Тактильный голод

С Чимином они всегда были на одной волне. Он никогда не сюсюкался с Чонгуком как остальные и не реагировал с той же тревожностью, когда Чонгука начало тянуть ближе, чем обычно, даже как будто бы наоборот, чтобы дать ему понять, что ничего страшного не происходит, Чимин охотнее тянулся в ответ. Им было легко вместе: репетировать, играть в игры, выпивать в конце рабочего дня за дурацкими историями, просто молча лежать рядом в ноутбуках — так же спокойно реагировал Чимин, когда Чонгук хотел большего. — Лягу с тобой? Чимин, не отвлекаясь от телефона, кивает. — А хен где? — А это важно? — Ещё как. Чимин поднимает глаза, и улыбка медленно расцветает на лице — Чонгук легко может представить, как с той же ласковой радостью он хватает кого-то за горло, есть в нем что-то сладко-кровожадное, до мурашек. — Репетирует с Джином, писал, что ещё часа два задержутся, — и откладывает телефон. Чонгук едва успевает залезть под одеяло, когда они начинают целоваться. Просто вцепляются друг в друга, обвиваясь всеми конечностями, Чимин знающе протискивает бедро между его ног и нажимает, и Чонгук, впиваясь пальцами под лопатки, жарко выдыхает в губы. — Какой ты сегодня жадный, — сквозь смех говорит Чимин, запрокидывая голову и позволяя целовать себя в шею, — неужели ребята так от тебя и бегают? Улыбка Чонгука ощущается кожей. — Я все равно догнал. Чимин целует его снова, сминает губы с силой, заставляя открыть рот, но едва Чонгук пытается коснуться его языком, дразняще отстраняется. — Кто? — шепчет он прямо в губы. Шальная улыбка все ещё остаётся на лице Чонгука, когда он начинает перечислять через поцелуй: — Хосок-хен, дважды, — Чимин сжимает его задницу, будто в качестве похвалы, и Чонгук ломается на следующем имени, — Джин-хен, Намджун-хен… Он трется членом об бедро Чимина все яростнее, Чимин смотрит на его томно прикрытые глаза с ухмылкой — как же мелкого, должно быть, заводит вспоминать весь послужной список, — и распаляет его ещё больше, жмет пальцами между ягодиц по шву мягких штанов жёстко, как Чонгуку нравится, следующее имя тот почти выстанывает: — Тэхен-хен… и ты. Чимин улыбается. Приятно, хотя он Чонгуку сдался в разы проще остальных — у него нет никаких проблем с тем, чтобы любить ближнего своего разными путями. — Остался только Юнги? Чонгук мелко кивает, впивается пальцами в спину — о, разумеется Чимин знает, как Чонгук хочет Юнги, настолько же, насколько не решается к нему подойти. Юнги, может быть, не отказал бы, но благоговейный трепет на грани сладкой сердечной дрожи охватывал Чонгука каждый раз от одной мысли об этом. Юнги для Чонгука почти фантазия, грязная и богохульная, и Чимин охотно этим пользуется. — Хочешь секрет? Чонгук сейчас хочет больше прикосновений, жадными руками трогает сам хаотично, будто хочет притянуть ещё ближе, когда уже некуда, и трется так тесно, что Чимин бедром чувствует тяжесть его члена — но кивает, да, хочет. — Мы трахаемся с ним время от времени, — проговаривает Чимин, медленно, размазывая поцелуями по губам, — нечасто, когда совсем прижмет. Чонгук, зажмурившись, на секунду замирает. Как же ему нравится, как же нравится — у Чимина от предвкушения искрит под кожей, до того сильно хочется спалить Чонгука в пепел его же фантазиями. Чимин, приподнявшись на локте, чуть нависает над ним, ласкает губами по уху, продолжая нашептывать все те неправильные вещи, ради которых Чонгук бы без раздумий раздвинул ноги. — Про Гонконг он не врал, — Чонгук на этих словах сбивается с ритма и, просто вжимаясь в бедро, сдавленно стонет, — он много чего умеет. И здесь, — Чимин ведёт кончиком языка