Тактильный голод

Только у мелкого есть пароль от его студии. Юнги это не напрягает, хотя Чонгук заходит совсем незаметно, сидит позади него на диване, кажется, вообще не двигаясь, и просто смотрит. Иногда с любопытством, иногда бесцельно метаясь между тем, что у Юнги на экране, и у него самого на телефоне, и пару месяцев — как сейчас. Юнги, снимая наушники, разворачивается в кресле. — Ты чего так поздно не в общаге? — Тренировался, — тихо говорит Чонгук. Юнги усмехается. Боже, он совсем не умеет врать. — От тебя поэтому пахнет гелем для душа? Чонгук отводит взгляд. Чонгук смотрел на него затаенно, словно на что-то недоступное, но желаемое невероятно, до сладкого страха, кипящего под кожей. После того раза с Чимином не стало проще, граница между ними истончилась и дрожала от малейшего напряжения. Юнги ловил взгляд Чонгука за ужином, на перерывах между репетициями или когда они собирались выпить, и видел, как мажется, стекленеет взгляд, как Чонгук отключается и смотрит не на него, а на собственные воспоминания. С той же двусмысленной осторожностью он обнимал, прикасался, Юнги было весело наблюдать за ним, прикидывать, когда мелкого сломает — нет, он не дразнил, но до чего же приятно было играть с его одержимостью. Иногда, когда они смотрели кино, держась за руки, Юнги достаточно было лишь аккуратно поглаживать его ладонь большим пальцем, чтобы Чонгук, прикрыв глаза, целиком отдался прикосновению. — Ну так что? — спрашивает Юнги, наблюдая, как Чонгук нервно дергает тесемки спортивных штанов. — Пойдем домой? — Нет, — тут же выстреливает Чонгук, вскидывая взгляд. Юнги смеется. — Не хочешь домой? А чего хочешь? Может быть, Юнги пытается научить его быть честным в своих желаниях. А может быть, заразился от Чимина и теперь тоже испытывает бессовестный кайф, играясь с людьми. Чонгука это не отталкивает, а наоборот притягивает ближе, он не отступит, когда уже попробовал на вкус, каково может быть с Мин Юнги — только теперь его больше не устраивают полумеры. — Тебя, — говорит он, откровенно выжидая реакцию. Юнги, улыбаясь, удовлетворенно откидывается на спинку кресла и произносит с тихой гордостью: — Молодец. В студии почти темно, только два монитора заливают студию холодным голубым светом, глаза Чонгука предвкушающе вспыхивают. Еще спорный вопрос, кто из них любит похвалу больше, он или Чимин. — Сделаешь все, как я скажу, и я выполню твое желание, — Чонгук даже подается вперед, будто готов броситься выполнять команды прямо сейчас, и Юнги усмехается, — любое. Согласен? Он бы столько всего мог с ним сделать, но сделает только то, что может понравиться Чонгуку больше, чем он может себе сейчас представить. Ему не быть в этом учителем для него, но если он может помочь Чонгуку узнать чуть больше о себе — он это сделает. — Согласен, — Чонгук соглашается, не думая. — Хорошо. Раздевайся. Футболку Чонгук сдирает махом, хватается за пояс штанов, но замирает, слыша, как Юнги смеется, глядя сквозь прищур. — Медленнее, куда ты летишь, нам незачем торопиться. Чонгук немного мешкает, затем поднимается, оказываясь в полушаге от кресла Юнги, и медленно скатывает штаны, белье тянет следом и замирает обнаженным. Юнги, склонив голову набок, рассматривает его тело как в прошлый раз, проползая взглядом снизу-вверх горячо, оценивающе, Чонгуку это нравится, пальцы едва заметно подрагивают. — Ты меня совсем не стесняешься? — спрашивает Юнги, и Чонгук пожимает плечами. — Не особо. Я вам доверяю больше, чем себе. — Хорошо, — просто говорит Юнги, но на самом деле для него это значит больше, чем он хочет показать. — Садись обратно. Расставь ноги, я хочу видеть, вот так. Чонгук, подчиняясь, густо краснеет, но теперь Юнги знает, что не от смущения, а нетерпения — потому что