцелуй. Тэхен смотрит на него недоуменно, потом поднимает глаза на Хосока и внутри все жарко, приятно сводит. Они сходятся над плечом Чонгука и целуются так размеренно, так гармонично, будто оба помнят, как это должно быть, целуются открыто, сплетаясь языками, специально, чтобы Чонгук видел. И Чонгук как будто не видел ничего красивее, он становится частью их общего секрета, их старой, порочной тайны — это горячо, невозможно, Чонгук вцепляется в них обоих и кончает, заливая тэхенов кулак. Тэхен отрывается от Хосока и еще несколько раз мягко проводит ладонью, будто выжимая до самого дна, гладит другой, успокаивая, по животу и груди, касается щеки. — Все хорошо? Чонгук некоторое время молчит, не открывая глаз, и потом кивает. Он кажется абсолютно измотанным, обессиленным, но потом из него вдруг рвется: — Научи меня. — На ком учиться будем? — усмехается Тэхен. Чонгук оглядывается на Хосока и улыбается, шкодно прикусив губу. — Я так понимаю, — вздыхает Хосок с улыбкой, — ужин мы просрали. — Ну и что, — Чонгук беспечно пожимает плечами, но его глаза опасно, многообещающе поблескивают, совсем как у Тэхена, — я и так наемся.