по шее, — и вот здесь, — и нажимает пальцами между ягодиц снова, чувствуя, как Чонгук пытается насадиться. — Ещё, — выдыхает тот сквозь стон, но Чимин не знает, чего он просит, больше историй или больше прикосновений, потому что Чонгука таскает туда сюда, он то трется членом, то жмется задницей в руку. — Он любит смотреть. Как думаешь, ему бы понравилось смотреть, как я тебя трахаю? — он жмется пальцами в ритме того, как Чонгук объезжает его бедро, и тот цепляется в него совсем отчаянно, стонет куда-то в плечо, захлебываясь. — Как ты лежишь подо мной с раздвинутыми ногами и просишь большего? — Сделай это, — Чимину кажется, что это сорвалось в порыве, просто на эмоциях, но Чонгук смотрит на него, глаза полыхают от желания, он осознает каждое слово, — я хочу этого, давай. Чимин впивается в него так жадно, что губы колет, они целуются не в ритм, жёстко, сумасшедше, но от этого безумия внутри все взрывается. — Не сегодня, но скоро, — порывисто говорит Чимин, многозначительно улыбаясь, — ты сделаешь все, что я скажу, и тебе будет так хорошо, что ты попросишь меня снова. Чонгук в его руках вздрагивает. Усмехнувшись, Чимин заваливает его на спину и целует снова. * Машина ждёт их через сорок минут, но Чонгук вместе с остальными совами за завтраком не может продрать глаза. Он сонно тычется палочками в еду, пару раз промахивается мимо, но просыпается мгновенно, когда Чимин вдруг говорит: — Завтра вечером, — и, ухмыляясь, смотрит прямо на него. Тэхен поднимает голову от тарелки, Джин включается тоже. — Что завтра? — Вы куда-то собрались? Чонгук не знает куда смотреть, кажется, если он задержит взгляд хоть на ком-то, его тут же раскроют. Их раскроют, — у Чимина такая самодовольная лыба, будто он абсолютно уверен, что Чонгук его понял, и что того пробирает мурашками от одной мысли. — Хотели новую игру попробовать, — Чимин наконец отводит взгляд и солнечно улыбается. Джин вздыхает: — Мы завтра договорились с Намджуном пошариться по магазинам. — Как жаль, — произносит гений актёрского ремесла, но Чонгук нутром чует, что Чимин об этом знал. Чонгук бы помер от нетерпения, если бы не съёмки и перелет, потому что не думать о том, что произойдёт завтра, физически сложно — у него порывается вставать, едва промелькнет мысль. Чимин ведёт себя как обычно, ничем себя не выдаёт, только днем следующего дня приходит сообщение «в моем номере в восемь», и Чонгук поглядывает в телефон время от времени, тревожно покусывая губы, не замечая, с каким ехидством Чимин наблюдает за его стенаниями. Чонгук не просто не собирается передумать — ему не терпится, и это подстегивает. Когда Чонгук вечером идёт по коридору, толстый ковёр поглощает звук его шагов, вокруг так тихо, что кажется, будто можно услышать эхо его бешенного сердцебиения. Но вокруг никого: Джин с Намджуном на шоппинге, Тэхен с Хосоком и менеджерами ушли прогуляться, Юнги, скорее всего, как обычно безвылазно работает. Чонгук совершенного не готов его увидеть у Чимина в комнате. Он застывает на пороге, ошалевши крутится туда-сюда, будто раздумывает, стоит ли выйти и проверить, точно ли это номер Чимина, но он абсолютно уверен, он весь день в голове рисовал дорогу до этой двери. Юнги, сидящий на диванчике с телефоном, поднимает глаза, и в голове у Чонгука — пустота. — А где Чимин-хен? — голос звучит до омерзения жалобно. — Не знаю, он попросил меня прийти. Во рту пересыхает. Только не это, он не готов. — А… зачем? — Без понятия, — говорит Юнги совершенно спокойно, — может, над текстом поработать. Чонгуку кажется, что он сейчас сползет по двери. Дразниться Чимин очень любит, но это слишком