доверяет, потому что знает, что любой из них сделает все, чтобы ему было хорошо. Юнги дёргает ящик стола, вытаскивает смазку и бросает к Чонгуку на диван. — Покажи, что ты делаешь, когда один. Чонгук послушно выдавливает смазку, трогает член рукой, все смотрит, смотрит большими глазами в ожидании приказа, но Юнги лишь любуется. Смазка блестит в голубоватом свете, мажется от движений кулака, Чонгук трогает себя медленно, почти осторожно, будто может в любую секунду получить другую команду, но заводится так быстро, что Юнги это кажется невероятным. — Сожми крепче, вот так, — Чонгук его голосу поддаётся со стоном, откидывается головой на спинку дивана, — расслабься, представь, что меня здесь нет. Чонгук льёт ещё смазки, гладит себя больше, мокрой ладонью проезжается по мошонке и раскрывается шире, затаскивая одну ногу на диван и упираясь пяткой. — Вот так, хорошо, чуть быстрее. Чонгук, закрывая глаза, дрочит быстрее и самозабвенно толкается в свой кулак, подмахивая бёдрами, поскуливая каждый раз, как сжимает себя у основания. Мысль проскальзывает в голове Юнги без предупреждения: интересно, трахнул ли он кого-то из них? Даже если бы это произошло, никто бы не признался — разве что Чимин, Чимин бы ему точно сказал. — Хен, — сипло спрашивает Чонгук, приоткрыв глаза, — можно я?.. — Так быстро? — усмехается Юнги. Чонгук кивает. Как же ему это, должно быть, нравится. Когда на него смотрят, когда управляют, пользуются. Юнги слегка улыбается. — Нет. Чонгук судорожно выдыхает. — Это ведь не все, что ты делаешь сам с собой, так ведь? — и, помедлив, мотает головой. — Я хочу посмотреть. Чонгук затаскивает вторую ногу тоже, сползает ближе к краю дивана и уточняет, неловко прикусив губу: — Вот так тебе… нормально видно, хен? Юнги от восхищения все слова теряет, жрёт глазами откровенно распахнутое тело Чонгука, выставленное специально для него. Чонгук делает это неосознанно, он почти уверен, или может быть где-то внутри него тлеет, ещё не найденная, тяга дразнить, провоцировать, потому что Юнги глядя на его призывно расставленные ноги, хочет подойти ближе, впечататься между ними и трахнуть Чонгука так как он этого выпрашивает. Но контроль здесь — в руках Юнги. — Умница, — бьёт он наотмашь, и Чонгук аж жмурится, настолько долгожданная похвала от Юнги, и сжимает себя крепко, чтобы не кончить. — Я жду. Чонгук, тяжело дыша, открывает глаза, они с Юнги смотрят друг на друга, и тому начинает казаться, что Чонгук откажется, что он, может быть хочет этого не так сильно, когда в действительности — гораздо сильнее. Он порывисто срывает колпак с тюбика, выдавливает смазку на пальцы и отбрасывает его, будто торопится, и все время, что медленно проталкивает в себя пальцы, смотрит на Юнги так яростно, с такой пылкой жадностью, будто вскрыл бы себя настежь, если бы Юнги захотел. Но Юнги хочет смотреть, как Чонгук трахает себя пальцами, и Чонгук не простит себе, если заставит его ждать. Он загоняет себе два по костяшки, колени едва не распадаются бабочкой, и стонет сквозь закушеную губу, глаз не отводит, Юнги его взглядом жарко все скручивает внутри. — Кого ты представляешь, когда развлекаешься с собой? — голос даётся с хрипом. Чонгук облизывает губы, будто раздумывает над ответом или просто не может сосредоточиться, ладонь замирает, но Юнги тут же одергивает: — Продолжай. Чонгук медленно двигает пальцами внутри, взгляд уплывает, но упорно ловит Юнги обратно в фокус — Чонгук близко, очень, но не ослушается, даже если кончить хочется невыносимо, — и отвечает сдавленно: — По-разному. Всех, — он выцеживает по слову на выдох, — в последнее время тебя с Чимин-хеном. И краснеет так очаровательно, что его нежных розовых щёк хочется коснуться губами. Но Юнги, усмехнувшись, безжалостно