жестоко, он же не мог столкнуть их вместе, чтобы добавить ему смелости. Чонгук, глядя в чёрные, нечитаемые глаза Юнги, чувствует не смелость, а желание сбежать и поскорее. А потом Юнги вдруг… смеётся. — Господи, Чонгуки, выдохни. Я знаю, зачем тебя позвал Чимин. Чонгука бросает в дикое контрастное ощущение облегчения и трепета. Юнги знает. Насколько много? — Это правда? — спрашивает он, расслабленно поглядывая в сторону. — Что ты меня хочешь? Кончики пальцев обжигает. Чонгук судорожно вдыхает, ощущая с каким трудом расходится грудная клетка. — Да, — вырывается едва слышно. — Подойди сюда, я плохо тебя слышу. Ему огромных сил стоит, чтобы сдержать позорный восторженный вздох — у Юнги не командный голос, тихий, хрипловатый, но у этого спокойствия ощущение холодного тяжёлого револьвера в ладони. Чонгук делает два шага на ватных ногах, понимая, что выполнит что угодно, сказанное Юнги. — Почему сам не попросил? За спиной открывается и закрывается дверь, но Чонгук не оборачивается на Чимина, который в свою очередь тоже не издаёт ни звука. — Боялся тебя разочаровать. — Это никогда не случится. Сердце трепетно заходится в груди. Чонгук так любит их всех, так любит. — Я знаю, о чем ты попросил Чимина, — Юнги на секунду переводит взгляд за его плечо, — и если ты не против, я хочу посмотреть. Чонгук, кажется, даже вдохнуть не может, хлопает губами вхолостую, под рёбрами все трясется. Чимин с успокаивающей медлительностью обвивает его руками со спины, жмется губами в шею. — Конечно ты не против, правда, Чонгуки? — говорит Чимин, пока целует под ухом, прижимаясь ладонями к груди, и отзывается восхищенно: — сердце-то как колотится, а. Юнги на него даже не смотрит, — а Чонгука вообще всего колотит, — просто мажет взглядом, следит цепкими кошачьими глазами за тем, куда двигаются руки Чимина, и куда бы тот ни прикоснулся, на коже словно остаются жгучие отпечатки. — Давай покажем хену, раз он хочет посмотреть. Чонгук не двигается, когда Чимин его раздевает, стоит покорно, уставившись на Юнги. Они сотни раз видели друг друга голыми, но с переменой контекста все чувствовалось по-другому, острее, ярче. Чимин с Юнги здесь, чтобы трахнуть Чонгука, а Чонгук — чтобы им позволить. — Хен, посмотри, как ему нравится, — говорит Чимин насмешливо и сжимает его слегка вставший член. Чонгук сам не понимает, почему его так сильно это заводит, всё сразу, как Чимин трогает его, будто обладает, как Юнги, который не любит смотреть в глаза, оглаживает его тело таким взглядом, что в жар бросает. — На кровать оба, — спокойно произносит Юнги, поднимаясь, — Чимин, раздевайся. — В настроении покомандовать? — усмехается Чимин. Это звучит почти как их обычные перепалки, но обычно Чимин не мурлычет вот так. Обычно Юнги не улыбается, словно флиртует не скрываясь. — Тебе же это нравится. Чонгуку тоже. Чонгуку нравится все, он уже даже не знает что, в голове так грохочет, что не слышно собственных мыслей. Юнги садится в изголовье, и Чонгук ложится поперек кровати, практически распростертый у него в ногах, краснеет безбожно. Они оба наблюдают за тем, как Чимин раздевается, шоу для них устраивает — сбрасывает одежду медленно, вальяжно, будто это всегда было чем-то излишним, и замирает обнажённым, не стесняясь, позволяя себя рассмотреть. Такого тела грех стесняться, Чонгук жадно обгладывает его взглядом как в первый раз, но почему-то сколько бы раз он ни прикасался, всегда хотелось еще. Чимин ступает к ним плавно, с обещанием в каждом шаге, лезет на кровать, нависая, и расплывается в широкой улыбке, когда Чонгук инстинктивно раздвигает ноги, подпуская к себе — он не боится, только дыхание мелко частит, и взгляд немного плывёт. — Ты сделал все, как я сказал? — ласково спрашивает Чимин, оглаживая по щеке. Чонгук кивает. — Какой умница, правда же, хен? Заслуживает награды? — Поцелуй его, — тихо, но веско роняет Юнги, и сердце Чонгука сжимается. Он умница, он всё делает правильно, они его хотят, и он их тоже, и ему совсем все равно, к кому именно обращается Юнги, потому что он хочет выслужиться. Он дергает Чимина к себе за шею и целует первым. Ничего не меняется от того, что за ними наблюдают, они целуются так же как раньше, бешено, нетерпеливо, Чонгук подставляется под язык, под легкие укусы, сбивается в дыхании всякий раз, когда Чимин гладит его руками, сжимает на талии и бедрах. Чимин знает, как целовать и трогать так, чтобы Чонгука таскало по постели, выгибало навстречу. Они впервые полностью обнажены и везде, где соприкасаются кожей, у Чонгука горит. Чимин проводит ладонью по внутренней стороне бедра, заставляет раскрыться больше — Чонгук гибкий, он сможет — и жмется открытым ртом к шее. Они оба знают, что нельзя оставлять следов, но риск того, что это может произойти, почти обещание, дико возбуждает. Чимин, словно подтверждая это, широко проводит языком, сквозь кожу ощущая вибрацию, когда Чонгук, запрокидывая голову, ломко стонет. — Нравится, когда хен смотрит? — нависая, спрашивает Чимин с улыбкой. Чонгук поворачивает голову, глядя на Юнги. Тот выглядит спокойным, но чернота вокруг зрачка горячо, опасно полыхает. Чонгуку нравится, когда он смотрит, как его ломает под Чимином, как он вьется, выпрашивая большего, заводится бешено, не получив ни одного прикосновения к члену, и еще больше — видеть, что Юнги нравится тоже. Юнги, не снимая взгляда, берет смазку, стоящую на тумбочке, и молча передает Чимину. Если Чонгук сейчас всхлипнет, это будет очень позорно? — Посмотри, какой ты красивый, — Чимин хищно оглаживает крупные бедра, пальцами закапывается в мышцы, сжимает терпко, Чонгук шумно втягивает воздух сквозь зубы, — как ты сильно нас хочешь, да? — тот судорожно кивает и еле давит разочарованный вздох, когда руки исчезают. Но что-то, видимо, все-таки написано на его лице, потому что Чимин вдруг смеется. — Тише, подожди, я же обещал, что сделаю тебе хорошо. Чимин щедро выдавливает смазку на пальцы, трет между, согревая, Чонгук так жадно следит за движениями, будто взял бы в рот не раздумывая. Наблюдая за ним, Чимин не может перестать улыбаться — Чонгук не представляет, насколько естественным выглядит в своей развратности, насколько его красит собственная похоть. Он хочет, не скрываясь, отдается бесстрашно, в абсолютном доверии; когда рука Чимина оказывается у него между ягодиц, он сжимается рефлекторно, но через секунду с глубоким вдохом вынуждает себя расслабиться. Чимин проваливается первым пальцем легко, почти без сопротивления. — Надо же, наш золотой мальчик и здесь зашел чуть дальше, чем от него требовалось? — подначивает Чимин, медленно двигаясь внутри. — И как часто ты трахаешь себя пальцами, Чонгуки? — Серьезно? — усмехается Юнги. — Только сегодня, — слегка задыхаясь, отвечает Чонгук, — просто хотел попробовать как это будет. — Дай ему попробовать еще, — говорит Юнги. Чимин добавляет смазки и проникает двумя, Чонгук тут же туго сжимается, кусая губы — ему не больно, но ощущений слишком, Чимин двигает рукой сразу, дразняще медленно потирая пальцами стенки. — Насколько это похоже на то, что ты делал сам? — спрашивает Чимин с нежной издевкой, но Чонгук с закрытыми глазами только головой мотает, раскидывая волосы по покрывалу. Он почти не напрягается, наслаждается этим