добивает: — По очереди? Одновременно? — Хен, — зажмурившись, выстанывает Чонгук почти обиженно, собственная фантазия отжаривает его так, что пальцы на ногах поджимаются. — Глубже, согни пальцы. — Хен… — измученно хнычет он, и Юнги практически слышит в его голосе «я не смогу», которое он ни за что не скажет, и говорит с нажимом: — Сможешь, — его низкий хриплый голос держит Чонгука на тончайшей грани, настолько хрупкой, что страшно вдохнуть, но Чонгук, вцепившись в Юнги взглядом, трахает себя размашисто, уходит все глубже с каждым разом, и Юнги видит, как голову Чонгука бросает к плечу, как распахиваются губы в немом стоне, как Чонгук сжимается вокруг пальцев так туго, что Юнги это чувствует своими. Юнги хочет почувствовать. Чонгук даже не слышит как отъезжает кресло, замечает Юнги, когда тот уже стоит перед ним. Он вынимает пальцы, будто приглашает, смотрит снизу-вверх тяжело дыша и ждёт покорно, даже не просит. Юнги смотрит на его член, тяжело лежащий на животе — как же ему хочется кончить, — и не удерживается от нежности, опускается на колени, гладит Чонгука по щеке, и тот в ладонь чуть ли не лицом бросается, трется жадно, изголодавшийся по прикосновениям. — Ты умница, Чонгуки, ты отлично держишься. Гладит ладонью по шее, по груди, животу, Чонгук едва слышно скулит, когда ладонь не касается члена, но молчит. Юнги с улыбкой сжимает расставленные бедра — ему всегда нравилось, что все в группе сильнее, мощнее него, но он имеет над ними столько власти, что превратить эту гору мышц в нежную, изнывающую по ласке лапочку легче лёгкого. — Придержи вот так, — он давит бедра Чонгука к его груди, — ты знаешь, что делать, — и усмехается, коротко облизнувшись, видит по черным широко распахнутым глазам, как у Чонгука от этого жеста в мозгу лампочки перегорают. — Хен? — выдыхает Чонгук немного непонимающе, но вопреки волнению послушно хватает себя под коленями. Боже, у Юнги столько власти над ним, это невероятно. Юнги с улыбкой ныряет ниже, проводит языком по мошонке, по члену, широко и многообещающе, слышит, как тяжелое дыхание Чонгука на секунду замирает. Но Юнги не берет в рот, а скользит обратно, языком проходится между ягодиц, и Чонгук крупно вздрагивает, подстреленный ощущением, сжимается весь на рефлексе. Юнги, смеясь, не дает ему свести колени, гладит нежные внутренние стороны бедер, мягко прижаривая ласковым: — Все, что я сказал, помнишь? Чонгук кивает и решительно прикусывает губу, будто показывает, что согласен идти до конца, но срывается в загнанный скулеж, стоит Юнги без предупреждения толкнуться языком глубже. Юнги дразнит, раскачивает его на качелях, не давая предугадать, поймать ритм — то проходится кончиком языка по тонкой кожице, то лижет поверх, то раздвигает стенки ануса, мягко проникая глубже, и Чонгука штормом ощущений как по затылку бьет. Юнги от него таких звуков и не слышал никогда, он замирает весь, крепко зажмурившись, скулит тихонько, почти умоляюще сквозь приоткрытые губы, кожа под ладонями наливается молоком, до того крепко впиваются пальцы. Юнги хочет его выжать, раздавить до нежнейшей мякоти, сам заводится от того, как Чонгук под ним с ума сходит, забывается, теряя терпение — жмется лицом и, раздвигая кожицу ануса пальцами, вылизывает Чонгука всего, трахает языком медленно и глубоко, и его надрывный стон жаром сжирает позвоночник. Это почти безумно, как сильно разматывает Чонгука, как сильно кайфует Юнги, зарываясь в него лицом, весь мокрый от слюны и смазки — он точно не сможет больше ощущать вкус ванили без воспоминания о том, как Чонгук сжимал его язык внутри, совершенно развратно постанывая на каждом толчке. — Хен… — хнычет он еле слышно, просяще, и Юнги, сожми себя сейчас свободной рукой, кончил