открыто, насаживаясь на пальцы, даже когда Чимин добавляет еще, растягивает его неторопливо, глубоко, едва проезжаясь по простате. В какой-то момент они сталкиваются с Юнги взглядами, и Чимин почти готов засмеяться — это безумно, насколько сильно их обоих заводит все происходящее. Юнги почти не теряет самообладания, только дышит часто и сжимает себя через штаны каждый раз, когда Чонгук жалобно скулит, пытаясь насадиться. Чимин, с ухмылкой загоняет пальцы глубже, жмет кончиками, и Чонгук, выгибаясь, протяжно стонет, Юнги от этого звука бьется затылком в мягкое изголовье, прикрывая глаза. Чимину хочется гадко захихикать. Он не даст ему сохранить хладнокровие, не в его смену. — Я долго не выдержу, — всхлипывает Чонгук. Юнги тут же открывает глаза. — Выдержишь, — мягко настаивает он. Чимин в приятном удивлении приподнимает бровь. — Ты же умница, Чонгуки, — и склоняется над ним, целует раскрытые губы. Чонгук вздыхает ему в рот, когда пальцы исчезают, — хен так сильно хочет посмотреть, как красиво ты будешь смотреться на моем члене. Поэтому ты выдержишь, верно? Чонгук фиксирует на нем свой туманный взгляд и, коротко облизнувшись, кивает. Нет ничего, что было бы ему не по силам, особенно если это связано с хенами. — Вот так, придержи здесь, — Чимин давит его бедра к груди, сгибает глубоко и отпускает, только когда Чонгук перехватывает себя под коленками, — мы же хотим, чтобы хену было хорошо видно? Юнги, если честно, в восхищении. Его самого таскает по грани между зверским возбуждением и желанием материться без остановки, но Чимин ведет себя так, будто точно контролирует ситуацию, хотя выглядит совсем наоборот. Юнги знает, как Чимин выглядит, когда хочет так сильно, что скоро сорвется; прослеживает взгляд, с которым тот смотрит на Чонгука — будто набросится и сожрет, — и говорит на всякий случай: — Медленно. Член у Чимина не длинный, но широкий, и когда Чимин приставляет головку ко входу, Юнги видит, как Чонгук, шумно хватая воздух, сжимается. У Юнги — первый ряд в чертовом порно-кинотеатре, и он смотрит, как Чимин скользит головкой туда-сюда, натягивает кожу, выстегивая сверхчувствительного Чонгука нетерпением, и тот почти хнычет: — Хен, пожалуйста… — и ахает, замирая, когда Чимин скользко толкается внутрь, пальцы впиваются в бедра до белых пятен. — Умница, Чонгуки, расслабься еще немного, — выдыхает Юнги, и Чонгук жадно вслушивается в его голос, подчиняется. Чимин жмурится сам, потому что в Чонгуке узко, жарко, стенки пульсируют вокруг головки, и толкнуться хочется нестерпимо. Он держит себя в руках, он и так осторожен как никогда, но Чонгук, выгорая в похоти, сжигает и всех остальных. — Давай, хен, — торопливо говорит он, облизывая пересохшие губы. — Не торопись, я не хочу сделать тебе больно. Чонгук открывает глаза, и взгляд у него почти злой, голодный. — Мне не больно, пожалуйста, я хочу больше. Чимин выжидающе смотрит на Юнги. Юнги усмехается. — Трахни его. Чимин, плавно загоняя до конца, наклоняется ниже, сцеловывая надрывный стон с губ. Чонгук тут же обвивается ногами, в волосы закапывается пальцами и сжимает, будто транслирует ощущение. Внутри жжется, распирает, но это настолько же больно, насколько хорошо. Чимин знает, что Чонгук маньяк до ощущений, и дает ему их — держа под бедра, раскачивается медленно и глубоко, чтобы он прочувствовал ритм до кончиков волос. Они целуются, кусаются в порыве, но Чонгука не хватает надолго, в какой-то момент он просто замирает с открытым ртом, позволяя себя целовать, выстанывает жалобно и просяще от каждого толчка, и Чимин на этих стонах будто пьянеет, теряет контроль. Он снимает руки с себя, вдавливает в кровать над головой Чонгука и, впиваясь жадным поцелуем, ускоряется. Юнги усмехается — вот это Чимин, который ему больше знаком. Он почти не сдерживается, почти не думает, Чонгуку это нужно, Юнги видит, как мелкого ломает под его напором, трясет, как он толкается бедрами навстречу. У Чимина потрясающая сила в теле и идеальный ритм, и он трахает Чонгука так, что тот на каждом толчке течет себе на живот, хнычет совершенно развратно, Юнги его жалобный голос туго вяжет внизу живота. Чонгук хочет знать свои пределы, Чимин почти готов выгулять его по ним на поводке. Почти. — Чимин, — произносит Юнги так, что Чимин мгновенно реагирует. Он отрывается, замирая, смотрит на Юнги безумными черными глазами. — Разверни его. Чимин на грани, но его все еще хватает на ласковость, нежнейшую, сплетенную только ради Чонгука, он целует его в щеку, говорит быстро: — Давай, Чонгуки, ты слышал, что сказал хен. Чонгук, возможно, не слышал, он, судя по пустому взгляду, как будто вообще не здесь, но он позволяет себя развернуть, поставив на четвереньки. Чимин одним жестом гнет его в пояснице, льет еще смазки, не волнуясь, что она может быть холодной — но Чонгуку плевать совершенно, он только прогибается глубже, отставляя зад, — и загоняет одним толчком. Чонгук в покрывало почти рычит, сжимая на нем кулаки, но Чимин знает, что не от боли, чувствует; он мокро, сильно движется внутри, бьет по простате почти безжалостно, срывая Чонгуку голос. Желание угодить выстреливает в Чонгуке почти неосознанно, хотя он уже на пределе, и он гнется глубже, послушно принимая, колени разъезжаются так, что его таскало бы по покрывалу, если бы не руки Чимина. Тот смотрит на его распростертое тело, сжимает руки на талии крепко, почти больно, и чуть ли не жмурится от того, как сильно хочется сжать пальцы на горле или в волосах, дать ему чуть больше. Он знает, что Чонгуку понравится, но не сегодня, потом, Чимин и так с трудом держится. — Хен, — хнычет Чонгук, прижимаясь виском к покрывалу и почему-то глядя на Юнги, — хен, я… — он стонет от того, как сильно Чимин проезжается по простате, — я больше не выдержу… Юнги и сам не выдерживает — Чонгук умоляющими глазами смотрит на него, Чимин, черт бы его побрал, раскачивает его на своем члене и тоже смотрит, с ухмылкой на красивом взмокшем лице, мокрые громкие шлепки, смешанные со стонами Чонгука, гремят у Юнги в ушах. — Дай ему кончить, — хрипло просит он. Чимин кивает и, наваливаясь сверху, дрочит Чонгуку в ритм толчков, и тот кончает практически сразу. Юнги смотрит, как ломаются черты, как он выгибается, таскаясь зацелованными губами по покрывалу, как Чимин, зарываясь лицом между его лопаток, с громким стоном кончает следом — и точно знает, что будет видеть во сне еще как минимум месяц. Они снова смотрят на него, изможденные, сытые, с одинаковым дьявольским блеском в глазах. Или, возможно, два месяца. — Тебе понравилось, Чонгуки? — спрашивает Чимин и, поцеловав его в шею, сползает рядом на кровать. Чонгук не сразу отвечает, будто не до конца подгрузился, и, наконец отдышавшись, произносит: — Да, я бы повторил, — Чимин смеется в ответ, — а тебе, хен? Чонгук смотрит на Юнги. Вернее, то на него, то на его руку на члене, и Юнги, видя голодные искорки во взгляде, усмехается. — Ты умница, Чонгуки, — говорит он, и тот счастливо улыбается, сморщив нос, и не снимая улыбки, хитро спрашивает: — Тогда можно я?.. Юнги вздыхает. Чимин про его ненасытность не шутил. — В следующий раз, тут я сам справлюсь. — А будет следующий раз? — Если ты захочешь. Чонгук довольно прикрывает глаза и вздыхает. О, он захочет.