бы точно. Чонгук приоткрывает глаза, пустые, мутные, Юнги его без слов понимает и, отрываясь с пошлым мокрым чмоком, говорит: — Можно. Ему хватает лишь пару раз провести ладонью по члену, как Чонгук, выгибаясь, кончает, так резко, что забрызгивает себе ключицы. Юнги бы смеялся, если бы не завис, как завороженный, над красивым, развратным зрелищем: Чонгук с растрепанной челкой и мокрыми прикотрытыми губами, выдыхает сладко и разомлевши, смотрит пьяным взглядом. И Юнги думает о том, что хочет кончить ему на лицо. Чонгук бы, скорее всего, тоже этого хотел. Но Юнги только с усмешкой спрашивает: — Руки свободны? Чонгук опускает ноги на пол, подбирается на диване, неловко и покачиваясь, — руки заметно трясутся после недавней разрядки, — но он смотрит на то, как Юнги расстегивает молнию на джинсах с таким нетерпением, с таким голодом… — Обязательно руки? …что Юнги пробирает до обжигающих мурашек. * Чонгук забывает, что у него осталось желание. Или так думает Юнги. Они сталкиваются на кухне случайно, Юнги пробирается туда в полной темноте в четыре часа утра, только вернувшись из студии, и пялится в холодильник, совершенно не рассчитывая увидеть кого-то на пороге. Свет из холодильника слепит, поэтому он не видит, но чувствует чужое присутствие, затем слышит осторожное, на грани шепота: — Хен. Юнги выглядывает из-за дверцы, наблюдая, как Чонгук медленно подходит и останавливается, ничего не говоря. Юнги кажется, что тот его ждал, возможно, долго, потому что нетерпение написано у него на лице — почти жадное, будто он вцепится, едва дай команду. Юнги его дразнит, пользуется тем, что восхищенная оторопь по отношению к нему оцепила границы Чонгука в три слоя. Смотрит долго, молча, и медленно закрывает дверцу, погружая их обоих в темноту. Свет с улицы едва заметно цепляет лицо Чонгука, его глаза, блестящие в ожидании. Почему-то смотреть на него здесь ощущается совсем по-другому, густая темнота в слабом отблеске фонарей добавляет интимности, обнажает жажду Чонгука до того откровенно, что можно обжечься. Юнги слегка ухмыляется. — Можно, — роняет он в тишину. Чонгук наклоняется, неосознанно подчеркивая издевательскую разницу в росте, вжимается губами жарко, напролом, и выдыхает горячо, обжигая кожу. Юнги дёргает его к себе за пояс, и Чонгук воспринимает это как настоящее «можно» — сжимает талию и целует так жарко, так торопливо, что в его тяжёлом дыхании почти слышно нетерпеливые, скулящие нотки. Юнги со смехом отстраняется. — От Пак Чимина заразился? — спрашивает он, дразняще проезжаясь большим пальцем по нижней губе Чонгука. — Не торопись, я никуда не денусь. Чонгук покорно замирает, и Юнги льнет ближе, целует его медленно и одуряюще сладко, рассыпает жгучие искры по коже, царапая ногтями заднюю сторону шеи совсем слегка, и Чонгук сжимает руки на его талии так крепко, будто боится упасть. — Нравится? — смеётся Юнги прямо в губы. Чонгук даже глаз не открывает, только выдыхает порывисто: — Ещё. И Юнги целует снова, нежно прихватывает губы, сминает по очереди, трепетно и горячо, ласкает во рту языком — ломкий, протяжный стон Чонгука лижет его по загривку. — Вот так оставишь вас без присмотра… — доносится насмешливое от двери. Юнги отрывается от Чонгука, только чтобы увидеть, с каким довольным лицом смотрит на них Чимин, привалившийся к косяку. — Удачно зашёл водички попить. — Можешь ещё и позавтракать, раз пришёл, — усмехается Юнги. — А что у нас на завтрак? — невинно спрашивает Чимин, но Юнги слишком хорошо его знает, чтобы быть уверенным, что они друг друга поняли, и вместо этого смотрит на Чонгука. Чонгук, все ещё прижимая его к себе, протягивает Чимину другую руку и неожиданно для них обоих медленно, совершенно порочно ухмыляется. — Пойдем покажу.